Блажен и свят тот, кто причастен к первому воскрешению. Вторая смерть не властна над ними. Они будут священниками Бога и Христа и будут править вместе с Ним тысячу лет.
— Откровение Иоанна 20:6
— Извините, — сказал Чонин, оглядываясь по сторонам. Кроме него и мужчины в зале церкви больше никого не было. Снаружи доносились лишь приглушённые голоса. — Я не знал, что мне сюда нельзя, — парень в спешке потянулся за курткой. — Вам здесь более чем рады, — успокоил его добродушный мужчина, жестом приглашая Чонина остаться на месте, а затем откинулся на сиденье и приветливо улыбнулся ему. — Божье пространство открыто для всех. К сожалению, нам скоро уже пора расходиться по домам, мы закрываемся в 16:00. Но до этого времени наша церковь открыта для всех. Чонин моргнул, глубоко выдохнул и снова сел, повернувшись лицом к мужчине. — Когда я сказал, что вы выглядите потерянным, я имел в виду скорее общий смысл, — продолжил пожилой мужчина, переводя взгляд на Чонина. — Думаю, иногда, когда мы теряемся на жизненном пути, мы обращаемся к Богу, ожидая, что Он даст нам ответы. Но чаще всего Бог не ведёт нас напрямую, а приводит к тем местам и людям, где мы можем найти помощь, — сложив руки на коленях, мужчина вернул взгляд к кресту в конце комнаты. — Я думаю, что вы пришли сюда не просто так, молодой человек. — А что, если я не христианин? — спросил Чонин, опустив глаза, и потянулся к распятию. Он чувствовал себя уязвимым в присутствии этого человека, как будто тот знал что-то, чего не знал Чонин. Голый крест, нависающий над святилищем, ощущался как тяжёлое присутствие, но не так, как неподвижные глаза, устремлённые на него с распятия. — Я считаю, что это не имеет значения. На днях ко мне пришёл буддист, который был расстроен тем, что его мать больна. В конце концов, ему просто нужно было с кем-то поговорить, и этим кем-то оказался я, — доброжелательно сказал незнакомец. — Лично я не верю, что Бог, даровавший нам своего сына, чтобы тот умер за наши грехи, будет заботиться о чьей-то религии, когда человек нуждается в утешении. Я думаю, что Он рядом, когда нам необходим. И когда кто-то, кто не исповедует эту религию, нуждается в Нём, Он тоже будет рядом. — Наверное, — пробормотал Чонин, продолжая вертеть распятие между пальцами. — Это просто моя вера, — весело подчеркнул незнакомец. — Я Пак Доюн, священник этой церкви. — Ян Чонин, — ответил парень, посчитав невежливым не представиться. — Это протестантская церковь, верно? — Да, это так, — подтвердил Доюн, не отрывая глаз от креста. — По крайней мере, одна из них. Есть много разных способов интерпретировать слова Бога. Я нашёл этот путь более верным для себя. Ты, полагаю, католик? Чонин поднял глаза и поймал взгляд Доюна. Глаза священника были добрыми и приветливыми, как и его церковь. — Твоё распятие и кольцо с чётками немного выдают тебя, — добавил Доюн в качестве пояснения. — И ты не первый католик здесь, дитя. Я не возражаю. И наш Бог тоже. Чонин обдумывал его слова, не зная, что ответить. Доюн ничего не сказал, просто дал парню время подумать. Тишина была комфортной, а светлое открытое пространство приятно отличалось от привычного ему мрачного церковного помещения. — Я гей, — наконец сказал Чонин, когда в его душе не осталось ничего, кроме тишины. Она не была ни гнетущей, ни опустошающей, просто успокаивающей. — Что ж, я понимаю, почему Бог послал тебя именно в эту церковь, — сказал Доюн, скрестив ноги и положив руку на Библию. — Тебе очень повезло, что ты попал, возможно, в единственную церковь, где мы принимаем всех и празднуем любовь, которую даёт нам Бог, независимо от того, кому мы дарим эту любовь. Чонин так быстро повернул голову, что хрустнули суставы на шее, и расширенными глазами уставился на Доюна. — Что? — воскликнул он, его сердце сильно билось, когда он крепко схватился за распятие. — Но это же грех! Слова сорвались с его губ прежде, чем он успел их остановить. Стыд охватил его, когда он вспомнил, что именно эти слова, произнесенные вслух, причинили Феликсу такую же сильную боль, как и самому Чонину. — Неужели? — Доюн повернулся, чтобы посмотреть на Чонина, и вокруг его глаз