Полегче

Договорились встретиться возле слизеринского общежития на следующий день перед отбоем. Себ освободился первым и теперь нервно мерил шагами коридор. Мелькора он услышал издалека, в его школьной сумке что-то подозрительно звякало при каждом шаге. Они обменялись приветствиями, и Себастьян кивнул на неё вопросительно. — Что ты взял? — Я постарался подготовиться, — Мэл судорожно вздохнул и принялся перечислять. — Запас рябинового отвара, экстракт бадьяна, кое-что поесть, пергамент и ещё всякого по мелочи. Себ криво улыбнулся, пытаясь сдержать смех. — Надо зачаровать, а то побьётся. Ты звучишь, как будто ограбил бар. Мэл покраснел до кончиков ушей, но стоял смирно, чтобы Себастьян мог наложить чары на сумку. Пока он возился подошел Оминис. — Идемте. — Он старался не подавать виду, что нервничает. Три жаровни в одном из коридоров открывали проход вниз в маленький каменный зал с дверью. Мелькор нашел пожелтевший от времени листок. Прочел. Озадаченно нахмурился. — Оминис, это похоже на часть дневника твоей тети. Ты говорил, она пришла искать скрипторий будучи уже взрослой, так? — Да. — Оми принял протянутый листок и тоже прочитал. — Похоже на обычную дневниковую запись. — Я вот о чем подумал. Помнится, ты раньше упоминал, что твой отец знаком с директором, и ты можешь воспользоваться этими связями. Оми усмехнулся и пожал плечами. — Я просто запугивал тех парней. Корвин и директор Блэк действительно давние друзья, но едва ли мой отец прислушается, если я попрошу за меня договориться. К чему ты это вспомнил? — Просто если взрослый человек хочет что-то найти в Хогвартсе, вряд ли он сможет это сделать без ведома директора. А в записке говорится, что твоя тетя сообщила брату, когда отправилась исследовать скрипторий. И еще она пишет: «Надеюсь, он последует за мной». — Мэл сложил руки на груди, продолжая хмуриться. — Получается, твой отец и директор Блэк знали куда и когда она отправилась. Почему на её поиски не отправили авроров? А ещё, разве об этом не должны были писать все газеты? Человек пропал в стенах школы — это ведь всё очень серьезно. Себастьян за время этих разговоров уже обошел комнату по периметру несколько раз. За спиной послышалось репаро и Мэл обернулся. На восстановленном барельефе был изображен человек, говорящий со змеёй. Оминис внезапно схватился за виски, голову до боли сдавило от резкого постороннего вмешательства. В мыслях отчетливо зашипел голос: «говори... говори... говори со мной, докажи что старший докажи, что разумен, докажи, что способен понимать, говори...» Настойчивый шепот в голове стих так же быстро, как и появился. Грубое и беспардонное вмешательство в сознание ощущалось просто тошнотворно. Настолько, что он не сразу понял, голос не использовал обычные слова или образы, он шипел на парселтанге. Страх ледяной рукой сдавил горло, на змеином языке говорят только темные, проклятые маги. Этот голос болезненно напомнил, что Оминис — один из них. Именно поэтому он не хотел прикасаться к наследию Мраксов, именно поэтому пытался удержать Себастьяна от исследований всего подряд. Все это так или иначе сводилось к темной магии, к пыткам, к убийствам, к безумным, гнилостно-сладким улыбочкам на лицах его братьев. Оминис ощутил прикосновение к плечу. У Мэла были холодные руки и нервный голос. — Что случилось? — он обеспокоенно заглядывал в лицо Оми. Его собственная голова просто раскалывалась из-за количества энергии, которую пришлось приложить, чтобы удержать ментальный барьер от этого урагана чужих эмоций. — Я в порядке. — Оми повел плечом, сбрасывая руку. — У меня в голове прозвучал голос. Он велит говорить. На парселтанге. Похоже от звуков этого языка дверь должна открыться. Мэл подобрал челюсть. Себастьян, смеясь похлопал его по плечу. — Ну ты же знал, что Оми у нас Слизеринский принц. Это отчасти правда, Мраксы — потомки самого Салазара Слизерина, — он обратился к Оми. — Ходили слухи, что у вас вообще все в семье — змееусты. Оминис фыркнул. — Ну и чушь. Это — родовой дар, так что всё зависит от личной силы. Ну и от везения немного. Мне, как видите, не повезло. — Да брось, это же такая редкость. — Себ все ещё улыбался. — И чем может быть полезно говорить со змеями? — Оми передернул плечами и повернулся к двери. Мелькор впервые услышал звуки парселтанга и это было просто