***
Магичекий удар заставляет Саурона задыхаться от резкой боли, словно его тело разом пронзают тысячи острых кинжалов. Его буквально отбрасывает в центр тронного зала. В туже же секунду неведомая сила тянет его обратно к ногам Мелькора, словно вокруг тонкой шеи затягивается невидимая петля. Тот лишь презрительно наблюдает за бессмыслеными попытками ослабить удавку. — А я смотрю ты неплохо обжился, да? — голос темного вала полон сладкого яда. — Чувствуешь себя полноправным хозяином крепости? Устанавливаешь собственные правила, восседаешь на моем троне… Саурон сжимается под взглядом наставника. Как-то вдруг становится холодно, дурно и почти нечем дышать, словно под толщей ледяной воды. — Забыл, что неповиновение карается смертью? Что ты вообще о себе возомнил?! — Я бы никогда не посмел… — майа сдавленно хрипит, пытаясь сделать спасительный вдох. — О, ну тогда я весь внимание, — ядовито-сладко тянет Мелькор, ослабляя наконец невидимую петлю. — Чем же ты здесь занимался все эти триста лет? — Готовил все к вашему триумфальному возвращению, повелитель, — Саурон стоновится на одно колено, почтительно склоняя голову. Главное сейчас удержать равновесие и не свалиться снова на пол — его все ещё шатает. — И как успехи? — Я учил драконов летать. Ваши зверьки ещё молоды, но когда подрастут смогут выжечь Ард-Гален до тла. Ещё вывел новый вид боевых орков и … — перечесляет Саурон. — Тогда почему местные остроухие твари все еще живы? — елейно интересуется Мелькор. — Сейчас сюда почти наверняка несётся толпа эльфов Валинора под предводительством отродья Финвэ… Что?! Это почти вскользь брошенное замечание вызывает сотни вопросов, но ему не дают и рта раскрыть. — И вместо выжженной голой земли они найдут здесь теплый прием и поддержку сородичей! Так ты готовился к моему возвращению, да? Сдается мне, ты только и делал, что искал власти. Неужели ты хоть на долю секунды возомнил себя равным мне? — серебрено-серые глаза опасно сузились. — Возомнил, что способен занять мое место?! В низком, рокочущем голосе наставника чувствется сталь. Саурону кажется, что в зале температура мгновенно упала на десятки градусов, а каменые стены и пол начали стремительно покрываться инием. — Нет-нет-нет, я бы никогда! — пылко выкрикивет Саурон, отчаянно мотая головой пытаясь высвободиться из смертельной хватки. — Тогда я покажу тебе твое истинное место, — холодно обещает Мелькор. Во властном голосе Саурон слышит неприкрытую угрозу и презрение. Мелькор наматыват его рыжие волосы на кулак и бесцеремоно тащит по каменному полу в подземелелья. Это больно и унизительно, лопатки царапаются о камни. Оба они прекрасно знают, что Саурон сам бы безоговорочно спустился в пыточную и позволил надеть на себя сдерживющий магию ошейни, для этого вовсе не обязательно им здесь грязые полы вытирать! Впочем, возмутиться или тем более воспротивиться столь грубому и неподобающему обращению он даже не пытается. Наставник имеет полное право так обращатся с ним и наказывать, как посчитает нужным. Орки предусмотрительно прячутся по углам. Правильно делают, твари сутулые, мстительно думает рыжий майя. Он не оставил бы в живых свидетелей своего унижения. Оборотни протяжно воют у стен замка, приветвуя возвращение своего господина. Стоило Мелькору увидеть Саурона, как темная ярость вскипела в нем с новой силой. За годы его отсутствия рыжий майа стал ещё красивее; его природная красота стала более порочной, хищной. Золотисто-рыжие волосы спадали на плечи словно живое пламя, янтарные глаза сияли хитрым блеском, на губах застыла наглая вызывающая ухмылка. Аспидно-черное с алыми одежды подчеркивали изящное, но сильное тело. Саурон был подобен прекрасному ядовитому цветку, распускающемуся во тьме. Таким он предстал перед очами Мелькора за секунду до того, как обратил свой взор на наставника. Темный вала ясно чувствовал струящуюся по залу силу, напоминающую поток неудержимого пламени. И такого Саурона хотелось растоптать, подчинить, уничтожить. Навсегда стереть это высокомерную улыбку с тонких губ. Насладиться его криками боли. Увидеть, как гаснет свет в этих горящих глазах. Холодно взирать, как рыжий майя ползает в его ногах трепеща от страха и моля о пощаде. Волоча Саурона за волосы по мрачным коридорам