***
— Журавлёв, доложи по состоянию Иванченко, — Стас сидел в коридоре лазарета и нервно вертел в руках кепку. — Все стабильно, лёгкое сотрясение, — Дима опустился на корточки рядом с Шеминовым. — Ее телекинетическим способностям ничего не угрожает. Стас ничего не ответил, продолжая мять в руках подгоревшую кепку. Суетящиеся медсестры таскали на каталках и колясках мужчин и женщин, с бинтами на пол головы, пускающих слюни, бормочащих что-то невразумительное. Гул коридора поглощал все мысли, оставляя только чувство беспочвенной тревоги и желания тоже влиться в этот человечий улий, полный безнадеги и смирения. — Кузнецова тоже держится, — прошептал Журавлёв. — Ты молодец, что начал ее реанимировать до прибытия балиев. Так бы она не дожила до лазарета. Шеминов не хочет об этом говорит. Ему от этого разговора тошно, будто он снова в том подставном бункере, и Андрей снова пытается их убить, оставив после себя пепелище. Стас в очередной раз поплатился жизнью своих товарищей. Ему хватает на сегодняшний день рефлексии. — Зря мы Матвиенко и его команду не позвали, — вздохнул Дима. — Подстраховали бы. — Ты забыл, что у него связи в Министерстве? — наконец включился Шеминов. — И он бы узнал о западне ещё до того, как мы бы успели всё подготовить? — Матвиенко — не Министерство, — Журавль развел плечами. — И у него есть хорошие товарищи. — Ага, учитель истории и детский врач, отрекшийся от магии? — зло хмыкнул Стас. — Такие нам нужны в оппозиции БЗЧК? — Ну конечно нет, нам же нужны такие как Кузнецова, — саркастично ответил Дима и выпрямился по весь рост. — Отважные, идейные, магически одаренные и совершенно не имеющие личную жизнь. В разговоре повисла пауза, прерываемая только суетой медсестер. — У меня есть семья, Стас, — Дима прикрыл глаза и потёр переносицу. — И сегодня я рисковал жизнью больше, чем когда-либо. Я Лесей рисковал. Она же малышка совсем, — Шеминов поджал губы. — А уже, как ребенок полка, с нами участвует в сложнейшей операции. У меня чуть сердце не остановилось, когда ее Андрей в стенку бросил. Я уже думал мысленно над речью для ее родителей. Ты понимаешь, Стас? — Я никого здесь не держу, — Шеминов бросил на Журавля взгляд исподлобья и прошипел. — Если вам нравится сидеть на нагретом месте в Столице, или вообще в немагическом городе — пожалуйста! Только, блять, он не будет слушать наших молитв, когда придёт по твою и мою душу. Или душу всего рода. Он не человек, Дим. И вряд ли когда-то им был. Журавль скрестил руки на груди и опустил взгляд в пол. Шеминов с остервенением бросил кепку под ноги. — Сколько осталось в живых? Они обернулись. Павел Добровольский стоял посреди коридора в плаще, по которому стекали свежие дождевые капли. Стас посмотрел в окно — солнце припекало, деревья мягко колыхались под потоками ветра. — В Шлиссельбург неожиданно пришел атлантический циклон, — пожал плечами Павел Алексеевич, стряхнув с зонта лишнюю влагу. — Я к вам, как Мэри Поппинс — сдуло к вам плохими новостями о том, что вы пытались кое-кого перевоспитывать. — Операция не удалась, — покачал головой Журавлёв. — Зинченко в коме, Дрон тоже не оклемался, Кузнецова в тяжёлом состоянии, но себя осознает, Олеся почти не пострадала, — на последнем имени его голос дрогнул, и Павел Алексеевич понимающе кивнул. — Легче сказать кто выжил, чем кто «не». — Понятно, — нахмурился профессор, бросив изучающий взгляд на Шеминова. — Каков его следующий шаг? Дима с надеждой посмотрел на сползшего от усталости по замшелой каменистой стене Стаса. — Я без понятия, — выдохнул он, пяткой ударив козырек валявшейся кепки. — Сначала он попытался соединиться с