***
II. Леон Годар: Гнев Временный нунций Леон Годар отдыхал в лазарете. Ему, конечно, претило подобное времяпрепровождение, он стремился в бой, в гущу событий, в расследование. Но голова кружилась и болела, стоило только чуть сильнее и резче повести глазами или взглянуть на яркий свет. Потому в палате светильник горел приглушённо и не мешал думать. А думать было о чём. На соседней койке недвижимо и безмолвно лежал брат Анри. Он угасал, — с каждым часом всё сильнее. С момента стычки на площади Святой Девы прошло два дня, за которые многое изменилось, но почти ничего не прояснилось. В Цитадели теперь хозяйничали паладины. Горожан, попавших под влияние тёмных сил, удалось привести в чувство и, наложив епитимью на каждого, отправить восвояси. Падре Моретти в эти дни трудился без продыху. С еретиками же предстояло общаться святой инквизиции, паладины лишь провели очистительные обряды и отступились. Дальше была не их работа. А временный нунций чувствовал, что всё катится в тартарары. И не мог с этим смириться. Несмотря на все усилия паладинов и вигилантов во главе с мейстером Люкой, по городу всё ещё бегали ушедшие от зачистки порождения Преисподней. Да и сообщения из других поселений Пьетаса приходили удручающие: на периферии сектанты действовали куда более дерзко, чем в столице. Степень опасности не уменьшалась ни в коей мере и даже росла день ото дня. На этом фоне политические игры претендентов на курфюршество отошли на второй план, однако Годар был уверен, что их тоже нельзя упускать из виду и силился держать в поле зрения насколько возможно. Совершенно никаких новых данных не появилось про Дарленда — он был неуловим, хотя все здесь про него знали. Даже уже известная информация, столь любезно предоставленная епископом Джианни, казалась теперь временному нунцию крайне однобокой и неполной. Всё это приводило брата Леона в тихое, бессильное бешенство. Он даже думать не хотел о том, что гнев — один из смертных грехов. Потом искупит, сейчас не время. I. Вернер Кох: Неверие Первым ко временному нунцию на доклад явился доктор Кох. Язвительно отмахнувшись от чрезмерной опеки вигилантского лекаря, разве что не обозвав того коновалом, Вернер добрался до Леона. Мимоходом он взглянул на брата Анри, вздохнул тяжко и всё же присел возле койки следователя. — Я изучал данные в Центральном госпитале. И вот что я скажу: это действительно нейротоксин. Да, мне не удалось его выделить, но все признаки указывают именно на это. Симптоматика заболеваний летучая, нет каких-то выраженных, присущих именно одной определённой болезни симптомов. Зачастую медики и даже автоматические кибердиагносты вообще затрудняются поставить диагноз. Есть, правда, одна тенденция: люди болеют тем, чего больше всего боятся. Это удалось установить случайно, но сомнений нет никаких. Вот поэтому я берусь утверждать, что мы имеем дело не с каким-то определённым заболеванием, а с отравлением нейротоксином. — Но ведь они призвали демона, — тихо сказал брат Леон доктору, — там, на площади. — Простите? — переспросил Вернер. — Культисты призвали демона, порождающего болезни, Мерихима. Можете посмотреть на голозаписях. — Не вижу противоречий, — на удивление спокойно уточнил доктор Кох. — Явления демона может быть следствием, а не причиной. Не он породил болезнь, но болезнь, вернее, отравление нейротоксином, создало все условия для воплощения его в реальность. — Вы тверды в своей вере. Или в неверии, — сказал на это брат Леон. Без улыбки, но и без осуждения. Доктор нервно повёл плечом, отключил и снял диагностический имплантат, заменявший ему указательный палец правой руки, тут же вернул его на место. Посмотрел на соседнюю койку, где лежал брат Анри: там ничего не изменилось, монах спал. В дверях палаты показался каноник Моретти, и доктор решил уступить ему место возле койки временного нунция. — Я загляну попозже, — пообещал Вернер и покинул помещение. III. Даниэль Моретти: Торг — Вы звали меня? — устало спросил падре Моретти. На него в эти дни навалилось слишком много работы. — Звал, — подтвердил брат Годар. — Я хочу знать ваше мнение по поводу происходящего и ваши предложения, что нам следует с этим всем делать. — Но… я… — растерялся каноник. Впрочем, тут же собрался с мыслями