Чертовка

      Тучи с позолоченными краями унеслись вдаль, показалось вечереющее небо. Тотспел постепенно оживал, улочки заполнялись горожанами шлепающими по лужам. Через открытое окно дом наполнялся свежим землистым запахом и еле ощутимым ароматом промокших цветов в саду. Valle Deliria уже не казалась мрачной и темной, лучи солнца проникли даже в темное закрытое крыло особняка, освещая местами выцветший портрет родителей Лиама. Ноги сами принесли Селену в это забытое всеми место. Пальцами она провела по холсту, кое-где испачканному воском свечи, рамке, переходя на холодные стены. Ей отчего-то казалось, что и стены, и сама картина впитали в себя неведомую глубокую печаль. «Если верить Лиаму, то следы от свечи могли остаться после очередной молитвы… произошло? Почему Жозефина не отремонтирует это крыло? Что же скрывает…» — стоило только задуматься, как послышался звук экипажа, громко передвигающегося по чавкающей грязи. Неужели она вернулась? Девушка уже собиралась уходить, но услышала чьи-то приближающиеся шаги. Коридор резко потемнел. Возникшая из ниоткуда белесая призрачная дымка пронизывала холодом до костей. Все тело сжалось от ужаса, ноги сами начали пятиться назад, пока спина не ощутила твердость полуразрушенной стены. Когда перед глазами мелькнул призрачный мужской силуэт с опаленной одеждой, многочисленными ожогами повсюду, служанка едва сдержала крик, зажмурила глаза, словно это могло помочь. Хриплый шепот существа приводил в ужас, сковывающий тело. В глазах застыл немой крик. Призрак приблизился, обжигая своим смертельным дыханием лицо: — От…пус…ти-и-и… — Чт… Что? — От…пус…ти… — стал виден пронзительный холодный взгляд, — ОТПУСТИ! ОТПУСТИ! ОТПУСТИ! СКАЖИ. ЕЙ. ОТПУСТИТЬ! — бледное лицо исказилось гримасой невыносимой боли, худые когтистые пальцы резким движением вонзились в собственную плоть, с хрипом вытащив настоящее сердце, бьющееся, истекающее багровыми струйками крови. — У привидений нет крови! Я сошла с ума! Я просто свихнулась! — служанку охватил животный страх, пока мужчина нежно коснулся пальцами холста и исчез. Тело еще била мелкая дрожь. Потом рука сама потянулась к позолоченной раме портрета. — Отойди сейчас же! — позади послышался голос Жозефины, — Ты что тут забыла, Лилит?! — Какая тебе разница? Ты вообще в курсе, что у тебя призраки по дому расхаживают? Что за чертовщина здесь творится? Ты молишься на эту картину? Это тот мужчина приходил ко мне?! Отвечай! — страх, все еще теплившийся внутри, перешел в крик, заставил вывалить все и сразу. В ответ Солсбери лишь охнула. Она ожидала привычных колкостей, обвинений, в конце концов, глупых оправданий, но никак не вопросов: «Как же так… Не могу поверить, что дядя пришел и к ней… Неужели расскажет Лиаму?». — Не молчи, Жозефина. Ты хочешь, чтобы я спросила у Лиама? — Нет-нет, я… Расскажу, — слова слетали с тонких губ вместе с глубокой неведомой тоской. В серых глазах что-то засеребрилось. Это слезы? Служанку обожгло чувство стыда и недоумения. В горле пересохло, поэтому она выдавила: — Я… Слушаю… — Селена отвела взгляд, предчувствуя печальную историю. Тонкие пальцы смахнули с глаз слезы, раздался тяжелый вздох, а затем начался рассказ: Темная прохладная ночь. Казалось бы, вся тьма вокруг особняка таила в себе самых безобразных существ, выйдешь только — все твари разом напрыгнут, разорвут и утянут в свой жуткий омут. Русоволосая девочка завороженно смотрела в окно, в стенах особняка никто не посмеет ее тронуть, рядом отец, беспокойно снующий по комнатам, ласковый братец Лиам, любимые тетушка, дядюшка и дедушка, который должен был вот-вот вернуться. Не