Ab imo pectore — С полной искренностью

На дворе уже середина осени, погода стремительно менялась, и было куда прохладнее, чем осенью того ужасного года. Учеба проходила спокойно, да и жизнь тянулась размеренно, без лишних эксцессов, что не могло не радовать хоть малость. Нарцисса все без конца слала сыну письма с просьбами одеваться теплее, попутно отправляя сладости или различные мелочи. Мать прекрасно знала, что из сладкого он любит только соленую карамель, но настойчиво прикладывала к письмам коробки с шоколадом, чтобы он «обязательно угостил друзей». С матерью Драко виделся каждое воскресенье, — они встречались дома у тетушки — а с отцом встретился всего два раза: по одному в месяц. Тот его образ в день последней битвы растворился, словно был обычной иллюзией. Тогда Драко увидел папу, переживавшего за семью, радостного от того, что все кончено. Сейчас это снова был отец — чопорный аристократ с неумолимо огромным гонором. Драко отчаянно не понимал, к чему все это теперь? Они проигравшая сторона, и сейчас не гниют в Азкабане только с легкой руки победителей, а Люциус все так же холоден и заносчив, даже при том, что именно на него по большей части свалилась ответственность за все содеянное: палочка и свободные перемещения по магическому Лондона арестованы, авроры проверяют Мэнор два раза в неделю, рыская по углам, а самого старшего Малфоя таскают на допросы, в надежде узнать хоть крупицы информации про сбежавших и до сих пор не найденных Пожирателей. Было до застывших в глазах слез обидно, когда на их встречах отец интересовался лишь учебой. Сугубо успехами по предметам, и ничем больше. Никаких «сынок, тебя же не обижают?» или «сынок, ты хорошо спишь и кушаешь?», да даже «как твое настроение, сын?». Ни одного проклятого вопроса. Впрочем, сам он отвечал теми же односложными и грамотно выверенными фразами, такими, которые старшему Малфою придутся по вкусу. Между ними двумя было своеобразное вежливое молчание: Люциус знал, что сын не поддерживает его поведение и идеи, а Драко понимал, как недоволен уже его поступками отец, оставшийся под клеймом тяжко осужденного. Гарри с Гермионой так и не помирились с шестым Уизли, и было заметно, что им от этого было если не плохо, то явно непривычно и странно. Лезть в это не хотелось — их ссора никак не затрагивала самого Драко, но смотреть как они иногда вздыхают по другу тоже было тяжело. Уизли не предпринимал попыток извиниться, или хотя бы оправдаться, зато то и дело стрелял глазами в его сторону, если оказывался рядом. Гермиона разок пошутила, что Рон в него влюбился и только смеялась, когда Драко, напару с Поттером, активно изображали, что их тошнит. — А-ув. Драко резко выныривает из своих мыслей, переводя взгляд на Тедди. Малыш, сидящий у него на коленях, похоже, заскучал, и позвал дядю единственным известным ему способом — издал звук. — Что такое? — поднял бровь Малфой.— Не нравится со мной, цыпленок? Малыш, кажется, не понял, что у него спросили, но все же улыбнулся, продолжая перебирать литые серебрянные пуговки на рубашке Драко. Тот только усмехнулся, потрепав мальчика по голове, перебирая яркие лиловые волосы — Тедди бы очень забавно смотрелся, закутанный в плед Гермионы того же цвета. Честно, он даже не думал, что тетушка Андромеда пустит его к ребенку, учитывая, что у него чертова Метка. Но когда они поговорили после похорон, все, что он смог сделать — это обнять Андромеду. Она рассказала, что Дора никогда не относилась к Драко плохо, лишь сочувствовала, и порой переживала о брате. Тогда, в момент, когда люди начали расходиться, он отстал ото всех и просидел у похоронного камня Нимфадоры еще час, делясь с ней всякими бессмысленными глупостями и извиняясь перед сестрой и бывшим профессором, пока тетушка аккуратно не тронула его за плечо, чтобы увести. — Драко, сынок, — когда Меда назвала его так ласково, он, кажется, перестал дышать.