Драгоценный

В купельне царит приятный полумрак. Пламя свечей подрагивает, отбрасывая причудливые блики на стены. Саурон наблюдает за игрой теней, время от времени отпивая из массивного кубка, украшенного рубинами. Красное вино разливается по языку терпкой свежестью. Рыжий майа откидывается на бортик купельни и жмурится, облизывая тонкие губы. Саурон готов мурчать от удовольствия. Теплая вода прияно расслаблеят иссцеленное тело. Чувствуется странная легкость, чуть приглушенная слабостью и какая-то озорная веселость, почти эйфория. Валинорское вино, будь оно неладно! То ли он отвык за столько веков, то ли там научились готовить нечто новое. Мелькор вроде мельком обронил что-то об особых чудесах, принесенных им с Запада. Ох, если они все так выводят из равновесия, как этот напиток… А в конце концов, он же может позволить себе маленькую слабость. После всего что ему пришлось вытепеть! Саурон мечтательно вздыхает. Мелькор воплотил свою угрозу — не выпускал его из пыточной несколько суток. Трое? Пять? Нужно будет спросить у Лангона, который вообще день. Когда подвергаешься бесконечным изощренным пыткам, паралельно испытывая на себе страсть темного вала, совершенно теряешь счет времени. Благо, Мелькор был милосерден и разрешал ему зачеливать раны, иначе такой марафон вряд ли удалось бы выдержать. Даже сейчас, полностью исцелив свои травмы, рыжий майа все еще чувствовал головокружение и ленивую слабость. Не открывая глаз Саурон коснулся маленьких сосков, горячих и твердых. Из-за этих украшений он все время ощущал легкое фоновое возбуждение. Холодный метал словно жжет изнутри, не сильно, но ощутимо. Особый сплав? Вполне в духе Мелькора. Не удержавшись, майа обводит темные ареолы сосков влаждыми от воды пальцами, слегка сжимает, а после немного прокручивает кольца, оттягивая. Так, как это совсем недавно делал владыка. Боль, яркая и короткая, как вспышка, проходит вдоль позвоночника оседая горячей тяжестью внизу живота. Саурон невольно прикусывает нижнюю губу, несдержанно выдыхая. Член дёргается, начиная наливаться кровью. Ему что, теперь все время придется прибывать в таком легковозбудимом состоянии, заводясь от того, что одежа натирает соски или доспехи давят?! Ему и раньше надо было немного, но это уже переходит рамки здравомыслия! Теперь, выходит, и в бой нельзя, пока тело не привыкнет. А не дай бог сейчас выяснится, что братец Феанора во льдах всё-таки не сдох? Вот ведь наставник услужил! Злость на странные прихоти Мелькора не помогла избавиться от возбуждения. Растеряв свою ленивую расслабленность, майа бестолково стукнул ладонью о мокрый камень. И вовсе он не собирается идти на поводу у распаленной плоти и ублажать себе рукой. Если бы только заманить Малькора в купальни… О, он бы показал темному вала, как следует расслаблятся! Дверь за его спиной медленно приоткрылась, и в помещение проскользнула долговязая тень. — А, это ты, — Саурон разочаровано выдохнул, поджав губы. Все последнее время идёт против его планов! Лангон, Майа с серебряными волосами, в незапамятные времена пробившийся к их мисии, почтительно поклонился и остался стоять у дверей, ожидая дальнейших указаний. — Лангон, где моя одежда? В конце концов, почему бы не покапризничать? — Простите, Владыка не велел… — Ну раз Владыка не велел, — насмешливо тянет Саурон. Он пока не решил, нравится ему это распоряжение или нет. Вероятно, первое. — Вина хоть принёс? — Да, господин Май… — Ну так не стой в дверях, когда мой кубак опустел. Тот молча наполняет кубок, украдкой глядя на своего госпадина. Саурон открыто смотрит в ответ, проявляя, вероятно, гораздо больший интерес, чем полагалось бы. Высокой, долговязый, с правильным чертами лица и глубокими серебристо-серыми глазами. Лангон не обладал яркой