появились морщинки, когда он улыбнулся. — Так написано в Библии, — сказал Чонин, наконец-то отпустив распятие. — Я прочитал её всю, и там сказано, что это грех. Его рука болела от того, как крепко он сжимал распятие. Чонину следовало перестать так отчаянно цепляться за него, позволяя краям врезаться в кожу там, где она уже была повреждена и только недавно зажила. Если он снова проткнёт кожу, то на его ладони останется несмываемая отметина, его личное клеймо в виде шрама. — Правда? — удивлённо сказал Доюн. — Но там также говорится о том, что ты не можешь быть последователем Христа, если не откажешься от всего своего имущества. И о том, что нельзя стричь волосы, а также о том, что нельзя есть свинину. Есть много моментов в Библии, которые, как мы все согласны, немного устарели или просто не соблюдаются. У Чонина не нашлось ответа на это. — Но там сказано, что это неправильно, что это грех, — наконец возразил Чонин, слегка нахмурившись и откинувшись на спинку скамьи, и взгляд его снова упал на огромный крест на алтаре. — Когда Бог поразил Содом, Он сделал это потому, что это был город греха и разврата. — Лот предложил своих дочерей-девственниц жителям Содома, чтобы они переспали с ними вместо ангелов, но, несмотря на это, Библия называет его праведным человеком. А затем он продолжил спать со своими дочерьми в состоянии алкогольного опьянения, некоторые говорят, что они его изнасиловали, а другие утверждают, что он сделал это добровольно. Можно всё переиначить и перевернуть, утверждая, что часть из этого была сделана не по его воле… Но это всё равно грех, так почему же он может быть грешником и праведником, если все грехи ведут к осуждению. — Мне говорили, что нельзя ставить под сомнение выбор Бога, — слабо сказал Чонин в качестве единственной защиты. Он тоже всегда находил эту часть немного… странной. Отец Ким не был того же мнения и заставил Чонина повторить «Отче наш» раз пятьдесят, чтобы загладить вину за богохульство, когда тот в подростковом возрасте позволил себе усомниться. — Мы и не должны, и я не сомневаюсь, что Бог увидел в Лоте что-то хорошее. Если Библия хочет, чтобы мы извлекли урок из его поступков, мы должны также усвоить, что даже грешники и сомнительные люди принадлежат Ему и могут быть праведными, — сказал Доюн, обращая свой взгляд к кресту. — Я думаю, что Бог хотел, чтобы мы узнали из истории о Содоме не то, что мужчина не должен ложиться с другим мужчиной, а скорее то, что мы не должны отталкивать незнакомцев. Содом был большим городом в пустыне, наткнуться на него было сродни спасению, но горожане ненавидели чужаков, боялись, что на их богатства набегут армии. Когда Бог поразил город, он уничтожил жадных людей, которым не было дела ни до кого, кроме себя, — задумчиво произнёс Доюн. — Но… — Чонину очень хотелось возразить, но во всём этом был смысл. — Это значит… — Что Библия выступает против жадности и коррупции? Не зря же ведь жадность считается тяжким грехом. Поэтому, конечно, Бог счёл нужным уничтожить город, полный жадных грешников, — Доюн кивнул головой. — Такое прочтение также более логично с точки зрения того, как это сказание используется в дальнейшем в Библии. Это не рассказ о моногамной любви между двумя любящими друг друга мужчинами, которая является грехом, а история о людях настолько жадных и злых, что они готовы совершить несколько ужасных преступлений, чтобы сохранить своё богатство в безопасности и не допустить чужаков. — О, — только и смог сказать Чонин. — Библия была написана много веков назад. Ожидать, что она ответит на все наши сегодняшние проблемы прямым прочтением — это немного чересчур. Кроме того, я заметил, что люди всегда могут переиначить слова так, чтобы они означали то, что им нужно. Я только что сделал это с рассказом о Содоме, но кто прав? Моё прочтение или чьё-то ещё? В конце концов, это только одному Богу известно, — сказал Доюн, глядя на золотой крест, его улыбка оставалась доброй. — Но почему эту историю трактуют как сказ против гомосексуализма, если речь идет о жадности? — тихонько спросил Чонин в огромном и светлом зале. — Потому что это было сделано в другое время