замка, Мелькор готов был забыть обо всем, трепеща от предвкушениия. Об отголосках боли, доставленной Унголиат, об обоженных сильмарилями до черноты руках, кожа которых нещадно горела и кровоточила. Но… Но. Ему пришлось приложить почти невозможное усилие, чтобы привести мысли в порядок. Руки это мелочь и истязания нерадивого ученика только помогли бы облегчить боль. А вот создатель прекрасных камней, что сейчас стягивает силы и ведёт их в Средиземье. Сколько же этот щенок попил ему крови! Но просто глупо будет сейчас пустить все на самотёк. Мелькор толкнул тяжёлую дверь и тяжело зашагал по лестнице, краем уха отмечая тихие стоны ученика от ударов о ступени. Как бы темный вала не жаждал умыться его слезами и омыть обожженые руки в крови, придется отложить. Пусть постдит в темнице, помучается. Ожидание как хорошая приправа — сделает трапезу только лучше. Бесцеремонно швырнув ученика в одну из камер, Мелькор ещё раз взгляну на него напоследок, одновременно желая и опасаясь сорваться. Даже от мимолётного взгляда в нём поднимался голод. Темный, порочный. Он не просто хотел получить его красивое тело, удовлетворяя грязные желания плоти. Темный вала хотел владеть им полностью, безраздельно. Обладать этой своенравной и свободолюбивой душой и пламенным любящим сердцем.***
Мелькор резко закрывает масивную дверь темницы разворачиваясь к свему нерадивому ученику, покорно валяющуемуся на грязном полу. Какая умница, даже поднять взгляд на своего господина не смеет! Вот только роль невинной жертвы Саурону не идёт, как бы старательно он не пытался ее отыгрывать. Мелькор прекрасно ощущает его неуместный исступленный восторг, смешанный с абсолютно ненормальным возбуждением. Истосковался, да? Мелькор одаривает сжавшегося у его ног майа презрительным взглядом. И тут же резко вздергивает его на ноги, как всегда — грубо и незатейливо. За волосы. Недолго думая раздевает, просто разрывая одежду в клочья. С губ Саурона срывается несдержанный вдох. — Пойдём, поздороваешься с гостями. Плененные эльфы в страхе затаили дыхание, почти что пытаясь слиться со грязными стенами. От них чувствется инстинктивный едва ли не животный ужас, который мгновенно затапливает все их существо, стоит увидеть Мелькора в дверях пыточной. Ну еще бы, перед их светлыми очами во плоти предстало само вопложение зла и вселенского мрака. Мелькор скользнул по притихшим эльдар скучающим взглядом. И лишь один из них храбрился, старался не отводить взгляд и прямо смотреть в глаза собственной погибили. У глупца были рыжие волосы, не золотисто-огненые как у Саурона, а скорее грязного ржавого оттенка. Мерзость. А, Маэдос, любитель переговоров! Интересно, как он здесь запоёт? Мелькор окинул зал пыточной цепким оценивающим взглядом, прикидывая, с чего бы начать. Темный вала одобрительно хмыкнул — ассортимент пыточных инструменов и вправду впечатлял. Природный талант Саурона порой находил неожиданное приме нение. Аулэ, наверное, до сих пор локти кусает от такой потери! Уже нетерпелось разложить рыжего майа на пыточном столе, испоробавать весь набор, а после грубо взять на холодном камне. Ослабленного, измученного, истекающего кровь, прямо на глазах сжавшихся от ужаса эльфов. Мелькор ясно представил, как красиво будет смотреться кровь на бледной коже, как он согнет изящное тело почти пополам, врываясь мощными безжалостными толчками. Роскошные волосы тогда уже пропитаются кровью, обретя багряный оттенок. От каждого движения, порождающего волну новой боли, свежие раны будут открываться и кровоточить, доставляя дополнительное мучение. Мелькор хочет слышать, как Саурон срывает голос, наслаждаться его громкими протяжными стонами, полными боли и похоти. После… У них еще достаточно времени. — Ты выберешь себе оковы сам. Будешь принимать свое наназание напротив эльдар. И если кто-то из наших остроухих друзей посмеет отвернутся, я выжгу им глаза каленым железом. — Позволь мне, мой повелитель! —прекрасное лицо озаряет обольстительная и кровожадная улыбка. А ведь так хорошо в страх играл, хитрец! Мелькор одаривает Саурона холодным острым взглядом. Улыбка мгновенно гаснет. Рыжий майа сжимается, ожидая удара. Вместо этого его просто грубо толкают в центр пыточной, где с потолка свисают кандалы и