Всё ещё Марлен

Во второй раз за слишком короткий срок я стояла на пороге католического собора, окидывая его масштабы оценивающим взглядом. Фасады давили на меня, яркость витражей резала глаза, а мысли мои были только об одном — негоже невесте курить крепкий табак прямо перед входом на собственную церемонию. Моё сопровождение в лице Ванды и Шури уже покинуло меня и, как полагается, присоединилось к малочисленным гостям. Я же осталась на пороге, выжидая наилучшего, точнейшего времени, чтобы войти, преодолевая точку невозврата. Меня ожидала одна из самых лёгких траекторий за всю мою жизнь, ведь порой перемещаться приходилось между планетами или даже вселенными. Сейчас же мне предстояло войти в уже раскрытые двери, пройти по знакомому маршруту и встать напротив Баки, который уже дожидался меня внутри. Но, несмотря на лёгкость и количество пунктов, отсутствие трудностей и вопросов, этот недолгий путь казался мне слишком мучительным и тяжёлым. Будто к ремешкам туфлей прикрепили гири, а вместо рядов со скамейками в соборе расположились котлы с раскалённой, палящей лавой. Остерегаться было нечего. Я была уверена в Баки, в своём решении и согласии, в грядущем браке, в верности подбора гостей. Но я никак не могла поверить в себя. Не в том смысле, что меня терзали комплексы, сомнения или что-либо ещё, присущее инфантильным личностям. Я не была уверена, что, проделав этот маршрут, сказав в стенах проклятой церкви заветное «да», я останусь собой. По правде говоря, мне и не хотелось. Просто в голове никак не укладывалось, что первый широкий шаг к вынужденным и желанным изменениям дастся с такой лёгкостью. Из большой арки массивной двери показался Земо. Мужчина вынырнул на дневной свет, попадая под лучи открытого солнца. На мгновение я предположила, что могла слишком помедлить и опоздать, будучи всего в нескольких шагах, но быстрый взгляд на ближайшие часы убедил меня в обратном. — На твоём пальце вот-вот окажется обручальное кольцо, а они будут пахнуть табаком, — поморщился Гельмут, окидывая меня взглядом. — Чудненькое платье. Ты прямо как фигурка на торт. — Что-то не так? — вопросила я, туша сигарету о каменную стену и выбрасывая окурок в кучу точно таких же, но знатно спрессованных под ногами туристов и богослужителей. — Кто-то должен отвести тебя к алтарю. И это не может сделать Баки, потому что именно он тебя и ждёт, — сообщил Земо, разводя руки так, будто открывает объятия и намекает на себя. — Думаешь, я сама не дойду? — скептически вопросила я, изгибая бровь и тоскливо глядя на букет, держать который мне уже надоело. — Ага, споткнёшься на полпути, как неудачница, и разобьёшь нос об историческую землю, — уверенно кивнул мужчина. — Когда-то я спасала мир на каблуках покруче. Думаю, я справлюсь. — Но ты никогда не выходила замуж. Так ведь? — чуть серьёзнее вопросил он, а его взгляд, словно капкан для хищников, поймал меня, выпытывая правду. Мне не пришлось ничего говорить, чтобы он сам понял, что, возможно, я считаю это не такой уж плохой идеей. — Ну что, Марлен? Окажешь мне услугу? У меня не было выбора. Я должна была согласиться, ведь время поджимало, а минута икс приближалась с катастрофической скоростью. Пока что я была Марлен Каллен, а она никогда не отступала от начатого и предельно чётко выполняла любые задания. Смиренно выдохнув последний табачный дым, что задержался во мне, я кивнула, вяло обвивая своей рукой руку Земо. Никогда не видела, чтобы кто-то выставлял плечо столь аристократично и гордо, будто бы годами тренировался и ходил на уроки этикета. Вторую руку я расположила над грудью, сжимая пальцами треклятый букет, от которого совсем скоро смогу избавиться. И как только он покинет мои руки, они окажутся в ладонях Баки, скованные тонким кольцом, имеющим невообразимый вес и особую цену. Но пока что я держала источающие ароматы бутоны и