У Юнги нет перьев. Нет накладных зубов, размалеванных масок, ушей, висящих на жгутовом шнурке, или нанизанных на острие копья, нет никакого боевого раскраса.
В эту несусветную рань он совершенно не имеет на теле никакой, даже самой паршивой брони. Замотанный в кокон из тонкого одеяла, с торчащими на макушке, плохо просохшими за ночь волосами, он мрачно следит за тем, как сосед по комнате собирается на учёбу.
— Может, передумаешь? — с сомнением спрашивает он.
Юнги мотает головой, плотнее закутываясь в одеяло. Кашляет пару раз для проформы и с чувством выполненного долга валится щекой на подушку, притираясь раздраженной кожей к грубоватой ткани пододеяльника. Как только за спиной Убина хлопает дверь, с подоконника прямо Юнги на спину спрыгивает мягкими лапами тяжёлое, почти неподъемное и раскалённое настолько, что жжётся даже сквозь одеяло.
У Юнги нет от этого едкого горячего комка никакого заслона.
Капля желчи, капля крови, древние руны в комках спекшейся смолы на дне чужих глаз — и вот это уже совсем никакая не бойня, а сложный магический ритуал, основанный на смешении первичных биологических жидкостей, среди которых, очевидно, по глупости, один наивный странный долбоёб не досчитался одного ингредиента.
Никакого щита, меча, только пузырящаяся под неторопливыми перетоптываниями оболочка, грозящая лопнуть, как только его неочевидному гостю надоест потираться в подобии мнимой ласки, и он решится выпустить когти.
У Юнги от перманентного ощущения чужих коготков, вцепившихся в форменный пиджак по бокам, кожа становится гусиной.
Телефон напоминает о себе приглушенной вибрацией, но упрямый прилежный притворщик под одеялом лишь глубже зарывается в обилие тканей и переворачивается на другой бок.
топкие топи, спутанные кусты дикого плюща и переплетенные ветви деревьев, охраняющих то, что он прячет и ни за что никому не откроет просто так
, то самое, что кажется плотным и холодным, как гипсовое изваяние, а оказывается, вопреки всяческим перегибам собственного воображения, где рассматривалось на протяжении многих дней так пристально, так тщательно… словом, то самое, что в конечном итоге оказывается скользким и мягким, прогибается, подставляется, проминается, шипит и пузырится едким соком, протекающим из трещин, вытекающим наружу, скапливающимся, разъедающим, негустым, но только если не трогать руками
долбоёб номер два:
ты не придешь?
долбоёб номер раз:
пусть не приходит
долбоёб номер два:
Ёнджун и компания с утра ходят как говна поевшие
говорят его комнату ночью шманали
долбоёб номер раз:
отсиживайся на здоровьице, котёнок
мы с намджуном сами прикроем наши жопы
долбоёб номер два:
тэ драматизирует
не драматизируй
всё не так плохо
долбоёб номер раз:
всё плохо.
у Ёнджуна вода в жопе не держится
долбоёб номер два:
ким тэхён
долбоёб номер раз:
ким тэхён здесь.
долбоёб номер раз:
это хосок?
это блядский чон хосок?
@нам
слышь
ты тоже это видишь
???
долбоёб номер два:
да
долбоёб номер раз:
нет я не понимаю он что споткнулся и упал блять НА ЧТО
???
долбоёб номер два:
не пялься
ты пялишься
хуже чем юн.
долбоёб номер раз:
конечно я пялюсь нам КАКИЕ ВОПРОСЫ
КТО ТО СЛОМАЛ ЧОН ХОСОКУ ЕБАЛО
Ёнджун сломал чон хосоку ебало
???
долбоёб номер два:
не смотри туда тэ.
долбоёб номер раз:
не могу не смотреть
не думал что увижу его в таком состоянии
долбоёб номер два:
это точно не ёнджун
долбоёб номер раз:
это может быть он
но
говорят кроме него признались ещё трое
!!!
