***
— Да что это за бред? — отчаянная Мизуко бросила листы в стену, не в силах понять смысл, изображенный на бумаге. Для восемнадцатилетней девушки эти символы казались не более чем незамысловатыми рисунками пьяного художника, который возомнил себя просвещенным какими-то неведомыми силами. На следующий день после безрезультатных попыток исследования, Мизуко выбросила из головы мысль о продолжении. На паре по древней истории было необычайно скучно. Даже вечно спешащие облака застыли на месте, не позволяя наблюдать за плавными движениями. Монотонный голос преподавателя вгонял в тоску и заставлял мечтать о скорейшем окончании лекции. — Звезда Давида — древний масонский знак, — госпожа Икимори демонстрировала на экране большой рисунок шестиугольной звезды, — этим знаком раньше помечались предметы искусства, принадлежащие тайному обществу, которое появилось… Это оно. То, что выцарапано на одном из листков. Мизуко встрепенулась, начав слушать лекцию с неподдельным интересом. Об этом было сказано мало, вернее, — почти ничего. Но Онне этого показалось вполне достаточно для того, чтобы знать, откуда начинать свое собственное исследование. Воодушевившись новой идеей, она побежала домой, по пути просматривая в интернете источники древних символов.***
Небольшой ветер колыхал разложенные листы, нервируя Мизуко. Она нашла ключ, но пазл не складывался. Текст ни к чему не приводил, только четко прослеживалось название здания храма Мусаши. В полувыгоревших строчках было сказано, что в храме есть то, что поможет найти спрятанную загадку. — Неужели они так дорожили этой вещью, что запрятали ее в каком-то глупом квесте? — эта мысль преследовала Мизуко, но она не могла бросить дело, не доведя его до конца. — Что же там спрятано? — или за несколько сотен лет это уже могло пропасть. Стоп. Слишком знакомое очертание на уголке одного из листков привлекло внимание девушки. Взяв его в руки и поднеся поближе к лицу, Мизуко поняла, где видела этот узор. Сгиная и складывая странички в несколько раз до того момента, пока не останется только часть узора, Онна будто собирала кусочки одной небольшой картины. Получив девять частей, она принялась собирать их в общий пазл. От предвкушения руки Мизуко тряслись, а губы, уже искусанные до крови, плотно сжались в тонкую линию. Разгадка была близка. То, к чему она шла уже четыре года, постепенно становилось не просто размытой фантазией, а вполне реальным артефактом. Утерянная тринадцатая глава из энциклопедии масонов. Тринадцать страниц невнятного шифра и нелепых символов. Четыре года изучения древней культуры и передвижений тайного общества. Мизуко была близка. Близка, как никогда. Витражи сложились в общий рисунок, и тогда Мизуко увидела знакомое очертание окна. Левое окно храма. Быстро сфотографировав полученный рисунок, она собрала листы в сумку, чтобы не потерять, и быстрым шагом направилась к нужному окну. Встав напротив, она достала телефон с фотографией и сравнила полученный рисунок с реальным витражом. Один в один. — И что они хотели этим сказать? — Мизуко надеялась получить внятный ответ на свои вопросы, но получила лишь порцию новой загадки, на которую она не рассчитывала тратить так много времени. Поток мыслей прервал звонок телефона. — Слушаю, — ответила Мизуко, не смотря на имя звонящего. — Малышка Мизу, привет,— голос на той стороне заставил Мизуко поморщиться. Она знала, зачем ей звонили. Знала, что хотели. — Привет, Такеда. Что тебе нужно? — Всего лишь твое экспертное мнение. Подъедешь? — в трубке послышалось громкое чавканье. Снова за ужином пообещал кому-то то, что сам сделать не в силах. — Да, через час, — коротко ответила Мизуко, сбрасывая звонок. Ей не хотелось снова иметь дело с Такедой, но деньги он платил хорошие, никогда не скупился. Да и сроки всегда давал, опираясь