красотой огненного майа, и все же в его внешности определённо было что-то неуловимо притягательное. Хотя, Серебряный Ворон большую часть времени казался невозмутимым и слегка отстранённым, Саурон прекрасно знал, что его слуга обладает пылким и преданым сердцем. — Нравится? — развязно спрашивает Саурон, невзначай касаясь изящными пальцами темно-розовых сосков. Серебристые кольца с рубинами игриво поблескивают. — Хочешь, я тебе тоже что-нибудь проколю? — Как пожелает мой господин. Саурон улыбается уголками губ, лукаво поглядывая на Ворона. Мучать своего преданого слугу в его намерения не входило. А вот немного подразнить — это можно. Мелькор ошибочно считал, что лишь абсолюный всеобъемлющий страх и непоколебимая дисциплина могли гарантировать полную преданость. Но он ошибался — верность, основаная на страхе недолговечна. Сам он предпочитал инструменты куда более тонкие. Уважение, привязанность или любовь давали абсолютную преданость и такую же абсолютную власть. Именно поэтому он мог доверить Лангону свою безопасность. Серебряный Ворон был его глазами и ушами в крепости и далеко за её пределами. По началу без Мелькора приходилось тяжко. Утумно лежала в руинах, а все выжившие забились в подземельях и не смели высунуть носа, опасаясь шпионов или караула, оставленного валар. Но сидеть по углам в положении загнанных крыс было не только противно, но и опасно. По хорошему стоило медленно и незамно уходить небольшими группами, но для составления маршрута нужна была разведка. Огненный майа никогда не доверял оркам, к тому же, быть осторожными и скрытными они либо не умели совсем, либо могли очень недолго. Лангон, прозванный Серебряным Вороном из-за его способности обращатся в птицу, первым предложил свои услуги разведчика. А потом, когда заработал в глазах Саурона идеальную репутацию, стал наблюдать и ситуацию за стенами крепости. Месяцы в замкнутом пространстве не могли не сказывается на настроениях. Конечно, не только безмозглые орки, но даже некоторые майа уже начинали болтать всякое. Но лучше позволить подчинённым тихо болтать по углам, чем дергать из из-за мелочей и усугублять ситуацию. Но и руку с пульса убирать не стоило. Лангон оказался сокровищем. Среди безобидного ворчания он удивительно точно находил тех, кто строил козни, был достачно благонадежен. Сообщал, кто хаотичен и безрассуден и от кого стоит незамедлительно избавиться, послав на первую вылазку в горы. Первое время, когда Саурон всерьёз опасался нападения, Лангону, в образе ворона разумеется, было доверено охранять его покой. Необычная птица ночами сидела на изголовье кровати, охраняя тревожный сон рыжего майа. Иногда Саурон позволял спикировать себе на плечо и нежно поглаживал серебряные перья. Единственная ласка, которая доставалась его преданому слуге. Как бы тщательно Лангон не скрывался, все его эмоци его чувства были как на ладони. Благо, Ворону хватало ума скрывать свою пылкую любовь и даже не надеятся на взаимность. Он видел достаточно, чтобы поимать безнадежность таких надежд. А Саурон усиленно делал вид, что ни о чем не догадывается. Рыжий майа прекрасно понимал: стоит ему пальцем поманить, и Лангон в ту же ночь окажется в спальне, готовый абсолютно на все. Податливый, как воск и смотрящий на своего господина как на прекраснейшее божество. Но Саурон совершенно не хотел этого. За все столетия никто не тронул его сердца, не пробудил в нем и искорки того желание, что пробужал Мелькор. Да, слепое обожание и любовь подчиненного льстили, но не более того. А играть на его чувствах было не просто бесполезно, но и опасно. Мелькор однажды вернётся, и будь он хоть в Пустоте, в этом замке у него все равно остались глаза и уши. Но флиртовать и смущать невозмутимого майа всегла доставляло удовольствие.