— Мы же семья: ты, я, Цисса и Тедди. Сейчас только мы и остались друг у друга, потому и нужно быть рядом, особенно учитывая, как тяжело нам это все далось. Даже не думай, что я не буду рада видеть в своем доме родного мне человека. Малфой снова поглядел на ребенка, отводя глаза от окна, в которое били лучи осеннего солнца, и улыбнулся. Эдвард был прелестным мальчишкой. Точеные черты Блэков, даже несмотря на смешение крови с магглороженным, а после и с полукровкой Люпином, были ярко выражены уже в его семь месяцев. А светлые голубые глаза Тедди были очень похожи глаза Нарциссы, и, хоть тетушка Меда вздыхала, что от нее внуку не досталось темно-карего глубокого цвета, все были негласно этому рады, ведь тогда они были бы схожи с холодным взглядом Беллатрисы. — Дружок, а не пора ли тебя кормить, а? — задал вопрос Драко, понимая, что ответа он не получит. Когда, в начале лета, после завершения судебных дел, Андромеда первый раз попросила его посидеть с Тедди, он за день до назначенной даты прошерстил все книжки-пособия по уходу за детьми, что смог найти в библиотеке и вычитал, что с ребенком очень полезно как можно больше разговаривать, вот и следовал этому утверждению. Тогда же он сильно запаниковал и растерялся, стоило маме и тете выйти за дверь: а что с ним делать-то, с этим ребенком? Он же, дракл задери, совсем крошечный, чуть больше его школьной сумки для учебников! Вернувшиеся всего через два часа Меда и Нарцисса еще долго со смехом вспоминали, как у порога их встретил растрепанный Драко, в мятой, испачканной смесью для кормления рубашке, прижимающий к себе племянника, с выражением полного непонимания и дикой паники на лице. Малыш на сказанные в его адрес слова только похлопал большими глазками и снова улыбнулся, не оставляя попыток отодрать пуговицу с рубашки дяди. — О, это чудесно, что тебе нравятся блестяшки, но если ты ее оторвешь и проглотишь ненароком, то меня убьют самым жестком способом, — приговаривает Драко, поднимаясь с дивана, и, поудобнее перехватив ребенка, шагает на кухню. Он уже привык к дому тетушки Андромеды и прекрасно хозяйничал в нем, когда его оставляли с Тедди одного, хоть первые пару месяцев не на шутку паниковал от любого действия, боясь хоть что-то сделать не так. Маме и Меде он давал время побыть вдвоем, они часто гуляли по Лондону, в том числе и по маггловскому, сидели в гостиной за чаем и разговорами и просто наверстывали упущенное в разлуке время. Драко вовсе не был против, все понимая, тем более, сидеть с племянником оказалось удивительно легко и приятно. Малфой усадил мальчика за детский стульчик, принимаясь за обед для него, напевая себе под нос глупую маггловскую мелодию, что заела у него в голове из-за Гермионы, которая на прошлой неделе потащила его в какой-то захолустный бар с чересчур громкой музыкой. — Ты отличная няня, Малфой. Драко вздрогнул, выронив из рук тарелку, что разлетелась по полу на мелкие осколки, и тут же перевел взгляд на Тедди, но тот, к счастью, улыбался, без всякого намека на испуг. Он только облегченно выдохнул и нахмурился, оборачиваясь на звук голоса. — Какого хрена ты так подкрадываешься, Поттер? — прошипел слизеринец, доставая из рукава палочку, чтобы починить тарелку. — Я постучал по косяку, — пожимает плечами Гарри, подмигивая заинтересованному пришедшим парнем Тедди.— Но ты был слишком занят своим пением. У Поттера был доступ в дом тетушки Меды, чтобы видеться с малышом Люпином, и пару раз они даже вместе сидели с мальчиком, который был вне себя от счастья, получая столько внимания. Только придурок этот был слишком уж неуклюж, и порой было страшно оставить его с малышом в одной комнате даже на пару минут — не дай Мерлин шрамоголовый опять споткнется о ковер, грохотом перепугав и Тедди, и Драко. — Я был занят едой для ребенка, придурок, — фыркает Драко, отворачиваясь, чтобы, наконец, уложить пюре в тарелку. — В последнее время ты все чаще занят таким, — смеется Поттер.