Ab imo pectore — С полной искренностью

Выдохнув, когда преодолел поворот, Драко сжимает кулак правой руки, левой едва ощутимо касаясь стены. Это помогает находиться в реальности, понимать, где он, кто он. Потому что кончиками пальцев он ощущает с годами ставший шероховатым мрамор, из которого были возведены стены родного Мэнора. Дома, где он вырос. Дома, где теперь ему приходится ходить босиком по ледяному полу, чтобы не привлекать внимания. Чтобы обитатели этого места забыли о существовании Драко Малфоя. — Сегодня я планирую отдохнуть в одиночестве, Нарцисса… Но завтра вечером, — грубый голос затихает на пару секунд.— Приходи снова. Я позову тем же способом. Застывший за углом Драко, прижавшись к стене, для ощущения мнимой безопасности, едва слышно сглатывает, чтобы прогнать подступившую к горлу тошноту. На весь Мэнор воняет этим поганым оборотнем. Стук каблуков матери, уходящей в западное крыло, постепенно затихает. — Сивый, — не успев подумать, Драко выходит из-за угла, так же не убирая руки от стены. Фенрир Сивый. Юный Малфой считал его чуть ли не самым мерзким из тех личностей, которые оккупировали его дом. Бешеный фанатик крови, насилия и жестокости. И если Лорд, во время развлечений Пожирателей, сначала пытал пойманную жертву — очередную несчастную грязнокровку — то потом всегда приказывал слугам убить. Авадой. Эта мгновенная смерть становилась облегчением: Риддлу, конечно, просто наскучивала эта игра, он не пытался освободить от страданий, но тем не менее. Сивый был полным психопатом. Пугала даже не сама его жестокость, а перманентная идейность Фенрира в этой жестокости. Он никогда не добивал. Оборотень загрызал, рвал плоть на части, оставлял огромные гниющие раны, потрошил жертву наживую, выворачивал органы практически наизнанку. И оставлял. Он всегда оставлял человека, после его игр уже похожего на месиво из передавленных переспелых, почти загнивших, овощей. Ногой отпихивал в какой-то угол, смеялся с таким превосходством и слушал, как его молили о смерти. Если, конечно, жертва еще могла говорить. — Юный лорд Малфой, — насмешливо тянет Сивый, проведя когтистой пятерней по щеке слизеринца. — Моя…мама, — снова приходится сглотнуть комок тошноты.— Что происходит? — А ты подумай, — расслабленно хмыкает тот. Вопрос был задан лишь для того, чтобы прощупать, в каком настроении Сивый. Потому что Малфой никогда не был дураком. Трусом — да. Но не дураком. Отец, этим летом освобожденный при нападении на Азкабан вместе с другими Пожирателями, полностью потерял расположение Волдеморта, и либо прятался по углам в собственном доме, либо старался выслужится каждым словом. Его с вершины быстро сместили другие темные маги. Макнейр взял на себя бразды правления во внутреннем круге, но долго не удержал. Пришлось вступить в противоборство со стариком Яксли, а следом подключился и Эйвери, при том оба обвиняли первого в неверности, выставляя предателем. Они цеплялись друг к другу день и ночь, но в итоге каждый остался ни с чем. Потому что на сцену вышел Фенрир. Даже не имея Темной метки, он сильно импонировал Лорду своей безмерной жестокостью и крайне заметным сумасшествием. Конечно, Риддл не доверял практически никому из своих слуг, а уж тем более не считал их друзьями. Но Сивый умудрялся иногда общаться с Хозяином почти на равных, особенно, когда выполнял свое задание отменно, да и еще изловчался периодами приволочь жертву Лорду еще живой. Того, кажется, очень забавлял до крайности ненормальный — даже среди таких же — Сивый, потому Волдеморт стал держать его рядом с собой. А теперь стало понятно, как и чем одарил его Темный Лорд. Похвала за хорошо выполненное задание оказалась очень щедрой. Драко не знал, был ли в курсе отец. Да даже если был, мог ли он возразить? Волдеморт записывал за счет старшего Малфоя проигрыш в Отделе Тайн и, конечно, не