Жизнь, сгоревшая в Огне

Пуриш в последнее время был доволен своими делами. После того как Эль Драко всё бросил и вернулся на родину, его продюсер наскоро собрал новую группу. Правда, найти солиста оказалось нелегко. Молодая галлантская певица, имевшая большой успех, через пару лун срочно выскочила замуж и уехала, уплатив немалую неустойку. Потом сильно выручил Казак, уникальный переселенец, воин, бард, мистик и маг в одном лице. Однако, выступив оговоренные три раза, он заявил: — Ну, поработал и хватит пока. Надо бы в Мистралию наведаться, поговорить там кое с кем. — Не с Эль Драко, случайно? — И с ним тоже, — прищурился переселенец. — Передать ему, чтобы возвращался? — Передай, а то мне нюх подсказывает, что надо поторопиться. — Правильно подсказывает, правильно. Только вряд ли этот хлопец меня послушает. Казак пропал, видимо, убили в очередной раз. А вскоре люди Пуриша, которые имелись во всех странах, принесли плохие вести: Эль Драко уволили из театра за то, что отказался переделывать гимн Мистралии в угоду президенту и министру изящных искусств. — Все удивляются, — сообщил ему мистралийский агент. — А ты не понимаешь? Да, Тень у тебя большая, это я знаю, а вот Огня нет. Он бы предал свой Огонь, если бы согласился. — А вот маэстро Морелли…— протянул агент, — работает на правительство и в ус не дует. Правда, говорят, у него Огня совсем не осталось. — Вот потому и не осталось, — усмехнулся Пуриш. — Ты Эль Драко видел? Сказал ему, чтобы уезжал немедленно? — Видел, сказал, а он рукой махнул, говорит, у меня ещё концерты, не могу уехать, и Патрицию не брошу. — Что за Патриция? — насторожился Пуриш. — Да есть там одна красотка, слывёт ведьмой. — Думаешь, она его приворожила? — Вполне вероятно, — кивнул агент, — ведь обычно в отношениях его надолго не хватало, а тут упёрся! — Так, чувствую, мне нужно самому туда ехать, — озабоченно сказал Пуриш. — Будьте осторожны. — Да уж не учи учёного! Вытащу его оттуда — и назад. Надо только леопардов пристроить. Однако пристроить леопардов удалось не сразу. Известный дрессировщик маэстро Карас был на гастролях в Лондре, а никому другому Пуриш доверить Тиа и Хона не мог, тем более что собирался отсутствовать не меньше двух недель. А потом пришлось заниматься новым солистом… В общем, прошла луна, прежде чем Пуриш наконец собрался в Мистралию. Сначала телепортом до Крамати, потом ждал дилижанса до Арборино. Выйдя из дилижанса на столичной станции, он тут же увидел большую афишу со знакомым именем. Эль Драко сегодня давал концерт на одной из открытых площадок столицы. Вот и хорошо, сразу увидимся и поговорим, подумал продюсер. Он дошёл до площадки, когда Эль Драко уже закончил петь и принимал поздравления. … И тут понял, что опоздал. На помост поднялись полицейские. Беспомощно сжав кулаки, Пуриш наблюдал за арестом Диего. За гневом окружающих. Он поспешно выбрался из толпы и оглянулся. Группа студентов быстро направлялась в ближайший переулок, о чём-то возбуждённо разговаривая. Пуриш, в совершенстве знавший мистралийский, отчетливо расслышал слово «Отобьём!» Он на расстоянии последовал за бегущими ребятами, решив разобраться на месте и посмотреть, что из этого выйдет. Нюх подсказывал Пуришу, что ему лично ничего не угрожает. Когда продюсер, задыхаясь, выбежал на площадь перед тюрьмой, студенты уже столпились поодаль от входа. Заметив подъезжающую чёрную карету, Пуриш отступил в переулок. Когда из кареты вывели Диего, студенты медленно двинулись вперёд. И тут арестованный бард поднял руку и крикнул: — Не нужно! Идите домой! Ребята отпрянули от наступающих на них полицейских. А Диего добавил: — Это будет бессмысленная жертва! Уходите! Студенты замерли, потом бросились бежать. Пуриш наблюдал, как Диего ввели в ворота тюрьмы, как они захлопнулись за ним. Он постоял немного, горько усмехнулся и направился в банк. «Нельзя оставлять этим очередным спасителям Мистралии состояние Эль Драко. Только бы успеть». Пуриш не был бы Пуришем, если бы не знал номер счёта Эль Драко, пароль к нему, и если бы не смог воспроизвести его подпись. Не прошло и часа, как два миллиона золотых перешли на счёт хитроумного продюсера. «Если парень выйдет на волю, я верну ему деньги. А пока пусть