другими людьми, — просто ответил Доюн. — Кроме того, я не думаю, что Бог перестал с нами разговаривать только потому, что в Библию больше не добавляли истории. Он послал нам своего сына, доброго человека, который обнимал больных, исцелял слепых и позволял невинности в виде детей стекаться к его ногам. Он просил нас помнить о своих собственных грехах, прежде чем указывать на них другим. — Отец Ким потребовал бы, чтобы вы помолились о прощении за ваше богохульство, — сказал Чонин, хотя, когда он выдохнул, в груди стало легче. — Многие католики так относятся к реформаторам, — рассмеялся Доюн, и звук наполнил комнату. — Они, кажется, забывают, что до того, как Мартин Лютер провел реформу церкви, он тоже был католиком. — Значит, я всё ещё могу быть верующим и любить мужчину? — спросил Чонин, повернувшись так, чтобы посмотреть Доюну в глаза. Мужчина тоже повернулся и, не боясь, встретил взгляд Чонина. — Я думаю, что любовь — это прекрасно, и что это единственное, чего Бог всегда хочет от нас и для нас, — ответил Доюн, его глаза осветились добром, когда он начал улыбаться. — Иисус проповедовал о любви снова и снова, и я лично не думаю, что Бог будет ненавидеть или осуждать кого-то за то, что он нашёл настоящее счастье с другим человеком, независимо от пола. — О, — сказал Чонин, откинувшись на спинку кресла, голова гудела от количества информации. — Мне нужно будет подумать об этом, — добавил он, нахмурившись. Парень снова потянул руку, чтобы коснуться распятия. На этот раз он осторожно прижал его к груди. — Тебе следует почитать о том, почему Мартин Лютер хотел реформировать церковь, — сказал Доюн, осторожно вставая. — И, возможно, тебе стоит прийти сюда в воскресенье. Служба в 10 утра. — Но что, если у меня будут вопросы? — спросил Чонин дрогнувшим голосом, подняв голову. Лучи, падающие сверху, окутывали Доюна мягким неземным светом. — Ты всегда можешь вернуться, — просто ответил Доюн. — Я буду в своём кабинете большую часть дня. Просто зайди и попроси первого встречного помочь тебе найти меня. Моя дверь всегда открыта. Хотя я думаю, что тебе здесь действительно понравится. Ты производишь впечатление человека, который любит музыку, а наш хор, по моему скромному мнению, один из лучших, — добавил он, кивнув на прощание Чонину и оставив его одного в церкви. В итоге Чонин просидел там целый час, просто размышляя. Когда он ушёл, солнце снова ярко освещало землю.oOo
Господь…
Пожалуйста, прости мой гнев
Пожалуйста, прости мою ревность
Пожалуйста… позволь мне найти себя
oOo
— Ты много читаешь Библию в последнее время, — констатировал Феликс, устраиваясь на диване рядом с Чонином. Инни поднял голову, уронив распятие, с которым возился некоторое время. — Что-то случилось? — добавил Феликс таким тоном, что Чонин понял, что Феликс не хочет лезть не в свое дело. Хотя именно это он всё-таки и сделал. — Я просто пытаюсь кое-что выяснить, — сказал Чонин, ненадолго оторвавшись от книги и с любопытством глядя на Феликса. — Вообще ты считаешь, что Библия против гомосексуализма? Феликс откинулся на спинку дивана, слегка опешив от такого вопроса. — Ну-у-у, — сказал он, нахмурившись и немного подумав. — Полагаю, что отчасти да, но я также не думаю, что полностью верю в то, что это такой уж страшный грех, каким его представляют люди. А что? — У меня был кризис веры, — сказал Чонин, снова опуская взгляд на Библию. — Я не думал, что смогу прожить свою жизнь грешником, но в то же время мне трудно представить, что любовь к кому-то может быть таким тяжким грехом, — Чонин провёл пальцами по потрёпанным, тонким, почти прозрачным, страницам Библии. — Я могу это понять, — мягко сказал Феликс, протягивая руку и похлопывая Чонина по колену. — Я перестал ходить в церковь, — добавил он через некоторое время. Чонин поднял голову, но глаза Феликса были устремлены на его собственные руки. — Мне казалось неправильным ходить туда, где мне не рады, — продолжал он тихим голосом. — Не знаю, почему я тебе не сказал. Вместо этого я просто проводил время с Бином. Я пытался поговорить с ним об этом, но не думаю, что… — …он полностью понимает, — закончил Чонин, когда Феликс