сжалился бы над Люциусом. Что было бы, попробуй он спорить с решением Хозяина? Но, черт! Это его жена, мать его единственного сына. Раньше Драко хотел быть похож на отца. Какой мальчик этого не хочет? Драко подражал ему во всем: внешнем виде, поведении, манерах. Говорил теми же словами, не всегда, в силу возраста, понимая, что именно произнес, ведь просто повторял за отцом. Ненависть к магам, рожденным не в семьях волшебников, тоже была не его — отцовская. Но теперь слизеринец словно ото сна очнулся. Он был напуган до ужаса. Да, возможно, на какой-то миг, в силу воспитания и вбитых в голову идеалов, цель Лорда и Пожирателей показалась ему интересной, но не сейчас. Он и подумать не мог о подобной жестокости. И что с того, что они ненавидят грязнокровок? Отнимать жизни лишь из-за своего эгоизма… Это лето было самым ужасным в его жизни. Драко видел расправы над детьми, над женщинами, беспомощными стариками. Видел и молчал, дрожа всем телом. А после его тошнило по несколько часов к ряду. Еще в самом начале летних каникул он отрекся от идеалов отца, от идей Лорда, от той части самого себя, которая видела в папе пример для подражания. Сейчас на такого жалкого Люциуса было мерзко смотреть. Конечно, что же мог Малфой-старший? Мог ли он возразить? — Что я могу тебе предложить? — задает вопрос Драко, окончательно решив — да, отец мог возразить. Фенрир улыбается — нет, хищно скалится — юному лорду, прислоняясь спиной к шероховатой стене. Молча оглядывает Драко, приподняв брови. — Ты не Малфой, — хмыкает он.— Вы оба не Малфои, они не такие… А вы…— протягивает оборотень, щурясь: его это забавляет.— Чистые Блэки. Он так легко и весело комментирует поведение Нарциссы и ее сына. Говорит так, как обычно говорят друзья семьи, с восхищением расписывая родителям, как же ребенок похож или на них, или на бабушек и дедушек. — Я вижу, что тебя и Блэки устраивают, — отвечает Драко с неясно откуда взявшейся смелостью, хотя внутри у него дрожит каждый орган.— Ну так что? — Я, конечно, сегодня планировал развлечься в одиночестве, — тянет Фенрир.— Но такую инициативу грехом будет проигнорировать. Он отталкивается от стены, не отрывая безумных глаз от лица Драко, и проходит мимо него, тронув за плечо. — В десять. Драко открывает глаза, выдыхая, хватается за горло, и тут же свешивается с кровати, опираясь на локоть, откашливается, думая, что сейчас его вывернет наизнанку. Глотку дерет от сухого кашля, но он давит на кадык, чтобы попытаться вызвать тошноту — после станет легче. Не рвет. — Блять, — хрипит Малфой, заползая обратно на широкую холодную постель. Он проводит рукой по слипшимся от пота волосам, снова ругаясь. Стоило Уизелу пару дней назад припомнить об этом, жуткие сны начали преследовать Драко с новой силой, не давая сомкнуть глаз и на пару минут, что уж говорить о полноценных восьми часах. Малфой никак не мог выспаться. С субботы на воскресенье он поспал всего два часа, все остальное время просидел на подоконнике: комната ему досталась на нижнем этаже, вид за окном демонстрировал глубины озера, и Драко переодически стучал пальцем по стеклу, привлекая внимание тамошних обитателей. С воскресенья на понедельник уснуть вообще не удалось. Как только он закрывал глаза, перед ним упорно появляюсь картинка из воспоминаний. Сна не было, но уроки вести приходилось. Так происходило еще несколько дней, вплоть до сегодняшнего: со среды на четверг, три часа ночи. Драко отрывает взгляд от часов, переводя на тумбу рядом с постелью. Там его очки для чтения, палочка, небольшая свеча и коробка с печеньем. Это печенье ему во вторник принесла одна из учениц, однако есть его Драко не стал. Потому что сладость за километр пахла Поттером. И именно поэтому Малфой оставил коробочку у себя: этот запах его успокаивал. Поглубже вздохнув, Драко поднялся с постели, чтобы взять книгу.

