***
Ночью, когда из персонала остались только дежурные и роботы, Катя тихо и стараясь незаметно пробиралась по коридорам в новую палату Сергея. Пусть даже так, глазком одним, но зато увидит. Она аккуратно открыла дверцу, стараясь не скрипеть ею и вошла внутрь. Мужчина спал, но спал беспокойно. В слабом белом свете лучей от уличных фонарей были видны капельки пота на его лбу, собравшиеся в большом количестве ближе к вискам. Дыхание его было частым и глубоким. — Воды…— сквозь пелену сна, кряхтя, попросил он. Муравьёва тут же бросилась к тумбе, налила из графина в граненый стакан воды до краёв, завела руку под спину мужчины и приподняла его так, чтобы он смог спокойно сделать глоток. Свободная рука поднесла к стакан к пересохшим губам Нечаева и тонкой струйкой вода поглощалась им. И так стакан опустел наполовину. На секунду девушке показалось, что его голубые глаза открыты. — Катя..Это ты?..— внезапно спрашивает таким же голосом Сергей. Вопрос не мог не повергнуть гостью в шок. Видит? Помнит? — Да, это я. — в пол голоса отвечает Катя, сдерживая порывы нахлынувшей радости, поставила стакан на тумбу и аккуратно прикоснулась к его щеке. — Ты живая.— со слабой улыбкой на лице, которую можно было разглядеть, произнёс Нечаев, повернул голову к её ладони и хотел поцеловать, но обратно провалился в сон, от чего расслабленно откинулся назад. Девушка уложила его обратно, побоявшись потревожить его. Что это сейчас было? Вопрос остаётся открытым. Остаётся загадкой, которая долго не давала уснуть ей. Смогла только под утро, когда на горизонте показалась тоненькая ярко-розовая с персиковым отливом полоса, свет от которой начинал озарять небо и готовиться заглядывать в окна домов. — Катенька… Моя любимая и единственная…— в сонном дрёме в пол голоса твердил Сергей, щекой прижимаясь к её ладони. Днём он совершенно другой человек, а во сне… Как привычный, знакомый ей, тот человек, которого она встретила, познакомилась, проводила время и перед алтарём произносила клятву верности… Почему это происходило и как — ей неизвестно. Возможно, учёным об этом известно гораздо больше. И навряд ли поведают об этом. Левая рука Кати поглаживала мужа по волосам так, чтобы не разбудить, а сама удобно устроилась на краешке кровати, ближе к изголовью. — Я тебя никогда не оставлю.— прошептала она. — Твои прикосновения..как материнские..ты стала бы хорошей матерью.— сделал комплимент Нечаев, сквозь появившуюся лёгкую улыбку. И сердце тут же сжалось от этих слов. Он же не знает… Она не сказала ему. — А ты хорошим отцом.— подкрепила Муравьёва, наклонилась к нему и мягко губами коснулась его щеки, тем самым поцеловав в неё. На это из его уст донеслось недовольное мычание, что заставило от страха пробежать мурашкам по коже. Разбудила? — Лучше, как в самый первый раз...— потребовал мужчина. — Самый первый?..— переспросила девушка. — Угу.— Супруга опустилась вниз на пол и села на корточки, чтобы было удобно поцеловать мужа…как в первый раз. И вот, он почти случился. Их разделяло пару миллиметров. Как вдруг… Дверь распахнулась, заставив супругу резко подскочить на ноги, сердце бешено стучало от страха, отзываясь в ушах. В проходе показался силуэт Дмитрия Сергеевича. — Екатерина? — удивился он. Та тут же прижала к губам указательный палец, умоляя говорить его тише, чтобы никак не потревожить сон пациента. Шуршание простыни на кожаном чехле матраса заставил её полностью замереть, даже задержать дыхание. Она молча смотрела на лежащую фигуру, ожидая его действий. — Тише, пожалуйста..Я могу объяснится..— начала шёпотом Катя. — Да, нам нельзя никак пересекаться, но, проходя мимо палаты Сергея, я услышала как он зовёт меня..Я зашла и мы начали спокойно разговаривать..И происходит это через его сон..Во сне он помнит меня..— часть из этого была ложь, но озвученный факт оставался фактом, и кому, как ни Дмитрию Сергеевичу в нём предстоит разобраться. Он внимательно выслушал. И задумчиво произнёс в пол голоса: — Очень странно..Возможно, это остаток того, что модуль пока не успел заблокировать малую часть воспоминаний из-за адаптации в мозге.. — Модуля? — Это предстоит выяснить, а пока иди к себе. — проигнорировав вопрос твёрдо произнёс академик. — Но Дмитрий Сергеевич, у меня появилась возможность хоть так общаться с Сергеем, которого я знаю. — отчаянно произнесла пациентка, так же отчаянно хватаясь за такую возможность как за ниточку новой возможности, конец которой во тьме терять не хотелось, не хотелось выпускать её и рук. Она даже не заметила, как тон стал громче. — Я всё сказал, Екатерина. — Что происходит? — послышалось сонное недовольство Сергея, приподнявшегося на локти, разлипая с трудом глаза. — Ничего, Сергей. — поспешил успокоить его Сеченов, поспешно выведя за дверь палаты незваного посетителя. Она шла по коридору с сопровождением роботов злая. Снова на весь мир. Происходящее в нём… Судьба слишком жестоко поступила с ней. По словам учёного ей здесь ещё три дня проводить время, а потом домой и на службу обратно. И когда она увидит Сергея — вопрос времени. И увидит ли вообще…***
