Твои черты

      Он его терпеть не может. Хмурится, сверля взглядом русую макушку. Такой обычный, что аж тошнит, он, Сынмин, со своей музыкальной бандой вербует людей куда-то не туда.       Хенджин-то не такой. Без тормозов, любящий вечеринки и прогуливать пары. Он такой, что не может прожить и дня без тренировки в танцклассе, без вечного ритма в крови и музыки. Танцы — его отдушина с самого детства, они возвышают и предают уверенности. У него есть прекрасная любовь, так думают все и он. Она очаровательна: округлые линии тела, большие глазки и пухлые губки, ну чем не идеал? Каждый понедельник она ходит на йогу, по вторникам у нее занятия по философии, каждую среду она ходит в зал, а по пятницам они трахаются. Его популярность и статус предают все больше уверенности и плюсиков к самооценке. Вся его жизнь идеальна и кажется, что все в ней его устраивает, но есть одно но. Этим «но» является Ким Сынмин с другого факультета, что так жалостливо смотрит на его, Хенджина, пассию. Почему его это так волнует, ведь помимо этого недоразумения существует еще с десяток таких же, Хенджин ответить не может. Тот поет свои глупые песенки под гитару, и как только Минхо терпит Джисона? Хотя они выглядят довольно счастливыми. И эти глупые песенки с неуправляемыми гитарными партиями и беспорядочными барабанами дико раздражают.       Они абсолютно с разных планет, может поэтому, Хенджина так тянет кинуть лишний взгляд в сторону карапуза? Почему именно карапуз, он и сам не знает. Знает только то, что Сынмин младше и то, что похоже, его это раздражает. Замечательно. — О чем думаешь? — вопрос лучшего друга — Минхо возвращает в суровую реальность,— Ты поговорил с этим, как его… Сынмином? — Да, и похоже, он вполне себе уловил суть наших отношений, — Хенджин откусывает сэндвич, старательно отводя взгляд от парня на другом конце столовой, где-то сбоку Феликс не вылезает из ТикТока. Вместе с младшим они образуют звездную троицу, восхваляемую и обожаемую всеми. Ли Феликс, мамина радость и папина гордость, в 16 лет рискнул переехать из Австралии на свою этническую родину для исполнения детской хотелки, у него пока-что получается держаться молодцом, не смотря на все сложности, с которыми он успел столкнуться. — Я рад, — Минхо искренне улыбается. Он может показаться грубым и холодным, но за отношения друга переживает больше, чем за свои. — Хенджин-ни, — она появляется вполне ожидаемо, плавно подплывая в сторону танцора. Ее нежный, немного игривый голосок наполняет пространство вокруг себя, на ней мини-юбка в клетку и мягкий пуловер, придающий особое очарование, — Как ты смотришь на то, что мы можем сходить в кино в эту субботу? — Она накручивает прядку на палец, в сладкой улыбке жмуря глаза. — Ох, милая, я бы с радостью, вот только ты помнишь про отборочные на мюзикл? Мне все же надо к ним готовиться, как никак, — юноша вздыхает и притягивает девушку за руки. Она улыбается так ярко, что сердце Сынмина делает кульбит от ревности. Ну почему он, а не я?       Ах да. История этой парочки довольно романтична: они знакомы с детства, она влюблена в Хенджина с момента первого крика и все эти годы упорно всеми возможными способами привлекала его внимание. Их родители, довольно состоятельные люди, вовремя пронюхали в их союзе золотую жилу, и как только Хенджин сделал первый шаг — заключили брачный договор. И будут жить они будут долго, счастливо и богато. Естественно, все были в восторге. Ну чем не история для фанфиков? Ее знают все, а дальше Сынмин просто не интересовался.       Где-то вдалеке раздался чей-то вскрик и ворох неразборчивого мата. Какой-то студент свалился с лестницы, вешая вывеску о предстоящем музыкальном фестивале. По столовой прошла волна вздохов и тихих смешков, кто-то подскочил на помощь упавшему. — На сто процентов уверен, что он — музыкант, только они способны быть настолько нелепыми, — Минхо хихикает, дожевывая остатки риса. — Твой Джисон тоже? — между делом спрашивает Феликс, который переключил все свое внимание на друзей. — Мой Джисон да, только наговаривать на него имею право только я, — с серьезным видом заявляет старший, пригрозив Феликсу палочками.       Сынмин устало трет глаза. Долбанный реферат, долбанный Хван-придурок-Хенджин и, боже, такие выматывающие репетиции. Играть в группе в последнее время невыносимо, чего-то постоянно не хватает. Сынмин не знает чего, но подобные мысли посещают не его одного. — Смотри, тут скидка на новую моде-ль… Эй, ты меня вообще слушаешь? — Чонин, что до этого момента вещал про объявление о продаже какой-то гитары, недовольно тычет в сынминово плечо, — Опять завис? Нет, мой дорогой, так дело не пойдет, — он решительно встает из-за стола, чуть хлопнув руками. Старший дергается, наконец обращая скучающий и немного раздраженный взгляд на Чонина. — Ты чего удумал? — Сегодня мы оторвемся по-полной. Чани-хен обманул нас тогда, он же обещал привести новенького на репетицию еще в прошлый раз, сегодня он не допустит такого проеба, — с легкой насмешкой заявляет младший, попутно собирая свои вещи. Разве это Сынмину поможет? Ему бы отоспаться, да так, чтобы лет семь не подниматься и не видеть людей. — Я ему потом обязательно расскажу о том, с каким уважением ты о нем говоришь. — Он-то меня любит и ничего не сделает, так что все лавры «подушки для битья» достанутся тебе.       Цокнув на такое громкое заявление, Сынмин последний раз кидает взгляд на смеющуюся четверку. Взгляд Хван-придурка-Хенджина невзначай пересекается с сынминовым, но тот быстро отворачивается, не позволяя даже искринке промелькнуть между ними. — Мы же участвуем в фестивале? — шум столовой меняется на ленивый гул коридоров. В их университете сложилась какая-то своя странная атмосфера: все так размеренно и неторопливо, что иногда становится настолько скучно и тоскливо, что радости жизни приходится искать буквально во всех мелочах. И такое событие, как меж-университетский музыкальный фестиваль они пропустить никак не могут. — А как же? Ты думаешь, Джисон нас простит за отказ? — Никак нет.

