Я не хочу опоздать

Фиона вернулась как обычно. Она как обычно была на кухне, с неё она начинала, ею она и заканчивала. Как обычно Фиона готовила, как обычно решила дела относительно счетов за воду и прочее. Как обычно… Липу вот кажется что нихуя всё не как обычно. Он сидит так 3 час, смотрит на брата и теперь понимает, что он блядь действительно хочет ему помочь. Он будет пытаться и плевать на сказанное им ранее. Оно касалось тех небольших ранок на маленьком кусочке руки. Сейчас Лип прокручивал в голове картину в ванной. Это раны, глубокие длинные раны, поперёк и, что самое страшное, вдоль обоих предплечий. И не просто их части. Казалось они заняли всё свободное место. -Я должен ему помочь С чего Лип это говорит, почему осознавая своё бессилие всё равно пытается что-то делать? Потому что теперь он слишком сильно чувствует связь с братом, которая была у них с самого рождения Йена. Фиона… Чёртова Фиона… Она полезет к нему, а ему это не нужно. Она начнёт расспрашивать, буквально допытываться. Она будет причитать и осуждать. И это не то что не поможет. Это может сделать много хуже. -Йен спит, после очередных тренировок и прочего он очень сильно устал. К тому же он мало спал в последнее время. Не трогай его, не заходи, не открывай дверь, не буди и не трогай его. Я скоро вернусь. Всё что могла сделать Фиона так это открыть рот и стоять так на протяжении всей тирады Липа. Лип не мог сказать, он не мог ничего предпринять сейчас, не мог он и молчать, он так же не мог бездействовать. Последний ответ на вопросы. Действие-бездействие с именем Мэнди. И сказать и молчать. А может в последствии и помочь Йену. С Мэнди они познакомились не сильно давно, но отлично заобщались. Они могли часами болтать обо всём на свете, обо всем что поподалось им на глаза, могли просто молчать и это было порой откровеннее любых слов. Для них обоих Йен — предмет беспокойства, заботы и прочего. Для одного он был братом, для другой близким другом. — Я к Мэнди — чётко и ясно, без «здравствуйте» и «пожалуйста», без прочего. Это ведь Терри… Он кинул на него холодный взгляд и Лип никак не мог отойти от навязчивого чувства, что Терри прицелился к нему, как будто примерил где у него рёбра, сонная артерия и прочие уязвимые места, как будто он своим взглядом прожёг на его коже схематичные мишени. Милкович старший оставил дверь приоткрытой, но не впустил, а молча достал пачку сигарет. Через секунду сигарета уже была у него в зубах. Он полез за зажигалкой, но Лип ухитрился опередить его и даже сам поддал огоньку. Толика немого одобрения и открытая настежь дверь — своеобразное «здравствуйте, проходите пожалуйста. Мэнди, это к тебе дорогая» от семьи Милковичей. Мэнди стояла к коридоре около кухни и пыталась починить дверь в туалет. Лип медленно подошёл и встал на небольшом расстоянии от неё -Мэнди… — обеспокоенным голосом сказал Лип. Девушка оторвала взгляд от механизма и посмотрела на Липа. Повернулась она с лицом «да что ж ты блядь такая не чинишься-то никак», но через секунду её лицо сменило выражение на беспокойство и страх. Лип стоял перед ней заплаканный, потому что его по дороге накрыло, его трясло, он курил долго, затягиваясь чуть ли не по 30 секунд едва попадая сигаретой в рот между затяжками. И Мэнди впервые видела его таким -Боже, Лип… — всё что смогла сказать Мэнди пока парень не начал падать. Девушка подхватила его и опустилась вместе с ним на пол. Он сидел и курил. Этого хватило Мэнди чтобы понять насколько он разбит. -Лип, скажи мне что произошло! Лип? Что-то серьёзное? Твою мать, Галлагер… Что блядь происходит? Лип молчал, а по щекам текли слёзы. Мысли в голове не оставляли его ни на минуту. Час за часом становилось хуже. «Ты ничего не сделал» «А если бы ты его потерял?» «Ты должен был что то предпринять» «Он умрёт из-за тебя» Он сидел так с Мэнди, в то время как она обняла его и осторожно гладила по то и дело вздрагивающей спине Всё это время Микки был в ближней к туалету комнате. Он искал ствол, что одолжили братья, но куда-то пихнули. Однако не найдя желаемого, он решил наблюдать. Просто наблюдать и всё, но это не есть природа Микки. Он слушал эти сопли и с чего вообще Галлагер их развёл? Врезать бы блядь, да что-то заставляло молчать и слушать. -Мэнди… Йен… Он… Он… У Микки сердце ушло в пятки. Он старался оградить его от отца, что случилось? Прошло всего пару часов. У Мэнди же сердце остановилось от того, что он смог хоть что-то сказать -Что с ним? — Мэнди смотрит ему прямо в глаза, слегка отодвинув от себя и треся за плечи -Он руки резал… Я… Я… Не сразу понял… Поздно пришёл… Я правда… Я боюсь, что он… — длинная пауза, от которой извелись оба Милковича — вскроется… Ты бы видела его руки. Они в мясо, просто в мясо. Мэнди молчала. А потом заговорила, но теперь тихо и хрипло — Ты же знаешь, что произошло? — мотание головой — Лип, давай не здесь У Микки случается уже сотый приступ. Мэнди знает. Это глупо отрицать. Братья стояли снаружи и слышали всё. А языки у них без костей. Но больше его тревожило другое. Ему страшно за Йена, твою ж мать, ему больно. Он боится его потерять. Ему нужно к Йену, сейчас же. Или? Позже, он не знает что ему сказать, не знает что ему делать, он просто не знает. Сигареты на месте. Дым, боль, отчаяние.