Тогда Иисус сказал им прямо: Лазарь умер; и радуюсь за вас, что Меня не было там, дабы вы уверовали;
но пойдём к нему. Тогда Фома, иначе называемый Близнец,
сказал ученикам: пойдём и мы умрём с ним.
— Евангелие от Иоанна 11:14–16
— Х-хёнджин? — Чонин заикался, глядя на мальчика, которого считал мёртвым. — Что… — пролепетал он, теряясь в догадках, глядя на человека, которого, как он думал, ему больше никогда не суждено увидеть. Поклясться Богом и всеми его ангелами, Хёнджин стал ещё прекраснее, чем он помнил. — А? — сказал Хёнджин, и беззаботное выражение исчезло с его лица, а на его место пришло беспокойство, когда он посмотрел на Чонина. Его взгляд упал на распятие, висевшее на шее Чонина, лицо застыло, когда в нем промелькнуло слабое узнавание, а затем он поднял глаза и встретился взглядом с широко раскрытыми глазами Чонина. — Лисёнок? Щёки Чонина вспыхнули ярким румянцем при упоминании старого прозвища, которое он носил ещё в школе. Конечно, это было единственное имя, которое знал Хёнджин. — Я… — Чонину вдруг стало плохо. Если Хёнджин не умер, то почему мама сказала ему об этом? Сомнений не было. Перед ним стоял Хван Хёнджин. Чонин знал эти длинные тонкие пальцы, знал этот мягкий голос, наклон головы и милое хмурое выражение лица Хёнджина, когда он с опаской смотрел на Чонина. — Подождите, вы знакомы? — спросил Джисон, уже подпрыгивая на месте. Минхо молчал, хмуро глядя на Чонина. — Одна и та же церковь в Пусане. — непринуждённо ответил Хёнджин, словно только что не вернулся из царства мёртвых и не воскрес прямо на глазах у Чонина. — Ян учился на год младше меня в школе… Кажется?.. — Класс Б, — прошептал Чонин, его сердце билось в груди со скоростью километра в минуту, а кровь отхлынула от лица. Хёнджин был жив. Жив. Жив! — Я перешёл в ваш класс, потому что мама не разрешила мне перепрыгнуть больше, чем на один год… Меня сейчас стошнит, — вдруг сказал Чонин, и его желудок скрутило, когда он вскочил с дивана и направился прямо в крошечную ванную комнату Минхо. Он смутно слышал, как несколько раз обеспокоенно выкрикивали его имя друзья, но Чонин не слушал. Ему казалось, что он тонет, что вода надвигается на него, затягивает под себя и разрывает на части. Чонин едва успел добежать до туалета, как его желудок опорожнился: вода, которую он только что выпил, быстро сменилась жалкими остатками обеда, пока из него не стали выходить только желчь и слизь. Он всхлипнул, из него вырвался высокий клокочущий звук, о котором он даже не подозревал. Такое с ним бывало и раньше, в те недели, когда ему сообщили о смерти Хёнджина. Чонин закрывался в ванной и плакал. Это было единственное место, где ему разрешалось оплакивать свою потерю. Его мать всё больше раздражалась из-за того, что Чонин грустит о смерти одноклассника, в то время как даже не проронил ни слезинки из-за того, что его дядя-мудак спился до смерти — никто из его семьи никогда не признавался в этом. За пределами семьи его дядя умер от болезни. Они никогда не рассказывали о грехах своей семьи. За дверью раздался громкий стук, и Чонину показалось, что откуда-то издалека он слышит, как остальные зовут его по имени. Он не знал, сколько прошло времени, но вдруг дверь распахнулась. Чонин удивлённо поднял голову и увидел, что Чан и Минхо обеспокоенно смотрят на него, причём Минхо держит в одной руке отвёртку, а в другой — весь замок. Чонин даже не помнил, как закрывал дверь. — Инни, — вздохнул Чан, упав на пол и обхватив руками лицо Чонина, пытаясь приподнять его голову, — Что случилось, ты в порядке? — обеспокоенно спросил он, принимая мокрое полотенце, которое протянул ему Минхо. Уверенными руками Чан вытирал лицо, пока Минхо беззвучно спускал воду в туалете. — Он умер. — всхлипывал Чонин, погрузившись в воспоминания. — Мне сказали, что он умер. Минхо взял полотенце, протянутое