и произнёс: — Ситуация мне кажется тяжёлой, но не безнадёжной. В то время, как жителей Пьетаса обуревают страсти и грехи, безумие и болезни телесного и душевного свойства, единственное, что надлежит делать нам, — всеми силами укреплять в них веру. Я предлагаю заручиться поддержкой самого Всевышнего, ибо лишь Он в силах обуздать нечестивцев, образумить отступников и вернуть спокойствие и здоровье в умы и тела честных христиан. А посему нам надлежит собрать всю колонию Пьетаса на всеобщий молебен — в кафедральном соборе Сан-Мишель, с голотрансляцией в другие поселения. А ещё лучше — и там, на местах тоже провести живые богослужения. Я уповаю на то… — Погодите, брат Даниэль, — прервал каноника временный нунций. — Мы не можем рисковать здоровьем людей ещё больше, чем есть сейчас. Не забывайте, что по Пьетасу разгуливает призванный культистами демон и его подручные, распространяющие болезни. Даже если прав доктор Кох, и людей одурманивает какой-то яд, то распространяют его тоже определённые люди. И собрать всех прихожан на молебен в одном месте — это сделать им подарок. — Не стоит недооценивать чудотворную силу молитвы, — не согласился падре Моретти. Невзирая на усталость, каноник был воодушевлён и даже спорил с главой Чрезвычайной комиссии. — Смею напомнить вам, брат Даниэль, что полторы тысячи лет назад, во время Великой чумы на Земле, силу молитвы даже переоценили. Последствия вам известны. Ситуация сложная и требует комплексного решения, причём, незамедлительно. Вы же, брат Даниэль, пытаетесь торговаться с самим Господом Богом, предлагая Ему решать наши проблемы вместо нас взамен на молитвы и восхваления. Этому возражать каноник не стал: — Вы правы, — вздохнул он. — С болезнями следует бороться лекарствами, с врагами — силой оружия, а молитвой исцелять духовные недуги. Что ж, пойду молиться за души заблудшей паствы. IV. Мейстер Люка: Депрессия Исполняющий обязанности главы вигилантов, мейстер Люка сидел в кабинете бывшего коменданта в уголочке на неудобном стуле для не самых важных посетителей. Занимать кресло за рабочим столом ему казалось неправильным. Ему вообще всё и вся казалось неправильным, несправедливым. Он был удручён всем, что творилось в его родном городе, на его родной планете. Соседи обезумели, начальник оказался предателем, среди его подчинённых тоже не все сохраняли твёрдость веры, как ни старались и он сам, и полковой священник падре Жюль вдохновенными воззваниями и пламенными проповедями поддерживать в вигилантах стойкость и веру в Господа и собственную правоту. Дюжина его бойцов не пережили этих событий, ещё почти две дюжины сейчас находились в лазарете. Милорд нунций и монах, сотворивший чудо на площади Святой Девы, — тоже. И лишь в руках Всевышнего были их жизни. Казалось бы, ему, старому бравому вояке, всего себя посвятившему защите города от всяческих опасностей и бед, следовало бы радоваться тому, что обстоятельства поставили его во главе всей вигилантской службы Пьетаса. Но на деле мейстер Люка ощущал непреодолимое, всепоглощающее уныние и пребывал в глубочайшей депрессии. И потому сидел возле стены на неудобном стуле в кабинете бывшего коменданта и не мог найти в себе моральных сил, чтобы прийти к вызывавшему его милорду нунцию. V. Анри Перра: Принятие Перед отходом ко сну Вернер Кох, как и обещал, снова заглянул в двухместную палату Леона и Анри. Но пришёл в этот раз посмотреть на брата кармелита. Первое, что его встретило на пороге — внимательный, удивительно ясный взгляд монаха. — Вам лучше? — спросил доктор. Брат Анри покачал головой и разлепил сухие губы: — Нет. Я умираю. Вернер подошёл к его койке. Индикаторы на ней светились тревожным оранжевым цветом. Поводя несколько минут над телом кармелита собственным диагностическим имплантатом, доктор Кох нарочито бодро возразил: — Общий упадок сил, конечно, неприятное явление, но отнюдь не смертельное. Лёгкая печальная улыбка тронула губы брата Анри. Спорить он не стал — может быть, не было на это сил, может быть, не видел в том необходимости, или же просто промолчал по многолетней привычке. Но потом он вдруг судорожно вздохнул, вздрогнув всем телом, и снова заговорил: — Лишь святым под силу уничтожить демона. Я не святой. — И всё же, вам это