Жизнь, сгоревшая в Огне

Диего медленно открыл глаза. Иллюзорная реальность Лабиринта таяла, растворяясь в сознании и исчезая из памяти. Где же он, что с ним случилось? Перед глазами был белёный потолок, где-то слышался шум дождя. А в комнате явно кто-то находился. Он приподнял голову, огляделся. – Дон Рауль? То есть товарищ Амарго? – С выздоровлением, Диего. Ну и долго же пришлось тебя лечить! С выздоровлением? И тут память разом вернулась к нему. Лагерь. Лес. Приморская вилла. Патриция. Блай. Палач. Лохматый переселенец. Обрубок на месте правой кисти. Он опустил взгляд и чуть не вскрикнул от радости: Обе кисти на месте. Пошевелил пальцами, ещё не веря себе. Нет, всё в порядке. А лицо? Вроде ничего не болит. Но дотронуться он не решился. – Где я? И какое сегодня число? – И тут же его передёрнуло. Голос. Он сорвал голос. Там, в Кастель Милагро, было слишком много боли, чтобы долго думать об этом. А здесь... Но сначала надо понять, где он. И сможет ли сражаться. Сражаться? Он сам удивился холодным, рассудочным мыслям. – В Даэн-Риссе, в клинике. Две луны тебя лечили. – Две луны? Но почему я ничего не помню? – поразился Диего. – Потому что ты рассудка лишился, – проворчал Амарго. – Маги и мистики тобой долго занимались. Ты хоть знаешь, как мне пришлось изворачиваться, чтобы вынуть тебя оттуда? – Из Кастель Милагро? – Диего вздрогнул. – Там был какой-то парень, переселенец, и… моя рука? – А что рука? – удивился Амарго. – Пришлось складывать заново. Переломали знатно. – Как переломали? Не отрезали? – Ну и галлюцинации у тебя, парень. Руку тебе сломали, а из Кастель Милагро достали без всяких переселенцев. Это у тебя ложная память. – Ложная? Я его прекрасно помню, лохматый такой. И палача он убил, и стражников, и потом… карта такая была, со светящимися точками. – Не выдумывай, а то опять с ума сойдёшь. Нечего приплетать ложные воспоминания к истинным. И как тебя достали, не спрашивай. Это военная тайна. – А что с моим лицом? – прервал его Диего. Это тоже тайна? Дайте зеркало! – Нет у меня с собой зеркала, – отозвался Амарго. – Лучше скажи, как себя чувствуешь физически? – Нормально, – ответил Диего, ощущая подступающую злость, – кроме того, что сорвал голос. Вы же слышите? Если мне руку сложили, почему голос не поправили? – Ты же сам знаешь, какое тонкое дело – связки. Вот если бы ты к врачу сразу попал, может быть, и помогли бы. Понесли же тебя демоны к этой Патриции! – Ну да, повёл себя как полный болван! Дайте мне только добраться до неё! Диего и сам злился на себя. Да так, что сам себя не узнавал. Что это с ним? Злость, пустота внутри. Пустота? Звуки, которые он слышал, почему-то вызывали раздражение. Вот торопливые шаги по коридору, вот затихающие, становящиеся всё реже и реже капли дождя, вот скрип стула, с которого поднялся Амарго. Просто звуки и всё. Он потряс головой. Обычно звуки переливались у него в музыку, в ноты. Не всегда, но часто. А сейчас – почему нет? Почему? Внезапно его охватил страх. Он понял, что лишился чего-то, что сопровождало его всю сознательную жизнь. Огня? Он потерял Огонь? Нет! – Я приглашу мистика, который занимается такими проблемами, как у тебя. Профессионала. Тебе, как сам понимаешь, спасали жизнь, не до голоса было. Подождём его консультации, – смягчился Амарго. – А пока успокойся, а завтра вставай и начинай ходить, – закончил предводитель повстанцев, покидая палату. Его тут же сменила медсестра, предложившая пациенту выпить какие-то лекарства. Он подчинился. Почему-то успокоиться оказалось несложно. Стараясь отогнать дурные мысли, он задумался о другом. Об оружии. Нож, летящий в лицо врагу. Послушное ложе арбалета в руках. Пистолет, который давал ему отец когда-то. Пистолет в руках ненавистного Блая. Пострелять бы, выстрелить… В этого проклятого советника, в министра изящных искусств, в палача. Хотя палача тот переселенец уже прикончил. Но вскоре мысли куда-то ушли и, погружаясь в сон, обычный сон, он подумал, что это из-за лекарств. На другой день Амарго, как и обещал, вернулся в палату с незнакомым мистиком. Тот внимательно осмотрел пациента и печально покачал головой. – Увы, маэстро, ничем не могу помочь. Да, верю, что у вас был оперный голос, но связки повреждены необратимо. – Но говорю я по-прежнему громко! – чуть ли не закричал Диего, всё прекрасно понимая. Он отлично помнил, как у него переломался детский голос, с каким волнением он ждал установления