***

      Чан не знает, что происходит, но прямо сейчас разворачивается трагедия в нескольких актах. Все началось с того, что их милашка-Сынмин чем-то долбанулся и решил влюбиться в ту девушку, а заканчивается тем, что этот же Сынмин чахнет в страшных муках прям на глазах. Как бы Бану не хотелось поддержать друга, его самого порядком начинает раздражать эта нелепость. Сынмину бы свой талант развивать да развивать, вот только он остановился где-то на уровне «препод не отпинал и на том спасибо». Младший же может, когда захочет. По большей мере и группу-то они создали из-за его голоса, такого чарующего и приятного. А всю эту обстановку накаляет откуда-то выпавший Хенджин, что один своим видом предзнаменует что-то плохое. — Если кратко, то нам надо подготовить порядка трех, желательно новых песен. Заметьте, ни пять, ни две, а три, если я услышу подробный вопрос, то долбану какой-нибудь тарелкой, — Чан взглядом указал на барабанную стойку, — И все это надо сделать за две недели, — где-то сзади от возмущения хрюкает Чанбин — их новый барабанщик. Как оказалось, Чан не наврал, сказав, что: «— Этот хотя бы похож на адекватного.» На самом деле он выглядит крутым и даже нормальным, но Сынмин пока не торопится делать выводы. — Да не ссыте, — увидев настрой команды, Джисон ободряюще хлопает в ладоши, — Все будет зашибись, когда это мы еще ничего не успевали? — Ты так же говорил, когда Чонину не успели написать нормальную партитуру и он импровизировал, находясь в дикой панике… — Да когда это было-то? — Три недели назад, — все непонимающе оборачиваются на Сынмина. Он, внутри явно не догоняя, что такого он сказал, стоял примерно с таким же выражением лица, — Что? — Ты слишком нагнетаешь обстановку, — Джисон не шутку обижается, ведь этот случай произошел по его вине, и он многократно извинялся перед Чонином за это. — Я говорю как есть.