замолчал. — Именно, — сказал Феликс, откинувшись на спинку дивана, позволяя подушкам почти полностью поглотить его маленькую фигуру. — Но мне этого не хватает. — Я не исповедовался с тех пор, как мы помирились, — признался Чонин, барабаня пальцами по своей Библии, — и не причащался. — О, но разве это не очень важно для тебя? — с любопытством спросил Феликс. — Вроде того, — ответил Чонин, пожав плечами. — Просто мне не хотелось каяться в том, что я целовал Хёнджина. Не хотелось признаваться и в том, что сомневался в Слове Божьем. Я… Я, наверное, начну ходить в другую церковь, — сказал Чонин, переведя взгляд на свои руки и лежащую в них Библию. Раньше она казалась тяжёлой, но чем больше Чонин думал, чем больше читал, тем легче становилась священная книга в его руках. Слова Доюна словно подтолкнули Чонина в направлении, о котором он даже не подозревал, и теперь ему казалось, что его мысли не были такими уж сомнительными, как он опасался. Просто его мысли были восприняты другими как неправильные. — Если для тебя так будет лучше, то конечно, — с доброй улыбкой подбодрил Феликс. — Ты можешь пойти со мной, — сказал Чонин, протягивая к Феликсу руку. — Может быть когда-нибудь так и сделаю. Просто пока что я не готов, — осторожно ответил Феликс, обводя глазами комнату и в конце концов останавливаясь на Библии в руках Чонина. — Хорошо, — сказал Чонин, закрывая Библию. — Я думаю, что мы, возможно, поняли это неправильно, — добавил он почти с опаской. — Слово Божье. Я думаю, что мы ошиблись и были слишком упрямы, чтобы попытаться понять. — Я надеюсь на это, — сказал Феликс, откинув голову назад и глядя в потолок. — Разве это не было бы здорово? Чтобы и для нас нашлось место. Некоторое время они оба молчали, погрузившись в свои мысли. — Скоро придёт Бин, — неожиданно оповестил Феликс, выдернув Чонина из раздумий. — А, — ответил Чонин, глядя на свои треники и размышляя, стоит ли ему переодеваться. — Не волнуйся, я уберусь с глаз долой, — сказал он, вскакивая с дивана. Может быть он и мог остаться в спортивных штанах, но ему определённо нужна была свежая футболка. Он уже набирал на телефоне сообщение Джисону о том, что хочет встретиться, когда услышал разочарованный возглас Феликса. — Но ты мог бы, знаешь ли, и остаться, — сказал Феликс, немного раздражаясь. — Всё в порядке. Я всё равно искал причину, чтобы выйти и посмотреть, не заскучал ли там Джисон, — сказал Чонин, помахивая телефоном, на котором Джисон только что написал, что свободен. — Пойду-ка я ещё раз побеспокою его соседа. — Ты должен когда-нибудь поговорить с Чанбином, — крикнул Феликс с дивана, когда Чонин засунул голову в шкаф. — А если я выйду за него замуж? — Тогда я всё время буду находиться в противоположном от него конце зала. Мы все знаем, что Чан в любом случае будет твоим шафером, — проворчал Чонин, натягивая через голову свежую футболку. — А я просто делаю то, что сказал мне Чанбин. — Мне бы очень хотелось знать, что именно он написал, — разочаровано пробубнил Феликс. — Ну почему вы оба такие чертовски упрямые? — Думаю, это одна из причин, по которой ты нас любишь, — сказал Чонин, подхватывая свою сумку и направляясь к двери. — Пожалуйста, держи все непотребства в своей комнате. Мне нравится этот диван, — крикнул Чонин через плечо, уворачиваясь от летящего в него старого носка. — Я всё расскажу Минхо, — пригрозил Феликс и ещё один носок полетел в узкий коридор. — Валяй, — сказал Чонин, просовывая голову обратно в гостиную. — И я действительно не против, Феликс. Ты меня не выгоняешь. Я ухожу по собственной воле, ты же знаешь. — Ты всё равно меня бесишь, — проворчал Феликс, высунув язык, как ребёнок. — Ну и ладно, — Чонин с улыбкой пробормотал себе под нос. — В любом случае, до встречи, — сказал он и поспешил выйти за дверь, пока Феликс не успел посмотреть на него своими щенячьими глазами. Когда через несколько минут Чонин вышел на улицу, то заметил Чанбина, направляющегося в сторону их дома. Чонин просто развернулся в другую сторону и отправил Джисону сообщение, чтобы узнать, нужно ли ему взять с собой закуски.oOo