на предложения Мизуко. Одним словом, он ее уважал. Не всякий человек в свои двадцать два года смог бы так умело делать заказы, при этом сохраняя сотрудничество в тайне. К тому же, Онна сама хотела обратиться к Сатоши за помощью. Рассказывать о своем исследовании она не хотела, поскольку никогда никому не доверяла, но связи Сатоши могли помочь ей в поиске информации. Приехав в офис Такеды, Мизуко вошла через главный вход, минуя охранников, что уже привыкли к ее посещениям. Без стука войдя в кабинет своего невольного партнера, Мизуко обнаружила, что его нет на месте. Немного повременив, она присела в кресло в ожидании. Дверь резко открылась, от чего Мизуко дернулась, закатив глаза. — Малышка Зу, так быстро, — Такеда широко улыбнулся, присаживаясь напротив. — Перестань так делать, — Мизуко скривилась, — или мне тоже начать называть тебя дядюшка Такеда? — Нет, спасибо, — Такеда не любил акцентировать внимание на своем возрасте, хоть старым он не был. — Так что мне нужно сделать? — Онна сразу перешла к делу, чтобы не тратить времени, которого у нее и так нет. Сатоши встал с кресла, подходя к большому стенду, стоящему в углу кабинета. Сдернув с него пленку, он повернул его лицом к Мизуко. Она открыла рот в удивлении. — Что можешь сказать по поводу картины? Мизуко подошла к стенду, внимательно изучая представленный предмет искусства. Достав карманную лупу из сумки, она стала разглядывать картину детальнее. — Боттичелли, «Рождение Венеры», — начала Мизуко, — интересно. Первое изображение полностью нагого женского тела, где нагота не символизирует первородный грех, — всю жизнь Онна была погружена в искусство, отчего интерес с каждым годом возрастал, пока не перерос в грешную одержимость. — Занятно, что в эпоху своего посвящения в христианство, он решил обратиться к языческому видению, — поддерживал ее Такеда. Он ценил в Мизуко то, что она была мастером своего дела. На вид обычная ничем не примечательная девчонка, но стоит с ней заговорить, как сам побоишься утонуть в ее глубинных знаниях. — Ничего удивительного, — Онна продолжала изучать мазки красок и характерные тона, — здесь олицетворение богини в возрождении души. Аллегория Божьего голоса, отражающая выход из воды после крещения. Такеда молча улыбнулся, с гордостью глядя на Мизуко. Он представлял ее своей дочерью, которой у него никогда не было. И Мизуко отмахивалась от него точно так же, как подросток в периоды бунта. — Постой, — Мизуко изучила всю картину, после чего вытянулась по струнке, — это же оригинал. Лицо Мизуко побледнело от созерцания прекрасного. Она не могла поверить, что видит это вживую, у нее даже была возможность прикоснуться ко времени. — Оригинал, который на следующей неделе нужно будет доставить обратно во Флоренцию, — подтвердил Такеда. — И что от меня требуется? — Мизуко развернулась, чтобы взглянуть на Сатоши. — До меня дошла информация, что во время передачи картины между музеями ее хотят выкрасть, — Такеда присел на кресло, закинув ногу на ногу, — поэтому по маршруту хотят пустить копию, которую позже можно будет отследить. — Для чего нужно потом отслеживать картину, если это будет копия? — поинтересовалась Онна, не понимая смысла происходящего. — Зарабатывать на качественных подделках — это моя дорога, и я ее уступать не собираюсь, — Такеда сложил руки в замок и положил их на колено. — Я правильно понимаю, что копию выкрадут, и ты передашь воров властям? Ведь это будет считаться международным конфликтом, пока картина является собственностью Флоренции. — Да, верно, — Сатоши кивнул и выжидающе посмотрел на Мизуко. — Но о том, что это копия, они знать не будут, — Онна поняла задумку Такеды и продолжила повествование, — и оригинал будет в сохранности, пока ты не продашь его на черном аукционе, верно? — Ты слишком смышленая для своих