Пламя и шторм

— Дракарис!       Лейнор сглатывает скопившуюся во рту желчь, когда Морской Дым выпускает мощную струю огня. Куча тел, завернутых в серое тряпье, вспыхивает, как сухой хворост. Спустя несколько минут запах паленого мяса становится невозможно терпеть. Лейнор морщится, сдерживая рвотные позывы, и велит Морскому Дыму взлететь.       Лейнор уже сбился со счету, сколько раз ему приходилось сжигать тела на крошечном клочке камня в Черноводном заливе, куда на кораблях свозили все трупы из Красного Замка и Королевской Гавани. Порой этим занималась Рейнис, но чаще всего эта обязанность падала на его плечи. Лейнор жадно вдыхает свежий морской воздух. Он поворачивает голову в сторону Драконьего Камня. Сейчас остров выглядит крошечным камушком вдали, но сердце мужчины сжимается в болезненной тоске. Он уже почти две луны не видел Рейниру. Не держал своих детей в руках. Не вдыхал их запах, не видел их улыбки. Он даже пропустил рождение дракона Эйтана. Эта проклятая болезнь забрала у него сотни моментов, которые он мог провести со своей семьей. Но он должен был остаться в столице, чтобы не допустить распространения заразы по всему континенту. Слишком много сил Рейнира вложила в то, чтобы укрепить свой статус наследницы. И они не могли рисковать этим, позволив болезни скосить чуть ли не половину населения страны, как она сделала с жителями Королевской Гавани.       Морской Дым несет его все ближе к столице. Улицы города непривычно пусты. Нет ни попрошаек, молящих о милостыне, ни беспризорных детей, бегающих по узким улочкам. Торгаши на рынке не кричат, зазывая к своей лавке, проповедники не расхаживают в своих рясах по столице, шлюхи не зазывают клиентов в Блошином конце. Лишь фигуры, закутанные в плащи, с масками на лицах, расхаживают между домами. То были помощники мейстера Меллоса, которые должны были два раза в день проходить по столице, чтобы хоть как-то облегчить страдания больных.       Все семь ворот в столицу были заперты. Вместо Золотых плащей каждый вход контролировал отряд бойцов, обучавшихся в Драконьей Пасти. Деймон взял на себя защиту города. Он следил за тем, чтобы никто не смог войти и выйти из столицы, дабы болезнь не распространилась еще дальше. Он патрулировал улицы вместе со своими солдатами, он собирал трупы бездомных и нищих, умерших прямо на улице, и отправлял их к гавани, где их ждал корабль, предназначенный для перевозки умерших на тот самый островок в заливе.       Лейнор поворачивает дракона в сторону замка, надеясь избежать зловония столицы. Но это почти невозможно. Болезненно сладкий запах, витавший над городом, был в десять раз хуже, чем вонь дерьма, которая обычно заполняла воздух Королевской Гавани. Лейнор знал этот запах. Это был аромат смерти. Сначала обманчиво легкий, сладковатый, не предвещающий ничего плохого. Но чем дальше, тем сложнее было дышать. Запах становился тяжелее, к сладости прибавлялась кислинка и горечь. Глаза Лейнора режет от этого аромата, даже когда Морской Дым приземляется во внутреннем дворе замка. Он спешивается с дракона. Навстречу ему почти бежит мать. Выражение ее лица не предвещает ничего хорошего. Он видит клочок пергамента в ее руках.       «Черные крылья — черные вести», — мелькает в его голове.       Он подходит к матери. Та не говорит ни слова. Лишь передает ему письмо. А в ее потемневших глазах блестят слезы. Сердце Лейнора падает вниз. Он дрожащими руками забирает пергамент из ее рук.       «Лейнор, я буду краткой. Случилось ужасное. Эймма подхватила эту ужасную болезнь. Принц Эйгон тоже болен. Рейнира взяла детей, их драконов и мейстера Герардиса и отправилась на Север к горячим источникам в Волчьем лесу. С ней для защиты лишь Сиракс. Они направились вдоль по Королевскому тракту. Отправляйся за ней. Верни мне мою сестру и племянницу целыми и невредимыми. Твоя сестра, Лейна».       