— Ты казался сегодня очень внимательным, — сказала Соджин, догнав Чонина. Она снова была хорошо одета, а её волосы были собраны в красивый пучок. — Не помню, чтобы раньше видела тебя настолько увлеченным текстом, — добавила она и, взяв Чонина под руку, доброжелательно улыбнулась. Хангёль бросил на Чонина кислый взгляд, который оба проигнорировали, направляясь к автобусной остановке. — У меня недавно было довольно интересное откровение, — сказал Чонин, вспоминая свой разговор с Доюном, состоявшийся неделю назад. — Это заставило меня понять, что я никогда не задумывался о том, как много есть способов толкования Слова Божьего. — О, — воскликнула Соджин, и её глаза загорелись, когда она повернулась, чтобы посмотреть на Чонина. — Так вот что изменилось, — ответила она немного загадочно. — Что ты имеешь в виду? — спросил Чонин, мягко отводя обоих в сторону от бизнесмена, кричавшего в телефонную трубку. — Раньше ты просто присутствовал и слушал, всегда был одет так, будто тебе сказали, что надеть, — ответила она немного неуверенно. — Потом ты какое-то время выглядел потерянным, надевал всё, что попадалось под руку. А теперь… Теперь мне кажется, что я лучше понимаю, кто ты такой, — добавила она, разглядывая чёрную куртку, которую он надел поверх толстовки. Она была не такой крутой, как кожаная куртка Хёнджина, но Чонину очень нравилась. — Хм, — хмыкнул Чонин, отводя взгляд в сторону. — Может, ты права. — А ещё мне нравится, как открыто ты носишь своё распятие, — добавила Соджин, застенчиво улыбнувшись Чонину, и опустила глаза на распятие, висевшее над его сердцем. — Я питаю слабость к людям, которые не боятся демонстрировать свою веру. Чонин неловко улыбнулся, почувствовав, что она снова флиртует. Но он не был в этом до конца уверен. Некоторое время они шли в комфортном молчании, пока Соджин не издала расстроенный стон. — Ну вот, опять он, — сказала Соджин, явно сбитая с толку. — Странный парень, который всё время на тебя смотрит. Чонин поднял голову и снова встретился взглядом с Хёнджином. Тот застенчиво прикусил губу и помахал Чонину длинными изящными пальцами. — Ты его знаешь? — растерянно спросила Соджин, переведя взгляд на Чонина. — Наверное, спутал меня с кем-то, — поспешно ответил Чонин. — А вот и твой автобус. Лучше поторопиться. Я не хочу, чтобы ты замёрзла. Уже почти ноябрь, — поспешил сказать он, и вздохнул с облегчением, когда ему не пришлось оправдываться. — Увидимся на следующей неделе. — Конечно, — сказала Соджин, немного смутившись, но, похоже, польщённая заботой Чонина о ней. — Увидимся, — попрощалась она, ненадолго задержав ладонь на его руках, после чего направилась к автобусу и поднялась по ступенькам. Чонин помахал ей в след и, дождавшись, пока она скроется из виду, снова повернулся к Хёнджину. Тот подошел ближе и слабо улыбнулся Чонину. — Привет, — сказал Хёнджин, когда Чонин не поприветствовал его. — Кажется, я просил тебя держаться от меня подальше, — ответил Чонин, чувствуя, как в его груди снова закипает знакомый гнев. — Я знаю, просто… — пробормотал Хёнджин, опустив глаза на свои чёрные кожаные ботинки. Конечно, он выглядел невероятно красивым в своих рваных джинсах, шерстяном пальто и высоких ботинках. Если бы Чонин не знал, он бы почти поверил, что Хёнджин нарядился по такому случаю. Его волосы даже не были в краске. — Хотел извиниться? — Чонин фыркнул, когда Хёнджин промолчал. Он прекрасно понимал, что был несправедлив, но ярость всё ещё кипела в нём. Это был его первый поцелуй, и, что самое главное, Хёнджин поцеловал Чонина из чистой злости и разрушил момент истинного блаженства, которое Чонин почувствовал, как только отстранился. Чонин ненавидел, что вкус греха так восхитителен на его губах, что даже сейчас он чувствовал желание протянуть руку и откусить от запретного плода. — Что ж, уже слишком поздно для этого, — проворчал он, собираясь уходить. У него всё равно было в планах встретиться с Доюном сегодня. Во время воскресной службы Чонин ощутил странное облегчение и вернулся к изучению Библии, чувствуя необходимость найти ответы на свои вопросы. — Чонин, пожалуйста, просто… — Хёнджин вздохнул и остановился, едва не схватившись за плечо Чонина, когда тот