***

— М-Мелькор! Где моя одежда? — развязно мурлычит Саурон, хитро сверкая янтарными глазами из-под рыжих ресниц. Взляд томный с поволокой; улыбка наглая, вызывающая. Мелькор мгновенно закипает, едва удерживаясь от непреодолимого желания соственноручно утопить наглого ученика. Совсем страх потерял?! Да он пьян и не скрывает этого! — Она тебе не понадобится, — криво усмехается вала. Его предупреждающий грозный тон игнорируют. — Ммм, вот как. «Любопытно, он просто отвык от дисциплины за столько лет или специально нарывается на новое наказание?» — Может, мой Владыка, желает искупаться в купельне? — тонкие проворные пальцы медленно оглаживают ножку кубка. — Уверен, здесь тебе понравится не меньше, чем в пыточной. Юркий язычок облизывает раскрасневшиеся губы. Рыжий майа томно выдыхает, откидывась на бортик и бесстыдно вытягивая ноги, демонстрируя изящные ступни. — Что-то не припомню, чтобы разрешал тебе опустошать мой погреб, — угрожающе рокочет Мелькор. Не залез ли этот пройдоха ещё куда в поисках валинорских сокровищ? За такое ведь и руки можно лишиться. — Так ведь и не запрещал, Владыка. Слащавый, мелодичный голосок выводит до зубного скрежита. Мелькор резко выбивает кубок из изящных пальцев, швыряя его в ближайшую стену. С губ Саурона срывается разочарованый вздох: — Какое расточительство. — Встать! — от рычащего низкого голоса тело пронзает сладкая дрожь. Наконец-то! Мелькор угрожающе скалится, небрежным жестом подзывая к себе нерадивого ученика: — Разве я говорил, что твое наказание окончено? Саурон поднимается из воды ни капли не стесняясь, откровенно демонстрируя себя. Капли воды стекают по бледной коже. Мелькор окидывает сильное стройное тело нечитаемым взглядом. Кольца смотрятся великолепно. «Хотя ошейник пойдет наглецу намного больше» — мысленно усмехается темный вала. Рыжий майа переступает бортик купельни, неожиданно опускается на колени, потом становится на четвереньки и начинает ползти к Мелькору. Саурон прогибается в спине, демонстрируя красивый изгиб и округлые маленькие ягодицы. Из-за потемневших от воды прядей лукаво щурятся сверкающие глаза. Обычно Саурон не вел себя столь откровенно и развязно. Алкоголь? Или все никак не насытится? — Я так посмотрю, это твоя любимая поза? — язвительно усмехается Мелькор. — Одна из… Вот ведь бесстыдник! — Настолько нравится присмыкаться передо мной? Встань на колени, — холодно приказывает Мелькор. Саурон выпоняет приказ с предсказуемым рвением, бросая томный взгляд из-под копны влажных волос. С разу тянет свои шаловливые ручки к завязкам на одежде, заметно подаваясь вперед. — Я тебе не позвалял! — резко обрывает Мелькор, влепляя рыжему майа отрезвляющую пощечину. — Сидеть! Руки на колени Саурон непонимающе распахивает глаза, красивой статуей застывая на полу. Такой податливый и обманчиво покорный, ждущий дальнейших распоряжений владыки с тайным трептом и едва скрывамым возбуждением. — Тебе не хватает контроля и строгой дисциплины, Саурон, — мрачно замечает Мелькор. Меньше всего его хмурое лицо говорит о возбуждении. — Ничего, теперь у меня есть достаточно времни, чтобы занятся твоим воспитанием. — Да, Владыка, — происходящее все меньше и меньше походит на то, чего ему бы хотелось. Саурон безропотно склоняет голову, позволяя застегнуть на своей шее тяжелый металличекий ошейник сдерживающий магию. К нему уже прилажена массивная металлическая цепь. — А вот теперь можешь становиться на четвереньки и ползти до самого троного зала, — усмехается Мелькор, резко дергая за цепь. — Тебе же это так нравится, да, Майрон?