долбоёб номер раз:
ёнджуна шмонали
он бы во всем признался ты же знаешь
обоссался и скулит
долбоёб номер два:
если чону взбредет в голову раздуть эту тему,
его папаша всем нам тут даст просраться
Юнги сдувает из-под одеяла в то же мгновение.
Потом он еще долго отмокает под вяло текущими из расхлябанной лейки струйками едва тёплой воды, отрешенно понимая, что со вчерашнего дня совсем не отпустило. Чем дольше стоит, тем чётче осознание. Ну, тут ничего нового. Собственная постоянная уязвимость — она не сюрприз, даже, чёрт возьми, никакой не триггер, чтобы вот так вот стоять на прохладной плитке в душевой, пока кто-то заходит и выходит, спешно готовясь к утренним занятиям.
Ничего из того, что так или иначе помещается в хилый эмоциональный диапазон Юнги, не является ни сюрпризом, ни новостью, ни даже…
Ох ты ж чёрт.
Нет, должно быть, для Юнги что-то из этого все же — какой-никакой сюрприз, если судить по тому, как шумно колотится сердце, хотя, может быть всё это лишь потому, что вода стала на пару градусов холоднее. Он не взялся бы утверждать. Он не взялся бы даже полагать. Всё, что он может и станет делать прямо сейчас, является цепочкой последовательных, но торопливых мышечных сокращений, итогом которых будет размазанный по коже и впоследствии тщательно смытый гель для душа.
Юнги убеждает себя, что не будет дерганым и напуганным по пути в свою комнату. Не будет, чёрт возьми, прятаться, и на урок не идет просто потому, что решил себя поберечь от простуды…
Прилежный мальчик Мин Юнги просто решил поберечь себя от простуды. Ничейный мальчик Мин Юнги решил себя поберечь.
В чём проблема?
Откуда пришло это странное, с мягко-когтистыми лапками, что сидит теперь на загривке, впилось в плечи — не отлипает, не исчезает, непонятно, как называется и откуда ведет свой род.
В чём проблема?
Ничего необычного. Пальцы плохо гнутся, когда ничейный мальчик Мин Юнги меняет полотенце на растянутые спортивки, мысленно прогоняя перед глазами предстоящий маршрут от душевых до собственной комнаты.
Он несложный. Маршрут, в смысле.
Но можно обойтись и без него.
Потерянный мальчик Мин Юнги, он ведь упрямый в том самом смысле, что еще не козерог, но уже и не рыба.
Можно обойтись и без торопливых перебежек, запирания двери на семь замков и три засова, нервных подергиваний и кислого, едкого сока, стекающего из чужой пасти прямо кое-кому за шиворот. В отражении запутанные у Мин Юнги одни только волосы, тёмные, жёсткие отросшие патлы, которые комендант уже давно грозится срезать под корень, и всё никак не поймает момент. Юнги скользящим движением ладони убирает их со лба и шумно отфыркивается.
В чём проблема?
Никто не упрётся ему ладонями в плечи, не вытолкнет никуда — некуда выталкивать, сюда не попадают просто так, просто так и не выйти. Выговор? Наказание? Отработки? Смешно. Нет, правда, даже если бы у мажора хватило ума…
Уж точно не этого он будет бояться. Тогда, получается, то, что сидит сейчас у Юнги на загривке, храпя и порыкивая, это что вообще такое за зверь?
Кем бы ни был, в зеркале он не отражается. И всё же Юнги хмыкает мрачно куда-то себе за спину, растирая потяжелевшие плечи. Пойти нужно. Хотя бы для того, чтобы один вертлявый засранец в глаза ему посмотрел после того, что наплел вчера Чон Хосок.
Да, точно.
Глаза. Они ж у него действительно разные.
Глаза. Они у него сперва щурятся, потом загораются, когда Юнги, пропустивший первый урок и часть перемены, показывается в противоположном конце коридора. Небрежной походкой, с накинутым на одно плечо рюкзаком он приближается к Намджуну и одному непростительно раздражающему гортань и чувствительную область за носом засранцу. Краем глаза Юнги цепляет Хосока в компании парней постарше, стоящих чуть дальше, скучковавшихся и нервно, запальчиво дергающих руками, ногами, головами, словом всем, что взбрыкнувшим юношеским гормонам полностью и безраздельно подчиняется.