ему Чаном, и прополоскал его, после чего снова передал назад. — Шшш, глубоко дыши, — сказал Чан, голос его был глубоким и спокойным. Он снова вытер лицо Чонина, и вода стала блаженно холодной на разгорячённой коже. — Давай, Инни, продолжай дышать. Вдох, выдох, — голос Чана был уверенным, как скала в бурном океане, и он дышал вместе с Чонином, заставляя лёгкие младшего мальчика подчиниться. — Вот так. — Он просто исчез, — рыдал Чонин, приходя в чувства. — Я спросил у мамы, и она сказала, что он умер. Несчастный случай. Вся церковь об этом говорила, — заикаясь, проговорил он, глядя на Чана широко распахнутыми глазами, почти надеясь, что тот найдёт ответы. — Хёнджин умер, — вздохнул Чонин, едва не пропустив вздох, раздавшийся от двери. Он поднял голову и увидел, что остальные смотрят на него круглыми глазами, а сзади над ними возвышается Хёнджин, свет из окна в коридоре освещает его фигуру. — Мне сказали, что он умер. Тёмные глаза Хёнджина нашли водянистые глаза Чонина. Воскресший юноша склонил голову набок, издав сардонический смешок. — Не умер, — с ядовитой улыбкой сказал Хёнджин. — Просто гей.oOo
Чонин ещё глубже вжался в диван, чувствуя себя неловко, пока Минхо расставлял еду на столе. С тех пор как Чан и Минхо подняли его с пола в ванной и принесли в гостиную, в комнате было странно тихо и напряжённо. Феликс подошёл к Чонину и тихонько прислонился к его плечу. В кои-то веки Чонин не стал сопротивляться, когда маленький обниматель обхватил его руками и прижал к себе. — Итак, — сказал Чан с напряжённым выражением лица, переведя взгляд на молча сидящего Хёнджина, на лице которого играла улыбка, слишком вымученная, чтобы быть настоящей. — Похоже, мне не пришлось знакомить тебя со всеми нашими друзьями, — неловко сказал он, глядя на свои руки. — Знаешь, — сказал Джисон тем тоном, который он всегда использовал, чтобы растопить лёд. — Мне всегда было интересно, как отреагирует человек, увидев, что кто-то восстал из мёртвых. Теперь я, наверное, знаю. — Мы все знаем, что ты попытаешься сбежать, — резко ответил Минхо, протягивая Чану горсть столовых приборов, которые тот с готовностью раздал. — Я бы определённо сделал это, — сказал Джисон твёрдым голосом и с лёгкой улыбкой. — Но, в отличие от Ликса, я бы не закричал первым. — Я был бы в ужасе! — сказал Феликс, слегка вздрогнув. — Я бы подумал, что это призрак, который хочет меня убить, — улыбнувшись Чонину, притягивая лучшего друга к себе и крепко обнимая его. Однажды они совершили ошибку, позволив Минхо выбрать фильм, и с тех пор Феликс до ужаса боится призраков. — Хотел бы я сказать, что удивлён, — с тонкой улыбкой произнёс Хёнджин, отчего сердце Чонина заколотилось в груди. — Но сказать людям, что я умер — это, скорее всего, самое доброе, что они могли сделать. Это спасло бы их от потери лица, — его глаза избежали пытливых взглядов, устремлённых на него, и полностью сосредоточились на еде, стоящей на столе. — Я так понимаю, вы были близки? — спросил Чан, с улыбкой протягивая Чонину ложку и палочки для еды. — Нет, — отрывисто ответил Хёнджин, заставив Чонина вздрогнуть. — Все знали Хёнджина, — пояснил Чонин, когда несколько его друзей с недоумением посмотрели на Хёнджина, — лучший в учёбе, президент класса, член школьного совета. Он был… — Чонин замялся, хриплое и страстное «идеальный», которое так и хотело вырваться наружу, застряло у него в горле. — Я не мог быть таким знаменитым, — смущённо сказал Хёнджин, глядя на Чонина, который мог только кивнуть. — Тебя действительно не хватало. Люди всё время говорили, что ты просто исчез, а потом ещё несколько человек из церкви стали говорить, что ты умер, и… твоей маме подарили столько цветов, — прошептал Чонин, с болью вспоминая то время. Он всегда удивлялся, почему Хёнджина не похоронили в Пусане, но, по его мнению, в этом был