— То и дело от тебя слышно кудахтанье про первокурсников и Тедди, вот уж точно примерная жена. — А что, метишь на место мужа? — возвращает укол Драко, пододвигая стул к племяннику, чтобы было удобнее кормить, и подносит ему ложку. — А то, вон уже всех конкурентов разогнал, там така-а-ая очередь стояла, — поддакивает Гарри, усаживаясь с другой стороны стола. — Ты перепутал с очередью тех, кто хочет набить мне морду, — хмыкает Драко и кивает на столешницу.— Налей ребенку чая. Гарри снова смеется, но, получив хмурый взгляд, встает, подхватывая детский поильник, и наливает в него заваренный заранее чай, разбавляя в меру теплой водой. Ставит бутылку с ручками по обеим сторонам на столик Тедди и плюхается обратно на свое место. — Так чего ты приполз-то? — спрашивает Драко.— Я тут и без тебя справляюсь. — Я поговорить хотел, — сообщает Гарри, глядя, как Малфой заинтересованно поднимает бровь, что на его языке означало «слушаю».— Насчет Джинни. Драко заставляет себя не вздрогнуть, в первую очередь потому, что кормит ребенка, во вторую — это было бы как минимум странно. Да, Поттер не великого ума человек, но с логическими цепочками у него проблем точно нет. — Не кажется ли тебе, что я не лучший советчик в любовных делах? — отстраненно тянет он, улыбаясь Тедди, когда тот сам пытается взять поильник. — Да я не о том, — сморщив нос, отмахивается Гарри.— Гермиона говорит, мол, Джинн ей уже неделю чешет про то, что она должна пойти на бал с Роном. Бал. Да, точно. В этом году на Хэллоуин будет не пир, а небольшой бал для учеников. Старая кошка решила, что им будет полезно отдохнуть. А Грейнджер действительно почти семь дней скулит о том, какую плешь ей проела Уизлетта. Странно, что Поттера оповестили об этом только сейчас. Зато, как приятно, что свежие новости сам Драко узнает первым. — И? — интересуется Драко. — Ну, боже, Малфой! — вздыхает Гарри.— Тебе хоть кол на голове теши, все как одно! — Не верещи, ребенка пугаешь! — тихо шикает Драко, придерживая для племянника бутылочку с чаем.— Я-то как связан с хотелками Уизли? — Я не знаю, ну, повлияй на это как-нибудь, — тянет Гарри, сам не имея понятия, как Малфой может решить эту ситуацию, и почему ему вообще захотелось прийти компостировать мозг именно слизеринцу.— План придумай, что ли… — Ты издеваешься, Поттер? — хмыкает Драко.— Это твоя девушка, твой друг и твои Уизли, а я тут вообще не при делах! — Да не девушка она мне! — взрывается Гарри.— Почему, черт возьми, вы все так считаете? Джинни вообще встречается с Ричи! Драко замирает на пару секунд, а после медленно поворачивает голову в сторону Поттера, подняв брови. Этот момент у него в голове как-то не вяжется, если быть честным: ему казалось, что Уизлетта просто напросто приклеена к Гарри с ее первого курса. Хотя, это, конечно, не было удивительным: Поттер спас ее, стал для еще маленькой девочки кумиром, какой-то мечтой, естественно, что Джиневра к нему так привязалась. Да, она выглядела будто действительно влюблена, но Драко всегда считал это лишь ее собственным заблуждением — Уизли была просто восхищена и благодарна, но не любила. У него самого была совершенно иная ситуация — его реальные эмоции просто проянились, но не изменились: Драко всего лишь понял, что за чувство постоянно жгло в груди. Гарри, положа руку на сердце, никогда не был для него врагом. Нет, конечно нет. Враг — это тот, кого ты пожелаешь убить. Медленно, вдумчиво и со вкусом. Поттер ни на секунду объектом таких желаний не был. Была обида, давняя, детская, за отказ подать руку, за непринятие дружбы. Была зависть, глупая, иррациональная, та, что была направлена лишь на образ Мальчика-Который-Выжил, но не на личность самого Гарри. Была неприязнь, когда Поттер, в отместку за его, Малфоя, оскорбления, возвращал их с лихвой, заставляя ощущать себя позорно уязвимым. Но ненависть? Нет, это даже смешно. Как можно было ненавидеть этого человека? Как можно было, если у него дух перехватывало от того, как Поттер хмыкал и смотрел на него с пламенем в изумрудных глазах, во время их стычек? Если он видел его улыбку, обращенную к друзьям? Если слышал, как тот, не стесняясь взглядов, весело хохочет в Большом Зале? Если замечал все его мелкие привычки, постоянно бросая взгляды в сторону