— Дмитрий Сергеевич. — обратилась Катя к нему. Они стояли у входа на Предприятия, ожидая машину с Зинаидой Петровной, которая заберёт дочь. — Слушаю тебя, Екатерина. — произнёс он, повернувшись к ней. — Я могу вас кое о чём попросить? — спросила девушка, а после подняла взгляд на академика. — Смотря о чём. — Можете мне сообщать о самочувствии Сергея? Хотя бы раз в неделю, чтобы спокойнее было. — в такой просьбе он навряд ли откажет жене, это же не прямые встречи. — Хорошо, Екатерина, буду раз в неделю тебе сообщать о самочувствии Сергея. — дал согласие Сеченов. — Спасибо. — поблагодарила она. Наконец машина показалась перед глазами и остановилась у входа со скрежетом тормозов. Из салона моментально выскочила Зинаида Петровна, спешившая к ней. — Катя! — радостно, сквозь навернувшиеся на глаза слёзы, закричала мать, видя своего единственного ребёнка живым и невредимым. Женщина сорвалась с места, стремительно бежала к ней. — Мама. — подстать проговорила Муравьёва младшая, спустилась по ступеням вниз и угодила в крепкие материнские объятия, а на плече почувствовались упавшие слёзы с её лица. Дочь обняла в ответ, зарываясь в женское плечо, будто прячась от всех произошедших событий за последние недели. Мать была на седьмом небе от счастья, видя живую фигуру дочери, слыша её дыхание и сердцебиение. Она отстранилась, держа за локти свою девочку, чтобы получше разглядеть её с ног до головы. Сколько на её плечи свалилось, сколько натерпелась она видно было в её слезах, а сколько ночей бессонных провела свидетельствовали тёмные круги под глазами. — Мне кажется, или тебе ещё рост прибавили? — отшутилась Зинаида Петровна. — Ма, ты меня просто не видела долго, совсем забыла, как я выгляжу. — отмахнулась Катя. — Поехали домой. — Муравьёва-старшая села за руль, а младшая на переднее пассажирское сиденье, и они уехали прочь.***
— Вы меня знатно напугали, я столько ночей не спала, столько валерьянки пила. Не хотелось мне верить, что вас двоих не станет. — И не стало одного из нас.— с грустью добавила Катя, прямо смотря на дверцы лифта. Женщина в ответ ничего не добавила, лишь с тяжестью выдохнула поджав губы. Наконец-то кабинка остановилась на нужном этаже, и они вышли на лестничную площадку. Ключи от общей квартиры Нечаевых Зинаида достала из кармана пиджака, подошла к двери, повозилась с двумя замками на ней и проход во внутрь был открыт. — Уж извините, но иногда я вторгалась в вашу квартиру, чтобы всё пылаю толстой не покрылось. — сказала Муравьёва-старшая. Младшая стояла в оцепенении, не решалась заходить. Внутри каждый сантиметр был пропитан той супружеской тёплой атмосферой, по которой будет долго тосковать, и не было и шанса, что эта атмосфера восстановится. Она же и затронула тонкие фибры души девушки, она же пробудила воспоминания: как они дождались этой квартиры, перевозили все вещи и мебель, расставляли её по комнатам, затем было новоселье и спокойная жизнь в уютном их общим гнёздышке. — Ты чего там замерла? — поинтересовалась мать, выведя дочь из транса. — Иду. — проговорила она и зашла внутрь, закрыв за собой дверь на замок. Ничего не поменялось. Всё на своих местах. Катя ступала босиком аккуратно по чистому полу, рассматривая каждый сантиметр квартиры. В гостиной и кухне всё, как было. На полках стенки гостиной, состоящей из одного отделения — серванта, отделения для книг и отделение с фоторамками и альбомами, не было ни пылинки. На рамках тоже. Каждая фотография, отражающая в себе разные моменты жизни, смотрелось ярко и чётко без какой-либо пылинки на стекле. На кухне тоже царила чистота: в посуде, навесных шкафчиках, обеденном столе, раковине и плите. А вот в спальне… Двухместная кровать, стоящая посередине, была застелена в новом и свежем комплекте постельного белья. Занавески на окне напротив кровати тоже новые, справа от окна стоял трельяж и тут первое изменение: по середине стояла хрустальная ваза без цветов, которые успел подарить Сергей. — Мам… — Завяли. — ответила, предугадав вопрос, Зинаида, стоя в дверях спальни. — Я их выбросила. — розы. Тут стояли красные розы. — Не забывай, ты не один день провела