покрутятся», — думал он, спеша на станцию, к дилижансам. Оставаться в Мистралии было нельзя ни на минуту. Мало ли… И вот прошло уже полгода, а Эль Драко как в воду канул. Пуриш сделал рискованный шаг — обратился к некроманту и выяснил, что бард всё ещё жив. А сегодня к нему явился друг Диего — Симеон Подгородецкий. Пуриш прекрасно знал этого молодого поморского аристократа, который сейчас искренне недоумевал, почему мистралийские власти не отвечают на запросы. Продюсер посочувствовал наивному поморцу, но ничего объяснять не стал и поспешил распрощаться. Да, бедняга Диего, неужели он так и не выйдет на свободу? — К вам просится на приём молодой мистралиец, уверяет, что работал у вас, и что вы его знаете как маэстро Плаксу, — сообщил секретарь, косясь на леопардов, которые спокойно повернули к нему головы и тут же снова замерли — свой. — Плакса? — удивился Пуриш и подумал: — «Что-то друзья Эль Драко зачастили…» — Что я должен ему сообщить? Вы примете его? — Проси сейчас, — внезапно решил Пуриш. А вдруг он что-то знает? И добавил: — Если явится маэстро Лион, которому назначено в полдень, извинись и попроси подождать. Плакса мало изменился: эльфийские глаза из-под бардовской чёлки смотрели внимательно, на губах застыла улыбка, правда, взгляд был печальным, а улыбка — грустной. Продюсер исполнился сочувствия: парень, наверно, опять попал в трудное положение. Хотя с этим раздолбаем надо быть осторожнее, он же эмпат. А, ладно, подумал Пуриш и погладил сидящую справа Тиа. Пятнистая хищница мурлыкнула. Слева приподнял голову Хон, но тут же успокоился: у вошедшего человека был знакомый запах. — Рад видеть тебя, Плакса, чем могу помочь? — осведомился продюсер. — Ищешь работу? Можно что-нибудь подобрать. Плакса взглянул на леопардов. — Добрый день. Нет, у меня сейчас есть работа. А Диего будет рад узнать, что Тиа и Хон в порядке. В последнее время ему радостей было мало. — Так он жив? — обрадовался Пуриш. — И свободен? — Да, но можешь себе представить, сколько ему пришлось перенести! И ведь никого не выдал, а как его пытали… И голос сорвал, но Огонь свой не предал. — Я не сомневался, знаешь ли. Так как он сейчас? — Ты бы его не узнал. Проклятый Блай, когда же его прибьют! Диего почти до смерти замучили, только чудо его спасло… Пуриш положил руку на голову Хона. И ведь каким раздолбаем был Эль Драко, а умный продюсер прекрасно видел в нём твёрдость, которая проявляется у человека в самые тяжёлые минуты. И потому не удивился сейчас. Пытки… Бедный парень! Потерять голос! И как Диего может выглядеть после пыток? Он поднял глаза на Плаксу. Тот, казалось, оправдывал своё прозвище. В глазах у весёлого и легкомысленного барда стояли слёзы. — Ведь это ты спас его состояние от конфискации? Пуриш насторожился. А вдруг этот раздолбай врёт и хочет заполучить миллионы Эль Драко? Хотя куда ему, Тени-то у него нет. Но если Диего жив, для него он, Пуриш, двух миллионов не пожалеет. Хотя нет, одного. Второй миллион он пока придержит, мало ли. Надо всё же точно убедиться. — Я переведу для Диего один миллион, но получить его сможет только он сам, собственноручно поставив подпись. — Подпись будет, не сомневайся, — слегка улыбнулся Плакса, и Пуриш непривычно быстро для себя подписал чек. Наутро он проснулся в страшной тревоге. — Что же я наделал? Отдал Плаксе миллион просто так! Если бы сам Диего пришёл, другое дело, а с этим раздолбаем надо было держать ухо востро, — ругал он себя. — Поддался эмпатии, не иначе. Срочно бежать в банк, отозвать подпись! — Деньги уже переведены, господин Пуриш, — сообщил ему банковский служащий. — Мы получили бумаги за подписью клиента. Пуриш вгляделся в знакомую подпись. Безусловно, это рука Эль Драко. Ну что ж, по крайней мере, парень получил свои деньги. И он жив и, очевидно, на свободе. А пока надо съездить к Алламе Фуэнтес, обрадовать её, если не знает. Хотя, наверное, ей сообщили, а может, Диего и сам к ней наведался. И Пуриш отправился на телепортационную станцию. *** Аллама Фуэнтес сидела в номере роскошного отеля в самом центре столицы Ортана. Она приехала сюда на гастроли из Галланта, чтобы выступить в возобновлённом спектакле о сложных отношениях мага и женщины-оборотня. Сегодняшняя