— Что с тобой? — это Намджун, и ему, судя по всему, правда интересно.
— Можно же на сообщения отвечать, — это, соответственно, Тэхён.
Юнги пожимает плечами.
— Проспал.
— Мм.
— Юн, ты ж не видел еще, — на полшага сократив дистанцию, Намджун взглядом указывает на стайку подростков с подбитым вульгарным придурком во главе. — Интересно, кто его так?
— Понятия не имею.
— Мм.
— Хорош, Тэ. Задрал мычать, — нервно дёрнув плечом, Юнги намеревается пройти в класс.
Намджун молча преграждает дорогу.
— Ты это брось, бро. Мы ж с Тэ не тупые. У тебя всё на роже написано.
— Что,
всё?
— Намджун хочет сказать, — снизошел до нормальной реплики упрямый несмышленый придурок. — Что ты что-то знаешь.
— Я? — Юнги с кривой улыбкой мотает головой. — Советую самим подкатить к этой цаце. Он кота в мешке прятать точно не станет, разболтает, как на духу, кто, где и во сколько соснул хуйца.
— Ага, как же, — голос у Тэхёна ровный, без ворчливых полутонов, однако взгляд выражает прокисшую смесь досады и капризного протеста.
Юнги шумно втягивает ноздрями воздух и уже говорится разразиться тирадой, как Намджун мягко перехватывает его за предплечье.
— Юн, остынь, — приблизившись и понизив голос до шепота, он призывает Мина быть сговорчивее. — Мы думаем, охрана… того. Думаем, они постарались.
- С чего бы это?
- Тот его дружок опять приходил, - поясняет Намджун. - Ну, который... Словом, может, на этот раз досматривали получше.
Юнги молчит, сплюснув губы. Намджун пальцами чувствует, как напряглась его рука.
— Его свора с утра между собой гавкается. И не только между собой. Уже как минимум четверо сознались в том, что это, — Намджун красноречиво тычет себе в нос, при этом, очевидно, имея ввиду заплывший шнобель Хосока. — Их рук дело. Четверо, Юн! Как тебе такое? Госпожа Исыль хотела отменить урок…
— Откуда у него свора, — ворчливо вклинивается Мин.
— Они с тебя тоже спросят, — сварливо добавляет Тэхён. — Ну, просто чтоб ты знал.
— Тем более, — кашлянув, Намджун опускает взгляд и конец фразы произносит конспиративным тоном, почти не размыкая губ. — Если увидят руки.
Вздрогнув, Юнги натягивает рукава пиджака на ладони, но этого не достаточно. Стандартная форма — размер в размер.
— А Хосок?
— Что Хосок? — Намджун смотрит на него, как на дурака.
— Ну, там, — пожевав губу, Юнги разводит руками. — Не собирается что-нибудь… там, не знаю, сказать? Или проконтролировать? Мне что, нужно стать пятым сознавшимся? Может, я счесал руку об стену, или ночью шастал, куда нельзя, или…
— Мм. Вот как.
— Тэтэ, засранец, вот только ты мен…
Закатив глаза от осознания, что два друга вновь сцепились когтями прямо у него на глазах, Намджун приглушенно ругается и обоим несильно прикладывает ладонями по загривкам.
— Заебали, бля.
— Похуй, — фыркнув, Юнги беззастенчиво смотрит в сторону петушащихся старших. — Их я еще не боялся.
У него заплыли глаза и уголки губ спеклись тёмной корочкой. Криво налепленный на переносицу пластырь то и дело необходимо приглаживать, отчего он морщится, шмыгая носом. Морщится. Не привык.
Царь горы, непризнанное божество, низвергнутый в сточную яму блистательный долбоёб, не желающий защищаться, не умеющий строить защитные баррикады с тем, чтобы они никогда на его собственных глазах не были подвержены методичному разрушению.