сыном, затем откликнулся на нашу приманку, спалил большую часть команды… Он действует непоследовательно… — …И поэтому идёт на пару шагов впереди вас, — Павел Алексеевич закатил глаза и снова тряхнул полами пальто. — А если побольше подумать? Вот что бы сейчас хотел сделать разъяренный и убитый физически фанатик чистой крови? — Принять ванну, наверное, — отмахнулся Стас, вперившись взглядом в дверь палаты, находившейся напротив них. Вот он был бы не против сейчас поваляться в теплой мыльной водичке с солью. — Неправильно, — качнул головой Добровольский и носиком зонта ткнул Шеминова в бок. Тот недовольно ойкнул. — Мы сейчас играем в игру «Что бы сделал Шастун»? — усмехнулся Журавлёв. — Можно сказать и так, — Павел Алексеевич зашагал от одной стены коридора до другой. — Мои студенты начинают понимать больше в материале, если я закрепляю их знания незамысловатой игрой. У нас с вами жанр стратегии. Итак, — он на пятках развернулся к Стасу и Диме. — Куда же захочет пойти разъяренный огненный маг с манией величия и комплексом Бога для того, чтобы доказать своё превосходство? Шеминов перестал нервно дергать ногой и с ужасом повернулся в сторону Журавлёва. Тот открыл рот, не в силах произнести и слова. — Напомни, какое сейчас число?***
Антон с недоумением вчитывался в строчки вывешенного на входе в Главный Зал пергамента. Снова и снова проходился по аккуратным завитушкам букв, но ничего нового для себя не обнаруживал, только больше погружаясь в состояние потерянности.Дорогие студенты!
В связи с незапланированным приездом в Шлиссельбургский Университет Магии представителей Пантеона, каникулярная неделя, посвященная всеобщему празднику Ивана Купала, начнется раньше на семь дней.
Изменения в расписание уже внесены, просьба ознакомиться с обновленным списком занятий для каждого курса и потока.
Извините за предоставленные неудобства.
Администрация ШУМ.
— Ерунда какая-то, — нахмурился Макаров. Он уже успел протиснуться сквозь толпу галдящих у объявления первокурсниц и закатывающих на их восторженную истерию старшекурсников, и теперь стоял, прижавшись плечом к Антону, и бессмысленно водя пальцем по куску бумаги, смазывая темно-зеленую тушь. — Что эти «представители Пантеона» забыли в нашем унике? — А вы думали, наш «уник» — не богоугодное место? — Павел Алексеевич подкрался к ним со спины и звонко шлёпнул Антона и Илью по затылкам. — Смелыми резко стали? — Просто не понимаю, что это все значит, — честно признался Шастун, оторвав наконец взгляд от объявления и оглянувшись на профессора. — Кто эти… Представители? — Перуна знаешь? — Антон заторможено кивнул. — Ну вот из этой касты. Макаров присвистнул. Павел Алексеевич самодовольно улыбнулся и, услышав истошные крики особенно буйной студентки, поспешил к ней со словами: — Ну-ну, Лизонька Вальдемаровна, успокаиваем нервную систему и перестаем орать! Я знаю, что ты фанатка того голубоглазого красавца из Пантеона, но чтоб настолько!.. Шастун проводил его взглядом, а затем зацепил глазами знакомую смоляную макушку и улыбнулся. — Капец ты поплыл, — хихикнул Илья, поспешив отойти от друга на пару шагов. — Ну все, давай, до обеда! Антон недовольно открыл рот, но, не найдя нужных слов, молча вернулся взглядом к уже приблизившейся макушке. Арсений активно беседовал о чем-то с бежавшей за ним Гончаровой, иногда приподнимая уголки губ. — О, Шаст! — Лиза махнула рукой, зацепила Антона и оттянула его за рукав толстовки из толпы. — Мы тебя и искали. — Зачем? — испуганно замотал головой Шастун. Он бросил взгляд на спокойного Арсения. — Станислав Владимирович просил передать, тебе нужно немедленно попасть