взрослого голоса, и как обрадовался, когда понял, что всё более чем в порядке, что он будет петь те партии, о которых мечтал, что песни, которые он сочинил за это время, как раз ложатся на его взрослый, красивый баритон. Но теперь всё пропало. Да, голос громкий, сильный, но с хрипотцой. Петь таким он не сможет. И что теперь? «А ничего», – снова подумал он, чувствуя пустоту и холод внутри. Лёг на кровать и отвернулся к стене. Но вдруг холод, казалось, отступил, стало легче. – Добрый вечер, маэстро, – услышал он знакомый голос. – Плакса? – удивился Диего, узнав своего нерадивого ученика. – Ты что, на меня эмпатией действуешь? – Ну да, есть немного, – смутился тот. – Прекрати немедленно! – рассердился Диего. – Ты как меня нашёл? – Я теперь с товарищем Амарго работаю. Руковожу партией Реставрации. И зовусь товарищ Пассионарио. – Что?! Ну ты даёшь! Тоже мне вождь! – Ну, товарищи решили, что моя эмпатия пригодится. И магическая Сила. – Надо же! – Диего даже отвлёкся от своих переживаний по поводу голоса. Но тут же вспомнил о другой, более серьёзной проблеме. – Лучше посмотри, что у меня с Огнём. Ты же видишь такие вещи? – Вижу, – кивнул Плакса. – Так что, говори! – Понимаете, маэстро, такое бывает. – Значит, Огонь действительно пропал. И Диего снова отвернулся. – Но если голос удастся вернуть, может быть, и с Огнём всё наладится? Я вам хорошего целителя привёл. Эльфа. – Здравствуй, малыш, – незнакомый эльф с длинной гривой чёрных волос вошёл в палату и внимательно посмотрел на Диего, казалось бы, чего-то ожидая. – Здравствуйте, – отозвался он, с любопытством разглядывая гостя. Диего не помнил, чтобы когда-то раньше видел этого эльфа, и вообще эльфов. Тот, видимо, что-то для себя решил и слегка улыбнулся. – Давай для начала познакомимся. Я Хоулиан. Ты мне приходишься правнуком. – Будем знакомы, – кивнул Диего. Ничего особо удивительного тут не было. Он помнил своего дедушку-мага, который буквально пару раз появлялся у них с мамой дома и однажды пришёл в театр на спектакль, чтобы по её просьбе помочь со спецэффектами. Дедушка был полуэльф, имел заострённые уши и глаза без белков. Он огорчался, что дочь и внук не унаследовали его Силу. Но когда началась охота на магов, наверное, успел порадоваться этому. Но сам спастись не успел. Аллама и Диего узнали о гибели отца и деда уже в эмиграции. И вот теперь встреча с прадедом. – Давай-ка, малыш, я тебя осмотрю. Потерпи немного. Диего почувствовал резкое воздействие классической магии. А вдруг прадедушка поможет ему вернуть и голос, и Огонь? – Нет, не получится, – с сожалением сказал эльф. – Жаль, ты регенерировать не умеешь… Нет, голос я тебе вернуть не смогу. Да и зачем он тебе, если Огонь ты потерял? Но не унывай, в жизни много других интересных вещей, – подмигнул Хоулиан, взмахнул рукой и исчез в сером облачке телепорта. Диего же почувствовал, как надежда покидает его. Звуки и краски окружающего мира внезапно поблёкли. Что может быть интересного, что? Получается, что Эль Драко действительно умер в Кастель Милагро. Осталось только умереть окончательно. Потому что нельзя жить без голоса и Огня. Кто-то кашлянул. Диего с неохотой обернулся. – Ну что ещё? – недовольно произнёс он. Амарго и Плакса, тьфу ты, демон, Пассионарио, сидели перед ним и явно не собирались уходить. – Маэстро, у нас к вам деловое предложение, – начал бывший ученик. – Какое ещё? И больше не называйте меня так. – Поработать в отделе пропаганды нашей партии. Ваш подвиг послужит примером для наших товарищей и всего нашего народа. Ваше имя, ваша репутация… – Что?! – заорал Диего во всю мощь своего голоса. И показал товарищам реставраторам два пальца. – Вот вам пропаганда, агитация, репутация, хренация! Жалеть меня вздумали?! Да ещё на весь континент! Чтоб вас!.. Депрессии как не бывало. Её сменила злость. Диего не очень-то слушал рассуждения Амарго и Пассионарио по поводу того, может ли вернуться к нему Огонь. Он даже не очень этого хотел. Как странно! Он на мгновение почувствовал лёд внутри. Лёд. Руки снова ощутили воображаемое оружие. – Я хорошо стреляю, – вырвалось у него, – и дерусь неплохо, и ножи метать умею, вы же видели. О пропаганде и речи быть не может, но как боец я вам пригожусь. И дайте мне, наконец, зеркало, за кого вы тут меня держите? Амарго и Пассионарио переглянулись. «Не зря они так мнутся, наверное, лицо совсем страшное. Ну, для воина это неважно», – подумал Диего. И нетерпеливо крикнул: – Да что, в этой клинике зеркал нет? Могу и сам поискать! – Ладно, – решительно сказал Амарго, поднимаясь.