сердито обернулся. — Мне правда очень жаль, и это разрывает меня на части, но если ты не хочешь слушать мои извинения, то всё в порядке, я это понимаю, и, честно говоря, я бы тоже не захотел со мной разговаривать, но хотя бы поговори с Чаном. Он чувствует себя ужасно. И Чанбин тоже. — Представляешь, они оба знают, где я живу, так что если захотят поговорить, могут прийти и найти меня, — усмехнулся он. Ситуация уже начинала нервировать, в нём снова вспыхнула потребность писать. Хёнджин только пробудил худшее в нём. — А ты бы их послушал? — спросил Хёнджин, голос его стал напряжённым. — Чанбин говорит, что ты постоянно убегаешь, когда он приходит. — Ну, Чанбин же совершенно ясно выразил свои чувства по отношению ко мне, — проворчал Чонин, сжимая руки в кулаки. — В отличие от тебя, я делаю то, что мне говорят, и держусь подальше. Эти слова заставили Хёнджина опустить глаза. — То, что я сделал, было ужасно, — тихо сказал Хёнджин. Когда он поднял голову, его глаза слезились, и сердце Чонина сжалось. Это было так несправедливо. Так несправедливо, что этот человек имеет над ним такую власть, в то время как Чонин был для него никем. Несправедливо, что он получил свободу, а Чонин остался в ловушке. Чонин согласно промычал. — Я был готов поговорить с тобой ещё несколько недель назад. Это не я планировал засады или набрасывался на кого-то и срывал ёбаный поцелуй в качестве мести. Я могу сделать не так уж много, Хёнджин, и, честно говоря, у меня сейчас и так хватает дерьма, с которым нужно разобраться, так что извини меня, — сказал он, оттолкнув Хёнджина с дороги, и пошёл прочь. Часть его хотела, чтобы Хёнджин остановил его, последовал за ним, но он не удивился, когда обернулся и увидел, что Хёнджин уходит. Чонин действительно ходил в церковь Доюна, но вместо того, чтобы задавать вопросы, он просто сидел внутри, его мозг работал со скоростью километра в минуту, после чего он отправлялся домой, и слова вылетали из него быстрее, чем пальцы успевали набирать их на ноутбуке.oOo
Чонин натянул на себя футболку и встряхнул головой, чтобы волосы легли на место. Он посмотрел в зеркало на стене и наклонил голову. Скоро ему нужно будет подстричься. Волосы стали длиннее, чем он когда-либо позволял им отрастать. У его родителей, наверное, случился бы сердечный приступ, если бы они увидели, в каком состоянии они находятся, то же самое можно сказать и о его недавно пополнившемся гардеробе. Подойдя к зеркалу, Чонин оглядел себя, вспомнив слова Соджин. Он не мог отрицать, что она права. Он полностью отказался от рубашек-поло и потихоньку собирал свой гардероб из подержанных футболок и толстовок, в чем ему с удовольствием помогал Джисон. С длинными волосами он стал меньше походить на сына своей матери, глаза остались прежними, но, как ему казалось, теперь они выглядели острее. Более хитрыми, чем раньше. Он сдул с глаз прядь волос, мягко улыбнувшись самому себе. Он всё ещё на пути самосовершенствования, но уже стало гораздо приятнее находиться в своей собственной шкуре. Чонин подошёл к комоду, надел распятие и осторожно взял в руки кольцо для чёток, но застопорился. Парень повернулся к зеркалу и увидел себя. Он поймал взгляд своего отражения и задержал его, прежде чем опустить глаза на кольцо, зажатое между двумя пальцами. Нельзя было идти навстречу переменам и нести на себе тяжесть невысказанных признаний, тяжесть молитв, приносящих нежеланное прощение за поступки, которые он сам не считал греховными. Чонин взял кольцо в ладонь и сомкнул вокруг него пальцы. Металл чувствовался холодным на коже, холоднее, чем обычно. Он разжал руку, взял кольцо и аккуратно положил его на комод. Его руки ненадолго задержались на цепочке с распятием, которое уже висело у его горла, и золото быстро нагрелось под его пальцами. С последним глубоким вздохом Чонин отпустил кольцо, подхватил сумку и ушёл на лекцию с лёгким сердцем. На прикроватной тумбочке золотой шрифт его Библии ярко переливался в лучах солнца.oOo
Боже, кажется, теперь я понимаю всё немного лучше.
Я надеюсь, что теперь я правильно читаю твои слова
Мне кажется…
Я думаю, что теперь я, возможно, на правильном пути.