На секунду Лейнору кажется, будто он тонет. Совсем как в тот раз, когда он выпал за борт еще мальчишкой. Ему было пять или шесть, он уже умел плавать, но тогда он не знал, что море — это не только мягкие волны, омывающие босые ноги. Море поглотило его на считанные мгновения, но эти мгновения ему показались вечностью. Темная, холодная толща засасывала так сильно, что казалось, будто его тянули ко дну за веревку, обвязанную вокруг его тела. Лейнору было холодно. Ему было темно. И ему было очень страшно. Так страшно, что он забыл, что не умеет дышать под водой, и наглотался морской воды, выпуская драгоценный воздух в немом крике, мгновенно поглощенным морем.       Прочитав письмо сестры, Лейнор почувствовал то же самое. Тело отказалось слушаться его, будто бы он оказался в ледяном море, вновь тянущим его ко дну. Горло сдавливает так, что ему становится тяжело дышать.       Он представляет свою маленькую принцессу покрасневшей от невыносимого жара, ослабевшей, не способной даже плакать от того, как ей больно и страшно. Он представляет страх Рейниры за их дочь, ее отчаяние и панику. Ему хочется лечь на холодную землю и отдаться той боли, что готовилась вот-вот накрыть его с головой. Лейнор никогда не чувствовал себя таким слабым и беспомощным.       «Это все твоя вина! Ты остался в этом проклятом замке, чтобы сохранить этот гребаный железный стул для Рейниры и ваших детей! И что теперь? Вместо того, чтобы быть рядом со своей семьей и защищать ее от любых бед, ты оставил Рейниру одну разбираться со всем этим кошмаром. Ты никчемный муж! И никчемный отец!» — Шипит внутри ехидный голос, высказывая неприглядную правду.       Лейнор согласен с этим голосом. Он и впрямь поставил власть для Рейниры и Эйтана выше, чем безопасность и благополучие их семьи. И боги наказали его за алчность страданиями его маленькой Эйммы. — У тебя нет времени на самобичевание.       Холодный и твердый голос матери на мгновение отвлекает его от боли. Он поднимает глаза на нее и видит ее ледяной взгляд. Тот самый взгляд, которым она смотрела на него, когда он или Лейна разочаровывали их с отцом. Мимо него проносятся слуги, но он не понимает, что они делают. — Припасы для тебя и Рейниры готовы. Оружие тоже. Садись на своего дракона и лети к Рейнире и Эймме. Плакать и убиваться будешь после того, как вернешь их в целости и сохранности на Драконий Камень. Ну же!       Окрик матери заставляет Лейнора встрепенуться. Он со злостью на самого себя вытирает выступившие слезы, коротко обнимает мать, безмолвно благодаря за нужные слова, и забирается в седло. Морской Дым, чувствуя нетерпение хозяина, взлетает, не дождавшись приказа от Лейнора. Спустя несколько взмахов крыльев Лейнор уже парит над столицей. — Давай, мой мальчик. Нам нужно найти нашу семью. Вперед!       Морской Дым отзывается рёвом и берет направление к Королевскому тракту. А Лейнор в уме прикидывает, сколько же могла пролететь Сиракс с двумя детьми и двумя взрослыми на своей спине. Верхом на драконе из Королевской Гавани до Винтерфелла можно было добраться в среднем за три дня с парой остановок на сон и перекус для путника и для дракона. Но Сиракс явно была нагружена не только дополнительными пассажирами, но еще и припасами. Поэтому за несколько часов, что разделяли их с Лейнором вылет, она не могла улететь слишком далеко.       «Наверняка она решит пролететь на Сиракс столько, сколько это будет возможно без остановок для отдыха. Поэтому нужно ускориться», — думает Лейнор и мысленно просит дракона лететь еще быстрее.       Морской Дым недовольно фыркает, но послушно ускоряется, взмахивая крыльями чаще и мощнее. Земля проносится под Лейнором, превращаясь в сплошное желто-зелено-коричневое пятно, ветер свистит в ушах так, что он почти перестает слышать хлопанье драконьих крыльев, глаза слезятся от ветра. Но даже все эти неудобства не могут отвлечь его от мрачных мыслей.       