лет, Зу, — Такеда похлопал в ладоши, одобряя логическую цепочку Мизуко. — Повторить черты Боттичелли будет непросто, — Мизуко задумалась, — у меня нет необходимого оборудования. — Ты знаешь, я предоставлю все, что нужно, какие сроки? — Три дня, — Мизуко подумала, прикусив губу, — нет, два. — Ты всегда поражала меня своей скоростью, — Сатоши похлопал Онну по плечу. Нежно, по-отцовски, — сколько возьмешь? — На этот раз без денег, — Сатоши поднял бровь в удивлении, — мне нужна информация. — Поражаешь еще больше, — Сатоши задумался, — постараюсь достать все, что смогу. О чем идет речь? — О ком, — Мизуко посмотрела в глаза Сатоши, — Ниши Аманэ. Мне нужна вся информация, которую ты можешь найти о нем. — Насколько я знаю, он умер еще в девятнадцатом веке, что тебе нужно от старого бизнесмена? — Такеда с неподдельным интересом вглядывался в лицо Мизуко, — Что конкретно ты ищешь? — Я сама не знаю, что ищу, но мне указали, что у этого человека я смогу узнать информацию, которая мне нужна, — Мизуко говорила запутанно, чтобы Такеда не захотел разбираться в ее мотивах. Но Сатоши уже был вовлечен в это, и он горел желанием помочь Мизуко. — Расскажи мне, Зу, — Сатоши положил руку ей на плечо, заглядывая в глаза, — ты ведь знаешь, что мне можно доверять. Мизуко колебалась с минуту, прежде чем сдаться своему другу. С самого их знакомства он действительно не дал ни единого повода ему не доверять. И она рассказала. — Что это, тетушка? — Мизуко приняла из рук Онами шкатулку, недоверчиво заглядывая внутрь. — Твои родители просили тебе передать, перед тем, как покинули нас, — Онами присела рядом, поглаживая Мизуко по спине, — когда ты будешь готова. Я думаю, ты готова. — А что там внутри? — Онна пыталась понять, что происходит. — Сама узнаешь, когда придет время. — Я нашла символы и нашла вот это, — Мизуко достала из сумки потертые страницы и сложила из них ранее увиденную фигуру окна храма Мусаши. — Интересно, — Такеда задумался. Он пытался понять, где может быть необходимая информация. Где копать, где искать. В голову ничего не приходило. Он в который раз осматривал вырванные листки, и тут в его голову пришла мысль. — Я видел это, точно видел, — Сатоши подскочил, быстро включая ноутбук, — вот, вот оно. Керкуоллский свиток, — он показал изображение Мизуко, пока она внимательно изучала содержимое фотографии. — Похоже на плохо раскрашенный иврит, — Мизуко повернула голову вбок, — или на какой-то шифр. Постой, — под удивленный взгляд Сатоши, Онна принялась прикладывать листки к фотографии на ноутбуке. На четвертый раз, она вскрикнула: — Вот оно, — пытаясь как можно ближе расположить листки бумаги, Мизуко начала обводить карандашом очертания символов. Спустя несколько мучительно долгих для Сатоши минут Мизуко повернула бумагу к нему лицом и произнесла: — Это японская письменность семнадцатого века, — заключила Мизуко. — И что? Ты умеешь на нем читать? — завороженно спросил Такеда. — Я нет, но думаю в библиотеке что-нибудь об этом будет, — Мизуко принялась складывать свои листки обратно в сумку, — давай пока разберемся с картиной. Когда я могу приступить к работе? — Напиши мне список того, что тебе нужно, и с утра мои люди тебе все завезут, — Такеда подмигнул Онне. Написав список и попрощавшись с Сатоши, Мизуко пошла домой. Ей не было страшно от мысли, что придется подделывать предмет искусства. Это происходило не в первый раз. Сотни подделанных облигаций, несколько десятков копий картин с музеев всего мира, возрожденные скульптуры, потерянные сотни лет назад — послужной список Мизуко был достаточно большим для ее лет. Еще два года назад Такеда, проходя мимо одного из старых домов Саппоро, заметил, как девушка несет на мусорку «Водяные Лилии» Моне. Тогда он практически мгновенно поседел, перебегая через дорогу и спрашивая у