Пламя и шторм

      Алисента ожидала возвращения Рейниры одновременно с предвкушением и со страхом. Она надеялась, что долгое путешествие по морю и пребывание в Дорне с его сухим климатом сгладит сияющую красоту бывшей подруги, о которой не переставали говорить во дворе даже после её отъезда. А еще она надеялась, что известие о её беременности испортит настрой принцессы, которая в последние месяцы не встречала никаких препятствий на своем пути к престолу. Алисенту ждало разочарование.       Ни месяцы пути, ни жаркий Дорн не испортили красоты принцессы. Напротив, беременность немного смягчила острые черты лица Рейниры, придавая им женственности и очарования. Большой живот, который Рейнира постоянно обнимала, заставлял всех придворных умиляться при виде принцессы, столь расцветшую от предстоящего материнства. А уж рвение, с которым она вернулась к государственным делам, вызывало восхищение как у знати, так и у простого народа.       Она даже не забыла о её, Алисенты, детях. Принцесса брала с собой Эйгона на улицы столицы, где на выделенные лично Рейнирой средства отстраивались полуразрушенные здания, угрожавшие безопасности жителей города. Рейнира гуляла с Хелейной по королевскому саду, выискивая для нее бабочек и жуков, от которых девочка была в восторге. А с Эймондом она делилась секретами воспитания драконов. Яйцо ее среднего сына вылупилось спустя несколько дней после отплытия Рейниры, вызвав у мальчика неописуемый восторг. Спустя три с половиной месяца зверь уже был размером с крупную кошку и был перемещен в Драконью Яму к большому неудовольствию Эймонда, который не желал ни на секунду расставаться со своим драконом.       Алисента от раздражения вновь начала кусать ногти, наблюдая за тем, как любовь к Рейнире все крепче укоренялась в её детях. И больше всего её сводило с ума то, что она ничего не могла с этим поделать. Рейнира уже знала о её детях больше, чем она сама.       «Что я могу с этим поделать? Я не умею общаться с драконами, не владею валирийским, не понимаю, что интересного моя дочь находит в этих странных насекомых. Матерь, как мне понять сердца моих детей?!» — Спрашивала Алисента у безмолвной статуи Матери, глядящей на неё сверху вниз с неизменным выражением лица.       Хвалебные письма, которые Визерис получал из разных уголков Штормовых Земель, не улучшали состояния королевы. Вместе с ними Визерис получал предложения по улучшению состояния вассалов королевского дома от самой Рейниры, и тут же без раздумий выделял средства и людские ресурсы, необходимые для воплощения замыслов его старшей дочери. Там, где более мудрый правитель мог увидеть угрозу своей власти и превышение полномочий наследницей, Визерис лишь восторгался, потакая всем капризам Рейниры. Даже новость о том, что пребывание принцессы в Штормовом Пределе окончилось для лорда Борроса лишением двух пальцев, никак не пошатнула авторитет Рейниры при дворе. Напротив, Алисента слышала, как лорды в Красном Замке посмеивались, заявляя, что наследник лорда Боремунда давно нуждался в хорошей трепке.       Алисента перестала что-либо понимать. Её растили, вбивая в голову одну мысль: «Женщина создана для служения». Сначала она служит интересам семьи своего отца, затем — интересам семьи мужа. Праведная женщина, воспитанная в вере в Семерых, покорно выходит замуж за мужчину, выбранного отцом, и в законном браке рожает для мужа наследников, как велела Семиконечная Звезда. Её собственная мать жила по этим заветам, её тетки и кузины жили, следуя законам Семерых, и сама Алисента покорно выполнила требования отца, выйдя замуж за овдовевшего короля и родив ему наследников мужского пола, которых не смогла ему дать покойная королева Эймма. И Алисента вполне справедливо надеялась на то, что её старания будут оценены. Что отец поймет, как ему повезло с дочерью. Что Визерис проявит к ней… Нет, не любовь, на это она перестала надеяться вскоре после брака. Но она ждала от мужа благодарности за рождение четверых живых и здоровых детей, трое из которых были сыновьями. И что же она получила в ответ на все свои жертвы? Холодность и пренебрежение со стороны отца и безразличие со стороны мужа.       А что делала Рейнира из того, что подобало делать женщине её статуса и положения? Ничего! Она вела себя вызывающе, отвергала всех мужчин, которых предлагал ей в мужья Визерис, и не получала за это ничего, кроме небольшого недовольства со стороны короля, которое она тут же сводила на нет, напоминая своему отцу о том, что он стал причиной смерти её матери. Это всегда действовало безотказно. Чувство вины за смерть королевы Эйммы сжирало Визериса живьем, заставляя его потакать всем капризам дочери. И даже позорные слухи о неподобающей, неестественной связи Рейниры и Деймона были забыты, словно их и не было.       Алисента мелочно надеялась, что брак Рейниры с Лейнором будет столь же лишенным душевной близости, как её брак с королем. Но Рейнира и Лейнор сияли от счастья, расхаживая по дворцу или же прогуливаясь по Королевской Гавани. Новость о беременности Рейниры подняла её до небывалых высот. Лорды были довольны тем, как быстро понесла принцесса и как легко проходила её беременность, ведь это означало, что государство будет обеспечено наследником. После того, как Рейнира вышла замуж и остепенилась, всерьез взявшись выполнять свои обязанности наследницы престола, королевство словно забыло о том, что у Визериса помимо старшей дочери есть еще четверо детей, которые имели такие же права на Железный трон, как Рейнира. И это понимание заставляло Алисенту выходить из себя, шепча проклятия в септе.       «Матерь милосердная, защити моих детей от тёмной тени принцессы, готовой вырвать их сердца из груди. Матерь всеблагая, не дай мне увидеть смерть моих детей», — молилась Алисента часами в пустующей септе, вглядываясь в умиротворенное лицо богини.       Раньше она просила у нее лишь защиты. Но когда Рейнира объявила о своей беременности, всё изменилось.       «Скоро Рейнира станет матерью. Ты знаешь, как сильна материнская любовь. Скажи, дочь, как долго Рейнира будет терпеть твоих детей, что будут стоять между ней и Железным троном? Между её наследником и Семью Королевствами? Как только её ребенок сделает первый вздох, она начнет считать вздохи каждого твоего ребенка. И каждый их вздох будет для нее угрозой», — сказал ей Отто в тот день, когда Визерис объявил всему двору о положении дочери.       Теперь Алисента молила Семерых о бедствии для Рейниры. Она ненавидела себя в эти моменты, ужасаясь своей жестокости, но она упрямо сглатывала желчь, скопившуюся во рту, и продолжала молиться.       «Матерь, прости свою потерянную рабу. Матерь, я знаю, что моя душа черна и греховна, но я готова гореть в семи преисподних ради своих детей. Пускай чрево Рейниры окажется таким же слабым и пустым, как чрево ее матери. Пускай ее дети не доживут до своего первого вдоха, чтобы я перестала считать дни, отведенные моим детям. Матерь, ты даришь сладость материнства, и ты же ее лишаешь. Услышь меня и не дай Рейнире стать матерью детей, что станут угрозой для моих детей».       После этих молитв Алисента ощущала себя так, будто она вывалялась в грязи. Словно все ее жестокие слова прилипли к её коже и волосам, окутывая тьмой и печалью. Она часами отмокала в ванной после таких походов в септу, пытаясь смыть с себя этот мерзкий налет, но ничего не помогало. Она ощущала себя такой же порочной, какой считала Рейниру. И даже редкие слова утешения от отца, в которых она пыталась найти спокойствие, не спасали её.       Именно в таком состоянии её однажды нашел в саду Ларис Стронг. Это произошло спустя пару дней после отправления Рейниры в Дорн. Алисента стояла у одинокого чардрева, готовая молиться даже Старым Богам диких северян, когда она заметила младшего сына лорда Лионеля. Тот молча стоял у куста, который, как вспомнила Алисента, звался «красная вспышка». — Удивительные цветы, не так ли, Ваше Величество? — Спросил он у неё, проводя пальцами по бархатным цветкам ярко-алого цвета. — Очень красивые, — ответила Алисента, не понимая, к чему клонил Стронг. — У этих цветков есть замечательная особенность. Вы знаете, что это единственные цветы в Вестеросе, которые опыляются не пчелами, а самыми маленькими видами птиц? — Продолжал задавать бессмысленные вопросы мужчина, переводя взгляд на королеву.       Алисенте пришлось приложить все усилия, чтобы не съежиться под изучающим взглядом холодных голубых глаз Лариса. Она чувствовала себя одной из бабочек Хелейны, такой же беспомощной и слабой. Младший Стронг ничем не походил на своего спокойного и степенного отца и уж совсем не был похож на своего блистательного старшего брата, покорявшего женские сердца. Косолапость сделала трость его постоянным спутником, придав его скрюченной фигуре сходство со злобными ведьмами из сказок, что септа рассказывала ей перед сном. Голубые глаза того же оттенка, что и глаза сира Харвина не искрились жизнью, а больше напоминали глаза мертвой рыбы. Такое сравнение, всплывшее в голове королевы, заставляет табун мурашек пробежать вдоль позвоночника. — К сожалению, мейстер в Староместе не был хорош в ботанике, милорд, поэтому мои знания в этой области очень скудны, — нервно улыбнулась Алисента, не встречаясь взглядом с пугающим мужчиной — Так получилось, что бутон у красной вспышки слишком глубокий, чтобы обычные пчелы и другие насекомые могли проникнуть в сердцевину и добраться до пыльцы. Мало того, в соцветии этого цветка как бы два бутона — один внутри другого. — Ларис повернул один из цветков к Алисенте, чтобы она увидела закрытые лепестки внутри него. — Это нужно для того, чтобы мелкие грызуны, не способные опылять цветы, не могли добраться до пыльцы. — Боги мудры, раз создали такой удивительный цветок, — коротко ответила Алисента, пытаясь завершить этот бесполезный разговор. — Такая особенность есть только у женских цветков, моя королева. Даже у цветов женщина должна быть защищена сильнее, чем мужчина. — Яркие губы мужчины изогнулись в едва заметной усмешке. — Но порой привычный ход событий сбивается. И тогда женские цветы перестают защищать свою пыльцу, открывая свои лепестки навстречу любым вредителям, желающим полакомиться сладким нектаром. Совсем как в жизни, правда?       Что-то в выражении глаз Лариса заставило Алисенту задуматься. Она вспомнила, что находилась в Красном Замке, где ни одно слово не произносилось просто так. Она переводит взгляд на бутоны, замечая один полностью раскрытый цветок. Женщина подходит к кусту и проводит рукой по нежным лепесткам. — И что же делают с этими неправильными цветками, милорд? — Спросила она, понимая, что имел в виду Стронг. — Если их вовремя не выкорчевать, они заражают все цветы вокруг. Вредители пожирают сначала цветы, затем стебли, пока не доходят до корней, уничтожая весь куст, Ваше Величество.       Алисента в последний раз прикоснулась к ярким лепесткам, а затем смяла бутон в руке и вырвала его. Восхищение в глазах Стронга заставило желчь снова скопиться на языке. Но Алисента уже привыкла к этой горечи. Улыбка, обращенная к Ларису Стронгу, получается почти искренней.