цепи. — Определился? Саурон незаметно вздыхает, робко глядя на наставника через плечо, и подходит к свисающим с потолка кандалам, покорно вытягивая руки. Мелькор застегивает масивные оковы на тонких запястьях, с темным торжестовом замечая, как майа чуть слышно вскрикивает, кусая тонкие губы. Изделие оказывается с секретом: с внутренней стороны спрятаны острые лезвия, мгновенно вспарывающие запястья жертвы. Если оставить узника висеть в них он истечёт кровью в течении нескольких часов. Весьма изящный метод ведения допроса. Ощущение того, что твоя жизнь буквально утекает сквозь пальцы способно разговорить кого угодно. — Сам изготовил? — Я их усовершенствовал. Эта улыбка кадежется эльфам абсолютно безумной. Саурон игриво кусает нижнюю губу, призывно глядя на своего господина из-под длинных рыжих ресниц. — Я готов принять любое наказание, повелитель, — рыжий майа опускает голову, но сколько скрытого вызова и предвкушения было в этих чарующих глазах. Сколько тайного томления и неприкрытой похоти! «Он же под заклятием, да? Не мог же Моргорт настолько исказить его сознание? Кто вообще в здравом рассудке может желать этого?! — лихорадочно думает Маэдос. Словно прочитав его мысли, Саурон одаривает его снисходительной ухмылкой, порочной и сладкой. Безумец! — Ты будешь кричать и истекать кровью, — Мелькор запускает цепкие пальцы в шёлк золотисто-огненных волос, больно сжимая у корней и резко дерагает на себя, открывая беззащитную красивую шею. Губы наставника почти касаются ушной раковины. Зловещий шёпот вызывает в теле забытый трепет и предвкушение. О Эру, сколько лет он ждал этого! — Да, мой повелитель, да, — слова непрошеным стоном срываются с раскрытых губ. Саурон откидывает голову на плечо наставнику, бесстыдно прижимаясь к широкой груди Мелькора, еще сильнее раня запясья. Кровь алыми потоками стекает по бледной коже изящных, но сильных рук, падая на грязый пол. Ее густой металичекий запах пьянит. «Так сильно истосковался по нашим кровамым играм, что буквально жаждет наказания. Неужели он и вправду научился желать этого? Тебе было настолько одиноко без меня, да, Саурон?» Нет, так не пойдет! Мелькора решительно не устраивает такой слишком игривый настой. Саурон вел себя так, словно находился с ним наедине в спальне, а не посреди пыточной, скованый в ожидании заслуженного наказания. Он все еще не трепетал от страха и не думал молить о пощаде. Да и присутвие эльфов, похоже, его не слишком заботило. Это должно быть унизительно, когда ничтожные остроухие твари становятся свидетелями твоего позора. Но видимо, бесстыжий рыжий майа считал иначе. Наличие сведителей их кровавых игрищ только сильнее распаляло его. Мелькор догадывается, что только его гнев удерживает ученика от желания рухнуть перед ним на колени и высводить стремительно твердеющую плоть, а потом насадится на его член до самого горла, наглядно демонстрируя всем здесь присутствующим свои скрытые таланты. Но он не был бы собой, если бы дал Саурону то, чего тот жаждет. Для разогрева он выбирает длинный хлыст. От резких сильных ударов на спине проступают продолговатые багрово-синие пятна, кожа вздувается и кровоточит. Удары сыпятся один за одним, лишая возможности нормально дышать. Рыжий маяй кричит от мучительной жалящей боли. Не наиграно, истошно, громко. Как и хотел Мелькор. Саурон надрывается и хрипит, похоже, у него сломано несколько рёбер. А дальше следует плеть-кошка, та самая, которую Саурон особенно не любит. С маленькими острыми наконечниками, глубо раскающими кожу и мышцы. От каждого безжалостного удара изящное тело бьется в цепях, извиваясь, словно в агонии. Крики Майрона, протяжные и громкие, отражаются от стен, лаская слух темного вала. Крови уже столько, что за ней почти не видно белизны кожи. Острые стальные наконечники оставляют за собой зияющие рваные раны. Алые капли крови блестят на каменном полу подобно росе в холодное летнее утро. Мелькор усмехается. Обходя свою жертву вплетает пальцы в рыжие пряди и дергает на себя, заставляя поднять голову. Саурон смотрит на владыку мутными от боли глазами. Длинные ресницы слиплись от горячих слез. Тонкие губы искусаны до крови. Дышит поверхносно и хрипло. Странно, как ещё сознание не потерял. Очевидно, из-за их регулярных тренировок