Заморочки

      — Ну, чего ты? Шетефан, надо поесть, иначе тебе будет очень трудно приспособиться к нашему миру.       Штефан покосился на странную бурду в деревянной миске, где живописно лежал полуживой червяк. Судя по всему, он был неотъемлемой частью блюда. Штефан отказался, сославшись на то, что не голоден, и поспешно отвел глаза от своей порции. Главное, не думать о еде.       — Как это — «не голоден»? Шетефан, я знаю, у тебя поистине зверский аппетит!       — Не хочу.       — Хочешь.       Штефан не желал обращать внимание на свой голод, потому что тот действительно был. И есть хотелось страшно. Но какие-то человеческие эстетические чувства в нем еще остались, поэтому-то он и воротил нос.       — Я не буду это есть. Я съем что-нибудь другое, но только не это.       — Да, как же! Будешь ты есть кукшу из хекика! Если это съесть не можешь, то я тебе больше ничего предложить не могу.       — Кукшу из хекика… — задумчиво протянул Штефан.       — Вот эту бурду из лекарственного растения. С добавлением мяса.       — Это черви.       — Не надо здесь совать свою культуру, ты не дома. Делай так, как тебе говорят, и не будешь выделяться. Поэтому я говорю тебе съесть это!       — Вы не едите мясо? — силясь унять раздражение, спросил Штефан, не отрывая взгляда от Юлая, набивающего щеки экзотическим для обычных людей блюдом.       — Почему не едим? Едим! Но если я покажу тебе мясо, ты поглотишь его за секунду, а потом озвереешь от голода и съешь нас, — объяснил Дортрут.       — А я, что, зверь какой?       — Да, оборотень, — ответил старик, вставая из-за стола и доставая из сумки свернутый листок бумаги. — На, почитай.       Штефан не понял, что имел в виду старик, говоря «почитай». Для него это, наверное, и было тем самым «почитай», которым читают утреннюю газету, но для Штефана подобное являлось пыткой. Когда он пытался прочесть нарисованные на бумаге иностранные, иномирные закорючки, голова взрывалась от боли, своеобразные буквы плыли в стороны, образуя неизвестные мирозданию слова. В самом верху большими буквами был написан заголовок. Справа во весь рост художник изобразил мужчину в почти полном комплекте легких доспехов. Под железной амуницией была надета черная военная форма, на поясе висел меч. И все в том человеке казалось Штефану очень знакомым. Похоже, в тексте говорилось о нем.       — Это новости.       — Можно сказать и так. Но ты посмотри, о ком.       Штефан поморгал несколько раз и вновь предпринял попытку понять текст. На этот раз успешную, так как некоторые слова будто понимались, в то время как о значении других можно было лишь догадываться по контексту.       — Кто-то погиб? — отозвался Штефан после долгих мучений.       Дортрут кивнул.       — Этот человек кажется мне знакомым. Я где-то его точно видел. Но как, если я даже не знаю, где я и кто я! — вспылил Штефан, впрочем, тут же утихнув от осознания, что завелся с пустого места.       — Не кричи, Шетефан, — поморщился Дортрут от громкого крика. — Неудивительно, что ты его приметил. Это же ты.       Штефан вдруг ощутил себя так, словно у него была амнезия. Он помнил институт, город, семью, потом огромный провал в памяти, и вот — он здесь. Узнает, что является генералом и талантливым полководцем, погибшим в бою. Ко всему прочему еще и оборотень.       — Оборотень, который стал полководцем? Они же животные, в полнолуние не отличают друга от врага, — вспоминая какие-то фильмы и книжки из прошлой жизни, пробормотал Штефан.       — Что ты! Сделал из такой замечательной расы абсолютных дикарей! — возмутился Дортрут. — Да, у них нет стремительного развития общества, но это не значит, что они дикие животные! А ты — редкое исключение. Ты считаешься у них мыслителем, новатором, примером для подражания. Все началось, когда ты научился держать в узде свою животную сущность, то есть не раздирать на куски кого-то, если злился, не превращаться в волка с полнолунием, не поддаваться инстинктам. Ты использовал природу в более умных целях, направил силу в полезное русло. Например, чтобы воодушевить и возглавить войско. Блестящим умом ты пользовался, чтобы планировать стратегии. Многие державы хотели переманить тебя на свою сторону, как прекрасного полководца. Но тебе не хотелось быть обязанным кому-то, не хотелось делать того, что не хочешь, что не нравится — в этом плане все-таки сыграли инстинкты…       — И я позорно сдох в бою? — перебил Дортрута Штефан.       — Дослушай сначала! Ты не знаешь, но сейчас в Силиве начались трудные времена. Объявились вампиры с целью полного захвата мира. Причины, по которым они вдруг приняли такое решение, были чрезвычайно глупы и безумны: вампиры — существа сильные и бессмертные, то есть естественной смертью не умирают. Им нужна лишь кровь для поддержания жизни. Они даже научились размножаться. И поэтому, видя в своем существовании только плюсы, они решили сделать мир таким же, как их собственный. Но ими был упущен их главный минус — бездушие. Проклятие. Заражение. Дальше им дороги нет. Живое существо может бесконечно развиваться, а вампиры так и будут стоять в тупике, бояться солнца и святой воды. Эти безумцы развязали войну со странами Силивы. Каждый раз они выигрывали, захватывая в плен половину армии сопротивления, промывая тем мозги и выпуская против своих. Правители практически сдались раньше времени. И как-то столкнулась эта громадная армия с твоим войском, раз в пять меньше их. И потерпели вампиры первое поражение. Армия вампиров передвигалась вечером по низине, в то время как ты и твое войско стояли на высоком холме. Вы заметили противника издалека и, оценив масштабность проблемы, заволновались. Генерал Грин Редгрэлл, то бишь ты, не сильно расстроился и придумал стратегию без изъянов. Лучи закатного солнца скоро должны были скрыться за горизонтом, но на вершине холма было еще светло. Твои воины заметили захватчиков раньше, чем те их, поэтому у тебя в кармане было время. Ты приказал начистить доспехи и оружие до зеркального блеска, а также кричать так, будто изнутри рвался демон. Вы готовы были встретить армию вампиров. И что ты думаешь? Те бежали, поджав хвост! Ваши доспехи, оружие и шлемы отражали солнце, оно выжигало глаза вампирам, а услышав грозные крики, вампиры подумали, что вы оборотни, которых боялись, как огня! Эта битва вошла в историю, как первая и самая быстрая победа над вампирами. Многих вы захватили в плен и отдали эльфам. Молва до сих пор не утихла.       — Ну, так что там? — рыкнул Штефан.       — Не спеши, Шетефан Вайос, скоро ты все узнаешь. Да и вредно мне, старому, говорить много. Ох, пойду, попью водички.       — Ты издеваешься надо мной!       — И в мыслях не было! — Дортрут принялся медленно подниматься со стула.       Терпение Штефана трещало по швам.       — Ты! — он резко повернулся к Юлаю, и тот поперхнулся. — Дай ему воды, и быстро! Встал, пошел!       Парнишка вскочил, роняя на пол миску с той самой кукшей из хекика, спотыкаясь, добежал до сосуда с водой, минуту пытался найти кружку, а когда нашел, то оказалось, что ее уже подпортили местные насекомые. Дортрут досадливо кряхтел. Штефан, держа ложку в кулаке, сломал ее большим пальцем. Успокоив оборотня жестами, Юлай нашел другую кружку и налил туда воды, расплескав половину. Чудом не потеряв равновесие на повороте, он подал кружку деду, но тот нахмурился, задумчиво глядя вглубь нее.       — Юлай, внучек, подай мне, пожалуйста, из моей сумки холу. Три листочка.       Парнишка кивнул и собрался, было, пойти и убить еще полчаса на какие-то три листика, но тут подорвался Штефан, стукнув кулаком по столу и схватив старика за грудки:       — Послушай меня: ты сейчас пьешь эту гребанную воду и рассказываешь дальше, не упуская ничего, иначе я сожру тебя, потому что голодный, как собака! Я не знаю, кто я, что я, где я и даже, представляешь, когда я! И я не имею никакого представления, почему сейчас бешусь так сильно, но что-то мне подсказывает, что ответа я так и не узнаю, потому что засуну твой язык в эту самую вонючую кукшу, и ты будешь жрать ее, нравится тебе это или нет!       