гриффиндорца? Если иногда, по чистой случайности, уличал моменты его печали, когда Поттер прятался ото всех? К Гарри он всегда испытывал сильные и яркие эмоции, которых было так много, что становилось трудно разобрать, так много, что они сменялись калейдоскопом чувств, вытесняя одно другим, втрое — третьим, и так без надежды на конец, на собственное спокойствие. Он был зол. Неоднократно зол. Проклятое непонимание происходящего с ним выводило из равновесия, провоцировало на срывы, почти доводило до истеричного состояния. От этого тычки и оскорбления в сторону Поттера с каждым прошедшим становились все изощреннее, неприятнее и злее. На четвертом курсе он понял, что с ним и его эмоциями что-то не так в тот момент, когда проклятый гриффиндорский придурок не выныривал из воды, хотя мокрые макушки других участников уже мелькали на берегу. Он покрыл на чем свет стоит свою дурацкую затею со значками, этих тупых грифов, что устроили юному Герою бойкот, идиотов из Министертсва, что до сих пор не отменили опасный для жизни Турнир и маразматика Дамблдора, который ничего не предпринял, когда Кубок выплюнул чертово четвертое имя! От того, чтобы броситься за Поттером, его удержала Паркинсон, что, отрезвляющим жестом, схватила друга за волосы на загривке и, грозно шепча, описала ему по шагам, как именно Малфоя накажет отец за такой глупый поступок. Тогда он откинул навязчивую мысль о том, как его сердце остановилось до момента, пока Поттер не предстал перед ним целым, постарался забыть о том, как после забурлила кровь, и затолкать в самые глубины сознания желание врезать ему за эту дурь, а следом крепко-крепко обнять, так, чтобы между ними не осталось ни сантиметра. Однако весь пятый и шестой курс он уже не мог избавиться от вечного страха, нервозности и тревожности за этого безмозглого остолопа, что вечно лез, куда не просят и бросался грудью на амбразуру. Ко всему прочему, абсурдность ситуации подогревало и то, что с пятого года обучения он не на шутку разволновался о судьбе Грейнджер, но списывал это на то, что разочарован в ней — она не только не вставляла на место мозги неугомонному Поттеру, но и поддерживала его во всей этой вакханалии. Драко пришлось рисковать и идти на поклон к крестному, хоть он не был уверен, на чьей стороне Северус, искать у него помощи и защиты, потому что вся эта ситуация уже давно была опасной. Его эмоции были опасны, даже если он пихал их в пятый угол и строил гримасы в сторону Поттера. Даже если отец бы не догадался, не имея никаких навыков в легилименции, то его «непосредственный начальник», учитывая скудные умения младшего Малфоя в окклюменции, мог в пару секунд вытащить все его сокровенные тайны, и точно бы не запрыгал от радости, благословляя пару. Но самым страшным исходом была бы не его, Драко, собственная смерть, нет. Хуже было то, что у Лорда появилась бы возможность подобраться к Гарри через него. А после, когда он, уже хорошо подкованный в защите разума, благодаря крестному, увидел Поттера в Мэноре, то был готов умереть на месте. Мысли сдать Гарри и его друзей, чтобы выслужиться перед Лордом и вернуть отцу положение во внутреннем круге, не проскочило даже на долю секунды. Единственное, что крутилось в голове — было даже не «помочь ли?», а уверенное «как именно помочь?». В какой-то момент он осознал, что крепко сжимает палочку, высчитывая, сколько человек он сможет вырубить, прежде чем тетка Бэлла наградит его Круциатусом или чем похуже за такое подлое предательство. Драко, черт возьми, полностью осознавал последствия, даже крохотного движения его руки, но все равно сжимал палочку до боли в пальцах. «Влюбленный человек действует против своих интересов.»