болевой порог действительно стал заметно выше. И все же недостаточно. А ведь Мелькор только начал. — Можешь залечить свои раны, — небрежно бросает темный вала. Возле стойки с плетьми он подбирает склянку с зельем и даёт Саурону щедрый глоток. Пусть приходит в себя, они здесь надолго. — Благодарю, наставник, — почти неслышно раздается в ответ. Мелькор усмехается уголком губ. Если рыжий майа надеялся на передышку, то очень зря. Темный владыка отходит к стене, полность исчезая из поля зрения жертвы. Мимоходом отмечает, как быстро затягиваются страшные раны, видимо, его ученик все это время весьма успешно работал как над регинерацией, так и над возможностью быстро приводить жертву истязаний в норму. Однако, записанные кровью уроки не прошли даром! Повисшая в пыточной тишина кажется зловещей. Саурон затаив дыхание пытается уловить любое движение за своей спиной. Кажется, огонь в печи разгорается ярче — он почит кожей ощущает колебания пламени. Молчание наставника действует на нервы. Что же он задумал? Саурон поднимает глаза на эльфов. На их бледных лицах выражение абсолютного шока. Грубые пальцы скользят по тонкой спине пересчитывая выступающие позвонки. Обманчиво нежным жестом оглаживают узкую талию. — Никогда не забывай, кому ты принадлежишь, — зловеще рычит Мелькор. Раскаленный докрасна метал прижимается к его пояснице, выжигая кожу. Саурон задыхается от истошного крика. От боли и тошнотворного запаха паленой плоти его едва не тошнит прямо на пол. Когда он приходит в себя холодные пальцы почти нежно касаются выженноей печатати. Глядя на него сейчас Мелькор наверяка чувствует тёмное удовлетворение. — Только попробуй стереть, и я развоплощу тебя в ту же секунду, — ядовито шепчет темный вала. — Запомни, ты пренадлежишь мне. И я уничтожу любого, кто посмеет приблизится к тебе или коснуться. Грубая сильная ладонь ложится на тонкую щею, предупреждающе сжимая. — Да, владыка, — покорно отзывается Саурон, смиренно терпя унизительную боль. Разум рыжего майа пребывает в смятении, пытаясь осознать и принять происходящее. Мелькор только что собственноручно заклеймил его. Как раба. Теперь он обречен целую вечность носить на своем теле печать темного властелина, символ абсолютной пренадлежности. Саурон вновь прислушивается к себе. Мысли об этом не вызывают отторжения. Скорее иррациональную радость и странный трепетный восторг. Безжалостный поступок Мелькора ощущается правильным и приемлемым. Возможно, говорит себе Саурон, он даже желал этого где-то в глубине своей темной души. У него и в мыслях не было избавится от печати владыки на своем теле. Он будет носить ее с гордостью. Мелькор взирает на него ничитаемым вглядом. Он доволен? Рад? Все ещё злится? Грубые обожжённые пальцы медленно обводят тонкие ключицы майа; задумчивый взгляд останавливается в районе гладкой узкой груди. Ареолы бледно-розовых сосков, сжимают, прокручивают, оттягивают. — О, Мелькор, — с губ Майрона срывается томный несдержанный стон. Никто никогда не шептал это имя столь нежно и чувственно. Дыхание рыжего майа быстро сбивается, словно в чувствительные соски впиваются маленькие ледяные иглы. Саурон неосознанно выгибается, всем телом отзываясь на столь грубую ласку. Мелькор холодно умехается. Ублажать в его планы не входило. Достаточно столь нехитрых манипуляций, чтоб сделать соски рыжего майа горячими твердыми и максимально чувствительными. Ну, тем хуже для него. Столько лет прошло, а он всё не переставал удивляться чувствительности этого прекрасного тела. Мелькор давно выяснил, что шея явно была слабым местом и бессовестно этим пользовался, покрывая ее яркими отметинами. Даже от грубого и опасного удушения его нерадивый ученик со временем научился получать удовольствие. А изящная спина до самой поясницы являлась сплошной эрогенной зоной. Мелькор прекрасно помнил, как Саурон изгибался и кричал под ним, стоило поцеловать между лопаток, одновременно проникая на всю длину. Именно поэтому он никогда не отказывал себе в удовольствии отхлестать плетью, прекрасно отдавая себе отсчет, какую боль причиняет. Майрон. Восхитительный. Драгоценный. Прекраснейшее творение Создателя. Он был словно создан для любви и жаждал её всем свои существом, получая в ответ лишь откровенную