У него мутный взгляд и полоумная улыбка. Юнги хочется на него нарычать.
И, в конечном итоге, Юнги хочется с ним поговорить. Человеческим языком.
Он сам ко мне полез.
Юнги не смог бы назвать себя агрессивным, импульсивным, способным кого-то на самом деле серьезно ужалить. Может быть, прошлым вечером Хосоку хватило секунды, чтобы все это осознать. Может, он не осознает и теперь, и попытка нарваться была лишь блажью. Глупым неосознанным порывом мальчика, не знающего, что значит жить на выживание.
— Зачем тебе это? — тихо спрашивает Намджун.
— Что?
— Не притворяйся. Вариантов не то чтобы много, бро.
Жалкий, или просто тупой, а может, и то и другое сразу — Юнги не хочет и не станет разбирать. Юнги не агрессивный, не импульсивный, не способный кого-то на самом деле серьезно ужалить. Все, на что способен прилежный мальчик со сварливым зверьком, сидящим на загривке, это медленно отравить.
Мин прикрывает глаза, накрывая их ладонью. Простояв так с минуту, пока пустел коридор, он медленно заставляет разленившийся мозг генерировать что-то покруче простых причинно-следственных связей.
— Этот парень умеет напрашиваться на кулак.
— Мне штаны спускать или как? Надо тебе? Мне вот надо.
— Что тебе надо, боже, ты же не знаешь, ты сам толком не знаешь, что я мог и не стал…
Ошибка. Ошибка. У него там, в кучке раздраженных и упоенных поводом утвердить свою власть подростков, странный, язвительно-сколотый взгляд.
Юнги пихает Намджуна в бок и мотает головой.
Что бы ни натворил этот самоуверенный королёк, Юнги было сложно было представить проступок, спровоцировавший такое наказание. Это же… ну, опасно? Тут ведь… для таких, как он, воспитанных в тепле и уюте, даже со скидкой на возможное бунтарство и заполошный юношеский максимализм, есть совсем другие варианты. Более лояльные, более надежные.
Безопасные.
Как оказалось, Чон Хосок не боится оказаться нос к носу с одним из здешних волчат. Напротив, как оказалось, вот только к этому конкретному пункту у юного экспериментатора обнаружились свои личные условия.
— Хорошо, — Намджун мелко кивает. — Ладно. С этим понятно. С этим разобрались.
Тэхён закатывает глаза и протягивает руку. Юнги не уверен, что хочет, чтобы его вот так вот хватал за плечо один перманентно накосячивший скрытный засранец, однако это всяко лучше, чем если бы он и вовсе продолжал дуться на все и вся.
— Заебали вы шаркать друг другу ножкой, — тот Ким, который засранец, сжимает свои пальцы на суставе Мина чуть сильнее, чем требуется. — Ты зачем хуйню натворил, а, Юнги?
Юнги переводит на Тэхёна мрачный взгляд и поджимает губы. Он искренне не желает знать, как они выглядят со стороны, скучковавшись и чуть ли не выгнув спины дугой для обсуждения коварного плана, как в крутых американских сериалах.
— Ты натворил хуйню, — мрачно повторяет Тэхён.
— Проверки по школе и сломанный еблет Хосока не обязательно связаны, — Намджун изъясняется лаконично и вполне конкретно, а Юнги в это время ловит себя на странной мысли, что сегодня ему совсем не до конкретики. — Не факт, что он пошел к коменданту. Не факт, что его кто-то там выслушал…
Хочется, чёрт возьми, чтобы все это отмоталось назад и пошло по совсем иному сценарию. По другому пути.
***
— Попался.
Хосок неспешно поводит плечами, докуривая, и только потом оборачивается.
— Думал, ты теперь ко мне не подойдешь, — хмыкает он, говоря глухо и немного в нос.
Юнги меланхолично пожимает плечами.
— С чего бы? Это моё место.
Хосок сдержанно цыкает и лезет в карман, вытаскивая сперва медицинскую маску, два тюбика с увлажняющим бальзамом для губ, канцелярскую скрепку и, наконец, пачку вишневых сигарет.