Никто не сказал ни слова. Лишь мурши возмущенно мяукнул за домом. Дортрут напуган не был. Юлай даже забыл подавиться.       — Не нервничай, Шетефан. То, что ты злишься, вполне ожидаемо. Ты же оборотень, чего ты хотел. Может, со временем вспомнишь уроки самоконтроля, а пока вздохни и сядь на место, — спокойно произнес Дортрут, поглаживая Штефана по плечу.       К удивлению Штефана это возымело положительный эффект, и он сел на место, чувствуя свободу в дыхании. Но не перестал недобро таращиться в сторону старика.       — Ты сказал «голодный, как собака». Я так понял, собака — ваше местное животное. Какое оно? — перевел тему Дортрут, цедя воду.       — Как волк.       — О! А чем оно отличается от волка?       — Тем, что одомашненное.       — Вот те на! — воскликнул Дортрут и хрипло засмеялся. — Попробуй у нас тут, приручи! Сам без достоинства останешься! У нас же только волки-то и есть, потому что они в прошлом оборотнями были, просто озверели вконец, но, знаешь ли, самоуважения у них меньше не стало! — и снова засмеялся.       Юлай, заметив пристальный взгляд Штефана, пожал плечами, мол, шутка не для тупых.       — Я услышу сегодня, то, что хочу, или нет? — сказал Штефан, ощупывая щетинистый подбородок, и таким тоном, что ни у кого не осталось сомнений — он держится из последних сил.       — Ладно. Так уж и быть. Видишь ли, сказанное мной будет касаться и твоей «прошлой жизни» тоже.       — Говори уже!       — Как бы попроще сказать…       — Говори, как есть!       — Хорошо, хорошо! Начнем с того, что в нашем мире — только в нашем мире! — у каждого существа есть двойник, ментальная копия. В другом мире. В изнанке реальности. Неважно. Двойник несильно отличается от, так сказать, оригинала и представляет собой некий спасательный круг для души в нашем мире. Для того, чтобы уничтожить душу навсегда без шанса на возрождение, нужно в одно время убить и тебя, и твою ментальную копию. Это и решили сделать вампиры, чтобы гарантировать себе победу. Ведь не факт, что после твоей обычной смерти в ближайшие двадцать лет они достигнут цели. Может пройти три-четыре десятка лет, прежде чем заразится весь мир, и к тому времени уже будет готов очередной талантливый полководец, сметающий любую преграду на пути. А вампирам таких проблем не надобно, и они попытались избавиться от тебя насовсем. До конца света или что-то в этом роде. И, похоже, у них почти получилось. Они без проблем нашли проход в твой мир, Шетефан, и отыскали тебя по запаху, выпустив своих ищеек. Но, как я вижу, где-то они просчитались, раз твоя душа не умерла, как изначально планировалось, а перенеслась в тело «оригинала».       — А с предыдущим владельцем тела что случилось?       — Может, умер, а может, подавлен тобой и ждет времени, когда вновь сможет главенствовать.       Штефан потер глаза и вздохнул. Вот оно как сложилось… Он и не дома, и не в своем городе, даже не на своей планете и не в своем мире. Это все чье-то, чужое, не его. Ему поскорее надо назад.       — А что со мной случилось в моем мире? Разве мы не должны были поменяться душами или как-то так?       — Шетефан, чем ты слушал? Я же сказал, что душа Грина Редгрэлла здесь, — Дортрут указал на Штефана. — А твое тело, скорее всего, умерло.       — Как умерло? — сердце Штефана ухнуло вниз, когда он подумал о реакции своей семьи на его смерть.       — Ну, может, балансирует на грани. Как это у вас называется?       — Впасть в кому?       — Тебе видней. А теперь лучше снова лечь спать.       — Нет, спасибо, совсем не хочется, — проговорил Штефан тихо и вышел из дома, сев на крыльцо.       — Ты слушай меня, я плохого не посоветую. Ночью тебе будет очень плохо, понадобятся все твои силы, поэтому ты должен быть бодрым и выспавшимся.       — Что будет ночью?       — Я же говорю: плохо будет тебе. Ляг, поспи, лучше до самой ночи.       Штефан на мгновение задумался, но делать по-своему не стал и лег в постель, почему-то вмиг заснув.       