жестокость и похоть. Но самое удивительное, как он быстро научился наслаждаться болью, котрую причинял ему темный владыка, считая ее пусть и своеобразным проявлением странной, жестокой, но любви. Поисте прекрасное и восхитительное создание! Искажать его снова и снова — вот что дарило истинное наслаждение. — Я приготовил для тебя подарок, Майрон, — неожиданно произносит Малькор. Саурон удивленно распахивает янтарные глаза и неверяще смотрит с затаенной, почти детской радостью. Старое, почти забытое имя словно ласкает его. — Конечно, ты сильно передо мной провинился, но по крайней мере сумел сохранить все так, как я оставил и ни разу не выдать себя шпионам валар. Я жесток, но я ценю хорошо выполненную работу. Взгляни-ка. Ты ведь всегда питал слабость к безвкусным кольцам и ярким камням. Словно в подтверждение своих слов Мелькор разжимает ладонь, демонстрируя небольшие блестящие кольца с переливающимися алыми рубинами. Хотя скорее не кольца, а серьги — не сразу заметно внутренюю застежку. — Нравится? — умехается темный владыка. — Да, Мелькор! Они прекрасны! — восторженно отзывается Саурон, совершено забывая, где и в каком положении находится. Его редко радуют приятными мелочами. — Славно, — Мелькор откладывает подарок в сторону и вновь исчезает за его спиной. На лицах эльфов вновь мелькает страх и отвращение. В этот момент наставник возвращается, демонсрируя тонкую, накаленную докрасна иглу. — Не дергайся, Майрон, иначе предется переделывать, — криво усмехается Мелькор, безжалостно пронзаяя чувствительный сосок. Пыточная наполняется пронзительным воплем. Кажется, Саурон окончательно срывает голос задыхаясь от острой жгучей боли. Мелькор наблюдает за страданиями своего ученика с тайным злорадством, резко выдергивая иглу, чем вызывает новый поток криков и слез. Вставлят кольцо, мучительно медленно застегивая и не отказывая себе в удовольствии напоследок прокрутить, слегка оттягивая. Саурон не может даже кричать. Мелькор не дает рыжему майя справится с болью, без сожалений проделывая то же самое с левым соском. Мятежный вала отходит в сторону, оценивая свою работу. Получилось действительно красиво. И кровь на кольцах отлично смотрится. А если еще между ними маленькую цепь протянуть… Тёмный вала усмехается собственым мыслям, представляя полностью обнаженного ученика, стоящего на четвереньках подле его трона, пока Мелькор раздвигает ноги, утыкая рыжую голову себе в пах. Как он дергает цепь, скрепляющую кольца, застваляя Саурона болезненно стонать, всякий раз, когда рыжий майа берёт в рот недостаточно глубоко. Впрочем, тот подобное наказание наверняка оценит. Он всегда слишко охотно опукался перед ним на колени. — Мне продолжить, или ты уже готов молить о пощаде? — язительно интесуется Мелькор вглядываясь в мутные от боли и возбуждения глаза своего ученика. Сейчас Майрон явно прибывал в состоянии транса, который испытывал каждый раз, когда боль достигала апогея, становясь почти невыносимой. — Даа, — чуть слышно шечет Саурон, — Прошу. Умоляю. Мой повелитель. — О чем же? Не стесняйся, говори громче. — Возми меня, мой повелитель, — на удивление чётко произносит Саурон. — Возьми прямо сейчас. — А я думал, ты будешь молить о снисхожденияи и отмене наказания, — хищно усмехается Мелькор. — Но раз ты так нуждаешься и жаждешь, я, пожалуй, сжалюсь. Плененные эльфы взирают на них с нескрываемым ужасом. Ведь если Моргорт так обращается со своей правой рукой, со своим любовником (язык просто не поворачивается назвать их возлюбленными, насколько эти двое искажают и оскверняют это прекрасное чувсто) то что он сотворит с ними?! Мелькор склоняется к гладкой груди Саурона, замечая едва заметную россыпь бледно-золотых веснушек на светлой коже. Медлено слизывает капли свежей крови. Терпкий металический привкус приторно разливается на языке. Темный вала обхватывает губами раненый сосок, ощутимо прикусывая и оттягивая холодное кольцо зубами. — Больно, так больно, — сбивчиво шепчет Саурон окридывая голову, — прошу не трогай их. Вопреки своим словам рыжий майя выгибается в его жестоких руках, всем телом умоляя продолжать. Член горячий и влажный, подрагивает, прижимаясь блестящей от предэякулята головкой к плоскому животу. Мятежный вала скользит ладонями по изящной