Все дороги ведут в...

(Йозеф) — Сеньор Яго, а вы верите в Бога? Честно признать, вопрос застаёт Йозефа Геббельса врасплох. Он уже привык, что соседская девочка зовёт его «сеньор Яго», вместо положенного «сеньор Родригез». Как и привык, что ребёнок приходит к нему, когда хочет. Стучит, но ответа никогда не дожидается, а то и вовсе может влезть через открытое окно первого этажа. Ребёнок, тоже… Ей скоро шестнадцать, и сегодня, кажется, она пришла, чтобы пригласить Йозефа на свой день рождения. Как здесь называется? Он бы вспомнил, она столько раз повторяла это слово, но ему не было никакого дела. Кинсеаньера, — подсказывает подсознание. Йозеф помнить не хочет. Кажется. Наверное. Он только вздыхает и потирает переносицу. — Почему ты спросила? — Нужно позвать отца Мануэлло! — выпаливает девочка и цепляется за подлокотник кресла, на котором сидит Йозеф. — У вас там в ванной, там!.. Она сбивается и захлебывается собственными эмоциями. Вот поэтому Йозеф любые эмоции презирает. Они сбивают. Они отвлекают. — У меня в ванной что? — безразлично спрашивает Йозеф. — Рисунки на зеркале, — девочка глубоко вдыхает и выдыхает. — Их два мужчины рисуют, один с короткой бородкой, а второй без. Они в воздухе висят и полу-прозрачные, неужели вы не замечали их, сеньор Яго? Замечал? Йозеф видел рисунки на зеркале, они насмехались над ним каждый раз, когда он задерживался в душе и зеркало запотевало. Но никаких «мужчин с бородой и без» Йозеф не знал. Знать не хотел. Поэтому отвечает он на другой вопрос. — И, нет, Исабель, я не верю в бога. Исабель, её имя Йозеф тоже не хотел запоминать. Он вообще этой жизни не хотел. — Я же говорила, звать меня Иса, ну, сеньор Яго! — смеётся девчушка. — И вы же каждую неделю ходите в церковь! — Ходить и верить — это не одно и то же, — холодно замечает он. Йозеф ходит в церковь, чтобы не выделяться. Йозеф ходит в церковь, чтобы слушать, подслушивать соседей, если уж точнее. Йозеф ходит в церковь, потому что «все ходят», и это располагает к нему людей, впрочем, какое ему до них дело?.. — Тогда почему? — искренне удивляется Исабель. У неё сердце на рукаве. — Исабель, — упрекает Йозеф и жестом указывает присесть, сам с кресла не сдвинется, но как она нависает над ним оставляет неприятный осадок. — Представь, однажды два человека сделали что-то очень плохое вместе? Йозеф делает паузу. Девчушка кивает. — Настолько, — продолжает Йозеф, — что один не верил, что им удастся унести свои шкуры, когда они проиграли. А они проиграли. — Щёлкает пальцами. — Так вот, тот один никогда не жалел о содеянном, он всегда чётко осознавал, что делает. И готов был стоять за то до расплаты, но первый, другой, невероятным образом спасает их жизни. Ценой многих других, но это сейчас не имеет значение. Исабель хмурится, но кивает. — И когда, казалось бы, расплаты точно не настанет, когда оба в безопасности… Первого настигает самая нелепая смерть. Фатум? Кара? — Йозеф безразлично, казалось бы, пожимает плечами. — Как занятны порой переплетения судьбы, потому что новую жизнь ненавидит именно второй. Первый хотел жить — а второй… второй решил с ним не спорить. И вот второй жив, несмотря на всё, что он сделал. И после этого ты веришь в бога, Исабель? Йозеф поворачивается к ней и выразительно смотрит. — Да. — Ни секунды не сомневается. — Что ж, это глупо. — Но и я не такая умная как вы, сеньор Яго, — как ни в чём ни бывало улыбается она. — Так мне позвать отца Мануэлло? Йозеф думает какое-то время, пока решительно не скажет, — Нет. Девушка ещё что-то там щебечет, Йозеф не слушает и «впопад» кивает, он умеет. А потом она всё же встанет и начнёт собираться. — Он вами очень дорожил, сеньор Яго, — бросает Исабель, когда уже открывает дверь, чтобы уйти. — Что ты сказала? — В воскресенье, в одиннадцать. Не опаздывайте! — она смеётся и выбегает. Йозеф ещё долго не шевелится и смотрит в белый потолок. – ... он никогда не говорил, – тихо выдыхает он самому себе. *** Четыре пары глаз осуждающе поворачиваются к Адольфу.