— Спасибо, — Мин Юнги-хён, он же всё-таки вежливый мальчик. — Так ты не ходил к коменданту?
— Я думал, до тебя дошли слухи, что ходил, — вопреки серьезности тона, губы Хосока растягиваются в задорной улыбке.
— Ну, то слухи, — бурчит Юнги, сосредоточенно подкуривая. — Хотелось бы знать наверняка.
— Хочется знать, не насвистел ли я, что это ты тот храбрый воин, начистивший рожу щенку-мажору? — уточняет Хосок.
— Да. Хочется.
— Знаешь, — Хосок тушит окурок и, залихватски пихнув руки в карманы, двигается к Мину. — Я был в шаге от того, чтобы сделать это.
Юнги медленно выдыхает вверх, награждая Чона внимательным взглядом из-под полуприкрытых ресниц.
— Но не сделал?
— Но не сделал.
Всё по прежнему. Этот парень по прежнему непроходимо глуп и неисцелимо слеп.
— Почему?
— Ну, бля, кого бы это ебало, — только сейчас Юнги замечает, какой у Хосока усталый вид. — Чесслово, я отдаю себе отчёт, я…
— Нет, Чон, — Юнги склоняет голову набок. — Я спрашиваю, почему ты пришел? Явился, чтобы снова потереться хуем о мою ногу, как недотраханный кобель?
Хосок осекается.
— Это
моё место, — с нажимом повторяет Юнги. — Ну, чего вылупился? Как ты там скулил, напомни? Что-то вроде… — и Юнги, ощерив зубы, повышает тональность, пародируя чужой голос: —
Хён…
мне что, надо попросить тебя ка…
Хосок сжимает челюсти, и сквозь них придушенно выдыхает:
— Заткнись.
—
О, да, хён, глубже… — откинув голову и закатив глаза, Юнги невнятно скулит. —
Прошу, хён, сделай со мной что-нибудь… трахни меня прямо так, в этом ёбаном ссаном углу, ведь это именно то, чего я заслуживаю.
Последнюю часть фразы Юнги произносит уже своим голосом, посерьезнев и остановив взгляд на лице Хосока. У него пунцовые щеки и грудь нервно вздымается, пока он торопливо глотает ртом воздух в попытках выровнять дыхание.
— Этого ты добивался? Чтобы я разговаривал с тобой, как с грязной блохастой сукой? Может, мне стоит продолжить, — задумчиво оглядев Хосока с ног до головы и обратно, Юнги хлопает ладонью по его плечу, надавливая. — Стоит поставить так, как ты просился, а потом заткнуть твой блядский свисток членом, чтобы ты захлебнулся к чёрту, м, Чон?
Хосок ухмыляется.
— Надо же, — медленно произносит он, делая паузы между словами. — Я уж боялся, что действительно прогадал. А вот нет.
Сопя и хлюпая носом, Хосок тянется к кромке штанов Юнги и проворным движением пальцев справляется с ремнём. Юнги подаётся назад, отталкивая его руки.
Чон с глупой, пугающей усмешкой подталкивает его к стене, прилагая чуть больше силы, чем Юнги от него ожидал.
— От… отвали, — цедит он, выворачиваясь.
Самоуверенность дает брешь в тот момент, когда приходит осознание, что Хосок и не думает отпускать. Наоборот, плотнее притирается, наваливаясь всем телом, и проскальзывает кистью руки между их животами.
— Так не пойдёт, хён.
Облизнув сухие губы, Хосок ловит чужой взгляд.
— Обещал — делай.
Юнги ничего не обещал.
Лишь хотел припугнуть, полагая, что Хосок пойдет на попятную… Или же в нем подняло голову вспуганное желание проверить, действительно ли в прошлый раз ему
не показалось... Но тот, распалившись, тяжело дыша ему в основание шеи, копошится, ёрзает бёдрами и грудной клеткой, что-то сбивчиво и приглушенно бормоча.
— Чон… Хосок, — уворачиваясь от скользящих по коже губ и языка, Юнги взбрыкивает. — Что ты… блять.