спине, пересчитывая позвонки, оглаживает тонкую талию, небрежно касаясь клейма на пояснице. Спускается ниже, требовательно сжимая узкие бедра. Саурон несдерженно дрожит, покорно раздвигая ноги, позволяя влажным от крови грубым пальцам проскользнут в соблазнителную ложбинку между ягодицами. Мелькор резко надавливает на вход, проталкивая пальцы. Дыхание Саурона окончательно сбивается. Рыжий майа тихо стонет, прикрывая глаза. Мелькор чувствует как сильно он сжимается; такой горячий и потрясающе узкий. — О, Мелькор! Моргорт гортанно рычит, отрывая майа от земли. С лекостью удерживая его на руках, резко разворачивает спиной к эльфам. Мятежный вала подхатваяет Саурона под бедра безжалостно и резко насаживая на своей член, застваляя сразу опутиться до самого основания. Тот сразу обвивается вокруг него страйным длинными ногами скрещивая их на пояснице.***
Как такое вообще возможно? Маэдрос видит как огромый увитый венами член врывается в хрупкое трепещущее тело рыжего майа мощными хаотичными толчками. Наверное, впервые на его памяти мощное эльфийское зрение становится не преимуществом, а почти проклятием. Это дожно быть ужасно больно, мерзко, унизительно. Однако сын Феанора почему-то не в силах отвести глаз от этой пугающей непристойной сцены. — Да, Мелькор, да! — Саурно стонет громко и истуленно, неистово двигаясь. Красиво прогибается в спине, откидвая голову назад, словно напрочь забыл про оковы, калечащие запястья. Невольно Маэдос соглашается с Мелькором — в таком положении только молить о пощаде. Все, все, на что ни посмотри — одна сплошная боль. Но вместо этого… — Да мой Владыка! Глубже! «Эру всемогущий, Саурон его любит, — с ужасом осознает Маэдос, видя, с какой страстью рыжий майа отдается Моргорту. Бесстыдно, исступленно, всей душой. — Саурон искренне любит это чудовище!» Слухи умирают медленно, а уж те, что передаются среди бессмертных практически вечны. И хотя как до, так и после освобождения Мелькора об этом предпочитали не говорить, полушепотами и обрывками до эльфов доходили истории об огненном майа Майроне, талантливом и своенравном кузнице Аулэ, создававшем поистине прекрасные вещи. Как он одажны оступился, поддавшись лживым речам и сбежал из Валинора, по наивности и незнанию выбрал сторону зла. Маэндос всегда считал, что падение Майрона во тьму было следсвием, манипуляций и лжи, искажения, обещаний власти и свободы. В конце концов, разве не за тем же они гнались, уходя из Валинора с гордо поднятой головой? Теперь он отчетливо видел: Майрон сбежал от Аулэ и последовал за Морготом исключительно по собственной воле. Его нисхождение во тьму — следствие пламенной и искренней любви к Моргорту. И это было по-настоящему чудовищно.***
Мелькор обращет свой ледяной взор к пленникам. — Итак, принц, ты уже поведал местным эльфам, почему Арда погрузилась во тьму? Или все ещё обучаешь их языку нолдор? Навряка с правильным произношением? Жаль, твой отец этих стараний уже не оценит. Честно, я бы предпочел видеть здесь его, но придется обойтись тем, что осталось. Сволочь. — И рассказать о последних событиях, видимо, придётся за тебя. Когда Моргорт сообщает о том, что Великие Древа мертвы и Арда навсегда останется во тьме, эльфы рыдают так безутешно и отчаянно, словно он убил их единственное любимое дитя. Кажется, кто-то даже неистово молится, проклиная темного вала с его приспешником и призывая Эру покарать их за злодеяния. — И этим ничтожествам уже несколько тысяч лет? Бросьте, думаете, Эру Единый или хотя бы Манвэ, его главный прихвостень, примчатся вас спасать? — смех Моргорта звенит, подобно осколкам бьющегося стекла. — Открою маленький секрет нашего создателя — ему плевать. Единый просто наблюдает, но никогда не вмешивается. Да и валар, думаю, теперь займутся тем же. Думаете, вы его любимые дети? Нет, вы что-то вроде милых зверушек, за котрыми так весело наблюдать. Саурон расслабленно откидывается на грудь темного вала, ни капли не стесняясь своей наготы. Маэдрос невольно вспыхивает: слишком ярко в его сознании отпечаталась картина, как майя всего несколько минут назад стонал громко и иступленно, неистово насаживалаясь на огромный член Моргорта. Гибкое тело покрыто каплями свежей крови, точно росой. На тонкой шее и ключицах эльф