***

— Да, вот так. Твое истинное место — у ног твоего господина. — Да, Владыка, — рыжий майа покорно занимает свое место у подножья трона, того самого, на котором он гордо восседал последние триста лет. А сейчас вынужден стоять на коленях, лишенный своей магии и даже одежды. Заклиймленный и закованый в ошейник, словно призренный раб. Какое неслыханное унижение! Его волосы все ещё спадают на лицо, скрывая пылающие от стыда скулы. Вот только сидеть так — потупив взгляд и изучая трещины в полу быстро надоедает. Тяжелый ошейник жжет кожу, сбитые в кровь колени неприяно саднят. Рыжий майа незаметно ерзает, пытаясь унять непрошенное возбуждение: близость Мелькора слишком будоражит кровь. Майа нервно кусает губы, проклиная алкоголь и ставшее слишком слабым и чувствительным тело. А вала, чьего возвращения он ждал веками, был теперь так близко, но при этом холоден и недосягаем. Невыносимо! Взгляд Саурона невольно падает на мощные ступни. Мелькор успел искупаться, сменить одеяние и, видимо, решил сегодня не утруждать себя ношением массивной обуви. Вероятно, Мелькор черпал силы через связь с горной породой и многовековой крепостью. Ее стены слышали множество криков и впитали предсмертную агонию сотен жертв, замученных до смерти или до безумия. Саурон сглотнул скопившуся слюну — ступни Мелькора были действительно красивы. В другой раз он бы может и задумался над своими странными порывами, но сейчас, после невыносимых лет ожидания так хотелось коснуться… Огненный майа незамето подполз ближе. Потерся щекой об внешний свод стопы, трепетно поцеловал безобразный свежий рубец. Мелькор наблюдал за его действиями с той же призрительной холодной ухмылкой. «Ластится, как блудливый кот, так выпрашивает внимания. Неуже и правда настолько соскучился, а Саурон?» — И чем это ты там занят? Мелькор ступней сдавливает тонкую шею, одновремено натягивая цепь. Саурон на полу задушенно хрипит, но с трудом всё-таки поднимает голову. В янтарых глазах мелькает искра затаеного страха, что, впрочем, не мешает Саурону разомкнуть побелевшие от удушья губы, бестыдно вбирая в рот большой палец. Вылизывает, втягивая щеки, слегка прикусывает подушечку, дразнит языком, бросая на Мелькора совершенно бестыдные взгляды. Темный вала наблюдает за странными действиями ученика с показным безразличием. Не сказать, что он был против, когда ему вылизывали ноги и ползали перед ним на коленях. Но никому до Саурона не приходило в голову делать это не из страха, а желая доставить удовольствие своему властелину. Рыжий майа медленно выпускает большой палец с влажным похабным звуком. Горячий язык скользит между пальцами лаская чувствитетельную кожу — Саурон не останавливается, уделяя внимаение каждому пальцу. И хотя темный вала продолжал демонстрировать свою полную незаинтересованость, от хитрых глаз рыжего майа не укрылось, как сильно расширились тёмные зрачки его властелина, делая холодные глаза практически черными. Однако! Мелькор вынужден признать: у Саурона всегда был слишком умелый рот. Тем не менее, он не намерен вестись на явную провокацию. По крайней мере, так быстро. — Довольно, — грубо обрывает Мелькор. Небрежным пинком он швыряет ученика на холодный пол. Даже это ни капли не умаляет игривого настроения майа. За догие столетия Саурон отлично изучил своего наставника. Он прекрасно понимал: если бы тот был действительно против, то действовал бы намного грубее и жесче. Новое наказание не заставило бы себя ждать. Настоящее, жестокое, без толики привычного удовольствия. Отсутвие же наказания он принял как прямое руководство к действию. Выждав для видимости некотрое время, вновь незаметно придвинулся на коленях в сторону трона, устраиваясь в ногах вала. Некоторое время оставался неподвижным, а затем сел на пятки между широко разведнных ног Мелькора, глядя на своего наставнико покорно и робко. Невесомо огладил сильные ноги, проворными пальцами разминая мощные икры, призывно потираясь теплой щекой о внуреннюю поверхность