в усадьбу Позовых, — Попов прикрыл глаза и подставил лицо ясному солнцу. Сегодня с неба ни капли не упало, и Антон был этому рад — вынужденное заточение в комнате после занятий из-за нескончаемого ливня, что начался почти неделю назад и окончился только к этому утру, заставило его задуматься над неудобными фактами из жизни. Например, над возвращенной Арсением толстовкой, которая пропахла профессором, и которую Антон так и не решился постирать. Он с излишней бережностью прятал ее под подушкой и доставал перед сном, глубоко вдыхая — это, как минимум, похоже на поведение гормонально нестабильного подростка. Как максимум — на обсессию. Но от ткани так приятно пахло морским бризом, виноградом и зелёными яблоками, что Шастун решил простить себе эту небольшую слабость и просто… Плыть по течению? А теперь, когда причина нескольких бессонных ночей стояла и с озорством косилась на него, пока Гончарова пыталась вернуть Шастуна на землю, ему оставалось только визжать в себя и пытаться выглядеть хоть на сколько-нибудь процентов интеллектуальным. — …Алло, Антон, — Лиза щёлкнула пальцами, и он дёрнул плечом. — Так вот, Стас ждёт тебя у той розовой церкви, откуда вы выходили в прошлый раз. Арсений Сергеевич тебя отвезёт. — Арсений? Отвезёт? — тупо повторил Антон. Попов хмыкнул. — Простите, Сергеевич. — Пошли, — Арсений направился в сторону выхода к бухте. Шастун удивлённо обернулся на Лизу. Та пожала плечами и отвернулась к толпе, пытаясь аккуратно протиснуться к объявлению. Размеренный шум волн успокаивал. Арсений подготовил лодку, отвязал ее от пирса и уже протянул Антону руку, когда тот застыл и с опасением оглядел судно. — А как ты будешь грести? — он дернул подбородком, указывая на отсутствие мотора. — На что мне по-твоему магия? — улыбнулся Попов и, сам обхватив Антона за локоть, спустил в лодку. — Держись крепко. Шастун послушно кивнул и вцепился пальцами в скамейку под собой. Арсений махнул рукой, волны поднялись и лодка двинулась в сторону большой земли. Иногда их подбрасывало, но Антон стоически держался. На берегу показался знакомый силуэт. — Привет, Тох, — Стас улыбнулся и потрепал выбравшегося из лодки Шастуна по голове. — Ты там как? Не заскучал? — У нас там некогда скучать, — хмыкнул он, прижимаясь к Шеминову и обвивая его руками. — Во сколько мне нужно быть здесь? — прервал их обмен неловкими нежностями Арсений. Он потёр плечо, и Антон впервые заметил на правой руке серебряное кольцо — оно блеснуло на солнце, и тут же утонуло в складках синей мантии. Шастун решил, что спросит его об этом позже. — На закате, — кивнул Стас и натянуто улыбнулся. Попов кивнул, развернул лодку с помощью послушных волн и обернулся на Антона. Его глаза пробежали по лицу Шастуна, что-то для себя решили, и вскоре закрылись. Арсения унесло так быстро, что Антону показалось, будто его никогда и не было — рябь от движения успела сгладиться, и единственным напоминанием о реальности Попова была вмятина в береговом чернозёме. Антон обернулся, только когда Шеминов потянул его за рукав. — А что это у тебя… — Шастун потянулся к лицу Стаса, но тот вовремя отодвинул его ладонь и очень грозно посмотрел из-под низко натянутого козырька кепки. Антон непроизвольно сглотнул и продолжать свой вопрос не стал, молча повернув в сторону церквушки. Шеминов напряг желваки, и обожжённая кожа на шее напряглась. — Мы не предполагали, что Пантеон заявится в университет так рано, поэтому суть дела объясню на ходу. Позовы согласились помочь тебе с церемониальным одеянием, хотя обычно его изготавливают представители Династии родной стихии… — Одеяние? — Антон удивленно вздернул брови. Перед ним сразу предстал образ древнегреческих людей в тогах и пурпурных накидках. — Традиционное торжественное магическое одеяние, — пробубнил Стас. — Не перебивай. Так вот, Катя пригласила швею ненадолго, на тебе подгоним немного, и сегодня вечером вернёшься в красивом кафтане. Понял? — Понял, — кивнул Шастун. На самом деле, он почти ничего не понял.***