Он вновь представляет Эймму. Перед его закрытыми глазами вновь вспыхивает ее белоснежное личико с розовыми щечками, ее серебристые волосы, уже отросшие так, что закрывали уши, ее взор, цветом напоминавший лазурные воды Летнего моря. А потом ее наполненное жизнью и светом лицо сменяется лицами больных, умиравших от болезни, что сжигала их заживо. Здоровый румянец на лице дочери становится лихорадочной сыпью, голубизна глаз сменяется краснотой лопнувших от напряжения капилляров, серебристые волосы теперь грязно-серые от пота, что ручьем лился с больных, выжатых болезнью. Тошнота вновь подступает к горлу, и Лейнор с жадностью вдыхает холодный воздух, отгоняя страшный образ.       Лейнор ощущает, как немеют руки, вцепившиеся в седло. Он почти перестал следить за дорогой, лишь изредка убеждаясь, что Морской Дым продолжает лететь вдоль Королевского Тракта. Он сверяется с картой, которую Рейнис не забыла ему всучить, отмечая каждый пройденный «рубеж», чтобы хоть как-то отвлечься. Они уже пролетели замок Хейфорд, несколько небольших деревушек у Королевского Тракта, и Лейнор даже смог уловить очертания Свиного Рога, принадлежавшего Хоггам, пролетая над землей. Они приближались к Божьему Оку, и грозные башни Харренхолла уже виднелись вдали. Предвкушающий рык Морского Дыма заставляет Лейнора отвлечься от разглядывания замка. Морской Дым тянет носом и фыркает. Он поворачивает чуть восточнее, туда, где, как помнил Лейнор, стоял замок Дарри. Дракон летит все быстрее, возбужденно пощелкивая. Знакомый рев Сиракс заставляет Лейнора встрепенуться. Он вглядывается вдаль до тех пор, пока не замечает блеск золотистой чешуи. Расстояние между двумя драконами с каждой минутой становится все меньше, и Лейнор уже слышит рев Трезубца, у берега которого приземлилась драконица Рейниры. Морской Дым с тяжелым стуком приземляется в жухлую траву.       Лейнор дрожащими пальцами отстегивает ремни и спускается на землю, не обращая внимания на онемевшие ноги. Он ковыляет к Сиракс, которая выглядит изможденной от полета со столькими пассажирами. Вид измученной Рейниры ощущается больнее, чем рана, нанесенная ему в Дорне. Лейнор видит слезы в ее фиолетовых глазах, темные мешки на ее бледной коже, заострившиеся скулы, которые заставляют ее выглядеть старше. Ему трудно дышать, но он не обращает внимание на свое состояние, сосредоточившись на жене и дочери. Он помогает Рейнире снять все ремни, удерживающие ее в седле, и помогает ей спуститься с драконицы. Затем он освобождает из ремней мейстера Герардиса с Эйгоном, снимает припасы с Сиракс и отпускает младших драконов размяться после долгого полета. Солнечный Огонь тут же укладывается на траве и блаженно закрывает глаза, утомленный путешествием. А дракончик Эйммы тут же карабкается по одежде Рейниры и вцепляется коготками в ее плечо, чтобы видеть свою маленькую хозяйку. Сиракс и Морской Дым приветствуют друг друга свистом и щелканьем, и Лейнор вываливает из мешков сырое мясо, чтобы драконы могли спокойно поесть. Закончив с насущными делами, он поворачивается к Рейнире. И спустя мгновение она оказывается в его объятьях. — Прости, что оставил вас, любимая. Прости за то, что тебе пришлось встретить эту новость в одиночестве. Я должен был быть с вами все это время, — шепчет Лейнор, вдыхая запах ее волос.       Рейнира жмется к нему настолько близко, насколько позволяет Эймма в свивальнике на ее груди, и всхлипывает. Лейнор чувствует её горячие слезы на своей коже, и боль сдавливает его внутренности. Он осыпает лицо Рейниры поцелуями, чувствуя горечь ее слез. — Я думала, что сойду с ума, Лейнор. — Шепчет Рейнира, покрепче обхватывая руками Эймму. — Когда мейстер сказал, что Эймма заболела, я думала, что умру в тот же миг. Но боги не смилостивились надо мной. И мне придется видеть страдания нашей малышки, каждое мгновение боясь прихода смерти. — Никакой смерти, Рейнира. Даже не думай. Не знаю, что вы там с мейстером придумали, но мы спасем нашу дочь. — Лейнор бросает короткий взгляд на Эйгона, едва держащегося на ногах. — И брата твоего мы тоже спасем. Только не отчаивайся. Прошу.       