девушки, откуда у нее эта вещь и почему она решила ее выбросить. Он сходу предложил баснословную сумму за выкуп картины, на что незнакомка рассмеялась, вытирая с щек следы краски. — Дядюшка, у меня штрихи не вышли на одной из кувшинок, — улыбаясь ответила девушка. — Вы сами это нарисовали? — с нескрываемым удивлением спросил Такеда. — Да, — твердо ответила она. — Простите за грубость, не хотели бы Вы поработать со мной? — Такеда протянул свою визитку. — Спасибо, я подумаю. — Как Вас зовут? — Мизуко Онна, — она протянула руку для рукопожатия, серьезно уставившись на мужчину. — Я Сатоши Такеда. Придя домой, Мизуко прилегла, даже не переодевшись. Она не понимала, насколько устала, пока не добралась до кровати. Но сон не шел — вместо этого ее мучили догадки о том, что она вообще искала. Почему эту тайну решили доверить ей? Кем были ее родители? Из всего того, что ей рассказывала тетушка, она знала, что ее родители были археологами и погибли на одной из экспедиций. Но чем глубже Мизуко погружалась в историю, тем больше несостыковок она находила, начиная с места их жительства, заканчивая странными историями о тайном обществе. До утра оставалось все меньше времени, а глаза Онны ни на минуту не закрылись, что угнетало ее еще больше. Последние выходные перед сессией — и те она должна была провести в своей комнате, отрисовывая очередную картину. — Как быстро воры поймут, что картина не стоит ни гроша? — Мизуко любила проговаривать вслух свои мысли, ей казалось, что так она будто разговаривает с самой собой, тем самым рассматривая разные точки зрения. — Насколько опасны вообще те люди? — Мизуко никогда не задумывалась об опасности своей деятельности, ведь ее личность сохранялась в тайне от чужих ушей и глаз. При подделке произведения искусства самое тяжёлое то, что нельзя объявить о своём авторстве. В шесть утра прозвенел звонок в дверь. «Хорошо, что тетушки дома нет, иначе весь план бы полетел». — пронеслось в голове Мизуко. Открыв дверь, Онна обнаружила небольшой чемодан, оставленный у порога с запиской: «От Сатоши» — Мог бы не подписывать, прекрасно же знаю, что это от него, — цокнула Мизуко и, взяв чемодан, вернулась обратно в комнату. Погрузившись в работу, Мизуко не обращала внимания на время. — В картинах эпохи Возрождения человек всегда составлял центр композиции; весь мир строился вокруг него и для него, и именно он являлся главным героем драматического повествования, активным выразителем содержания, заключенного в картине, — Мизуко любила разговаривать об искусстве со знающими людьми, а именно с собой. Добавляя легкие штрихи, характерные художнику, она рассуждала о сути его картин, чтобы наиболее точно скопировать настроение картины, — Но в картинах Боттичелли человек утрачивает эту активную роль, он становился скорее страдательным элементом, он подвержен силам, действующим извне, он отдавался порыву чувства или порыву ритма. Она погружалась в картину, она была картиной, что позволяло ей вести размытые линии, очерчивая гладкие стволы деревьев и их пышную листву. Когда время близилось к вечеру, ей позвонил Такеда: — Зу, есть новости, — прозвучало на том конце, — мои люди перевели ту часть изображения, что мы вчера нашли. Мизуко будто очнулась из забвения, встрепенувшись от услышанного. — И что там? — Какой-то бред про священное Око и просветление, — было слышно, что Сатоши озадачен. — Пришли мне текст полностью, — попросила Мизуко, достав свою тетрадь, куда несколько лет она записывала странные послания, найденные ею при исследовании. Когда Сатоши прислал в сообщении фотографию перевода, Мизуко начала записывать слово за словом, понимая, что ей предстоит разгадать еще немало загадок. Потому что Бог, повелевший из тьмы воссиять свету, озарил наши сердца, дабы просветить нас познанием славы через Священное Око.