опиралась на Барона Земо, который вызвался вести меня к алтарю. Обычно это делали братья, отцы, дедушки, дяди, но не в моём случае. В моём это был террорист и преступник-богатей. Мы переступили порог Собора Святого Вита, и ветхая тень тотчас коснулась моей кожи, слегка холодя и помогая настроиться. Через многочисленные окошки сочился золотистый свет, но даже его было мало, чтобы я могла видеть всё по-настоящему чётко. При этом, на мгновение запрокинув голову, я увидела, как в потоках света парят пылинки, больше походящие на блёстки или угасающие искорки. Почти всё здесь оставалось неизменным, и каждый мой шаг, каждый удар острых каблуков предупреждал о нашем медленном приближении. Всё те же скамьи, тот же холодный пол, расписные стены, величественный орган и иконы, занимающие почти всё пространство. Вот только ворота одной из капелл, низкие и золотые, были распахнуты и сияли немногим ярче, прямо-таки приглашая. Небольшая мраморная ограда с золотистым кружевом и стройными, остроконечными звёздами. Икона, расположенная в резной раме и окружённая белоснежными статуями. Три окна, украшенных витражами и бросающими сине-фиолетовые блики, разрушающие некоторую святость. Слева стояли Шури и Ванда, их яркие взгляды уже пронзали меня. Сразу за ними — амазонки, глядящие ровно перед собой, порой перебегали взглядами в нашу сторону. Слева — Сэм, сдерживающий улыбку, которая явно одерживала верх. Прямо по курсу — знакомый мне священник с молитвенником и Баки, который не просто смотрел на меня, а поедал взглядом. Тем самым взглядом, который я видела впервые, через год, ещё через семь лет. Каждый день и каждую ночь. Шури держала подушечку с кольцами, сверкание которых я сразу заметила. Ванда теребила свой новенький медальон, хотя я была уверена, что она старалась не делать этого так яро и очевидно. Я видела всё больше деталей, а это означало, что мы стремительно приближались. Даже быстрее, чем мне казалось. Никогда крутой поворот судьбы не казался мне столь близким. Чтобы не думать о скором приближении к изменениям, я сконцентрировалась на светло-голубых глазах. Казалось бы, я просто глядела в них, но при этом чётко чувствовала, что даже взглядом цепляюсь за Баки надёжнее и ощутимее, чем рукой за Земо. И только от осознания этой связи, не требующей физического, осязаемого и материального, я в полной мере смирилась с тем, что нам предстоит пройти и поверила в саму себя. Гельмут подвёл меня, ставя, словно статуэтку, прямо напротив Баки, после чего ободряюще взглянул и отошёл к Сэму. Я быстрым взглядом окинула гостей, но ни на мгновение не задержалась на них, чтобы не сбить настрой, сохранение которого требовало особых усилий. Посмотрев на священника, увидела в нём некоторое замешательство, которое он тактично пытался скрыть. И, судя по его мутным, бегающим глазкам, он изучал нас — виновников тайного и нелегального торжества. Я поняла, что Баки снял перчатки. А я не надевала линз, не прятала под копну синих волос седую прядь, красующуюся на самом верху причёски. Человек, взявший на себя ответственность связать нас узами брака, видел бесцветные волосы и погибшую радужку. Видел бионическую руку, выглядывающую из-под рукава тесного, распахнутого пиджака. Эта церемония была пиком искренности и открытости, девственной чистоты и правды, которая является лишь одиножды, но навсегда остаётся в памяти. Мы были настоящими друг перед другом и всеми теми, кто смотрел на нас. И я была почти уверена, что священник видит в нас дьявола. Однако он уже согласился на эту сделку, и отказываться было слишком поздно. — Помню, когда в последний раз ты была вся в белом, — вдруг сказал Баки, а голос его звучал быстро, еле слышно. — Тогда, в Ваканде. Мы только прибыли, впервые оставаясь наедине. Я еле заметно улыбнулась, вспоминая ту льняную, нейтральную одежду, что нас заставляли носить