отчетливо замечает алеющие укусы и следы зубов. Взгляд невольно скользит ниже к испачканом семенем животу, узким бедрам и острых тазовым косточкам. На молочно-белой коже отчетливо проступают отпечатки огромных ладоней. Волосы спадают на плечи, взлохмаченные, местами сбившиеся в потемневшие от пота маленькие прядки. Мелькор небрежно откридвает их в сторону удобно устраивая голову на плече любовника. — Ты еще недостаточно восстановился, Майрон. Нам предстаит очень долгая ночь. Хотя, для нас всех ночь теперь вечная, — он усмехается собственной шутке. — Но на тебя у меня очень большие планы. И я не выпущу тебя из этого подземелья еще много-много дней. — Да, мой повелитель… От этой неприкрытой угрозы, по телу прокатывается сладкая дрожь. Саурон выгибается кошкой, крепче вжимаясь в своего господина. «Какой ненасытный!» — Покажи лучше, чему научился в мое отсутствие. — горячо рычит Мелькор. — Или ты только и делал, что присматривался к моему трону и моей короне? В янтарных глазах слабо загорается азарт. Движения Саурона плавные, размеренные. Он пытается казаться небрежным, но хорошо видно, какая за этой бравадой усталость. Вот так, медленно, но упорно и грациозно он преодолевает растояние до противопожной стены. Рыжий майя улыбается, но в капельках пота на высоком лбу, в прилипших в вискам волосах — во всем видно усилие. Маэдосу невольно вспомнился отцовский тренировочный зал. Феанор приводил их туда постепенно, по одному. Обучал азам боя, а потом уже ставил друг против друга в тренировочные поединки. Он, как старший, был первым учеником. Потом примером, спарринг-партнером, а дальше учителем для братьев. Феанор не щадил их: угроза могла таиться за каждым углом и своих детей он ни за что не оставил бы беззащитными. И бывало, после многих часов работы с мечом, Маэдос уже валился с ног и мечтал только обмыться и рухнуть в постель, но отец просил поработать ещё. Особенно с Амродом, лучше ещё разок или два, не зря же его едва не назвали при рождении Обречённым… — Ну, что же ты медлишь? Амрод сгорел живьём. Сгорел, и никакие отцовские усилия его не спасли, думает Маэдос, наблюдая, как Саурон обманчиво ласково касается груди одного из пленников. Как его имя? Они пытались разговаривать, пока ждали здесь своей участи, но языковой барьер разделял их надёжнее оков. Только имена и понимали. Изящная ладонь Саурона слабо отсвечивает. Словно по ней тонким слоем размазано пламя. Пока слабое, маленькое, но дай ему разгуляться — сожрёт все вокруг. Амрод сгорел, потому что родился Обречённым. Потому что предписано ему было так, и ничего его не спасло. Потому что Илуватар так решил. А может он действительно просто наблюдал и не собирался вмешиваться… Золотоволосый эльф сморит на майа словно кролик завораженый змеей не в силах пошевелится. — Нет, не трогай его! Он не был в Валиноре, он не в курсе наших дел! Он даже не знал донедавна о вашем существовании! — отчаянно лепечет Маэдос. — Возьмите меня. Я выдержу любые пытки. — Любые пытки, говоришь? — голос вкрадчивый, хитрый, но с хрипцой. Эру, да Саурон выглядит так, словно предпочел бы лечь прямо на камни и уснуть, а не демонстрировать свои умения на потеху малочисленной и весьма неблагодарной публики в лице Мелькора. Но пытается, чтоб его, из кожи вон лезет! — О, ты даже не представляшь, дорогой Маэдос, что мы собираемся с тобой сделать. Этот парень, оказавшись в гостях у Мандоса, ещё порадуется своей участи. В ту же секунду грудь эльфа начинает светиться изнутри красным, словно там пылает невидимый огонь. Несчастный заходится криком, но быстро срывается на отчаянные неглубокие вдохи и кашель. Саурон торжествующе улыбается, проламывая обугленную грудную клеку с почерневшими ребрами, вырывая сердце. Темно-багровые, запекшееся, кое-где даже есть корка, по которой идут белые трещинки. От запаха горелой плоти кого-то в углу выворачивает. — Неплохо, — усмехается Мелькор, — такие методы мне по душе. А теперь давай на ком-то из гостей. Когда темный майя приближается к его близкому другу и бовому товарищу, Маэдос не может сдержать рвушегося отчаянного крика и подступающих слез. «Прости меня, прости, меня прости меня…» Что он скажет ему в чертогах? Захочет ли вообще заговорить? А что скажет отец? А дедушка