***

— Северус, ради Бога! — вздыхает Гермиона, хлопнув себя по бедру.— Это же позорище! Снейп, сидящий за столом рядом, поднимает глаза на нее, отрываясь от пергаментов. Девушка завалена свитками, несколько из которых развернуты, и грызет кончик пера. Уже как три часа прошло, с тех пор как они вернулись с ужина и сели за проверку домашних заданий. — Теперь ты полностью меня понимаешь, — хмыкает он, двинувшись ближе, чтобы заглянуть в написанное, и тут же насмешливо фыркает.— Действительно позорище. Это гриффиндорец? Гермиона шлепает его по плечу, тыкая пальцем в щеку, чтобы Северус отвернулся и не смотрел в эссе, но тот легко перехватывает ее левую руку, поцеловав пальцы, и не отпускает ладонь, сжимая ее в своей. — Молчишь, — тянет Снейп.— Значит, я прав. — Прав, — все же выдыхает Грейнджер, окидывая усталым взглядом сданные задания.— Деннис Криви. У нее уже не оставалось терпения разбираться во всем этом, даже учитывая, что перед тем, как они уселись за проверку, зашел Драко, взяв у нее чуть ли не половину эссе, чтобы помочь. Конечно, она признала, что виновата в этом сама: не стоило давать всем курсам задание одновременно. — В Защите он неплох, — пожимает плечами Северус, поглаживая ее ладонь в своей руке большим пальцем.— Не напрягайся так, все успеем. — Успеем? А время мы где возьмем? — скулит девушка, отпихивая от себя домашние работы, укладывает голову на плечо мужчине. Сегодня уже четверг, почти десятый час вечера, а не сделано и половины. Занимать этим пятницу не хотелось — они с Северусом планировали прогуляться за пределами школы, дать себе отдохнуть. В субботу намечена встреча с друзьями, а в воскресенье — завтрак у Андромеды. — Значит, задержишь отметки, — ставит точку Снейп.— Нечего себя доводить. Вставай. Гермиона только качает головой, снова протянув руку к перу, но Северус дергает ее на себя, и поднимается. Отпускает ее руку всего на долю секунды, только для того, чтобы обхватить за пояс. И поднимает, закинув на плечо. — Северус! — Гермиона! — дразняще повторяет он. — Боже, пусти меня! — вопит девушка, пока Снейп молча выходит из кабинета, выходя в гостиную в ее комнатах, а потом сворачивает к еще одной двери — в спальню.— Ты же взрослый человек! — Что не равно адекватный, — подначивает ее Северус. Он опускает Гермиону на постель, подхватив плед с небольшого кресла — девушка в нем читала — и закутывает ее по самые уши. Садится сам, прислоняясь спиной к каретке кровати, и тащит Грейнджер на себя, усаживая между ног, так, что спиной она прижимается к его груди. — Ну и что? — Что? — повторяет Северус.— Мы отдыхаем. — Отдыхаем? — саркастично тянет Гермиона. — Именно, — хмыкает Снейп, обнимая ее, укладывает подбородок на макушку.— Знаешь, там, закрыть глаза и лечь, например. Называется отдых. — Какая же ты язва, — ворчит Гермиона, выпутываясь из кокона пледа, но сидеть остается и прикрывает глаза, опираясь спиной на крепкую грудь.— Да, отдых нам не помешает. Северус приподнимает уголок губ, перемещая голову на ее плечо, крепче обхватывает руками талию, касается губами, в невесомом поцелуе, кончика уха. Ему это правда нравилось. Честно, Северус никогда не думал, что когда-то сможет сидеть вот так, обнимая кого-то. Обнимая девушку, ставшую его потоком ветра, который уносил его все выше и выше от бездонной ямы, позволяя взлететь. Что сможет так спокойно прикрывать глаза, убаюкиваемый чьим-то голосом. Сможет ласково проводить пальцами по волосам, не пропуская ни одной шелковой пряди. — Глаза ее не солнце, нет, — мрачнее, А губы, уж увы, не превзойдут коралл, И грудь ее светла, но снег — белее, Но все же я ее себе избрал. Гермиона приоткрывает один глаз, улыбаясь, узнав сонет Шекспира, и тянет руку вверх. Северус накрывает ее ладонь своей, прикладывая теплую руку к щеке. Он не мог успокоиться, ощущая эту щемящую нежность в груди. — И, обрамляя той лик, чье мне сердце мило, Все вьются локоны, что сумрачной ночи темней, И щеки ее ведь, они же не горят красиво, Прекрасней — розы во дворе, ей их не стать милей. И тех цветов душистое дыханье… — И всех духов шикарный аромат Диковиннее, чем ее благоуханье, — гриффиндорка легко подхватывает его чтение, разворачиваясь к Северусу лицом, чуть наклоняя голову вбок, пытаясь понять, что он такое затеял. — Но и душой, и телом быть я с нею рад, — продолжает он, плавно потянув девушку к себе, усаживая на колени, оставляет поцелуй в уголке губ.