смысл. Там не было тела. Нечего было хоронить или оплакивать. Чонин годами оплакивал несправедливо похороненного человека. — Не могу поверить, что твои родители сказали людям, что ты умер, — хмуро сказал Сынмин. Все знали, что Сынмин из очень обеспеченной семьи, где репутация — это всё, но Чонин был знаком с миссис Ким, и она скорее уничтожит весь мир, чем отпустит сына. — Ну, видимо, то, что я гей, стало решающим фактором, — кисло улыбнулся Хёнджин. — когда я не захотел подчиниться, они меня выгнали. Отправили к тётке в Сеул. С тех пор как закончил школу, я живу один. — добавил он, пожав плечами. — Но не всё так плохо. Наконец-то я могу быть собой. Тем, кем я всегда был. У моей матери случился бы сердечный приступ, если бы она увидела, как я одет, — добавил он со слабой ухмылкой. Остальные засмеялись вместе с ним, добавляя свои истории о матерях, не одобряющих их одежду. Только Чонин и Феликс молчали. Пустой желудок Чонина забурлил, когда он отвернулся. Ядовитый шёпот в его голове стал слишком сильным. Это мог быть он. Они узнали, его выгнали, он был счастлив, он был один. — Какие-то дикие совпадения, — спокойно сказал Чанбин с той стороны комнаты, где он сидел и просто наблюдал за происходящим. — Ты знаешь нас по музыке, Феликса — по танцам, а с Чонином вы из одной школы… можно сказать, что тебе суждено было попасть в эту группу. — Ну, теперь Чан ни за что не даст ему сбежать. — сухо сказал Минхо, аккуратно внося поднос с восемью наполненными мисками риса. — С минуты на минуту Сынмин оформит документы на усыновление. Надеюсь, вам дети, понравится ваш новый брат, — добавил он с ухмылкой, элегантно подогнув под себя ноги и опустившись на пол. — А теперь, — сказал он, начиная раздавать людям миски с рисом. — Ты должен рассказать мне больше о своих танцах. Мне кажется, я видел тебя где-то, но не могу припомнить, чтобы ты выступал на каких-нибудь представлениях? — Я только недавно вернулся к этому. То же самое и с музыкой, — сказал Хёнджин, и напряжение покинуло его. Чонин не мог оторвать глаз от миски с рисом, словно это была драгоценная реликвия. — Всё ещё немного ржавый. Но я не могу дождаться, когда снова начну заниматься в полную силу. Феликс был так добр, что помог мне. — Если тебе понадобится ещё помощь, просто дай мне знать. Я очаровал их и мне разрешили задерживаться. Если понадобится, ты можешь тренироваться со мной, — сказал Минхо, передавая миски Чонину и Феликсу и заставляя их распутаться. — А теперь я предлагаю поесть, пока моя тяжелая работа не остыла, — сказал Минхо, придвигаясь ближе к нагруженному столу, пока все медленно рассаживались вокруг него. — Чонин, Феликс, будьте добры, начните, пока Джи не начал грызть стол от голода. — Эй! — Джисон запротестовал, и его преувеличенное недовольство рассмешило Сынмина, в то время как они с Чанбином боролись палочками за то, кому достанется ближайший к ним конгнамуль. Чонин взял Феликса за руку, и оба на секунду закрыли глаза, так как на друзей опустилась тишина, и оба пробормотали тихую молитву. — Benedic, Domine… — почти неслышно прошептал Чонин, позволяя благодарности заполнить его сердце, и отработанная латынь легко соскользнула с его губ. Чонин слабо улыбнулся, открыв глаза, и, не обращая внимания ни на что, осторожно взял порцию конгнамуля и положил в рот. Как только он начал есть, остальные набросились на еду, но Чонин не смог удержаться и поднял взгляд, встретившись с тёмными глазами Хёнджина, который смотрел на Чонина с едва скрываемым гневом.oOo
Дорогой Господь…
Пожалуйста, не отнимай его у меня больше.
Я буду хранить свои мысли о нём в чистоте,
я буду следовать твоим законам и заповедям.
Пожалуйста, не забирай его снова.
Пусть он останется со мной.
Я буду держаться от него подальше
Я понесу любое наказание за свои грехи…
только не забирай его.
Пожалуйста.