Disintegration

Впервые за все годы работы Кун берёт отгул. Серое утро в его чистой квартире, пропахшая сладким кальянным дымом одежда Тэна в изножье кровати, ненужные наручники, пристёгнутые к спинке стула, и Тэн сидит у его ног, кутаясь в махровый халат, пока Кун наигрывает на пианино когда-то давно разученные мелодии. Пальцы, отвыкшие за долгий перерыв, то и дело играют не то и не так, и это ужасно раздражает, потому что голова прекрасно всё помнит, это только пальцы стали чужими, но Тэн слушает и иногда тихонько подпевает, и Кун продолжает играть. – Помнишь, как в детстве мы играли в четыре руки? – спрашивает Тэн, снизу-вверх заглядывая Куну в глаза. – Это было так давно, но я помню всё, словно это было вчера. – Я помню, что ты ленился и при первой же возможности старался сбежать, а мне потом влетало за то, что я не уследил за тобой, – говорит Кун и, бросив мучить пианино, кладёт руку Тэну на плечо. Под толстой тканью халата отчётливо прощупывается острая ключица. – Я часто думаю о тебе в последнее время, – говорит Тэн. – Часто вспоминаю детство. Кун кивает и не в тему говорит: – Тебе к врачу надо. – Поздно уже,– пожимает плечами Тэн, и у него это выходит даже в какой-то степени беззаботно. Кун вздрагивает. – Что это значит? Что с тобой? – Кун пытается заглянуть ему в глаза, но Тэн отворачивается. – Да пошутил я, – фыркает он. – Всё со мной в порядке. Но к врачам я не пойду. – Читтапон! Тэн замирает. Имя, которое он не слышал много лет, действует как заклинание, и Кун видит застывшие в глазах Тэна слёзы. Сев рядом с ним на пол, Кун пытается прижать его к себе. Тэн не даётся, отталкивает его руки и снова готов сбежать. – Отвяжись, – говорит он. – Ты только всё испортишь. Если ты продолжишь расспрашивать меня, я уйду, и ты больше никогда меня не найдёшь. Кун смотрит на него из глубины охватившего его, враз и целиком, отчаяния. – Я люблю тебя. Я хочу тебе помочь, – тихо произносит он. – Я тоже люблю тебя, – отвечает Тэн почти спокойно. – Но ни к каким врачам я не пойду, и не проси, и не смей поднимать эту тему, усёк? Кун кивает и крепко-крепко прижимает его к себе. Серое утро так похоже на сон, сладкий, мучительный и ускользающий, и Кун думает, что хотел бы проснуться – и обнаружить в своих руках подушку, и знать, что Тэн где-то там и ни к каким врачам ему не нужно.