бедра. — Что, настолько не терпется взять в рот? — ядовито интересуется Мелькор. — Нужно было поставить тебя на колени еще в пыточной, эльдар наверняка оценили бы представление. От этой унизительной картины, от грубых слов, сказаных низким рокочущим голосом, Саурон вспыхивает, чувстуя, как член стимительно наливается кровью. — Продолжай, — отрывисто приказывает Мелькор. Рыжий майа тянется к одеянию Мелькора, высвобождая массивный, полностью эрогированый член. Сглатывает слюну. Изящные пальцы проворно скользят по увитому венами стволу, ласкают крупные яйца. Огненный майя обхватывает губами краснеющую головку, сдвигая крайнюю плоть. Обводит круговыми движениями, дразня кончиком языка уретру. Саурон прикрывает глаза, наслаждаясь забытым ощущением массивной головки под языком. Чтоб его, ожидание того стоило! Рыжий майа взирает на темного владыку абсолютно бестыжим, расфокуссированным взглядом и вдруг насаживается самого горла, принимаясь активно отсасывать. — Я смотрю, ты навык не растерял? — язвительно коментирует Мелькор, опуская сильную ладонь на рыжую макушку и с наслаждением проталкивает член глубже в спазмирующее горло. Разве можно отказать себе в удовольствии причинить боль? — Как думаешь, что бы сказал Аулэ увидив тебя сейчас? — холодно усмехается Мелькор. — Или мой венценосный братец? Темный вала чувствует как горло рыжего майа выбрирует от стонов, в блестящих от слез янтарных глазах застыло выражение темной похоти и странного исступленого обожания. От холодного цепкого взгляда не укрывается, насколько сильно возбужден ученик, как сильно он распаляется от его грубого и жестокого обращения. Нет, это определенно никуда не годится! Майая уже был почти на грани, а ведь они только начали! И хотя Мелькор прекрасно знал, что Саурон не посмеет коснуться себе без разрешания, тому этого и не требовалось. Темный вала усмехается уголками губ, чуть слышно произносит заклинание и щелкает пальцами. В ту же секунду, Саурон распахивает глаза, взирая на своего господина испуганно и удивлено. Вокруг основания его члена сжимается светящееся магичекое кольцо. — Удовольстивие должно быть выстрадано, — с улыбкой напоминает Мелькор. — Да, мой повелитель, — Саурон несдержано стонет. Новое наказание ему по вкусу? Впрочем, это полностью компенсируется излишне умелым ртом. Мелькор отстраняет Саурона в последний момент дергая за волосы. Огненый майа смотрит на него с легкой обидой, непроизвольно облизывая припухшие яркие губы. — Довольно. Ты уже достаточно увлажнил его, — Мелькор небрежно похлопывает себя по коленям. — Давай, садись. И запомни, Майрон: это — единственый трон, который ты действительно заслуживаешь. Бледные щеки Саурона мгновено вспыхивают от жгучего стыда, однако унизитльный приказ он бросается исполнять с похвальным рвением. От неприодолимого желания коснуться своего владыки мелко подрагивают и покалывают кончики пальцев. Так хочется вцепиться в мощные плечи в поисках опоры, но Мелькор запрещает ему даже это, влепляя несколько хлеских пощечин. Майрон дергается, кусая губы, и мертвой хваткой вцепляясь в подлокотники трона. Струйка крови стекает с разбитых губ, и Мелькор не удерживается, небрежно размазывая ее. Красиво. Саурон влажно выдыхает, касаясь языком подушечек пальцев своего владыки, и темный вала пропихивает их глубже в рот, вытаскивая с влажным звуком. — Сам, — напоминает Мелькор. У Саурна дрожат бедра. Не опуская глаз он обхватывает твердый пульсирующий член быстро направляет его к сжимающемуся от предвкушения входу, решительно насаживаясь. Массивная головка входит туго, приодолевая сопротивления неподатливых мышц, ощутимо давит на чувствительный бугорок нервов внутри. Саурон стонет протяжно и громко, запрокидывая голову. Его тело — натянутая струна. Капли пота блестят на бледной коже, огненные волосы беспорядочным каскадом рассыпаются по плечам. Взгляд льдинисто-серых глаз наставника заставляет его обманчиво хрупкое тело плавиться и сгорать от порочной, пагубной страсти. Его показное