Все дороги ведут в...

*** — Кажется, девочка нас видит, — хмурится Вальтер. Штирлиц пожимает плечами и шагает из-за его спины. Вытягивает руку в сторону и машет. Девочка вздрагивает и отшатывается, но натыкается на Геббельса: тот ей отступить не даёт, а подталкивает в комнату. — Девочка нас видит, — по-русски и громко сообщает любовнику Всеволод. Вальтер-то поймёт, сам попросил его научить последние годы. Остальные косятся. У Гиммлера дёргается глаз, так что Гейдрих заботливо придерживает его за плечи и, видимо, будет успокаивать… *** (Йозеф) — Скажи, — медленно начинает Йозеф. — Кого ты видишь, Исабель? — Два мужчины. Вернее — вернее, их трое, но тех двоих я видела в вашей ванне. Та-а-к. — Трое? — Йозеф наигранно-удивлённо поднимает брови. Почерка было два. Да, он, и правда, удивлён, но настоящего никогда не покажет. А вот нужную часть вполне можно и сыграть. Девчушка тем временем чуть смелеет, призраки, если допустить, что они существуют — на них не бросаются. По лицу Исабель видно, её так легко всегда читать. И она поворачивает голову вправо, кажется, её трое не заинтересовали. Взгляд точно останавливается на стуле. Втором стуле, который вчера Йозеф поставил ровно напротив своего. — … вы поэтому всегда злились, когда я трогала тот стул, сеньор Яго? Это был его стул, да? Йозеф на секунду поджимает губы, но девчушка всё равно его не видит. Он же держит её за плечи и подводит ближе, всегда за её спиной, не даст убежать, но и как будто поддерживает. — Что ты видишь, Исабель? — мягко просит Йозеф. — Расскажи мне, у тебя ведь такой редкий и прекрасный дар. Медлит. Сглатывает, но ко второму стулу присматривается. Йозеф и сам замирает, ведь вдруг лёгкие занавески колышутся, но это лишь ветерок с улицы- — Вашего друга. — Исабель тяжело дышит и мелко дрожит, так что Йозеф чуть сильнее сжимает её плечи. — Абуэла про него рассказывала. Так и не нашли, кто его убил. У него в спине- — Не стоит, не смотри, — чуть отворачивает её Йозеф. Ещё крови испугается, крови там было много, ему ведь пришлось опознавать тело. — Он… хочет, чтобы вы сели, — неуверенно говорит Исабель и указывает на стул. — Да-да, точно. Он хочет, чтобы вы сели напротив него. Йозеф отодвигает стул и садится сам, но не отпускает руку Исабель. Сморит перед собой, не видит, но может представить, что собеседник сидит буквально напротив. — Почему? Тишина. Понятно. — Мне кажется, он вас не понимает, сеньор Яго, — осторожно замечает девчушка. — Да всё он понимает, — лишь отмахивается тот и настаивает холоднее. — Почему. Возможно, у Йозефа есть 1000 и 1 ответ на этот вопрос. Возможно. Почему ты спас меня в 1945-м, почему ты спас меня в 1945-м, почему ты спас меня в 1945-м… Сколько вариантов и самого вопроса! Поэтому Йозеф не уточняет, в том нет смысла и уж тем более он не будет вспоминать дату и место при свидетелях, пускай и это всего лишь Исабель. Она не глупа, вполне умна, но юна, и никто ей не поверит. Точка. — Почему, — настаивает Йозеф, и его голос превращается в сталь. — Он не может сказать- — Не хочет- — Нет-нет, сеньор Яго! — вскрикивает Исабель и выхватывает свою руку. Йозеф грубо хватает её обратно, как будто он тоже сможет хоть что-то увидеть, если не отпустит её ладонь. — Он открывает рот, я вижу, но я ничего не слышу, — выпаливает Исабель. Хм. Он о том подумал. Поэтому Йозеф подвигает перёд листок и кладёт сверху карандаш. Адольф рисует долго. Нет, не потому что «рисует красиво и вырисовывает», он просто не может взять в руки карандаш, в то время как отбирать карандаши у «шутников» Йозефу порядком надоело. Стоило зеркало, точно стоило зеркало в ванной… Но карандаш кое-как подимают. Роняет. Поднимает. Упрямится. — Он у вашего друга из рук падает, — шёпотом поясняет Исабель, впрочем Йозеф и сам догадывается. — Но он просит подождать. Что ж. Адольф не пишет, а именно рисует. Йозеф понимает почему в два штриха — ровно столько нужно Адольфу для этой фигуры. Писать было бы куда дольше. Два штриха. Два штриха, которые отвечают «вот поэтому». — А-а-а! Сеньор Яго! — вдруг кричит Исабель. — У в-вас тут, у вас тут… Она затыкает рот ладонью и бросается к двери. Йозеф слишком глупо пялится на листок перед собой, что осознаёт, что Исабель уже выбежала на улицу слишком поздно. — Ну и кто «у нас тут»? — скептически обращается Геббельс к пустой, на его взгляд, комнате. *** Рейнхард думает признаться и подписаться на том же листе: карандаши двигать он легко умеет — ведь именно его увидела девочка. Интересно, что испугало её больше: кровь или военная форма?.. *** «Гейдрих, Гиммлер, Гитлер,» — бодро и криво выводит на листе Всеволод. Потом задумывается, но быстро добавляет, — «Шелленберг и Штирлиц». — Lieber Himmel, — доносится такое уставшее и обречённое Геббельса. Да-да, Всеволод бы пошутил про партийный съезд, но Вальтер успел заткнуть его раньше. *** Утро не встречает Йозефа ставшим привычным издевательством в зеркале. Утро встречает Йозефа напоминанием, что у него есть пистолет.