во время реабилитации. Но меня скорее поразило то, что он запомнил это или, по крайней мере, восстановил в памяти. Впервые за эти мучительно длинные минуты, проведённые в религиозном пристанище, прямо сейчас нарушающей несколько законов, я задумалась о том, о чём думает Баки. Каковы его мысли о моём платье? О моих волосах, которые я в кои-то веки убрала не наспех? О том, как я вошла и как сосредоточенно глядела на него? Пока я преодолевала распахнутые ради нас двери, брела меж скамеек и вставала напротив, откладывая букет, не передумал ли он? Оправдала ли я ожидания и выглядела ли достойно для будущей жены? Все эти сомнения и вопросы навалились разом, оглушая. И виной всему этот сосредоточенный, пронзающий ледяной взгляд, за которым всегда крылось чересчур многое. Старик с молитвенником стал что-то говорить, но я потеряла дар слуха. Я размышляла над тем, как мы пришли к этому, почему оказались здесь и почему Баки Барнс не может передумать жениться на мне. От старческого голоса, разносящегося слабым эхом по собору и обволакивающего капеллу, на меня нахлынули воспоминания. Все яркие моменты, когда между нами с Баки было подобное напряжение, вязкий воздух, какая-либо связь. И когда глаза наши значили так много, отыгрывая значительную роль друг между другом. Пожалуй, именно эти воспоминания и отвечали на все мои вопросы, перебивающие церемонию моей же свадьбы. — Diliges Dominum Deum tuum ex toto corde tuo… — донеслась одна из реплик священника, вникать в которую я была не готова. Я думала о Баки и его роли в моей жизни. О том, как он попал в неё, губил её, крал её и спасал. Первый раз я увидела Баки в газете. Ещё будучи студенткой, я вернулась в родной Нью-Йорк, чтобы обсудить миссию с Мстителями. Ванда втянула меня в это и тогда в голове плохо укладывалось, что я могу разговаривать с кем-то вроде главных героев Америки. Но я сидела, закинув ногу на ногу и выслушивала Капитана Америку, Стива Роджерса, от которого несло воспитанием, усталостью, осторожностью и мольбой. Он дал мне ту самую газету, позволяя рассмотреть Баки. И даже не зная ничего о Барнсе — как и его самого — я должна была найти его. Ради символа США и моей подруги, чёрт возьми. Его серые глаза смотрели на меня, и я увидела убийцу, которого не хотела спасать. Наша первая стычка произошла на крыше. Мы со Стивом проникли в квартиру Баки и тот попытался сбежать от нас, скача по домам, но тогда я показала себя в полной мере. Но, тем не менее, пару раз он прижал меня. Я чётко помнила, как его стальная хватка опрокинула меня на крышу, свешивая с неё над дорогой. Он держал меня запредельно крепко и чуть ли не придушивая, но, вероятно, планировал убить. Высота и шум, бионика, опустошённый и враждебный взгляд давили на меня. И снова глаза, которые говорили куда больше, чем связки и горло этого молчаливого парня. Я же была не готова умирать так скоро и вновь показала себя, выбираясь и сохраняя жизнь. Однажды Тони Старк закрыл меня в Альпах, в психиатрической лечебнице, полной тиранов и нацистов. И всё лишь из-за того, что я приняла сторону Стива, вмешиваясь в дела Мстителей и отстаивая свою позицию. Он видел во мне опасность, так что надавил на самые больные точки, обрёк на пытки и дурные воспоминания. Старк руками врачей внёс в мой сознание непоправимые коррективы, навсегда разрушая его и превращая в кашу жестокости и кровожадности. Тогда я была уверена, что сойду с ума и погибну прямо там. От бессилия, горя, страха и голода. Но этого не случилось, ведь за мной пришёл Баки. Он убил весь персонал, чтобы вызволить меня. И я помню узкий коридор, освещённым красными аварийными лампами, окровавленными стенами и телами. А в самом конце — Баки. И его убийственные глаза, в мгновение сканирующие меня, прежде, чем я упаду. Нас вместе отправили в Ваканду, но не потому, что у нас появилась связь — мы