безразличие и холодность лишь сильнее распаляют пылкого майа. Он сгорит до тла, но заставит этого ледяного гиганта вспыхнуть ответной страстью! Не щадя себя, Саурон резко насаживается до самого конца. Рыжий майа балансирует на тонкой грани обжигающей тянущей боли и острого удовольствия. В этой откровеной позе все ощущается намного острее. Саурон загнанно дышит, невольно сжимаясь вокруг массивного ствола, стараясь привыкнуть к внушительному размеру. Член Мелькора ощущается просто огромным. — Двигайся. Болезненый унизительный шлепок обжигает ягодицы. Саурон вскрикивает, ощущая, как беспощадная тяжелая ладонь вновь обрушивается на его беззащитные бедра. — Да, Владыка! Рыжий майа приподнимается, плавно опукаясь до самого конца. Его бьёт дрожь от возбуждения и боли. Майа красиво изгибается, плавно двигая бедрами и тут же принимается скакать быстро и неистово, не щадя себя. Красиво. — Так изголодался по нашим играм? — чтобы добавить остроты, Мелькор сжимает маленькие чувствительные соски, безжалостно прокручивая кольца. Саурон кричит протяжно и сладнко, сильнее сжимаясь. С «подарком» он не прогадал. — Там, в пыточной, ты был снова таким неподатливым и узким. Неужели за все эти столетия никто так и не коснулся тебя? — Нет, Владыка! — Отчего же? Мелькор грубо сжимает маленькие упругие ягодицы своего любовника, скользит пальцами по внуренней строне бедра, обводя растянутое вокруг его огромного члена кольцо мышц, наслаждаясь чувственной дрожью красивого тела. — Я твой Мелькор! Я хочу быть только твоим! — рыжий майа стонет чувствено и исступлено, закатывая глаза от подступающего удовольствия. — Умница. Мелькор несдержанно рычит, вплетая цепкие пальцы в огненые пряди, заставляя откинуть голову. Зубами он впиваяется в бледую кожу, оставляя отметины. — Тебе это настолько нравится, да, Майрон? Смотрю, буть твоя воля, так бы с моего члена не слазил целыми днями? — Да, Владыка! Да! — бестыдо вторит Саурон, бескотрольно вскидывая бедра, Рыжий майа сбивается с ритма, срывает голос от громких протяжных стонов, но упорно продолжает движение. — Умоляю! Мелькор, я больше не выдержу, позволь мне… Янтарные глаза подернуты пеленой возбуждения. Красивый член мелко подрагивает, истекая смазкой. Собственное возбуждение сводит с ума, ощущаясь почти болезнено. — Терпи — холодно обрывает Мелькор. Темный вала кусает его в плече, излеиваясь глубоко внутрь. Наслаждаясь тем, как сильно и судорожно тело любовника сжимается вокруг его плоти. Постепенно Мелькор выравнивает дыхаение. И вдруг грубо сталкивает Саурона с колен. — Мелькор… Хрупкое тело бескорольно дрожит от перевозбуждения. Невыносимо. Унизительно. Сладко. Темный вала упивается его мольбами. Видеть его таким разбитым, слабым и буквально сходящим с ума от невыносимого возбуждения — особое редкое удовольстие. Вдоволь насладившись слезами и униженим, Мелькор небрежно щелкает пальцами, убирая кольцо. Почти одолжение. В ту же секунду красивое гибкое тело буквально выламывает от мощнейшего яркого огразма. Саурон кричит выгибаясь на лопатках, извиваясь на каменом полу и изливается себе на живот. Рыжий майя обессиленно падает на холодные камни. Его грудь бесконтрольно вздымается от сорваного дыхания. Волосы словно живой огонь струятся по холодным каменый плитам. Красиво. — Ты же не думал, что я закончил с тобой? — Мелькор опасно улыбается. Хищно, многообещающие. Резко дергает за массивную цепь, заставляя поднятся на ноги. Саурон взирает на наставника с едва скрываемым предвкушением и непрекрытым вожделением. Рыжий майа выглядит потрепанным и вымотаным — слишком активно Саурон отдает свои силы в ходе их жестоких игрищь, даже не осознавая этого. Да он едва на ногах держится — все еще дрожат бедра после пережитого оргазма. — Я смотрю, тебе все мало, да, Саурон? — язвительно коментирует темный вала, грубо волоча любовника в центр тронного зала к столу из черного обсидиана. Опрокидывает грудью на стол, заламывая руку за спиной, резко и грубо, сковывая кондалами