— Ну, и где ваш горе-волшебник? — сухая старушка, больше напоминавшая городскую сумасшедшую с армией кошек дома, чем профессиональную швею, вошла в гостиную. Рядом семенила взволнованная Катя. В ее руках золотом переливался какой-то бархатно-атласный куль ткани. — Вот, это Антон, — Позова кивнула на Шастуна подбородком. Тот скованно махнул рукой. Швея оценивающе глянула на него поверх очков с толстой линзой и железной цепочкой, хмыкнула своим мыслям и материализовала из воздуха сантиметровую ленту и ножницы. Антон нервно сглотнул. — Интересный мальчик. Ну-ка, встань ровно. Шастун послушно выровнял осанку. Старушка набросила на него бывший куль ткани, который магическим (ха!) образом превратился в приталенный кафтан. Она критично осмотрела Антона, покивала и ткнула сморщенным когтистым пальцем куда-то в бархатный бок. — Немного надо удлинить. Я же не знала, что у вас такая каланча. И цвет поярче сделать. — А сколько это займет по времени? — Катя закусила губу и начала теребить пояс домашнего халата. Старушка перестала бормотать и, пару раз моргнув, повернулась к ней. — Мне хватит и пары часов. У вас есть свободный стол?.. Антон и Катя засели в детской, пока Олимпиада Аполлоновна (так представилась швея) засела в оккупированной гостиной, куда телепортировала швейную машинку и какие-то разномастные куски ткани. — Дима совсем пропал на работе, — тяжело вздохнула Позова, собирая разбросанные по полу игрушки. Антон заправлял кровати. — Хорошо если к полуночи придет, убитый совсем. Вы с ним общаетесь? — Да, — Шастун нахмурился, вспоминая, когда их диалоги с Димой были содержательнее, чем кинутое в коридоре «Привет». — Но… В последнее время он будто выдохся. Словно на двух работах. Катя поджала губы и села на кровать Савины. Ироничная картина — грустная Позова, сидящая напротив улыбавшихся с плакатов нарисованных персонажей из неизвестного Антону то ли мультфильма, то ли книжки. Шастун, взбив подушку на кроватке Тео, подсел к ней и приобнял за плечо. — Я уверен, что это просто из-за подготовки к встрече Пантеона он такой затюканный. Не по… Не по другим причинам, — скомкано закончил он. — Да не в этом дело, — Катя прерывисто вдохнула. — Из-за их этих его планов и стратегий я постоянно на нервах. Хоть Дима не работает в поле, я все равно жутко… Она округлила глаза и прикрыла рот ладонями. Антон убрал руку и повернулся к Позовой всем корпусом. — Планы? Стратегии? — Шастун не знал, какое слово в данной ситуации больше подходит — «Блять» или «Пиздец». — Что они планируют и что… — Опять я проговорилась, — Катя уткнулась носом в колени и обхватила себя руками. — А ещё хотела в детстве стать шпионкой… — Если тебе нельзя говорить, — осторожно начал Антон. — то не нужно. Я не буду допрашивать. Только один вопрос… — он абстрактно махнул рукой. — А эти… Стратегии… Они как-то касаются моего отца? Катя мелко и быстро закивала, так и не посмотрев на Антона. Тот тяжело выдохнул и положил руку ей на плечо. — Спасибо за честность, — Шастун потёр переносицу. Неловкую тишину прервал истошный крик Олимпиады: — МОЖНО МЕРИТЬ! Антон с опаской подошёл к зеркалу в пол, которое неожиданно материализовалось в гостиной. И, увидев себя в отражении, широко открыл рот. Алая ткань была искусно отделана