Финвэ, чьего убийцу они так и не смогли привлечь к ответу? — Ты чудовище, Саурон. «Вот оно, чистое незамутненое страдание. Именно такое, которое любит мой владыка. — Несмотря на слабость, Саурон чувствует садистское веселье. Конечно, развлекись они так через день-другой ему было бы ещё лучше, но главное, чтобы Мелькор был доволен. А значит, надо дать ему больше. — Я? Это ты не можешь ни распознать очевидную ловушку, ни рассчитать достаточно сил для схватки, ни подготовить пути к отступлению. За все, что сегодня произошло здесь можешь винить исключительно себя самого. Темный майя понижает голос до интимного шепота: — Знаешь ли, мой владыка не умеет быть нежным. А вот я могу, если как следует попросишь. Токие пальцы скользят по его широкой груди почти игриво, и Маэдос инстинкитвно жмурится ожидая боли. Но ее почему-то не следует. Вымотался? Или придумал что-то ещё более изощрённое? И вдруг рука Саурона неожидано касаяется его щеки в обманчиво ласковом жесте. Подушечки тонких пальцев задевают раскрытые от шока губы. Во рту тепло и солоно. Горло сжимает от отвращения. Эльф резко дергается словно от хлеского удара плети, в тщетной попытке уйти от прикосновения. — Не смей касаться меня, грязная подстилка Моргорта! Маэдос тайно надеятся, что Саурон убьет его быстро. Однако огненный майя лишь хрустально смеется. — Давай покажем нашему почетному гостю лабораторию, — вдруг весело предлагает Мелькор, но от его голоса кровь стынет в жилах. — Сделаем из него боевого орка и отправим прямиком к семье. Будет забавно наблюдать как он разорвет любимых братьев собствеными руками. Хотя у вас, кажется, принято убивать своих… — Закрой свой поганый рот! — О, Владыка у меня есть идея поитнереснее, — мурчит Саурон. Голос у него сладкий, влекущий, хоть и тихий. — Только взгляни, какой он хорошенький! Как думаешь, сможет принять одновренно нас обоих? — Не боишься что, что просто оключится? — понимающе усмехается Моргот. В глазах темного вала зажигается опасный огонь. Здесь, в туском свете факелов они они похожи на аспидно-черные ониксы, сосредточие холодной непроглядной тьмы. — Да я лучше сдохну! — отчаянно выкрикивает Маэдос. — О, непременно. Но позже, — голос огенного майа полон сладкого яда. В бледную руку запрыгивает склянка с неизвестной фиолетовой жидкостью. Разгадав замысел прихвостя Моргорта, Маэдос отчаяно дергается в цепях и стискивает зубы, пытаясь отвернутся. Но темный майя цепко впивается пальцами в щеки пленика, больно давя на челюсть, заставляет открыть рот и легко вливает неизвестную гадость. Странная маслянистая жидкость растекается по горлу, отдавя травяной горечью. — А теперь глотай. Умничка. — тихо шепчет Саурон. На его большом пальце блестит крупная капля и он быстро слизывает ее языком. Маэдос взирает на него с нескрывамым ужасом и затаеным страхом. «Да ты сам этого не хочешь!» — пытается он заорать в лицо врагу, но янтарные глаза полностью подовляют волю, лишая сил сопротивлятся. Хочет. Может быть не сейчас, хорошо было бы хоть через пару часов. А ещё лучше через неделю, когда силы вернутся окончательно. Но решения здесь принимает не он и вообще раз уж они здесь так удачно собрались… «О, да ты все верно понял, — голос темного майя хрустальным смехам разливается у него в голове. — Я бы с легкостью мог сделать из тебя безвольную куклу. Заставить ползать в ногах моего владыки и наблюдать, как ты сам бесстыдно выгибаешься, жадно принимая его плтоть. И ты бы возненавидил себя за это. Я мог бы, но не буду. Ты будешь в сознании и почувствуешь все» — Я позаботился обо всём, владыка, — Саурон порочно улыбается, одаривая Мелькора влекушим взглядом из-под длиных рыжих ресниц. Если ради того, чтоб удовлетворить своего повелителя ему придется непрерывно ублажать его несколько месяцев без перерыва на сон, еду и лечение он не задумываясь это сделает. — Я разработал несколько зелий, которые позволяют держать остоухих выродков в сознании в течении многих часов, даже на грани жизни и сметри. — О, ты наконец выучил мои первые уроки, Майрон? Не прошло и сотни тысяч лет. Ну давай, покажи мне и юному принцу, чему научился. «Нет-нет-нет, только не это…» — А после прикуем к отвестонй скале и бросим там умирать, истерзанного и оскверненного. В назидание другим!