хрупкие запястья. Саурон шипит от резкой боли в плечах, сводит острые лопатки, невольно стараясь избавиться от болезненых ощущаний. Мелькор прокручивает ошейник, соединяя массивную цепь со скованными руками. Теперь огненному майа приходится выгнутся струной изо всех сил прогибаясь в позвоночнике и держать голову поднятой. Горячие соски трутся о холодный камень. Невыносимо. — Раздвинь ноги пошире и подними бедра, — власто требует Мелькор. Остаётся только покорно исполнить приказ, откровено демнострируя себя. — До чего же порочное и ненасытное создание мне досталось. Взгляд серебрянно-серых глаз скользит между упругих, широко разведеных бедер, рассматривая чуть припухшее, покрасневшее, сжимающеся кольцо. На внутреней поверхности бедра он замечет подсыхающее семя. Бледные щеки Саурона пылают от жгучего стыда и унижения. Скованный в этой непристойной позе под хищным взглядом наставника он чувствовал себя совершенно окрытым и уязивимым. И это парадоксальным образом лишь сильнее разжигало. Налюбовавшись, темный вала грубо проталкивает сразу два пальца в сжимающийся от предвкушение вход, раздвигая чувствительные горячие стенки. Бедра рыжего майа начинают мелко подрагивать когда подушечки пальцев умело надавливают на простату, массируя жёстко и быстро. Саурон кусает губы, неосознано дергается — сквозь него словно молнию пропустили. Он все еще слишком чувствительный и открытый, ощущение слишком интенсивные и яркие — странное граничущее с болью удовольствие. Хрупкое тело мгновено отзывается даже на столь грубую ласку. Мелькор коварно усмехается, вытаскивая пальцы. Ублажать все ещё в его планы не входит. В ту же секунду огромная ладонь безжалостно опускается на беззащитные бедра. Рыжий майа вскрикивает, испуганно дергаясь. Скорее от неожиданности, чем от боли. У Мелькора тяжелая рука, и щадить он не собирался. Краснеющий отпечаток ладони ярко выдаляется на молочной коже. У Саурона узкие бедра, маленькие ягодицы и длиные стройные ноги. Открываюийся вид Мелькору определено нравится, но надо добавить алого. Он на белом всегда смотрится завораживающе. Темный вала вновь заносит ладонь. — Больно, Мелькор, больно. — исступлено голосит огненный майа, вопреки всему сладко постонывая от каждого удара. Саурнон извивется на столе, вскрикивая от очередного сильного шлепка. Правая ягодница вспыхивает от унизительной обжигающей боли, твердые соски трутся об каменый стол. Металлические кольца нагрелись от трения и ощущаются теперь так сотни маленьких игл. Мелькор не останавливается. Порет сильно и беспощадно, уделяя особе внимание нижней части ягодиц и внутренй стороне бедер. Бледная кожа быстро краснеет, ощущается теперь горячей и воспаленой. Темный вала с раздражением отмечает, что несмотря на боль, бестыжий майа откравенно наслаждался поркой! Мелькор, скашивает взгляд, замечая влажный подрагивающий член. Этому паршивцу обязательно все портить?! Он прекрашает экзикуцию, срывая с губ Саурона разочарованый стон. Мелькор хватает его за скованные запястья, резко подтаскивая к краю стола. Правой рукой удерживая за поясницу насаживает на свой каменый член, входя сразу на всю длину. Больно, глубоко, резко. — Больно, Владыка, больно — сбивчивым шёпотом, смаргивая выступившие слезы. — Слишком глубоко. Мелькор усмехается, натягивая цепь, заставляя испуганно забится от удушья. Ягодицы горят огнем от жеских грубых ударов о кожу. Чувствительные соски трутся об холодную поверхность каменного стола, металличекий ощейник врезается шею. Перед глазами танцуют яркие пятна. Невыносимо. — Мне нравится, когда ты кричишь. Ты словно создан для того, чтобы принмать мой член. Саурона ведет от ощущение чужой силы и абсолютной власти над его собственым телом. От собственой подчиненсти, абсолютной принадлежности и беспощности. От ощущения нарастающего трения внутри и жгучего неправильного удовольствия. Оргазм накрывает внезапно, обрушиваясь на него словно цунами, увликает на самое дно. Этой страстью могло бы смыть целый остров.