отливавшими золотом рунами и вензелями. Длинные рукава были подшиты мехом, от которого, на удивление Шастуна, не несло ни псиной, ни какой-либо другой живностью. Широкий пояс четко очерчивал талию, которую Антон не ожидал у себя вообще увидеть. Кафтан горел и переливался, словно на него направили кучу солнечных зайчиков. — Финальный штрих… — высунув язык, Олимпия поднялась на носочки и нацепила на голову Антона золотой венок. — Во. Готово. Повертись. Шастун почувствовал, что находится в нелепой адаптации одной из сцен Голодных игр, где Китнисс примеряла на себя горящее платье. Он потрогал свисавшие рукава, огладил блестящие пуговицы и петли. — Ого, — Дима застыл в проходе, стянув с плеча кожаный портфель. — Не думал, что одежда может так сильно изменить такое божедурье, как ты. — Скажи, красавец? — Катя просияла, и зачем-то поправила Антону и так идеально отглаженный воротник. — Тебе очень идёт, Тошенька. — Спасибо, — сдавленно ответил он. Его глаза опустились на его цветные носки с рисунком кошачьих лапок. На левом красовалась дырочка на пальце. — Точно, сапоги, — заметалась швея, щёлкая пальцами. — Вот эти красные казачки наверняка подойдут. — А мне обязательно выглядеть как знак «Парковка запрещена»? — попытался пошутить Антон, но Олимпия Аполлоновна так грозно на него зыркнула, что он тут же прикусил язык. — Традиции на то и традиции, чтобы их соблюдали, — проворчала она, поставив перед Шастуном сапоги. — И не вам, молодым, решать, как представляться богам. Антон в ответ на это промолчал. Он взглядом нашел Позовых, те почти синхронно пожали плечами. Савина, резко вышедшая из-за угла коридора, с радостным писком бросилась Антону на шею. — Дядя Антон, — защебетала она в объятьях Шастуна. Он заулыбался. — Я так рада вас видеть, вы просто себе представить не можете… Когда за швеёй благополучно закрылась дверь усадьбы, Антон смог выдохнуть — больше не нужно слушать бурчание этой старушки и её тычки острым ногтем-когтем на последней примерке. Савина болтала о том, как прошел ее день в школе. Шастун с интересом слушал, пока Катя заваривала чай, а Дима убирался в гостиной за Олимпией Аполлоновной. Закатный луч коснулся лица Антона, и только тогда он понял, сколько уже времени прошло. — Стас должен меня забрать, — обеспокоенно сказал он. — Задерживается, наверное, — пожала плечами Катя, разливая чай. — Пей пока, если что, у нас переночуешь. — Но Арсений… — Антон пожалел, что вообще начал говорить. Не с самого рождения, нет, но вот сейчас хотелось отрезать себе язык и разбить голову об столешницу. — Если нужно, мы пошлем весточку, — улыбнулась она понимающе и потрепала по голове. — А Арсений — это твой новый друг там? — М… — Шастун замялся. — Он… Да? Наверное? Можно так сказать? Можно так сказать о человеке, который стабильно раз в день захватывает его разум, заставляет сердце заходиться при взгляде в ясные голубые глаза, а ещё заставил пропахнуть собой толстовку так, что, прикладываясь к ней носом, Антон понимает, что этот запах ни их его лёгких, ни из его головы никогда не выйдет? — О, так здорово! Мне ещё Дима говорил, ты живёшь с мальчишками каким-то. Как они? Не обижают? — Мне не семь, Катя, — Шастун надул губы. Сидевшая рядом Савина недовольно подняла брови. — Прости, не хотел обидеть. Позова хихинула и покачала головой. — А девочки как? За тобой, наверное, табунами бегают? Антон чувствовал, будто оказался не в усадьбе Позовых, а в родном Воронеже, где его любила допрашивать по поводу невест и внуков подслеповатая бабушка. Он тряхнул головой и пробурчал в кружку: — Никто не бегает, им некогда, у нас очень много занятий. — Он просто хочет скрыть личность одной особы в тайне, — Дима неожиданно влился в разговор, закинув на плечо полотенце. — Как благородно, сразу видно, джентльмен. — Лиза — не моя девушка! — вспыхнул Антон. — О, как быстро признался, даже пытать не пришлось. Позовы улыбнулись и снова уткнулись, каждый в свою чашку. Шастун, как дурак, открывал и закрывал рот в попытке ответить что-то едкое в ответ, но в итоге сдался и прошептал: — Мы просто дружим. — Дружи, дружи… — хохотнул Дима, раскрыв перед собой «Вестник Сирин».***