Рейнира кивает и вытирает слезы с лица. Лейнор берет Эймму на руки и вздрагивает от того, какой горячей была кожа малышки. Даже горячее, чем чешуя дракона, под которой у него текли магия и пламя. Он сглатывает тяжелый комок в горле и целует дочь в лоб. Губы обжигает. Каждый короткий тяжелый вздох дочери ощущается как арбалетный болт в сердце. Но Лейнор не может позволить себе слабость. — Ваше Высочество, попробуйте покормить принцессу. Ей нужны силы, чтобы перенести этот полет. — Прерывает их тревожное воссоединение Герардис. — Сир Лейнор, нам нужно собрать хворост и развести костер. Я должен сварить отвар для принцессы Эйммы и принца Эйгона, чтобы хоть как-то приостановить прогресс симптомов. — Конечно, мейстер, — тут же отзывается Лейнор.       Они с Рейнирой велят уже насытившимся драконам окружить их маленький лагерь полукругом, чтобы защитить их от уже прохладного ветерка, дувшего со стороны Лунных гор. Лейнор достает одеяла из мешков и расстилает их на траве, используя несколько одеял как подушку. Эйгон тут же ложится на импровизированную постель, прикрывая воспаленные глаза. Рейнира укрывает его одеялом, но мальчик тут же сбрасывает его. — Мне жарко, Рейнира, — жалуется он, пытаясь расстегнуть теплый камзол. — Эйгон, ты можешь заболеть еще сильнее, если простудишься. Не скидывай одеяло, — просит брата Рейнира дрожащим от слез голосом.       Лейнор заставляет себя пройти к небольшой рощице, раскинувшейся у реки. Его взгляд привычно цепляется за любой камень или возвышение, выискивая опасность. Лейнор немного расслабляется и начинает собирать сухие ветки для костра. Мейстер идет вслед за ним, но его больше интересуют разные травы и соцветия, разбросанные между деревьями. Набрав достаточно хвороста, они возвращаются к их небольшому лагерю.       Солнце клонилось к горизонту, отбрасывая кроваво-оранжевые всполохи на неровную поверхность реки. Лейнор с сожалением думает о том, что в любое другое время они могли бы любоваться красотами, раскинувшимися вокруг них. Воды Трезубца, несущиеся к Крабьему Заливу, прорезали землю, как огромный сверкающий меч, напитывая её и даря жизнь как людям, так и разному зверью. Лейнор увидел косяк уток, взлетевший из небольшой заводи у берега. Порой взгляду удавалось ухватить блеск серебристой форелевой чешуи, мелькавшей среди волн. На востоке виднелись заснеженные пики Лунных Гор, возвышавшихся над долиной.       Но сейчас вся эта красота не приносит никакого удовольствия. Все мысли Лейнора были заняты лишь его семьей. Он подходит к Рейнире, которая пыталась хотя бы немного покормить Эймму. Вид Эйммы, слабо сосущей грудь матери, заставляет Лейнора стиснуть зубы. Он вспоминает, с каким аппетитом раньше ела их малышка, и сжимает руки в кулаки от бессилия. Он обнимает Рейниру и целует ее в лоб. — Сейчас я приготовлю поесть. Вам всем нужны силы. Только не засыпай, — шепчет он, видя, как лениво Рейнира моргала, готовая провалиться в сон.       