– Всё равно ведь узнаешь. Он вышел из палаты и через пару минут вернулся с довольно приличным зеркалом. Диего, однако, несколько мгновений колебался. Потом решительно поднял взгляд. И пришёл в ужас. Ему показалось, что он снова сошёл с ума и попал в Лабиринт. Лицо, которое отражалось в зеркале, было совершенно целое, здоровое, даже симпатичное, но чужое. Впрочем, не совсем чужое. Это было молодое лицо его отца. Но как, откуда?.. – Демоны, что это такое?! – закричал он. – Кто это сделал и как вышло? Объясните же, наконец! Или это тоже тайна? – Тайна, – кивнул Амарго. – Тебе этого знать не положено. Привыкай к партийной дисциплине. – Ну ничего себе! – Диего никак не мог успокоиться. – Да ещё и щетина на правой щеке выросла! Из-за эльфийской наследственности волос на теле и на лице у него никогда не было. Теперь, получается, ему человеческую кожу пересадили? Сукин сын этот Амарго, ведь ничего толком не объяснит! – И бриться привыкай, – усмехнулся Пассионарио. Он как-то незаметно перешёл на «ты» с бывшим наставником, а теперь товарищем по борьбе. А Амарго добавил: – Тебе же лучше. Если не хочешь, чтобы тебя узнавали… – Вот тут вы правы, – немного успокоился Диего. – А теперь подумаем, куда тебя пристроить. Да, ножи ты метаешь неплохо. Данные хорошие. Однако чтобы стать профессионалом, придётся поработать. Диего вспомнил, как примерно то же самое говорил его первый учитель музыки. Он попытался улыбнуться. Судя по тому, как посмотрели на него товарищи, улыбка вышла какая-то не такая. Не такая, как у Эль Драко. И пусть. Он больше не Эль Драко. А кто же он? – Наверно, мне надо придумать себе новый псевдоним? Или как её – партийную кличку? – вырвалось у него. – Верно. И как будешь называться? Диего думал недолго. – Кантор*, – решительно сказал он. – Но… – удивился Амарго. – Нет, всё правильно, – прервал его Пассионарио. – Всё абсолютно верно. И, не дав новоиспечённому Кантору и слова сказать, продолжил: – А теперь надо вытащить твои деньги. – Но их же конфисковали. Ты собираешься президента грабить? Или государственный банк Мистралии? – поднял брови Диего. – Не президента и не грабить, – ухмыльнулся Пассионарио. – Твои деньги у Пуриша. Он успел снять все два миллиона с твоего счёта в тот же день, когда тебя арестовали. – Вот пройдоха! – искренне восхитился бывший наставник. – Так ты на Пуриша не в обиде? – Какие обиды! Могу себе представить лица Гондрелло, министра изящных искусств и прочей сволочи, когда они обнаружили, что на счёте пусто. Да ради этого никаких миллионов не жалко! – Ну, с миллионами ты загнул. В общем, сам ты к Пуришу не поедешь, конечно? Диего на мгновение задумался. Потом покачал головой. – Нет, не надо ему знать, как я выгляжу. Чем меньше людей об этом знают, тем лучше. – А маэстрина Аллама? Диего вздрогнул. Бедная мама! – Она не знает про Кастель Милагро? – Пока нет. Она знает только то, что ты жив и на свободе, но тебе пришлось долго лечиться. – Я напишу ей. – Лучше бы ты поговорил с ней сам, – заметил Пассионарио. – Нет, показываться ей я не буду! Амарго кивнул. Он понимал, почему Диего не хочет открыться и родной матери. Он не потерпит жалости даже от неё. Впрочем, боец партии Реставрации должен быть строго законспирирован. Так что… – Вот что, Диего, – проговорил он. – Чтобы полностью соблюсти конспирацию, нам нужно запустить версию о твоей гибели. Героической гибели. – Хотите на жалость давить? – взорвался тот. – И я больше не Диего, а Кантор! – Вот именно, Кантор, – кивнул лидер сопротивления. – А Кантора никто жалеть не будет. И потом, у нас на базе жалости всё равно не дождёшься. А легенда нужна для дела, и тебе придётся с этим смириться. Научись всё-таки понимать слово «дисциплина», боец. – Понял, – буркнул Кантор. Да, теперь уже Кантор. Он привыкнет и к новому имени, и к новой жизни. Жизни, в которой у него не будет Огня, но будет ярость воина и оружие в руках. – Слушаюсь, товарищ Амарго. Когда начнём занятия? – Завтра, – сказал тот. – Пока напиши записку матери, я передам ей. А ты, Пассионарио, поезжай к Пуришу. – Только много ему про меня не рассказывай, – вскинулся Кантор. – Расскажу как надо, – серьёзно ответил бывший ученик. ____________________________ * Кантор – по-испански «певец». Мистралия – аналог Испании и Латинской Америки.