Через некоторое время у Штефана запершило в горле. Он не знал, но догадывался, что это первый признак и первый симптом того, что ему прогнозировали на ночь. Штефан открыл глаза, оглядывая домик. Темно. На лежанке слева спал Дортрут, а у стенки там же валетом лежал Юлай, свернувшись в комочек. Штефан отчетливо видел деда и внука, будто бы и не было кромешной темноты в доме. Почему-то ему очень хотелось сейчас выбежать на улицу, закричать, разодрав горло, и тем самым избавиться от зуда в нем. Хотелось рвать в клочья, ломать, скрести по чему-нибудь ногтями, избавляясь от раздражения, скопившегося внутри. Где-то в глубине себя Штефан поражался своему новому характеру, ведь он никогда не был таким вспыльчивым, легко поддающимся эмоциям. Но Дортрут сказал, что он оборотень, а значит, повышенная агрессивность в порядке вещей. Всплеск эмоций нужно пережить, не более.       Штефан, стараясь не рычать на выдохе, поднялся с кровати и прошел к выходу из домика. Дверь не поддавалась, и только потом Штефан заметил хитрую конструкцию замка на ней, однако не стал разбираться, что к чему, и проложил собственный путь, проделав дыру в дверном проеме. Он не спеша вышел на улицу и взглянул на небо. Луна не была полной, но ее свет обжигал. Штефану становилось труднее дышать, каждый вздох сопровождался грубым рычанием, пальцы кололо от боли — росли когти, болели зубы, ломило кости, горели глаза. Резко — судорога! Штефан упал на колени, разрыхлил землю когтями и отрывисто задышал. Все тело было напряжено, оно превратилось в печку, мышцы сводило. В голове что-то щелкало, мыслей никаких не было, здравое мышление превращалось в головную боль. Штефан чувствовал, как шелушилась кожа, кое-где попросту разрываясь. Желая избавиться от мук, Штефан побежал на четвереньках, не разбирая дороги.       Перебежав полянку с высокой травой, он не заметил, как начался лес, и врезался головой в дерево, тут же отбежав и повторно влетев плечом в другое. Завыв от еще большей боли, Штефан схватился когтями за ствол и повис, съезжая вниз и оставляя глубокие борозды на коре. Вскрикивая от судорог, Штефан уткнулся лбом в землю, старался сжаться и хоть как-то уменьшить их отдачу. Это было невыносимо, будто тебя дергают в разные стороны, будто само твое существо разрывается надвое, и одна часть дергает тебя вперед, в пучину безумия и ярости. Перед глазами — красная прозрачная пленка, и лишь при взгляде на свои руки Штефан видел чуть синеватое свечение. Ярко выделяясь на фоне красного, оно провоцировало, и оборотень закрыл глаза, тяжело дыша сквозь зубы и тихо скуля. Тупая боль в голове и судороги в теле, комок обрывков мыслей и абсолютных инстинктов.       Отчетливо раздался оклик. Штефана звали, но только другим именем. Бесит! Бесит, что нужно быть кем-то другим! Бесит непривычное и незнакомое окружение! Бесят запахи, перебивающие друг друга! Шум отовсюду давил на уши, а глаза видели на другой стороне красной полянки голубовато-зеленый силуэт. Он взбудоражил чувства Штефана, инстинкты в нем взбесились и требовали разодрать выделяющееся существо в клочья, а потом сожрать! Не сопротивляясь, оборотень рванул к силуэту, что есть мочи, но тут появился еще один, голубовато-желтый, и шустро утащил куда-то добычу Штефана, из-за чего он потерял их из поля зрения. Снизив скорость до быстрого шага, Штефан принюхался: запах все еще стоял, но его обладателя не было видно.       За домом слышалась какая-то возня, и Штефан осторожно прошел за угол, чуя опасность. Огромная, светящаяся белым туша резко прыгнула прямо на него, придавив лапами к земле и грозно шипя. Штефан громко зарычал в ответ и попытался схватиться за лапы противника, но почему-то когтям не за что было зацепиться. Чутье вопило о том, что существо сильнее, но Штефан будто догадывался о неполноте своих сил и злился все сильнее. Внезапно он отчетливо уловил движение животного и перехватил лапу, занесенную над недругом. Воспользовавшись тем, что хватка соперника ослабла, Штефан выкарабкался из-под него и, оскалившись так, что заболели мышцы лица, попятился, не переставая рычать. В такой форме он был еще слаб, поэтому в целях стратегического отступления рванул от опасного животного в лес, уже легко различая что и где находилось. В один прыжок он перепрыгнул поваленное дерево и скрылся в лесу. Потом он уже не мог вспомнить ничего.       — Эй! Дяденька! Вставайте, нечего на сырой земле лежать, простудитесь. А кому потом вас лечить? Мне такого счастья не надо, — звонкий юношеский голос резанул по чувствительному слуху. Штефан поморщился, съежился и закрыл голову руками, пряча глаза от яркого даже сквозь веки солнца и спасая уши от громкого звука. Боль, сковывавшая тело, усугубила ситуацию. — Вы что, пьяный? Или опохмелиться надо?       — Отвали от меня. Иди, куда шел, — выдавил Штефан.       — Неа, так не пойдет. Я заметил на вас окровавленные бинты, правда, очень грязные и порванные. Кто же вас так?       — Уйди! — хриплый крик дорого обошелся Штефану, и он зашелся в кашле. К горлу изнутри что-то прилипло, и, прочистив его, Штефан сплюнул кровавый сгусток. Внутри теперь словно кошки драли.       — Ох ты ж! Да вы, похоже, на весь Ноар кричали. Но я не слышал, не волнуйтесь, — хихикнул незнакомец.       — Что ты ко мне прицепился…       — Я смотрю, вы помятый какой-то, но от вас не несет, как во-он от тех пьяниц, горланивших тут до утра. Думаю, они безутешно оплакивали какую-то важную шишку, которую убили недавно.       Штефан устало выдохнул и попытался подняться на руках, хотя тело ныло и требовало как минимум суточного отдыха. Локти дрожали, как у задохлика, поэтому Штефан мысленно приказал себе не раскисать.       — Дядь, а вы где живете?       — Где-то…       — Хороший ответ. Но мне нужно место поточнее.       — Где-то в лесу…       — Уже лучше, но еще не то, что надо!       — Оставь меня в покое!..       — Я чувствую, вы неплохой человек. И с вами какая-то беда приключилась. У меня на хороших людей нюх!       — Да что ты, — пробормотал Штефан, садясь на ноги и принимая хоть какое-то вертикальное положение, и тут же опасно покачнулся. Упасть не дало чье-то острое плечико.       — Спокойно! Главное, не делать резких движений. Вы что, вчера от Зурии досюда пешком добирались? На вас дунь, вы упадете сразу!       Штефану на миг показалось, что незнакомец откровенно забавлялся. Он осторожно приоткрыл глаза, сощурившись от контрастности цветов и яркого света, и чуть повернул голову, стараясь разглядеть неравнодушного прохожего. В поле зрения попала светлых тонов мешковатая одежда и тонкое запястье, перекидывающее руку Штефана себе через голову, которую он еще не увидел.       — Отойдем в тенек, а то, я смотрю, вы у нас не дневное создание!.. Ух, ничего себе! Я что, гору сдвинуть пытаюсь? Давайте, переставляйте ногами!       С горем пополам Штефан не без помощи дошел до ненадежного навеса и плюхнулся на землю, привалившись спиной к стене дома. Сощурившись сильнее, он вскинул голову, пытаясь рассмотреть юношу. Или… это не юноша? Штефан поморгал, но видение оставалось тем же. Будто парень, но и не парень… Если скользнуть по нему взглядом, то сходу и не определишь, как его окликать — юношей или девушкой. У него были темные, короткие, прямые волосы, настолько короткие, что открывали шею солнцу, но достаточно длинные, чтобы простым движением убрать их за ухо. Одежда настолько велика, что в ней он, казалось, растворялся, однако штаны на поясе были затянуты, штанины подвернуты, а рукава подвязаны.       — Меня зовут Лери. А вас как? — улыбнулся юноша, качая в руках корзину.       — Штефан, — без заминки ответили ему.       — Как-как? — насмешливо переспросил Лери.       — Я же… А, Грин… Точно.       — Вот этот Грин?       Откуда-то из недр одежды Лери достал ту самую местную «газету», которую показал Штефану Дортрут. Оборотень внимательно посмотрел на мальчишку, поняв, что тот в ответе не нуждался, и врать, прикидываясь идиотом, надобности уже нет.