Она молча кивает, покрепче прижимая дочь к себе. Лейнор находит небольшой ручеек с кристально чистой водой и набирает ее в котелки мейстера. Герардис разводит костер, и уже спустя четверть часа вода кипит над огнем. За это время Лейнор успевает пристрелить трех куропаток, прятавшихся в высокой траве у берега. Он ощипывает птиц, отдает внутренности драконенку Эйммы, который тут же поджаривает их и проглатывает. Тушки птиц он закидывает в кипящую воду, чтобы получился бульон. Мейстер Герардис добавляет к бульону какие-то травы и коренья, выкопанные им в лесу. Лейнор достает из седельных сумок вяленое мясо, сыр и ржаной хлеб и раскладывает их на расстеленное покрывало. Герардис разливает по деревянным чашкам свой отвар. Рейнира дует на чашку, чтобы остудить отвар, а затем пытается напоить им Эймму. Половина проливается на землю, но ей удается влить в малышку хотя бы немного лекарства. А сердце Лейнора разрывается от боли из-за тихого плача Эйммы. Рейнира безмолвно плачет вместе с ней, и это буквально сводит Лейнора с ума. Он разрубает сварившиеся тушки и делит их между четырьмя глубокими плошками, в которые он разливает бульон. Лейнор заставляет себя делать это, чтобы не потерять контроль. Мясо, хлеб и сыр он тоже делит на четыре части. Мейстер Герардис уговаривает вялого Эйгона выпить еще немного отвара, хотя тот отчаянно сопротивляется. — Горько! — Хнычет мальчик, отталкивая от себя чашку. — Эйгон, прошу, — снова шепчет Рейнира, глядя на брата со слезами на глазах. — Если ты не будешь пить лекарство, то скоро умрешь, как несчастная Дана. Ты просто сгоришь изнутри, съеденный заживо этой болезнью! — Но ведь драконы не горят, — обиженно шепчет Эйгон. — Получается, неуязвимость драконов оказалась сказкой, — также обиженно отвечает ему Рейнира, пытаясь влить в Эймму хоть немного жирного бульона. — Однако, ваше валирийское наследие дает свои плоды, моя принцесса, — отзывается Герардис. — Что вы имеете в виду, мейстер? — Спрашивает Рейнира. — Другие больные к исходу первого дня с появления симптомов уже впадали в беспамятство и больше не возвращались из него, умирая в бреду. Однако, принцесса Эймма, несмотря на слабость все еще в сознании, а у принца Эйгона есть силы сопротивляться мне и моему лекарству. Видимо, в вашей крови и впрямь есть что-то такое, что не позволяет болезни слишком быстро выпить из вас жизнь. — Поясняет Герардис. Он переводит взгляд на драконенка Эйммы, свернувшегося калачиком на руке Рейниры в непосредственной близости от своей хозяйки. Затем его темный взгляд находит золотого дракона Эйгона, обвившего его живым коконом. — А близость драконов как будто усиливает ту магию, что уже есть в вас. — Вы верите в магию? Разве Цитадель не отрицает ее существование? — Спрашивает Лейнор, вручая ему его порцию еды. — Как я могу не верить в нее, когда я служу Таргариенам? Когда каждый день я вижу, как вы взмываете в небеса на этих великолепных существах, под чешуей которых течет самая настоящая магия? — Мягко улыбается Герардис.       Рейнира впервые за вечер улыбается, и Лейнор чувствует прилив благодарности к мейстеру. Он забирает у жены Эймму и пододвигает ей ее еду. Маленький дракончик перебирается на его плечо так, чтобы видеть лицо Эйммы, беспокойно спящей на руках отца. Мейстер вновь принимается уговаривать Эйгона выпить бульона и съесть мяса с хлебом и сыром. Рейнира без особого аппетита отщипывает кусочки от хлеба и, почти не жуя, проглатывает их. — Рейнира? — Лейнор бросает многозначительный взгляд на почти полную тарелку жены. — Неужели мейстеру и тебя придется уговаривать поесть?       Рейнира отрицательно качает головой, пристыженная словами мужа, и быстро опустошает плошку. Герардис передает ей мех с вином. — Вино с травами и специями, моя принцесса. Выпейте, оно поможет вам уснуть, — говорит Герардис.       Рейнира послушно пьет вино, а затем тянет руки к Эймме. Лейнор отдает дочь ей обратно и принимается за еду. Война на Ступенях научила его есть быстро, поэтому спустя несколько минут он уже расправляется со своей порцией. Он собирает грязную посуду и идет к реке. Прополоскав все, он Лейнор возвращается к костру. Он подготавливает место для Рейниры. — Ложись спать, любимая. Сейчас это лучшее, что ты можешь сделать, — просит он ее. — Я боюсь, Лейнор. Боюсь, что Эймме станет хуже, пока я буду спать. — Она смотрит на Эймму, ворочающуюся в ворохе одеял, и слезы вновь наполняют её глаза.       