Шастун шел к берегу, ежась под неожиданно прохладным ночным ветром. Плечо приятно оттягивала тяжесть чехла, в котором лежал церемониальный кафтан. Солнце давно зашло, небо было усыпано плеядой мелких звёзд, а у берега невесомо качалась цветастая ладья. — Извини за опоздание, Стас задержался, — виновато махнул рукой Антон. Арсений молча забрался в лодку и сел, подняв руки к груди, как дирижёр, готовый дать команду своим музыкантам-волнам. Когда Шастун забрался в лодку, уложив на дно ладьи чехол, они оттолкнулись от берега, и ладья понесла их в сторону университета. — Прости, — прервал повисшее молчание Антон. — Ты извинился, — ответил Арсений, не отвлекаясь от управления. — Только что. — Я про тот… Разговор в Зале. Арсений опустил руки, и волны тут же с громким плеском ударились об гладь бухты. Лодку качнуло. Антон вцепился в борта, чтобы не вывалиться — благо, позволял размах рук. — Антон, я давно на тебя не злюсь и все простил, — торопливо заговорил Попов. — Это не тот поступок, за который можно винить сто лет, потому что… — Он тяжело вздохнул. — Мы все — дети своих родителей, и неумолимо будем на них похожи, но я думаю, что ты всё-таки не копия своего отца, ведь… Ты буквально его не видел ни дня своей жизни… — А как же… — Это фигура речи, — отрезал Арсений. — Я в том смысле что… Ты его не знаешь. Ты не знаешь всех тех страшных и греховных поступков, что он успел совершить, и от него в тебе не больше, но и не меньше, чем от матери. Мы не должны расплачиваться за грехи своих родителей. Мы — не они. Арсений замолчал, грустно глядя в темную воду. Антон смотрел на него пару секунд, не решаясь нарушить столь важную сейчас тишину. Затем он медленно подтянул руки к себе и, встав со скамейки, наклонился к Арсению. — Что ты делаешь? — зашипел Попов, испуганно переведя взгляд на Антона. — Мы же сейчас перев… — Хочу тебя обнять, — просто ответил Шастун, положив руку ему на плечо. — Это теперь незаконно? Арсений моргнул пару раз, а затем подался на встречу Антону и обхватил его шею руками. Шастун расслаблено выдохнул, уткнувшись носом в сгиб между шеей и плечом. Арсений мелко задрожал. Антону не знал, сколько уже прошло — минута или целый час. В объятьях Арсения было уютно — тот иногда, забывшись, кончиками пальцев касался тугих завитков на макушке Шастуна. Антону в ответ на эти движения хотелось мурлыкать, как огромному и сытому коту, но он только беспорядочно поглаживал большими пальцами талию Попова. От Арсения в сто тысяч раз ярче, чем от толстовки, пахло морем и яблоком. — Мы выглядим, как парочка идиотов, — пробормотал Попов через какое-то время. — Парочка? — хмыкнул Антон, ткнувшись носом в ворот. Арсений снова вздрогнул. — Хватит, — Попов расплел руки и отстранился от Шастуна. Антон немного запоздало вспомнил, что обнимал всё это время Арсения за талию и, стараясь скрыть своё неожиданно зардевшее лицо, поспешил тоже убрать руки. — Прости. Я тоже был неправ. — Хорошо, — кивнул Антон, просияв. — Значит, мир? — Мир, — загадочно улыбнулся Арсений, махнув пальцами. Лодку прибило к берегу. (Продолжение следует…)