— И голос не форшлаг, и не группетто. Но слушать вечно я его готов… Гермиона замирает, когда он снова касается губами ее лица, сглатывая. Северус переводит взгляд, останавливаясь на ее глазах, и приподнимает уголок губ. — И, хоть мелодией моя душа согрета, — произносит Грейнджер, понимая, что Снейп хочет, чтобы она продолжала, не останавливаясь.— Ни в жизнь ей не сравниться с лаской ее слов. Северус довольно мычит, спускаясь ниже, касается бьющейся венки на шее, легко прикусывая ее, а после проводит языком. Пробегает пальцем по позвонкам на спине, сжимает руку на бедре, плавно ведя ее вверх, запуская под ткань льняной юбки строгого кроя. — Я не сравню ее с богиней…с откровением, — запнувшись на томном выдохе, продолжает Гермиона, вцепившись пальцами в его плечо.— Она ступает не по небу — по земле. Снейп тихонько хмыкает, поднимая голову, чтобы быстро коснуться губами ее тонкого запястья. Тянет руку за спину, подхватывая подушку, и приподнимает девушку другой, разворачивая. Грейнджер охает от неожиданности, когда оказывается на спине, кое-как скосив глаза на лиловую подушку, которую Северус уложил ей под поясницу. Она отвлеклась всего на пару секунд, но тут же вздрогнула, почувствовав, как Снейп приподнимает ее за бедра, двигая ближе к краю постели, второй рукой задирая юбку. — Она — не мания безумца в исступлении, — сглотнув, она читает дальше, чувствуя теплые шероховатые губы на внутренней стороне бедра, и сжимает в кулаке кусочек пледа.— Но удовольствий всех она дороже мне! Северус проводит языком по бедру изнутри, прикусывая кожу, а после прижимается губами к промежности — небольшому участку между вглагалищем и ягодицами — прямо через белье, понемногу поднимаясь выше. Гермиона что-то скулит, когда он отодвигает уже намокшую ткань белья в сторону, оставляя поцелуй. — О небеса! — на выдохе произносит девушка.— Клянусь я честью… Снейп умудряется стянуть белье даже не попросив ее приподняться, а после молча обхватывает рукой бедро, двигаясь ближе, насколько физически позволяет его положение — на коленях перед постелью. Хмыкает, потянув ее на себя, закидывает стройную ногу на плечо и наклоняется, оставляя несколько мокрых поцелуев на лобке. Наконец, спускается. Горячим языком проводит по складкам, выдыхает, а после круговыми движениями — у внешних стенок. — Моя…любовь и…сердца госпожа, — дрожащим голосом тянет Гермиона, когда Снейп сжимает пальцы на ее бедре, намекая продолжать.— Подкуплена…не будет…этой лестью….В награду…свою душу…тихонько обнажа. Северус мычит, видимо, этим звуком похвалив ее, но головы не поднимает, продолжая сладкую пытку. Пальцем свободной руки, той, что не на бедре, проводит по складкам, языком поднимаясь выше — к клитору, и легонько касается его губами. Даже это движение вызывает у девушки крупную дрожь по всему телу. Прижимается ближе, оставляя на набухшем бугорке еще пару поцелуев, после достаточно резко проведя языком; довольно улыбается громкому полустону. — Считаете, мои…признанья лживы? — скулит Гермиона, закусывая щеку изнутри, крепко сжимая в пальцах ткань пледа.