***

      — Ты тут до конца света собираешься торчать? — Минхо протягивает бутылку воды запыхавшемуся Хенджину. — Пока не буду уверен в первом месте на прослушиваниях, отсюда не выйду, — запинаясь произносит младший. Не смотря на свое вызывающее поведение в университете, он оказался до боли ответственным в своей танцевальной практике. Кроме танцев не существует ничего, что бы Хенджин так любил. Чувство эйфории от аплодисментов, нахождения на сцене под светом экранов окрыляет, даря душе незабываемые эмоции. Ради этого Хенджин готов пахать часами, не выходя из зала для практик. — Ты себя загоняешь, заболеешь и умрешь, обещаю на твоих похоронах быть самым красивым, — с ярким сарказмом в голосе говорит Минхо, заправляя шнурки в кроссовки, — Я побежал, мне Хан-и забрать с репетиции надо. — Ага, — мычит Хенджин, приходя в себя. У него упорно не получался один красивый, но такой противный элемент. Опираясь на одну руку, он должен как-бы перепрыгнуть на ней через себя, и с каждой попыткой сделать что-то подобное, его настроение уходило в минус, — Твою мать! — очередной раз нехило так приложившись о пол виском, танцор наконец решает сделать небольшой перерыв.       Все нормальные люди давным-давно разбежались по домам, после пар здесь можно встретить лишь истинных задротов, к которым, конечно же, Хенджин себя не причислял. Время вечер. На улице темно и скорее всего тепло, начало сентября как-никак. Выйдя в пустынный коридор, освещенный редкими мигающими лампочками, что так хорошо предавали атмосферу этому месту, Хенджин направился к лестницам наверх. Большее количество танцевальных классов находится в подвале, чтобы студенты не мешали своим громким топотом и музыкой остальным факультетам. От долгого нахождения в подобном закрытом пространстве становится жутковато, от чего танцоры предпочитали заниматься в небольших, отдельно построенных пристроях.       По пути к автоматам со всякими вредными сладостями, Хенджин услышал приглушенный голос, больше похожий на завывания. Не уж то кто-то заблудился в коридорах, помер, и теперь подобным образом пытается привлечь к себе внимание? Желание засунуть свой нос куда ни попадя перевесило здравый рассудок, и юноша, ориентируясь на слух, свернул влево на поиски чего-то. Из-за одной неприкрытой двери сочился слабый свет, который в подобной темноте казался слишком ярким. Голос, что еле-еле напевал незамысловатую мелодию, переодически осекаясь и сопровождаясь тихими матами, казался крайне знакомым. Осторожно подойдя к небольшому кабинету и тихонько заглянув в щель между дверью и стеной, Хенджин не ожидал увидеть его.       Сынмин сидел на столике, лениво перебирая пальцами струны гитары. В таком виде Хенджин ни разу никого не заставал, нет, он конечно видел, как люди играют на инструментах, но почему-то именно такой вид младшего немного завораживал. Весь растрепанный, в клетчатой рубашке, свет светил ему в затылок, отчего его макушка сияла, а мелкие пылинки, что были слабо видны на его фоне, оседали на русой голове. Вау.       Хенджина поразил скорее не вид младшего, а его голос, что вблизи не казался завываниями злых духов. Сынмин не замечал ничего, мягко попадая в ноты, слов не было, только тихое напеваете мелодии. В один момент все было прекрасно, как в другой тихое «Блять» перебило эту маленькую идиллию. Откуда-то из-за уха появился карандаш, непослушная прядка челки упала на немного опухлое лицо. Что-то чиркая в нотах, лежавших рядом на столе, Сынмин почувствовал на себе пристальный взгляд. — Ты меня преследуешь? — спокойно замечает младший, почти сразу опустив глаза с Хенджина. — Да нет, подумал, что кто-то заблудился и умирает, а это всего-лишь ты. — Смешно, — без всякого намека на улыбку ответил Сынмин. Повисла неловкая пауза, во время которой вокалист успел в ответ уставиться на Хенджина, — Что-то еще?       Хван и сам не понял, когда успел так знатно потеряться в своих мыслях. И чем же этот мелкий раздражает? Может, лицо никчемное? Ростом не вышел? Или Хенджина еще тогда, курсе на первом, зацепил нахальный взгляд, направленный на него? Примерно так же и сейчас смотрел Сынмин. — А, нет, — чего это Хенджин мямлит? — Играй дальше, может перестанешь быть похожим на призрака, — разворачивается и нервозной походкой покидает закуток музыканта.       Сынмин нелепо хлопает глазами. Призрака? Почему-то становится одновременно и смешно, и обидно слышать подобное в свой адрес. Да что этот Хенджин возомнил о себе?