— так говорила ему Нарцисса, давно, еще на четвертом курсе, когда сын вернулся домой на лето, и он не понял к чему это тогда было сказано, но четко осознал в тот самый момент, когда уже дернул руку с палочкой из кармана мантии. И мама, конечно, заметила: остановила его, оттащила подальше, когда сын наврал про личность пойманного, увела в самый дальний угол и крепко поцеловала в лоб. Все она прекрасно знала, видела и понимала, хоть Драко и считал, что единственный ведающий о его слабости человек — крестный. Она же не дала ему сорваться к Грейнджер, удержав за плечи, заставляя спрятать дрожащие руки в карманы, но полный ужаса и вины взгляд от девушки отвести он так и не смог, и готов был поклясться, что Гермиона, поймав его глаза своими — кивнула. Так же, как и когда он бросил Поттеру эту чертову палочку, спиной ощущая пронизывающий ледяной взгляд отца. Так же, как и когда он, вырвав из рук мертвого Джагсона его палочку, влез в самую гущу, целясь в Пожирателей. Так же, как и когда вошла в зал суда под руку с Поттером. Она его поняла, она одобрила. Потому сейчас он и привязан к ней почти настолько же сильно, насколько он привязан к матери. Он знал, что Гермиона все ему простила еще тогда, в Мэноре. Знал, что может не прятать мысли в ее присутствии, знал, что она не высмеет за слабость. Он был безмерно благодарен за ее дружбу. Драко жаждал лишь прощения, понимания, а Гермиона дала ему больше, по-гриффиндорски бескорыстно больше. С Поттером в этом же плане стоило быть осторожным, нельзя было ему раскрываться так, как он мог сделать это с Гермионой, Драко не знал, что на уме у Героя и как он реально к нему относится. — Малфой, ты чего завис? Драко вздрагивает, выныривая из омута мыслей и глубоко вздыхает, стараясь вернуться в реальность как можно скорее. Он коротким и нервным жестом облизывает губы и чуть прокашливается. — Конечно все так считают, — пренебрежительно фыркает он, возвращаясь к теме разговора как ни в чем не бывало.— Герою под стать прекрасная дама, да и ты в ее семье как свой. — Вот именно, что «как свой», то бишь родственник, да и с Джинн мы все спокойно обсудили, — заторможенно, удивленный пятиминутным малфоевским молчанием, пожимает плечами Гарри и щурится.— Но «прекрасная дама», серьезно? — А что не так? — зеркалит его жест Драко.— Я никогда не отрицал, что мелкая Уизли симпатичная, а что она, простите, «дама», тоже отрицать нельзя. Только при условии, что у их семейки есть какая-то страшная тайна по этому поводу, и сыновей на самом деле семь, но тогда жутко знать, что все эти годы она спала в девчачих комнатах. — Фу, Малфой! — смеется Гарри, поняв, на что намекает слизеринец.— И как тебе только такое в голову приходит? Драко только фыркает и пожимает плечами, наметив легкую улыбку, а после поднимается и убирает со столика Тедди посуду, повернувшись спиной к Гарри, и тут же недобро хмурится. Он сильно прокололся, позволив себе сейчас так надолго «уйти из реальности» и Поттер явно насторожился, а это ой как нехорошо, особенно, если он начнет копаться в причинах такого поведения. — Так что будем делать с Мионой и Роном? Малфой вздыхает, разворачиваясь на пятках к Поттеру, и опирается руками о столешницу, кидая осуждающий взгляд. — Я даже похвалил Уизлетту, чтобы ты забыл про ситуацию с Гермионой, Поттер, — строго говорит он.— Или мое умение увести беседу в другое русло такое паршивое? — Вполне хорошее, — улыбается Гарри.— Просто я приставучий, и не отлипну, пока ты не придумаешь, как ей помочь. — Послушай, она взрослая девочка, умная, — спокойно объясняет Малфой, потирая переносицу.— И сама может решить эту ситуацию, понимаешь? — А… — И если бы ей нужна была помощь, то Минни бы ее просто попросила, — с нажимом договаривает Драко, игнорируя попытку гриффиндорца его перебить и вставить свое мнение. — Но зачем она тогда говорит об этом, если может решить все сама? — упирается Гарри. Малфой качает головой, пока молча, и поднимает Тедди на руки, быстро поглаживая по волосам. Кивает, чтобы Поттер шел за ним, и усаживается прямо на пол в гостиной, опуская ребенка в гору разноцветных игрушек на ковре. — Потому что ей нужны моральные силы, Поттер, а не твое физическое вмешательство, — продолжает диалог Драко.