на Предприятии, чтобы в буквальном смысле «восстать из мёртвых». Тебя целый год не было. — На самой поверхности предмета интерьера всё без изменений: баночки кремов для лица, тюбики крема для рук, флаконы любимых духов с нежными и пудровыми ароматами, с акцентами и с какой-то дерзкой ноткой. И все они подарки мужа. В одном из ящиках хранились все ювелирные украшения: кольца, браслеты, бусы, цепочки, броши из Чехословацкого стекла, о которых мечтала каждая девушка СССР. Девушка провалилась в них, в поиски обручальных колец, перевернув каждую шкатулку вверх дном, высыпая из каждой всё содержимое на поверхность над ящиками. Ничего. Во втором ящике хранились документы. В них она тоже хорошо порылась, перебирая каждую бумажку. Все её возможные документы есть, а Сергея нет… — Мама, в квартире ещё был кто-то? — суетливо, дрожащим голосом спросила хозяйка, резко распахнув дверцы большого шкафа, который на замочки, встроенные в дверь, не был заперт, что ещё больше навело паники на неё. Как только петли дверок скрипнули перед ней предстала следующая картина: её половина шкафа с вещами не тронута, вся одежда висела на вешалках, а половина мужа мёртво пустела. — Был, Катюш. Сеченов, попросил вещи Сергея собрать, а потом увёз их в чемоданах. — с тяжестью в голосе ответила Зинаида Петровна, понимая, что правда для неё будет не самой приятной. Пальцы бывшей Нечаевой быстро и резко от вскипевшей в жилах злости до трясучки перебирали каждую вещь, в поисках хотя бы одной вещи любимого. — Всё забрал?! Ты ему всё отдала?! — не выдержав, выпалила она, агрессивно отправив последнюю вещь в противоположную сторону по штанге, вложив в действие всё накопившиеся в миг. А затем стало отпускать, нарастало чувство облегчения внутри. Это всё было похоже на выброс волны на берег. — На мать не ори. — твёрдо и командным тоном отчеканила Муравьёва-старшая, противостоя этой волне, и подошла к шкафу. Она открыла ключом, вставленном в дверцу, стоявшего слева пристройки к основному отделу, отдел, где на верхней полке лежали плюшевые одеяла две штуки, ниже расположились тёплые кофты и свитера, которые не поместились в основной отдел, ниже полка пустела, хотя рука матери потянулась в глубь неё и достала пару рубашек Сергея, которые удалось сохранить специально для дочери. Оставшиеся отделы: четыре выдвижных ящика. Девушка тут же взяла в свои руки рубашки за воротники и поднесла их к лицу. Они всё ещё пахли его парфюмом, его капли пропитали каждый волокон. Она медленно вдыхала аромат и задерживала дыхание на несколько секунд, чтобы удержать его подольше внутри, каждую нотку разобрать, прочувствовать, дать воображению представить любимого… Именно с этой целью мать сохранила эти две вещи, хотя бы эти две.***
— Ты будешь в «Аргентуме» продолжать служить? — спросила Зинаида. — Да. Другого варианта мне не нужно. — ответила Катя. — Ну как это, у тебя два высших есть, легко можешь уйти и устроится на другую, более мирную работу. — в женщине играло беспокойство, сильная тревога. По понятным причинам… Дочь поставила чашку с чаем на стол, села прямо, сложив руки на столе и устремила серьёзный взгляд на неё. — Мам, я понимаю твою тревогу, но и ты пойми меня: нигде, кроме «Аргентума» я себя не вижу. — к отстаиванию своей точки зрения добавилась жестикуляция правой рукой (точнее, ладони) вверх и вниз, сменяющаяся за секунду, лежащая поверх левой на поверхности. — Да, это риск. Да, я не исключаю, что ситуация может повториться, но это моя работа. Это работа, которой я горю. — мать тяжело вздохнула, прикрыв веки. — Я поняла твою позицию. Но пообещай мне раньше всех не кидаться в огонь. — попросила об этом Муравьёва-старшая. — Хорошо, мам. Родительница ушла. Моментально в квартире стало пусто, мёртво, а тишина давила на уши. Непривычная тишина. В большинстве комнат не горел свет, и тьма наступившая хранила что-то своё, очень сокровенное. Сквозняк качал занавески в комнатах. Хозяйка приготовилась ко сну. С мужем она бы не легла так быстро спать, а вместе бы провела с ним время, не важно как, главное, что провела. А сейчас она проводит время одна, сидя на кровати. В квартире не горел свет. В спальне горела только лампа на прикроватной тумбочке. И то, её свет охватывал лишь половину комнаты. И снова перед глазами воспоминания. Причём не просто картинками, а как участника минувших событий: тёплые и нежные поцелуи, яркие улыбки на лицах, преподнесение подарков, с поводом и без… Самый первый осмотр этой квартиры. Находится в них было комфортно. А что же теперь? Идти вперёд. Бороться за эти воспоминания, вернуть всё на круги своя.