невероятно. Все тело пробрала дрожь, невозможно было не прислушиваться к этому странному сочетанию шипения и свиста. Каменные змейки поползли вверх, открывая замок. Как только все трое вошли в лабиринт, дверь с оглушительным стуком захлопнулась за их спинами, отсекая путь назад. Мэл влил побольше энергии в ментальный барьер, отгораживаясь от нахлынувшей извне волны паники. По рецепторам все ещё неприятно царапали азарт, напряжение и страх, но они хотя бы не мешали думать. Лабиринт оказался маленьким, одно название. Всего несколько коридоров, с массивными коваными воротами на затейливых магических замках. Код на каждом из них был довольно простым, сложность была только в том, чтобы наложить чары достаточно быстро, пока не закончился таймер. Если ввести неверный код, на замке оживала каменная змея и больно впивалась клыками в ближайшее живое существо. Это Себастьян испробовал на собственном опыте при первой же попытке открыть ворота. Мелькор практически силком заставил его остановиться и обработать рану. Он был почти уверен, что клыки у змеи не ядовитые, но все равно наложил очищающее и выдал другу бадьян. Себ шипел и матерился, но к замку Мэла не подпустил. — Я уже покусан, так что хуже не будет. — Он криво клыкасто улыбнулся и принялся сосредоточенно накладывать чары. Со второй попытки замок поддался, змеи на воротах отползли, открепляя дверь от стены и кованая решетка отъехала вверх. Парни старались держаться поближе друг к другу, подсвечивая дорогу люмосами. На каждом замке таймер двигался быстрее, Себастьяну потребовалось ещё много попыток чтобы открыть следующие четыре. Мэл израсходовал на него почти весь бадьян. Оминис молча шёл следом, стараясь сохранять спокойствие и хотя бы не мешать. Он не пытался соваться с помощью, было достаточно очевидно, что высеченные в камне знаки разные, но локация различала их, только если влить больше магии. А силы могли ещё пригодиться. По дороге нашли ещё несколько дневниковых записей Ноктуа. Оминис бережно складывал каждый листок и убирал во внутренний карман мантии. Ничего нового из этих записок они не узнали. Последние ворота открывали проход в просторный коридор, который оканчивался массивной железной дверью. Парни вздрогнули, когда решетка с грохотом опустилась за их спинами. — Похоже мы заперты здесь. Опять. — Себ нервно сглотнул. Мелькор поморщился сдерживать ментальный щит становилось все труднее, теперь и Себастьян начинал тихо паниковать. Со стороны Оминиса накатила волна страха и отчаяния, она почти снесла барьер, послышался нервный вздох. — Здесь скелет. Только не говорите мне, что это… — Подожди. — Мелькор сказал это чуть резковато. Оставаться в здравом уме становилось все сложнее из-за бушевавших вокруг эмоций, и это начинало злить. Он мысленно поблагодарил Себа, который не только научил его драться, но и помог вспомнить, каково это, злиться на кого-то, кроме самого себя. Благодаря этому чувству, всё окружающее напряжение вызывало не панику и слезы, а только чистое кристально прозрачное бешенство. Мэл подошел к скелету и сел возле него на корточки, внимательно разглядывая. Поднял записку, прочитал её и скептически выгнул бровь. — Здесь написано от лица твоей тети, — Оминис судорожно вздохнул и подошел ближе. — Только вот скелет выглядит старым, он сухой и весь в паутине. Когда именно пропала Ноктуа? Оминис отменил чары локации и несколько секунд сжимал и разжимал кулаки, пытаясь успокоиться. Мэл его не торопил. Себастьян подошел и тоже присел рядом на корточки разглядывая скелет. — Удивительно, что ты вообще обратил на это внимание. — Он с вопросительным выражением лица протянул руку и Мэл молча вложил в неё записку Ноктуа. — Написано правдоподобно. — Себ пробежал глазами следующий абзац и побледнел. В глаза бросились искаженные в страдании лица, высеченные в металле двери, и надпись на латыни Crucio криво вырезанная в полу перед ней. Оминис наконец заговорил, комментарии Себа раздражали. — Она пропала, когда мне было восемь. Мелькор кивнул и оценивающе осмотрел листок с запиской. — Сейчас нам по шестнадцать. Труп разлагается до состояния скелета примерно за семь-десять лет. Значит, если бы это была она, на скелете ещё оставались бы мягкие ткани. Себ поднял на него ошарашенный взгляд. — Откуда ты, мать твою, это знаешь? Мэл пожал