— Гермионе не нужно, чтобы ты решил ее проблемы, ей необходимо, чтобы ты выслушал ее, улыбнулся и бросил банальное «ты справишься», вот и все. Ей просто нужно дать волю эмоциям и словам, набраться сил для дела, получив моральную поддержу от того, кому она доверяет. Такое, бывает, требуется каждому в какой-то определенный момент: когда ты понимаешь, что возникшую проблему можно решить только самостоятельно, и вмешательства со стороны, возможно, лишь усугубят патовость ситуации, а психологически ты сам уже не тянешь — вот тогда и нужно получить тривиальную словесную и эмоциональную поддержку, чтобы у тебя были духовные ресурсы для дальнейших действий. Гарри молча слушает, кажется, еще пара слов, и он откроет рот, потому что выражение искреннего удивления на его лице выглядит уж очень комично, и, урони он челюсть на пол — картина лишь краше станет. Однако, отмечает Драко, гриффиндорец явно задумался о сказанном, значит не просто «слышал» его слова, а внимательно «слушал». **** Стоит сделать только шаг в гостиную, попутно разминая мышцы после тренировки по квиддичу, как ему в лицо летит цветастая подушка с дивана. — Оо-о, и тебе привет, милая, — тянет Драко, поймав подушку.— Плохой день? Гермиона стреляет в него хмурым взглядом, фыркнув, и складывает руки на груди. Малфой тихо смеется и проходит дальше, швырнув подушку ей на колени, а сам садится в кресло, двигая его ближе к дивану. — Лаванда с самого утра визжит о том, что идет на бал с Роном, — недовольным тоном отзывается девушка.— Он всю неделю пытался позвать меня через Джинни, и, спасибо Парвати за информацию, запугивал парней, которые хотели меня пригласить! Но сам идет с Лавандой! Драко удивленно присвистывает, хохотнув и склоняется вперед, опуская голову на сцепленные в замок руки, упираясь локтями в колени. Да уж, чего-чего, а такого номера от Шестерки он не ожидал. Ладно, проколоться один раз, и быть пойманным с этой девчонкой, но снова вернуться к ней, когда клялся, что просто ошибся? — А ты хотела с ним на бал? Грейнджер закусывает губу и качает головой. Нет, конечно она не хотела и это заметно. Гермиона простила бы ему все давно, если бы ее саму на части не рвал внутренний конфликт. — Я хотела….— начинает было она, пытаясь объяснить свои ощущения, но затихает, неопределенно покрутив рукой в воздухе. — Чтобы он повел себя как мужчина, — дополняет Драко.— Ты хотела, чтобы он понял в чем действительно его вина и извинился не за поцелуй с Браун, а за преданное доверие. Гермиона на секунду задумывается, замерев, но кивает, громко и тяжело выдохнув. В последнее время любое упоминание о Роне выводило ее из себя, но гриффиндорка понимала, что этот разговор, что Драко затеял, был ей необходим, чтобы наконец разобраться в себе и ситуации. — Но ты все равно не пошла бы с ним, Минни, — выдергивает ее из мыслей слизеринец.— Да и для чего? Чтобы снова плакать в укромном углу? А вы ведь тогда даже не вместе пришли. — Откуда ты знаешь? — вскидывает голову Грейнджер, нахмурив брови: неужели ее было так хорошо заметно? — Северус тебя видел, — хмыкает Драко на ее реакцию.— И все слышал. — Какой позор, — тянет Гермиона, уткнувшись носом в колени. Малфой смеется, ткнув ее по ноге, заставляя посмотреть на него, и улыбается, поглаживая по голени. — Он сказал, цитирую, «мистер Уизли повел себя как деревенский хряк, что даже для гриффиндорца никчемно», — насмешливо фыркает он, наблюдая как Гермиона намечает улыбку.— Кто бы что не говорил, а крестный неплохо воспитан, и с дамами себя вести обучен, так что наглое «хряковское» поведение Уизела его возмутило. Теперь уже Грейнджер смеется в открытую, откинув голову назад, видимо, представляя веселую картину: хмурого Снейпа возмущенного гриффиндорской глупостью одного конкретного представителя факультета. — Мне полегче, — выдыхает Гермиона, стерев слёзы в уголках глаз. — О, тогда самое время удариться в задушевные разговоры, — улыбается Драко, протягивая ей руку.