Лейнор тяжело вздыхает. Он накрывает рукой уже немного округлившийся живот Рейниры. Ее глаза удивленно раскрываются. Лейнор считывает стыд на ее бледном лице. Рейнира кладет свою руку поверх его и опускает голову. — Я буду сторожить ваш сон, Рейнира. Не мучай себя, любимая. Позаботься и о себе, и о нашем ребенке, который сейчас полностью зависит от тебя. А за Эйммой и Эйгоном присмотрю я. Я в любом случае не буду спать и сторожить ваш сон. Прошу, — шепчет Лейнор, обнимая Рейниру.       Та на мгновение прижимается к нему, а затем отстраняется. Она поворачивается к Эйгону, лицо которого искажено болью, причиняемой болезнью. — Эйгон, как ты себя чувствуешь? — Спрашивает она. — Мне жарко, — хнычет Эйгон.       Лицо Рейниры смягчается, когда она пододвигается ближе к брату и обнимает его. Эйгон жмется к сестре, прикрыв покрасневшие глаза. Дракон Эйгона тянется за своим хозяином, будто чувствуя, что он нужен ему для исцеления. — Потерпи немного, мой маленький принц, — шепчет Рейнира, гладя Эйгона по светлым волосам. — Совсем скоро мы будем в Винтерфелле, и мейстер Герардис вылечит тебя. — И Эймму тоже, да? — Спрашивает Эйгон, глядя сестре в глаза.       Рейнира треплет его по щеке и оставляет поцелуй на макушке. А Лейнор чувствует сожаление от того, что подобная близость брата и сестры случилась в такой ужасающей ситуации. — Конечно, мой принц. И Эймму тоже, — отвечает Рейнира, продолжая обнимать мальчика.       Некоторое время они сидят в таком положении, пытаясь утешить друг друга. Мейстер Герардис не вмешивается в семейную идиллию, собирая сорванные травы в связки, понятные только ему. Лейнор делает обход, в котором почти не было необходимости из-за двух огромных драконов, окруживших их лагерь живой стеной. Но ему нужно было убедиться в том, что им ничего не угрожает. Он бродит в сумерках, пытаясь отогнать от себя образ дочери, сраженной болезнью. У него это слабо получается, поэтому он возвращается к костру. Эйгон к его возвращению уже спит, прижавшись к боку своего дракона. Рейнира тоже умудрилась заснуть, но Лейнор понимает по ее дрожащим векам, что сон ее беспокойный и чуткий. Эймма лежит рядом с матерью, часто и хрипло дыша. Лейнор подходит к своей семье и тихо садится рядом. Он накрывает рукой крошечную ладошку дочери, вновь поражаясь тому, насколько обжигающей была ее кожа. От мыслей о том, как больно было его малышке от огня, пожирающего ее изнутри, Лейнору становится дурно. — Сир Лейнор. — Герардис протягивает ему кружку с дымящимся напитком. — Выпейте. — Что это? — Спрашивает он. — Нам ведь обоим не спать всю ночь, милорд. А этот напиток замечательно бодрит, — улыбается мужчина.       Лейнор невольно улыбается в ответ, глядя на строгое, но доброе лицо мейстера, и принимает предложенный напиток. Он принюхивается к темной жидкости, плещущейся в кружке. Запах до того насыщенный, что Лейнор от неожиданности закашливается. Герардис усмехается его реакции. — Да, запах тот еще, — соглашается он, отпивая из своей кружки. — Этот напиток делают из высушенных зерен черного дерева, которое выращивают в джунглях Соториоса. Пейте осторожно, он очень крепкий.       Лейнор кивает ему и делает глоток. Горечь разливается по рту, а затем обжигающее тепло несется вниз по его телу, будто бы пробуждая каждую клеточку. Лейнор морщится от непривычного вкуса, но он не мешает ему оценить мгновенный эффект от напитка. — Забористая штука, — усмехается Лейнор. — Я же говорил, — отзывается Герардис.       Они молча допивают напиток. Герардис забирает у него кружку и помогает собрать все лишнее обратно в седельные сумки. Когда Лейнору уже больше нечем занять себя, начинается ожидание. Долгое, мучительное, пугающее ожидание следующего дня, который несет в себе еще больше неизвестности и страха.