тогда о ней не знали — а потому, что мы оба часто портачили и попадали в неприятности. Мы с трудом ладили, застревая в эмоциональных качелях и регулярно срываясь друг на друге, но тем не менее, когда пришло время, я отплатила Баки за своё спасение. Доктора активировали код, лишили Барнса сознания и воззвали к программе. Тогда я впервые увидела взгляд русского Зимнего Солдата, которого долго остерегалась и который считала предвестником беды. И, несмотря на это, я разрушила все преграды между нами, заставляя мужчину концентрироваться на моих глазах и речи, приводя в чувства. Что-то внутри меня не могло позволить произойти пыткам и страданиям, хотя моя чувствительность была как никогда тусклой. Тогда мы и заметили связь, наконец поняли, что сможем найти общий язык. — Ex tota anima tua, et ex tota mente tua, et ex tota virtute tua, — стучался старческий голос в моё сознание. Мы с Баки ненадолго расстались, оказываясь порознь. Он продолжал лечиться и избавляться от кода, я занималась магазином антиквариата и посвящала себя себе. Лишь возможность вновь увидеться с Барнсом заставила меня вернуться в дело по спасению мира и в Ваканду, где меня не особо жаловали. И там мы с Джеймсом встретились, впервые обнимая друг друга так, будто бы и не расставались. Но так было нужно, и мы понимали, насколько это нормально и необходимо. Никакой неловкости, закрытости, страсти. Мы договорились, что обсудим наш поцелуй, но так и не сделали этого. Война настигла нас, и Баки исчез, оставляя меня среди живых на много долгих лет. Второй наш поцелуй случился только на похоронах Старка. Спустя время Барнс отправился на миссию с Сэмом и Земо, твердя, что я должна оставаться дома ради собственной безопасности. Но, когда его терапевт явилась на порог моего дома, я уже вытаскивала чип из собственной шеи, чтобы отправиться вслед за любимым. И как только женщина сказала мне, что нужно выдвигаться, пока Джеймс не погряз в неприятностях, я, наплевав на жар и обильно сочащуюся кровь, отправилась вслед за ним, даже не думая о последствиях своих действий и о своём здоровье. Тогда я по-настоящему научилась думать о ком-то, кроме себя, и жертвовать чем-то ради других. — Diliges proximum tuum sicut te ipsum. Особо страшно мне стало уходить, когда не было выбора. Когда мне наконец удалось почувствовать, каково это — искренно любить и бояться расставания. Мне действительно было страшно отпускать Баки, и я никогда не чувствовала столько всего сразу. Люди вроде нас крайне редко встречают родственные души, но нам удалось найти друг друга в этой огромной вселенной, объединяясь против всего мира. Зачастую этого вообще не происходит! Но, как только мы нашлись, нам пришлось разойтись. Мы целились друг в друга из пистолетов, кружа, словно коршуны. Баки всерьёз собирался сдать меня, а я чётко осознавала, что способна его убить, если это сыграет в мою пользу. Но всё обошлось. Однако я никогда не забуду, как мы смотрели друг на друга под дождём и как удерживали зрительный контакт, пока нас не разлучил скорбный, опустошающий туман. И даже спустя много времени, проведённого без Барнса, я видела его во снах. Грезила о нём и о долгожданной встрече, прокручивала в голове миллионы вариантов разговоров, сцен и совместных действий. На протяжении слишком долгого времени я думала только о нём, а если действовала ради кого-то, то именно ради него. Как бы далеко друг от друга мы не находились, сколько бы лет, планет и вселенных нас не разделяло, мы не теряли связи и надежды, не оставляли мыслей и образов. Мы были благословлены остаться вместе навеки, но в то же время обречены и прокляты одним проклятьем. И, что бы не происходило в наших личных судьбах, мы возвращались друг к другу, сколько бы это не стоило. Вот почему ни я, ни Баки, не могли передумать, с трудом слушая священника. И почему мы не могли