— Давай, тебе нужно это. Гриффиндорка молча смотрит на его ладонь, и, хотя нужно думать о другом, ее смешит и умиляет абсурдность ситуации, в которой она держится за руки с утешающим ее Малфоем. Кто бы сказал ей об этом пару лет назад, она бы, наверное, не постеснялась применить на такого дурака Непростительное. А сейчас все это кажется до удивительного правильным и комфортным, пусть даже несколько странноватым. — Ты любишь его? Гермиона вздрагивает, когда Драко, видимо, решив не церемониться, задает такой вопрос в лоб, и крепче сжимает его ладонь. — Конечно, люблю, мы столько времени были рядом. — В этом и вся проблема, — объясняет Драко.— Вы притерлись, изучили друг друга, думали о том, что будет, если сойдетесь, но ожидания не оправдались. И именно потому, что вы друзья, это тяжело. Дружить можно даже если у вас разные взгляды на хорошее и плохое, на будущее и отношения, ведь у каждого своя личная жизнь, но быть вместе при тех же условиях сложно, и чаще всего — проигрышный вариант. — Но я…я правда люблю его, — с заминкой отвечает Гермиона.— Я люблю Рона, так же, как люблю Гарри, я… — Остановись, — прерывает ее Малфой.— И прокрути еще раз в голове то, что ты только что сказала. — Что?..— хмурится гриффиндорка.— Зачем мне…. Она замолкает, так и сидя с открытым ртом, а после поджимает губы, хмурясь еще сильнее. Драко тихо вздыхает и тянется к Гермионе, пальцем проведя линию между ее бровей, мол, хватит, морщины будут. —Теперь понимаешь? Грейнджер медленно неопределенно вертит головой, — то ли качает, то ли кивает — будто бы не до конца поверив в это, но поднимает глаза на Малфоя, все так же поджимая губы. — Я не уверена… — Влюбленный человек действует во вред своим интересам, — начинает Драко, повторяя слова матери.— Любовь делает людей безрассудными, они склонны совершать то, чего никогда бы не сделали, — хмыкает он, а гриффиндорка прекрасно понимает, что тут имеется в виду «глупыми», но продолжает слушать.— У вас с Уизли слишком разные взгляды на будущее: подумай, готова ли ты стать женой-домохозяйкой, что будет ждать мужа с работы, в окружении детей? Отказаться от своих амбиций, от желания добиться высот в магическом мире? — Нет, — выпаливает Гермиона, так быстро, что сама удивляется настолько уверенному ответу.— Ну, в смысле, я даже никогда не задумывалась над нашим будущим. — Так для чего тебе тот, о будущем с которым ты даже мыслей не допускаешь? — цепляется за ее слова Малфой.— Если ты влюблена, то волей неволей будешь задумываться о таком, а с ним ты своей жизни не видишь. Он не твой человек. Гермиона закусывает щеку изнутри, медленно набирая воздуха в легкие и так же медленно выдыхает, собираясь с мыслями. Драко просто ждет. Ждет, пока гриффиндорка примет эту ситуацию, свои собственные чувства. — А кто тогда мой? — и такой вопрос означает, что тема Рона Уизли как романтического интереса закрыта навсегда. — Тот, с кем тебе будет приятно, — пожимает плечами Малфой.— Человек, равный тебе по интеллекту, с иными быстро станет скучно и серо. Скорее даже такой, который будет разумнее, потому что ум и разум — разные вещи, милая. Ума у тебя больше, чем достаточно, но умный и образованный человек не всегда разумен. Разум — явление более тонкое, он, связанный с сердцем, рождает мудрость. Умные рассматривают вещи, опираясь на их приятность и неприятность, а разумные — на вред и пользу. Тебе нужен тот, кто сможет дополнить твой горячий ум своим холодным разумом. Гермиона молча слушает, крепко сжимая его ладонь, и Драко позволяет себе легкую улыбку. Буквально пару дней назад на него такими же доверчивыми глазами, впитывая слова как губка, смотрел и Поттер. И эта их похожая черта умиляла и веселила. — Спасибо, — выдыхает она с улыбкой, погладив пальцем его ладонь. — Пока благодарить рано, — хмыкает Драко, довольный тем, что теперь с гриффиндоркой все в порядке.— Скажешь «спасибо», когда завтра тебе доставят платье для бала от кутюрье моей матери, потому что моя партнерша должна затмить всех девушек Хогвартса. Грейнджер удивленно вскидывает брови, но спустя секунду улыбается, легонько ткнув его в плечо. — Не говори, что оно зеленое, — фыркает Гермиона. — Брюнеткам идет зеленый, — улыбается Малфой, получая еще один тычок в плечо.