удалось, мсье Перра. А теперь вам следует всего лишь отлежаться, передохнуть и набраться сил. — Я исполнил свой долг, ради которого прилетел на Пьетас, — кармелит был непривычно многословен, словно в последние минуты своей жизни расходовал нерастраченные за долгие годы монашества слова. — Но я не уничтожил демона, он сбежал. И он вернётся. Снова судорога, сбившая дыхание, пробежала по иссушённому телу брата Анри. Леон Годар, молча наблюдавший за доктором и кармелитом, привстал на своей койке. Он уже знал из видеоотчёта, что произошло на площади, и отчётливо понимал, что брат Анри прав: даже спугнуть демона было для простого монаха невероятно сложной задачей, на которую тот растратил все свои душевные и физические силы. И сейчас монах-кармелит, брат Анри Перра принял свою судьбу и отойдёт в мир иной с чистой душой. Монах в последний раз прерывисто втянул воздух, закрыл глаза, прошептал: — Прощайте, братья. Мир вам, — и испустил дух.***
Командор Алонсо де Вега, узнав о смерти кармелита, свои психологические заметки упаковал в архив и забыл о них окончательно.***
Брат Леон быстро шёл на поправку. Он не мог себе позволить разлёживаться в лазарете, когда, невзирая на все усилия, ситуация на Пьетасе только усугублялась. Перебравшись с больничной койки за рабочий стол в своей комнате, Леон Годар почувствовал себя намного лучше. Он по-прежнему принимал бойцов командора де Вега с отчётами, пил отменный пьетасский кофе чуть ли не литрами и обрабатывал петабайты информации, предоставляемой временному нунцию со всех сторон. Его ассистент, Жан-Жак Робер, разве что не поселился в его комнате, проводя там большую часть суток. Коллег по Чрезвычайной комиссии временный нунций не видел уже три дня — и Даниэль Моретти, и Вернер Кох занимались своими задачами. Прошла стандарт-неделя с момента стычки на площади Святой Девы, но никакой ясности не было и в помине. Претендента на курфюрство, фон Мансфельда, инквизитор проверял с особым тщанием, ведь кто больше него мог быть заинтересован в расшатывании ситуации в системе Фидес? Однако ни единого подтверждения этой очевидной версии не обнаруживалось. Заподозрив самого себя в утрате объективности, Леон Годар решил связаться с епископом Джианни и обсудить имеющиеся факты — сейчас ему очень нужен был свежий взгляд со стороны. В кабинете коменданта пребывал мейстер Люка. Судя по тому, как он встрепенулся и подскочил откуда-то из дальнего угла к дверям, он явно не занимал рабочий стол. Увидев на пороге Леона Годара, мейстер засуетился, не зная, куда себя деть. А узнав, что «милорду нунцию» кабинет нужен для конфиденциальной беседы с Нантом-Нуво, с явным облегчением ретировался. Леон отправил запрос и принялся ждать. Сверив по комму время, глава Чрезвычайной комиссии обнаружил, что на том конце эфирной связи раннее утро. Ответ не приходил довольно долго, что само по себе было странно — вызов должен был поступить на секретаря Его Превосходительства, в чьи обязанности входило денно и нощно быть на связи. Так и не дождавшись ответа, Леон подумал, что обратный вызов может оказаться крайне несвоевременным теперь уже для него. Поэтому он, прервав звонок, отправил аппаратную команду удаления данных о нём и направился на выход. Едва Леон открыл дверь, как услышал звучный голос мейстера Люки, который, похоже, сурово отчитывал своего подчинённого. Свернув за угол, временный нунций увидел обоих вигилантов воочию. — Что-то случилось? — поинтересовался он. — Да вот странность некая приключилась… — ответил мейстер Люка. — Прибежал охранник с КПП, говорит, какой-то боец с полчаса назад в Цитадель пришел — вроде как из увольнительной вернулся. Ну, на воротах его пропустили, а этот смотрит — форма-то на пришлом вигилантская, а знаки различия чужие какие-то. И сам незнакомый. И в увольнительную у меня никто не ходил, командор де Вега настрого запретил, а мы ж что? Мы паладинам подчиняемся. Ну, вот… Мой боец его окликнул, мол, кто такой? А тот замялся — и тут же бежать бросился обратно в город… — Не поймали? — догадался Леон, глядя на виновато потупившегося вигиланта. Он и мейстер синхронно покачали головами. — Ну, хоть в Цитадель не пустили. Что ж… Кабинет снова твой, мейстер Люка. Я — к себе. Распорядись принести кофе.