разочароваться, находясь под слишком сильным впечатлением. — Amen, — завершил мужчина, захлопывая свой дряхлый молитвенник. — Вы можете обменяться клятвами. — У нас нет клятв, — тихо произнёс Баки, который тоже будто вынырнул из сна или воспоминаний. Священник хотел возразить или предложить нам давно заученные клятвы, но воздержался. Я же еле сдержала смех, с трудом смиряясь с нашей полнейшей неисправимостью. Тогда Шури, звучно и даже торжественно прочистив горло, покинула своё место, приближаясь к нам с кольцами. Пока я пялилась на мозаичный пол и щурилась от блеска золота, Баки уже надел мне кольцо, а пока он размышлял и ликовал в душе, я надела ему — его. И в этот момент мы официально стали мужем и женой, мистером и миссис Барнс, но это прошло мимо ушей и глаз, потому что я просто думала о том, за что так запредельно его люблю и ценю всё то, что произошло с нами за эти долгие, полные разочарований, боли и радости годы. — Вы можете поцеловать свою жену, — подсказал Барнсу священник, когда тот застыл, разглядывая моё кольцо, а потом кружево платья так, будто бы впервые за всю церемонию увидел, кто стоит перед ним. Всё моё тело напряглось, извилины мозга пронзило сомнениями. Впервые за долгое время Баки должен был поцеловать меня при ком-то, что вовсе не было на него похоже. Сейчас эта задача казалось вдвойне трудной, ведь все настырно глядели на нас в предвкушении. А Джеймс, мимолётно взглянув на гостей, а после решительно — на меня, сделал шаг вперёд, целуя меня в висок. И это вышло куда более лично и интимно, чем могло бы быть с касанием губ другими губами. — Мы всё-таки в церкви, — тихо буркнул он, прежде чем отстраниться. Я закатила глаза. Земля должна была сойти с орбиты, чтобы он поцеловал меня при ком-то, не скрывая любви, хотя вся церемония транслировала её. Один вдох, один выдох, единожды прикрытые и раскрытые веки. Одна решающая секунда — и я уже жена. И не Марлен Каллен, а Марлен Барнс. Жена Джеймса Барнса, бывшего Зимнего Солдата и человека, репутация которого не лучше моей собственной. Прежде чем пришло осознание, что всё кончено, точнее, завершено, священник демонстративно, но крайне доброжелательно пожал бионическую руку Баки и мягко сжал моё плечо, обмотанное чешуйчатой змеёй. Он отдал Барнсу свидетельство о браке, а Шури уже налетела на меня, чуть ли не сбивая с онемевших ног. — Ты выглядела прямо как напуганный кролик! Восхитительно. Видели бы вы свои праздничные физиономии, — пролепетала она, сковывая меня и стискивая рёбра. — Поздравляю тебя. И тебя, старик. Не верится, что это случилось. — Выглядело волшебно, — добавила Ванда, медленно подходя к нам. — Красивая церемония, правда? — В самый раз, — кивнул Сэм, резко обнимая Баки и стуча ему по плечу. — А вам как? Мы с Баки переглянулись, не в силах говорить. Не хотелось, чтобы первые слова друг другу в браке были о том, что мы думаем об этих мгновенных минутах. — Я всё прослушала, — призналась я, выдыхая и рассматривая новое блестящее кольцо на пальце, которое я сниму только в том случае, если мне решат отрезать палец в жутких пытках. Все поздравили нас, похлопали, приобняли, сказали по паре ласковых слов. Мы спешно покинули церковь, желая поскорее подышать и выпить, чтобы отпраздновать этот знаменательный день. И только Шури покинула нас, обещая мне, что обязательно пришлёт е-мэйл, где подробно опишет все новости из своей жизни, которые мы не успели обсудить. Она и половина амазонок вскоре отбыли, оставляя нас, а мы отправились в бар, желая поскорее выпить и откровенно обсудить эту церемонию, ненадолго заставившую онеметь как наши мозги, так и языки. Уже на улице всё стало совершенно иным. Воздух между мной и моим ныне мужем стал более тяжёлым, ощутимым. Но это не было плохо, ведь этим весом обуславливалась та связь, которая укрепилась между нами и которой теперь будут заняты