премьера прошла с огромным успехом, и публика долго не отпускала любимую актрису. Но радости от этого Аллама не испытывала. Только Бессмертный бард знал, чего ей стоило в последние луны работать, как прежде. Беспокойство за Диего не отпускало. И только когда две луны назад к ней пришёл старый школьный друг Диего Хорхе дель Торрес и сообщил, что её сын жив и на свободе, но встретиться с матерью пока не может, стало немного легче. Больше Хорхе ничего не сказал, но Аллама понимала, что Диего сильно изранен. Поэтому постепенно тревога снова усилилась. «Надо бы с Пуришем встретиться, — подумала она. — Этот хитрец наверняка что-то знает». Её размышления прервал негромкий стук в дверь. — Вам подарок, маэстрина Аллама. — Входите, — вздохнула она. Посыльный внёс букет роскошных орхидей, которые она очень любила. Эти прекрасные цветы несколько десятилетий назад привёз с востока Хины какой-то путешественник. Сначала думали, что они не приживутся, но, самое удивительное, впервые по эту сторону Хинского хребта вырастить их сумел один лондриец. В своей туманной и дождливой стране он устроил оранжерею, где теперь цвели розовые, жёлтые, красные цветы с самыми разнообразными узорами. Из Лондры они распространились по всем странам. Теперь их выращивали и в деловой Голдиане, и в весёлом Галланте, и в снежном Поморье, и в обширном Ортане, и, конечно, в жарких Мистралии и Эгине. Аллама хорошо помнила, как когда-то ей вручил такой букет маленький Диего, которому его передал пришедший на спектакль Максимильяно. Она раскрыла прикреплённое к цветам письмо и чуть не вскрикнула, увидев до боли знакомый почерк: «Всё в порядке, здоров, люблю, целую. Слухам не верь. Увидимся, но не скоро». Подписи не было, но стояла сегодняшняя дата. — О небо, спасибо, — едва слышно прошептала она. Но почему мальчик не пришёл к ней сам? Что сделали с ним в лагере, в тюрьме? И что за слухи он имеет в виду? Несколькими неделями позже, когда пошли разговоры о том, что Эль Драко замучен в Кастель Милагро, Аллама поняла, о каких слухах говорилось в письме. На всякий случай она обратилась к подпольному некроманту, и тот подтвердил, что сын жив. А пока она перечитывала коротенькую записку и плакала. Но тут в дверь снова постучали. Аллама почти вскрикнула: — Войдите! Но сразу же разочарованно вздохнула: это был не Диего, а Пуриш. — Добрый вечер, маэстрина, — поприветствовал её продюсер. — Рада видеть, — принуждённо улыбнулась Аллама. — У тебя есть новости о Диего? — Есть, он жив и свободен. — Ты видел его, разговаривал с ним? — Нет, но видел его подпись на банковском документе, которую он сделал не далее как вчера. Аллама молча протянула Пуришу записку Диего. Тот улыбнулся. — Вот видишь, теперь можешь не беспокоиться за мальчика. Аллама снова вздохнула. — Но когда же я его увижу? Хорошо, что написал. Макс, тот вообще пропал без вести, и я думаю, вернётся ли он когда-нибудь со своих островов? *** Бубен в руках старого Молари говорил с богами. Точнее, с двуликим Диром-Эйдмом. Максу, сидящему в зале Вершений, казалось, что вот-вот в чередовании звуков и пауз он сможет различить человеческую речь. Но нет, слова бога могли услышать только посвящённые в пути Дира-Эйдма, такие, как его родной дядя Молари. Бубен продолжал звучать, и Макс понимал, что сейчас решится, какой ответ он должен дать за то, что спутал лики богов. Шархи, жившие среди людей, иногда должны были так поступать, чтобы выжить в человеческом обществе, но сейчас он преступил грань. Обман, подстава, кража денег — ведь фальшивая страховка это самая настоящая кража. Но разве он мог поступить иначе, когда мальчика надо было спасать? Он и убить бы мог, только бы спасти сына. Звуки бубна смолкли. — Ну вот, — огорчённо сказал дядя Молари, — предупреждал же я тебя. Спутал ты лики Ма и Фо, ничего не скажешь. И теперь откат стукнет по вам обоим. — Что будет с Диего?! — Его жизни откат не угрожает, хотя рисковать он будет. А больше тебе никто не скажет. Какой получится откат, сможешь увидеть сам. — Рисковать… Это я знаю. Новый путь он себе уже выбрал. Может быть, это и есть откат? Или нет? — Макс понимал, что покоя теперь ему не видать. Но главное, что мальчик жив и здоров. А там — там будет видно.