—Противоречья…омрачают…страсть мою? Северус хмыкает, облизывая пальцы, плавно касается входа, медленно толкаясь внутрь, прижимает пальцы к передней стенке и губами обхватывает пульсирующий клитор, одновременно с этим подключая язык, описывая им размеренные круги. Чуть отодвигает голову, оставив быстрый поцелуй на бедре, и проводит языком от влагалища до клитора, повторяя это несколько раз, потихоньку уменьшая амплитуду, делая плавные движения отрывистее. — Прошу, не…верьте мне — она…красива, — уже почти шепотом, сквозь вырывающийся стон, тянет Грейнджер.—И так…нежна, как я…люблю. Снейп вынимает пальцы, перемещая и вторую руку на бедро, упирается ладонями изнутри, заставляя Гермиону развести ноги шире. Привстает, потянувшись к ее рукам, подхватывает одну, разжимая ее пальцы, забирает из них плед и укладывает на бедро, повторяя то же со второй. — Не отпускай, — слегка охрипшим голосом командует он, двигая девушку еще ближе к краю кровати. Гермиона выдыхает, сжимая пальцы на своих же бедрах крепче, сомневаясь, что у нее хватит сил удержать. Но Северуса это уже не волнует. Он снова опускает голову, совсем легко прикусывая складку рядом с клитором, спускаясь ниже. Лижет, целует, снова лижет. — В твоей груди…я слышу…все сердца, — скулит Грейнджер, переключаясь на другой сонет, когда первый оканчивается.— Что я считал…сокрытыми в могилах….В чертах…прекрасных…твоего лица….Есть отблеск…лиц, когда-то…сердцу милых. Снейп проникает языком во влагалище, круговыми движениями массируя стенки, а пальцем нащупывает клитор, слабо надавливая от основания к кончику. Он входит языком еще глубже, так, что плотно прижимается губами к складкам кожи вокруг, продолжая разминать стенки массирующими медленными движениями. — Немало…я над ними…прóлил слез….Склоняясь ниц….у камня гробового, — срываясь на стон, протягивает Гермиона, чувствуя, как подрагивает всем телом.— Но, видно, рок…на время их унес….И вот…теперь встречаемся…мы снова. Северус чуть отодвигается, добавляя пальцы. Входит до костяшек, разводя пальцы в стороны, снова надавив на клитор, языком прижимается к передней стенке, где самое большое количество нервных окончаний, массируя. — В тебе…нашли последний…свой приют….Мне близкие…и памятные лица, — хрипло протягивает Грейнджер, впиваясь пальцами в подрагивающие бедра.— И все тебе…с поклоном…отдают….Моей любви…растраченной частицы. Почувствовав ее дрожь, Снейп отодвигается, языком касаясь клитора, заменяя его внизу еще одним, третьим, пальцем, пока обхватывает бугорок губами. Все ближе, лижет, описывая восьмерку, раздвигает пальцы, посасывая клитор, и ловит ее оргазм, будучи плотно прижатым к дрожащему, постепенно обмякающему телу. — Всех дорогих в тебе я нахожу, — заканчивает он сонату, поднявшись с колен, опирается на руки, умостившись напротив лица Гермионы с расфокусированным взглядом.— И весь тебе — им всем — принадлежу. Проморгавшись, девушка протягивает руку, уложив Северусу на шею, двигает его к себе, заставляя опуститься, уперевшись локтями, и целует, довольно выдыхая. — Гермиона, — разомкнув поцелуй, он облизывает губы, улыбаясь. — М? — заинтересованно мычит та, оставляя поцелуй в уголке его губ. — Я бы послушал еще Роберта Бёрнса в твоем исполнении. Грейнджер поднимает брови, фыркнув, и весело смеется, обхватывая его шею уже двумя руками, чтобы опрокинуть на постель.

***

— Хороший мальчик, — рокочет Фенрир, когда юный лорд Малфой снова приходит в его комнату. Драко проходит вглубь, к окну, задвигая шторы, пока оборотень хлопает дверью, накладывая запирающее заклинание. Сам Малфой, пока тот не видит, использует заглушающее, применив его невербально — пришлось научиться этому, чтобы иметь возможность хоть мнимо обезопасить себя. Слизеринец молча протягивает Сивому свою палочку, ручкой к нему, и тот хищно улыбается, принимая ее. Запирает в каком-то ящике при помощи заклинания. Драко не знал, как его можно было отпереть, и ему, впрочем, это ничего бы не дало. Будет противиться — умрет. — Иди ко мне, — до мерзости расслабленно и с наслаждением в голосе тянет Фенрир, прислоняясь спиной к стене. Драко молча подходит ближе, встает напротив, задирая