все мысли. Я то и дело бросала взгляды на Баки, каждый раз ловя ответные, но до самого бара мы не перекинулись и парой слов — парни украли его у меня, яростно обсуждая церемонию и брак, похлеще чем мы с Вандой. Мне показалось, что пару раз он пытался выскользнуть, хотя бы ради того, чтобы оказаться со мной плечом к плечу, но ему это не удавалось. Барнс выслушивал их комментарии насчет того, что теперь Барнсов стало немного больше, а брак — почти что тюремное заключение или каторга. Земо и Уилсон, объединившись, делали это как никогда вовремя, ведь наши с Джеймсом пальцы уже сковывали кольца. Зайдя в бар, мы с Баки отправились к барной стойке, чтобы заказать пива, копчёностей и снеков, а остальные отправились к одному из свободных столиков. Посреди дня тут в основном заседали рабочие, отлучившиеся на обед или просто постоянные клиенты, у которых выпал выходной. На их расслабленном фоне мы выделялись своей торжественностью, тем более в месте вроде этого обычно не праздновали крупных дат, но мы просто не могли иначе. Каждый новый день приводил нас в это место, каждое событие завершалось тут. К тому же, в кругу самых близких, которые не то чтобы любят кутить — как и мы —было хорошо и непринуждённо именно здесь. Я перевесилась через стойку, стуча знакомую девушку-бармена по плечу и привлекая её внимание, чтобы продиктовать заказ. Баки, опершись локтём на столешницу, осмотрелся, замечая, что совсем близко к нам сидит его престарелый друг, задумчиво глядя в мелкий экран телевизора и поедая пирожные моти. — Три тёмных пива, что побольше и получше, вишнёвый ликёр и, пожалуй, одно виски со льдом. И мартини. Но безо льда, спрыснутое лимоном, — произнесла я, распуская волосы и вынимая немногочисленные шпильки. Они не то чтобы мешали, но мне так и хотелось избавиться от части официальной церемонии. — И ещё что-нибудь калорийное. И побольше. — Йори, как жизнь, друг? — мирно, спокойно спросил Баки, постукивая старика по плечу и привлекая внимание. Тот обернулся, щуря и без того узкие глаза, рассматривая моего мужа. — Ты чего так вырядился? — в привычной манере отозвался мужчина, отвлекаясь от репортажа по телевизору. Я закатила глаза, ловя на себе взгляд девушки за стойкой. Она, разливая пиво, глянула на моё кружевное платье, а потом перевела его на руку Баки, вскидывая брови. Ничего не сказав, она отставила первый наполненный пивной стакан, продолжая свою работу. Кажется, именно с этой девушкой Йори пытался познакомить Баки прямо при мне. — Я женился. Сегодня, — отозвался Барнс, поражая меня своей открытостью с этим мужчиной. Обернувшись, он легко взял меня за локоть, притянув на себя, чтобы я подошла. — Вот моя жена. Теперь его узкий, изучающий, недоверчивый взгляд коснулся меня. Он оглядел меня с ног до головы так, будто бы видел впервые, хотя это было далеко не так. — А куда прошлую дел? — вдруг вопросил он, а я уже разомкнула губы, чтобы возразить хоть что-то, но Баки опередил меня. — Это она и есть, Марлен. Помнишь её? — Так она вроде как умерла, — напомнил Йори. Конечно. Магия Ванды подействовала и на него, ведь его старческое лицо сохранилось у меня в памяти. — А вроде как и нет, — вставила я. — А зачем женился? — спокойно вопросил мужчина, возвращаясь к своим лакомствам. — Зачем? — переспросил Баки, удивлённо вскидывая брови. — Ну, какая из неё жена? Думаешь, хорошая? — С хорошим слухом уж точно, — обозначила я, а девушка за стойкой, подавив улыбку, поставила пиво и остальные напитки на поднос, унося к нашему столику. Определить его было нетрудно. — Стирает? Полы моет? Готовить умеет? Видимо, не очень, раз уж ты всё время тут торчишь. — У неё много хороших черт, о которых ты даже не догадываешься, — заверил Йори Баки, будто бы рекомендуя меня и выставляя в лучшем свете. В самом деле, он был прав. Может, я не шибко хорошо готовила, но зато отлично