Хосоку наконец удается вытолкнуть из петлицы пуговицу на чужих штанах.
Где то на этом моменте, а может, парой секунд позже — Юнги не уверен, — из-за противоположного угла несколько раз мигает вспышка. Юнги чувствует, как каменеет над ним Хосок, и как собственные волосы на загривке чуть ли не становятся дыбом, как у перепуганного кота.
Торопливо отпихнув от себя Чона, Юнги подрагивающими пальцами приводит в порядок штаны и одновременно с этим оглядывается, хотя, конечно, поздновато для этого.
— Ёнджун… Вот мудло! — цедит Мин.
Хосок стоит, напрягшись и вытянувшись по струнке, взглядом смотря ровно себе под ноги. По его лицу, перекошенному и заплывшему, сейчас совсем ничего нельзя прочитать.
— Ты тронул осиное гнездо, — продолжает Юнги. — Это ведь не впервые?
Хосок молчит, не поднимая головы. Мину приходится ткнуть его пальцем в плечо, чтобы обратить на себя внимание.
— Не в первый раз ты в его объективе, поздравляю, — хохотнув, Юнги нервно переступает с ноги на ногу и решается протянуть руку, чтобы потрепать Хосока по взмокшей чёлке. — Это не страшно, Чон. Ты привыкнешь.
— Я… хён, — сухо сглотнув, он поднимает на Юнги потерянный взгляд. — А он, что…
— Спокойно. Ты что, не знал? Здесь такое в порядке вещей.
Вздохнув, Хосок сам ерошит свою помятую чёлку.
— Да плевать на это. А ты?.. Он и тебя же сфоткать успел… чёрт.
Досадливо мотнув головой, он достает пачку, затем, подумав, убирает в карман.
Юнги опирается спиной о стену и медленно съезжает, садясь на землю и пристроив запястья на острых коленках.
— Чего уж тут. Закурить дай.
Хосок вздрагивает и торопливо, путаясь в складках пиджака, вытаскивает пачку, практически роняя ее Мину в руки.
— Спасибо. Ну, рассказывай.
— О чём? — осторожно уточняет Хосок.
— Чё это было сейчас за представление? — спокойно спрашивает Юнги. — Реально сто
ит, когда тебя смешивают с дерьмом? Я думал, это ты только в первый раз так воодушевился.
Хосок сникает, нервно покусывая губы.
— Изврат? Любишь, когда погрубее? — продолжает старший, выпуская дым через нос. — То есть, с позициями мы тоже прямо с ходу определились.
— Да пошёл ты, — дёрнув плечом, Чон отворачивает голову.
Смотрит в сторону общежития, но уйти не решается. Так и топчется на месте, пока Юнги медленно докуривает, ничего не говоря.
— Нравится, когда унижают?
— Слушай, — резко вскинувшись, Хосок сжимает и разжимает кулаки. — Не лезь ко мне со всем этим своим душниловским дерьмом. Я не из этих. Просто…
— Хуёсто.
— …если правда напрягает, я отвалю. И с Ёнджуном проблем не будет.
— Ебать, рыцарь.
— Рыцарь, не рыцарь, я ясно тебе сказал, хён. Надо мне, не могу… Так что не строй из себя деву на выданье. Мне на тебе не жениться.
— О, как мы заговорили, — дёргает подбородком Юнги, гася окурок и плавным движением поднимаясь на ноги. — Тогда я тоже ясно скажу, а то, получается, объяснить у меня не совсем-то и понятно получилось.
Отвали, Чон. Мне этих твоих закидонов не надо.
— Мм. Окей.
Плотно сжав губы и кивнув, Хосок пихает руки в карманы и шаркающей походкой направляется в сторону общежития. Не успев завернуть за угол, громко харкает в сторону и, Юнги готов поклясться,
ухмыляется. Ебучий аристократ. Глупый, слепой, дурной кобель, скулящий под дверью.
Юнги дает ему время дойти до кампуса, и только после того сам отлипает от стенки.