хватало лишь матушки. Иногда она думала: «Не страшно ли там мамушке? Когда она вернется? Неужели папа ее напугал?». Да, Лилит, это была я. Мне еще было многое неизвестно о болезни отца, дедушка и мама делали все для этого. Но это оказалось ошибкой. — Жозефина… Хр… Где… Свечи? — из размышлений вывел голос отца. Он крепко держался за голову, хрипел, холодно смотрел своими застекленевшими глазами. Такое у него бывало очень редко, но быстро проходило. А тогда... Тогда я, клянусь, если бы знала, что будет, то… Я принесла свечи. Отец даже не поблагодарил, резко выхватил у меня их из рук и ушел. — Папа, все хорошо? Ты болеешь? — Отстань, не видишь, что я готовлюсь к очищению!  Мне было страшно, но я пошла играть с Лиамом. Ему было тоже тревожно, может быть, он предчувствовал что-то? Вскоре послышались крики… Я сказала брату никуда не уходить, ждать меня. Благо, Лиам был послушным мальчиком, поэтому пропуская некоторые ступеньки, кинулась вниз. Полные боли крики исходили из крыла, где жили родители Лиама. На полу валялась свеча, та самая свеча… Весь коридор был охвачен пламенем. — Папа! Папа! Где дядюшка и тетушка? Пожалуйста, пошли отсюда! — глаза слезились, дышать было все тяжелее и тяжелее. — Отстань, Жозефина! — даже не посмотрев, он грубо оттолкнул меня. Стало одновременно и больно, и страшно. — Огонь! Огонь! Все очистит лишь он! Гори оно все в огне! — Нет! Нет! Нет! Отец, прошу, не надо… — я кричала, задыхаясь слезами, дергала за его руку, но вновь упала. Вспышка боли. Как же кружилась и болела голова. Хотелось проснуться и понять, что все это лишь кошмар. Но окутывающее пламя и запах гари были слишком реалистичными. — ЭТО ТЫ ВИНОВАТА! ТЫ! ТЫ! ТЫ! — с этими словами отец бросился в пламя, затем начал корчиться в адской агонии. Его рев заглушал мои крики, смешивающиеся с плачем Лиама. Дальше все было, как во сне: все начало терять очертания, тело обмякло, я не могла, впрочем, и не хотела вставать. — Дядюшка, тетушка, папа… Простите меня… Это я виновата… Нужно было позвать папе лекаря.  Нас спас вернувшийся дедушка, стал опекать. Долгое время ко мне приходил отец Лиама. От боли он вырвал собственное сердце, как я узнала позже. Я молила простить меня, часто ходила к их портрету, но почему-то призрак не отпускал меня. С тех пор я тайно молюсь за спокойствие этих измученных душ, забочусь о братце, ведь это меньшее, что я могу сделать, чтобы искупить свою вину. Братец вечно рисовал углем всякий ужас, словно догадывался о всех событиях той ночи. Поэтому я старалась окружить его максимальной любовью, пока не появилась ты… — Ладно. Я рассказала все, что могла. Ты же этого хотела, Лилит? — по щеке стекала слеза. — Прости, знай, я понимаю тебя и не буду насмехаться… — Ты? Понимаешь меня? — Солсбери недоверчиво хмыкнула, — Да как ты, чертовка, можешь меня понимать? Ты же самая первая обсмеяла меня, когда узнала о молитвах. Что же сейчас? Но как ты можешь меня понимать? — Не важно! Так тяжело поверить и перестать видеть во мне вселенское зло? — Да… Тяжело… — Ладно, все. С меня хватит. Как будешь готова поговорить — приходи. Только знай, я не виновата в том, что Лиам привязан ко мне, я правда понимаю тебя и сохраню все это в тайне…, - изумрудные глаза раздраженно сверкнули. Служанка ушла, оставив хозяйку Valle Deliria наедине со своими чувствами. Она, будто опустошенная, осела на холодный пол. В серых глазах плескался ужас — открылась Лилит, которая может пойти обсмеивать ее раны в бар, как делала обычно, а может и рассказать все Лиаму, но что еще хуже — Жозефина поверила. «И в самом деле, чертовка», — сорвалось в тихий опаленный коридор.