спасала жизни. А то, что я не так уж часто мою полы, прекрасно компенсировалось тем, что я поддерживаю связь с иным миром, так что могу оказывать иную пользу. И о какой самостоятельной стирке может идти речь, если мы говорим о моём гардеробе? — Как знаешь. В общем, поздравляю. Поздновато остепенился, но, наверное, это даже к лучшему, — в итоге произнёс Йори и, прежде чем мы ему хоть что-то ответили, отвернулся к телевизору, будто бы нас и не бывало. — Поздравляю, это очень мило, — произнесла барменша, которая уже вернулась на рабочее место. — Он всегда такой. — Мы знаем, — кивнул Баки, и, переглянувшись со мной, вполне удовлетворённый, отправился к нашему столику, а я тотчас догнала его. — Зачем ты вообще рассказ о свадьбе этому снобу? — вопросила я, отбрасывая волосы назад и поглядывая на мерцающие стаканы на столе, к которым уже тянулись руки наших друзей. — Хотел узнать, каково говорить об этом. О женитьбе, жене, — объяснил Барнс. — И как? — Чуждо, — отозвался он. — Но говорят, к хорошему быстро привыкают. Я бросила на него искромётный взгляд, слегка улыбаясь, и, дойдя до столика, мы вместе приземлились на диван. Напротив нас сидели Сэм и Ванда, а ну стуле — Земо. В этот момент мне показалось особенно странным видеть их всех вместе, в непринуждённой обстановке за выпивкой, в торжественной одежде, а не боевых костюмах. Ванда была не просто знакомой, с которой мы пересеклись в подворотне пьяного Нью-Йорка, а семьёй, с которой мы как спасали, так и уничтожали мир. К тому же, теперь она была человеком, который присутствовал на моей свадьбе, сам факт которой казался слишком сакральным и недоступным миру. Сэм перестал ассоциироваться с ворчливым, немного возвышенным военным, который приторно улыбался, пафосно говорил, бегал за Капитаном Америкой и отказывался двигать сидение в машине. Он тоже был нашим гостем, бывавшем в нашей квартире, и человеком, который раньше остальных узнавал обо всех наших новостях. Земо был преступником и террористом, который здорово подставил Барнса, активируя в нём код Зимнего Солдата и заключённым, всего на несколько суток покинувшего тюрьму. Всего лишь отчасти, но он изменился, ведь Баки разрешил ему присутствовать. Хуже того — позволил вести меня к алтарю. А ещё он организовал нам путешествие, на которое я всё больше настраивалась. И видоизменённые отношения, нацеленные на сближение, давались мне с особым трудом, хотя, казалось бы, именно эти люди проходили с нами через многое и именно их мы пригласили. Но теперь я смотрела на них, а взгляд мой транслировал, что мы действительно друзья и можем полагаться друг на друга. А ещё теперь, глядя на меня в ответ, они видели не отшельницу, а жену. Марлен, которая умела мечтать и чувствовать немногим глубже, чем они могли предполагать. И, исходя из всего этого, вся эта ситуация и казалась непривычной. — Вы не думали снять себе номер? — вдруг вопросил Земо, попивая выбранный мной виски и оглядываясь назад. За соседним столиком, ограничившись стаканами воды, сидели амазонки, которые, вообще-то, привлекали куда больше внимания, чем мы. — Мы здесь живём, — напомнил Баки. — Да, но у вас что-то вроде первой брачной ночи, а дом полон гостей. Мне почему-то подумалось, что вы бы, наверное, хотели… — Совсем забыла об этом, — распахнула глаза Максимофф, виновато глядя на меня. Она, как-никак, была одной из гостей, которые расположились в нашей небольшой квартире. Следовательно, моя первая брачная ночь могла пройти с ней в одной постели, что немного неправильно. — Странно, что вас вообще это волнует, — подметила я, отпивая мартини, который был сделан именно так, как я люблю. — Это всего одна ночь. Очередная. Завтра мы все разъедемся, не стоит торопить события. — Но… — Марлен права. Непонятно, когда мы теперь увидимся, — поддержал Баки, напоминая о том, насколько шатко наше положение