***

Сознания возвращается медленно. Кажется, он все-таки отключился, выпал ненадолго из реальности. Первое, что чувствует рыжий майа — вездесущую ноющую боль. У него болят плечи и саднят содранные в кровь запясья. Бедра все еще горят огнем после жеской порки. Он пытается свести ноги, ощущая как горячее семя медленно стекает по внуртенней стороне бедра. Почему-то хочется пить. Горло саднит. Наверное, он сорвал голос. Саурон кашляет и понимает, что ему стало легче дышать. Видимо, владыка все же сжалился над ним и решил снять оковы А вот следы от ошейника будут сходить еще долго — Мелькор любит помечать его унизительными способами. — Очнулся? — насмешливо спрашивает темный вала. Саурон медленно поворачиваеся на звук родного голоса, но подняться просто нет сил. Он так и лежит, облокотившись грудью на стол, как сломанная кукла. Мелькор снова занял свое привычное место на троне. Его одежда и волосы в идеальном порядке. Лицо сияет здоровьем и холодной красотой, присущей лишь валар. А в руках у него — почерневших и обожжённых — что-то переливается и сияет, словно он держит крохотную звезду. — Посмотри, Майрон. Я отнял у них не только свет, не только любовь и доверие детей Илуватара. Но и кое-что по-настоящему прекрасное. Саурон от удивления приподнимается, ненадолго забыв о боли. Истощенное тело тут же напоминает ему о необходимости беречь силы, но он уже не может оторваться. Он знает этот свет! И разве Мелькор не говорил, что миру больше никогда его не видеть? — Помнишь, как Аулэ запрещал тебе даже думать о том, чтобы создать что-то похожее на Древа? Но для другого своего любимчика он сделал исключение. — Кто? — получается хрипло, без угрозы. Но если он встретит этого наглеца, он его разорвет. — Феанор. Придется тебе охладить свой пыл, этот талантливый задира уже издох. Не переживай, в гостях у Мандоса его наверняка ждали с распростёртыми объятьями. Телери есть, что с ним обсудить, да и семейные неурядицы… Мелькор не заканчивает мысль, поглаживая пальцами светящиеся предметы. Кажется, их три. И вала будто не может на них насмотреться. — Как бы я не ненавидел это эльфийское отродье, его таланту стоит отдать должное. Особенно теперь, когда самые прекрасные его творения — мои. Знаешь, а ведь Варда освятила их, чтоб нечистивые руки не коснулись. Наивная дурочка! Впрочем, всегда ведь такой была. Так вот откуда… Несмотря на усталость, боль и слабость Саурон сосредотачивается на этой мысли и почти силой заставляет себя ее развить. Непонимание и жалание отбросить все и отключится недолго борются в его душе, но первое всё-таки берет верх. Зачем?! Он может понять тягу к красоте. Даже тот, кто окружает себя нарочито безобразным понимает и ценит красоту. Но что есть у этих камней кроме неё? Опасная возможность вернуть в мир свет, который сам Мелькор так старался уничтожить? Или возможность покалечить даже вала, если тот коснется её. Коснётся… Саурон невольно сжимает кулаки. Его руки — самое ценное, что у него есть. Руки, умеющие сражаться, но умеющие и творить. И никогда бы он не решился рискнуть ими, пусть на кону бы стояло даже нечто подобное этому свету. Так почему Мелькор… — Возвращаясь к твоему наказанию… Саурон невольно вздрагивает. Кажется, его предел достигнут и после ещё одной порки он может просто не очнуться. — Так и быть, я готов подумать над тем, чтобы простить тебя. Если выкуешь мне новую корону, в которую не стыдно будет их вставить. Такую, что позавидует сам Эру. Справишся? Эру плевать, вдруг хочется сказать Саурону. Хорошо если он вообще иногда заглядывает в Адру, чтоб узнать, до чего ее довели творения рук его. — Сочту за честь, мой Владыка.