голову: он сам высокий, но оборотень достаточно большой, разница у них чуть ли не в двадцать два сантиметра. Сивый укладывает ему руки на плечи, сжимая, снова улыбается, и тянется к поясу халата — больше на Малфое ничего не было. Как только он выдергивает пояс — халат спадает, и Драко так же молча поворачивается спиной: Фенрир крепко стягивает ему запястья. Поворачивается, опускается на колени, стараясь встать крепко, чтобы была опора, и снова поднимает голову. Сивый довольно хмыкает, касаясь ширинки, расстегивает брюки. Медленно кладет свою лапищу Драко на макушку, будто играет в ласку, но тут же резко дергает его к себе: слизеринец утыкается лицом в его пах. Малфою приходится прогнуться в спине, чтобы без рук поймать губами член. Он широко открывает рот, все еще не выпрямляясь в спине — так орган войдет в глотку легче и не настолько болезненно. Прикрывает глаза, начиная двигать головой. Горло надо расслабить: если Драко закашляется, то из комнаты придется выползать, а не выходить на своих двух. Выпускает член изо рта, прогибается еще сильнее, чтобы оказаться пониже, лижет мошонку, прижимаясь губами ближе. За его, Драко, спиной находится огромное зеркало: тянется от пола почти до потолка, — Сивый видит все. Оборотень стискивает в кулаке его волосы, больно потянув. Скулить нельзя, напоминает себе Малфой. Второй рукой дотягивается до плеча, впиваясь ногтями в кожу, оставляя не то что синяки — кровоподтеки. Постепенно, когда член набухает, увеличиваясь в размерах, Драко снова возвращается к нему, стараясь заглотить как можно глубже, и слышит, как щелкает его челюсть. Позже нужно будет ее вправить. Пальцы у него нервно подрагивают: от боли и малого притока крови к ним. Малфой продолжает. Отодвигается, облизывая головку, поводит языком от основания, снова лижет головку. Как только начинает выделяться предэякулят, слизеринец поднимает голову. — Хороший мальчик, — довольно протягивает Сивый, сжав в кулаке его волосы, отпихивает голову. Драко теряет равновесие, падая на спину, и остается лежать. Фенрир хохочет, шагая ближе, надавливает ногой ему на пах. Малфой сжимает зубы. Ни звука. Увидев его реакцию, Сивый довольно скалится, наклоняется, схватив за плечо, и дергает наверх, поднимая на ноги. Силы у него столько же, сколько дури. Драко, поймав равновесие, поворачивается спиной — ему развязывают руки. Ненадолго. Подойдя к кровати, он, взявшись за витиеватые железные прутья каретки, ложится лицом вниз. Чувствует, как его запястья поочередно перевязывают плетеными веревками, закрепляя в статичном положении. Он утыкается лбом в подушку, закусывая ее, и поднимает бедра, опираясь на колени, выпячивая задницу. — Какой умница, — рычит Сивый, укладывая ладони ему на ягодицы, сжимая, впивается, пронзая ногтями кожу. Ведет вниз, спускаясь на бедра, оставляя за собой кровавые полосы. У этого ублюдка железно стояло на кровь. Сейчас на теле Драко было множество нарывов, мелких ранок, синяков и гнойников. Первый раз заметив крупный гнойник на внутренней части бедра, он испугался. Кто ж знает, какую мерзкую заразу мог занести ему в организм этот вшивый пес? В Мэноре он развлекался только с Драко — они пожали друг други руки, скрепив обетом — но за его пределами постоянно терзал дешевых проституток. Потом слизеринец решил, что хуже уже не будет. Гнойник и гнойник, черт бы с ним. Фенрир двигается ближе, принимаясь тереться своим членом о его задницу, что вызывает ощущение неприятного трения. Шлепает по ягодице, другой рукой нажимая на поясницу, заставляя прогнуться глубже. Входит. Насухую не лезет. Сивый злится. Собирает слюну, плюет. Пропихивает, но не до конца. Громко выругивается, вцепившись когтями ему в бедро с внешней стороны, раздирая кожу. Наклоняется, прижимаясь грудью к спине Драко, впивается зубами в тонкую кожу у левой лопатки. Не кусает. Жрет.

Помогите! Больно! Помогите!