дел. Я же слышать об этом не могла. — Вообще-то, я улетаю уже сегодня ночью. Добиться свободы труднее, чем я думал. К тому же, эти женщины-вожди меня уже напрягают, не готов ночевать с ними, — поделился Барон. — В тюрьме не так уж плохо. Особенно, когда мы говорим о Ваканде. — Мой вылет завтра в семь утра, служба зовёт. Поэтому спасибо за пиво, больше бы пришлось не к месту, — поднял свой бокал Сэм, отпивая, а после обращаясь к Ванде. — А ты куда? — Домой. Завтра в девять самолёт, — поделилась Ванда, вновь ничего не конкретизируя. Однако на этот раз я была спокойнее, потому что на шеях наших висели подвески, которые не дадут нам снова потерять друг друга. И всё это уже больше походило на нас. Никакой однозначности, служба стране и преступления, за которые следуют серьёзные наказания. — А когда летите вы? Мне нужно дать отмашку, — произнёс Земо, глядя на нас с Баки. — Завтра? — предположила я. — Всё равно торчать в аэропорту. Мы ведь можем лететь из аэропорта частным рейсом? — Разберусь, миссис. Завтра — значит, завтра, — удовлетворённо кивнул Гельмут. — Тогда за молодожёнов? — нежно улыбнулась Ванда, поднимая свой вишнёвый ликёр, который я взяла именно для неё. Заведомо знала, что ей понравится куда больше пива или же мартини. — За молодожёнов, — кивнул Сэм, оголяя белоснежные зубы, и потянулся к центру стола со своим стаканом. Обычно я не чокалась. Избегала этого бессмысленного движения и назойливого звона, изнизанного радостью, ликованием и духом единства. Я не находила в этой традиции всего того, что о ней говорили, так что вела себя так, словно каждый раз попадаю на похороны, держа бокал при себе. Но в этот раз я изменила самой себе, делая это далеко не в первый раз за последнее время. В этом жесте тоже присутствовала тень внутренних изменений, так что я коснулась гранями своего бокала граней стаканов окружающих. Мы сидели весьма долго, так как будничные темы сами завязывались, не отпуская нас. Нам подносили алкоголь, которой мало пьянил, но развязывал недавно немые языки. Ванда рассказывала что-то о Даркхолде, тоже переступая через себя, ведь это была самая чёрная страница в её жизни. Земо рассказывал о заключении, а Сэм о том, как народ смиряется с тем, что он — новый Капитан Америка и приемник Стива. И мы совершенно не говорили обо мне и Баки. Впервые за долгое время мы могли молчать о себе и говорить о других, узнавая что-то новое и поддерживая беседу. Нам подносили не только напитки, но и еду, которая весьма быстро кончалась. Вскоре стол переполнился тарелками, скомканными салфетками и опустошёнными бокалами, которые никак нам не мешали дискутировать. А потом, когда мы поняли, что слишком засиделись, отправились в гостиницу к Земо, чтобы дать ему собраться и проводить в аэропорт. И пускай Барон отправлялся дальше отбывать свой запредельно долгий срок, почему-то я чувствовала, будто бы скоро мы встретимся вновь. Признаться, этот знаменательный день пролетал слишком быстро, и как бы я за него не цеплялась, уходил он точно так же, как и остальные. Однако события вместе с весом и значимостью были совсем иными. Я навсегда запомню этот день, но не потому, что была в церкви в свадебном платье, а потому что начала смотреть и ощущать по-другому. Глядя на Баки, я видела другого мужчину: моего мужа, который организовал это всё ради нас и открылся, выходя из зоны комфорта, чтобы всё сложилось так, как надо. Обновлённую и раскрепощённую, смелую и вольную, верную и честную версию Джеймса Бьюкенена Барнса, которую мы сотворили собственными руками и которая отчасти привела нас к тому, что мы сейчас имеем. И плевать на то, что наша первая брачная ночь канет в бездну. Сколько бы времени нам не осталось, я была уверена, что его окажется предостаточно, чтобы мы наверстали упущенное и забыли о столь мимолётном упущении, которое затмили сотни других вещей.