Этот ублюдок тот еще ворарефил. Фенрир обожает человеческую плоть. На Драко не осталось живого места: бедра изнутри, снаружи, где недоставало кусков плоти; поясница и спина, где не было столько мяса, потому было снято несколько слоев кожи; место справа под ребром, низ живота. Малфой вылечил сколько мог, раны рубцевались. Его организм, на удивление, оказался очень крепким, хотя ребенком он был болезненным. Конечно, роль сыграло то, что Фенрир не откусил бы больше, чем нужно, чтобы оставить Драко в живых. Куски были больше по площади, чем по глубине. И заживали ярко-розовыми рубцующимися, кривыми пятнами, сильно выделяясь на нефритово-бледной коже. Сивый, рванув плоть со спины, поднимает голову, проглатывая кусок размером с треть ладони Малфоя, пока тот сжимает в зубах подушку. Проводит рукой прямо по открытой ране, по мясу, собирая выступившую кровь, и облизывает пальцы, довольно причмокивая. Сплевывает слюну, перемешанную с кровью, на член, чтобы уменьшить трение, и пальцем растирает кровь так же по порванному анусу, резко толкаясь до основания. Драко сжимает зубы так крепко, что они, кажется, крошатся. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно.

СПАСИТЕ!

Малфой кусает себя за щеку изнутри, до крови, но молчит. Сил вопить у него даже нет. Фенрир ускоряется, держа его за талию, впиваясь когтями. Остервенело вбивается, так, что кровать ходит ходуном, рычит. Убирает руки с пояса, тянется к анусу, кое-как пропихивая их, растягивает стенки в стороны, сдирая когтями и внутри, но продолжает толкаться. Кончив, воет. Вынимает пальцы, слизывая с них кровь. Хватает Драко за волосы, переворачивая на спину: руки у него больно перекрещиваются, привязанные к каретке. Подползает ближе, пихая ему в рот член, Малфой поддается. Слизывает все это месиво дочиста. Сперму, свою кровь и слюну оборотня. — Хороший мальчик,— удовлетворенно улыбается Сивый, похлопав его по щеке. Драко рвет как только он делает первый осознанный вдох после сна. Стоящее под кроватью ведро как никогда пригождается. Свесившись на край, он одной рукой упирается в пол, другой — давит на кадык. Нужно, чтобы вышло все. Выдыхает, закашливаясь, сползает с кровати, обнимая ведро обеими руками, и сидит так еще около двадцати минут, пихая два пальца в рот. Поднимается, подхватывая палочку, прибирает за собой, а после берет до смешного милый плед с принтом бабочек, подаренный Гермионой, накидывая на плечи. Выходит из комнат. Путь до Астрономической башни не близкий, но тихий. С четверга на пятницу ученики обычно не рвутся нарушать правила: чаще всего ночью они гуляют по выходным дням. Драко не зажигает Люмоса, школьные коридоры он знает наизусть. Теперь, когда он взрослее, перила на треклятой башне не кажутся такими высокими и надежными как раньше. Они маленькие и хлипкие. Один шаг — и он уснет. Малфой поднимает глаза на почти полную луну. Хмыкает. Фенрир понимал, что никакой пользы от обращения Драко он не получит, потому терзал его только в человеческой форме, и не в полнолуние. Ублюдок соображает. Невилл как-то спросил, почему Малфой ходит полностью под запáх. Да потому, что изрубцован он был тоже полностью. Эти розовеющие шрамы как-будто были вечно открытыми ранами. Потихоньку, места, где были вырваны куски мяса, заросли кожей, но там остались крупные впадины. Если провести рукой, то….нет, кому будет приятно щупать такое тело? — Малфой? Услышав голос за спиной, Драко вздрагивает, повернув голову. Это всего лишь младшая Уизли. — Привет, — непонятно зачем произносит он, кутаясь в плед. — Драко, — рыжая раньше не звала его по имени: он заинтересованно поднимает бровь.— Пожалуйста. Перешагни обратно за перила. Только сейчас Малфой замечает, что стоит на самом краю парапета, оставив тонкие перила за спиной. Он сглатывает, медленно забираясь обратно в башню. Улыбается девушке. — Что такое, малышка Джинни? — по-доброму тянет он.— Не спится? Девушка приподнимает уголок губ. Малышкой ее называл только Малфой. — Тебе тоже, — пожимает она плечами.— Я пришла попить сюда чай, — гриффиндорка достает из сумки маленький термос, демонстрируя его.— Но тут чересчур холодно. — Немудрено, — отстраненно и устало хмыкает Драко.— Сегодня первое декабря. И правда. Час ночи. Уизли согласно кивает, взглянув на луну. — Выпьем вместе? — спрашивает она, протягивая Малфою руку, стараясь скрыть, что дрожит не от холода.— У меня есть карамель. Драко задумывается, но через полминуты кивает, взяв девушку за руку, следуя за ней к лестнице.