плечами. — Детективные романы — иногда довольно специфическое чтиво. — Он вымученно улыбнулся. — Я только предполагаю. В этот момент из-за двери отчетливо донесся крик. Оминис вздрогнул и снова применил чары локации, в комнате ничего не изменилось, он сосредоточил волны магии на двери, рассматривая её. Осознание липкими щупальцами проползло под кожу. Чтобы пройти дальше, нужно применить круциатус. И если Мелькор не прав и этот скелет принадлежит его тете, и она действительно умерла, запертая в этой комнате, значит та же участь теперь ожидает и их. Мэл вскрикнул и схватился за виски, но Оми не обратил на это внимания, его прошиб холодный пот, руки мелко тряслись из-за чего картинка от чар локации начала рябить. — Н-нет, только не это. Себастьян набрал воздуха и поднялся, собираясь что-то сказать. Но увидев лицо Оми, передумал. Оно выражало такое отчаяние и беспомощность, что было предельно ясно, он не применит непростительное, даже если это будет стоить ему жизни. Мелькор тоже поднялся, он оставил на полу сумку и скинул с себя мантию. Только благодаря собственной злости он ещё держался на ногах. Эмоции Оминиса всё же разрушили ментальный щит и теперь безумный страх и отчаяние парней больно хлестали по нервам, не давая полноценно вдохнуть. Чужие эмоции перекрывали здравое сознание, ледяными руками сдавливали грудную клетку и забирались костлявыми пальцами под кожу головы. Он встал напротив Себастьяна. — Круциатус значит. В записке сказано, что, не применив его, мы не сможем отсюда выбраться. — Он не спрашивал, просто констатировал факты бесцветным голосом и смотрел злобным тяжелым взглядом. — Либо я применю его на тебе, либо ты на мне. Себастьян поперхнулся заготовленной фразой и поднял на Мелькора ошарашенный взгляд. — Ты знаешь круциатус? — Его голос прозвучал неестественно высоко, и он поспешно откашлялся. Мэл фыркнул и поднял на него злобный взгляд. — Естественно, я его знаю, — его начало слегка потряхивать, интонация так и сочилась ядом. — меня им пытали. — Что? — Себ в ужасе сделал полшага назад. Мэл полубезумно рассмеялся. — А ты думал тёмный маг такой: «О, рандомный ребенок шел мимо, повешу-ка на него смертельное древнее проклятье». Ха-ха. — Он стащил галстук и начал расстегивать рубашку. — Нет, они искали кого-то и методично вырезали всех неподходящих. А потом нашли меня. — Рубашка мягко соскользнула с худых плеч на земляной пол. Шрам расходился уродливой чёрной сетью из места на груди чуть повыше сердца и захватывал сплошной рубцовой тканью большую область вокруг: грудь, плечо, живот. Дальше расползались неровные, похожие на щупальца, ответвления. Голос стал тише. — И уж не знаю, с какой целью, но они применяли на мне все известные пыточные по нарастающей, пока мой разум не разорвало на части. А потом меня собрали как лоскутное одеяло и отправили в долбаную школу. Я должен был там сдохнуть понимаешь? Я жив только потому что взрослым захотелось почесать свое самолюбие. И мучаюсь от проклятия тоже поэтому. — он говорил все тише и тише, пока совсем не выдохся. В конце почти шёпотом добавил. — Так завидую одногруппникам, которых просто прирезали. Себастьян смотрел на него так, будто увидел впервые. Жадно разглядывал шрам стараясь запомнить каждое слово, перед ним будто стоял совершенно посторонний человек с оголенной душой. Он никогда не предполагал, что этот тихий, стеснительный, и заботливый мелкий может быть ещё и вот таким. Злобным, вызывающим, громким, бесстыдным и подавляюще бешеным. Это пугало и завораживало одновременно. Он медленно кивнул. — У нас нет выбора. Так что, если ты можешь, давай. — Он задержал дыхание как перед прыжком в ледяную воду. Мэл поднял палочку. Перед глазами стояла алая дымка, все плыло. В последний момент чья-то рука мягко оттеснила его в сторону и в ту же секунду прозвучало жуткое. — КРУЦИО. Послышался крик. Мэл вцепился в мантию Оминиса, спина которого загораживала его от жуткого зрелища. Он был так сосредоточен на Себастьяне и собственном безумном гневе, что остальные чувства проходили его разум насквозь. И сейчас он жалел, что сорвался и упустил их из виду. Оминиса трясло, он никак не мог опустить руку с зажатой в ней палочкой. Себ всё ещё кричал. По его телу волнами проходили красные молнии проклятия, металлическая дверь с искажёнными лицами жадно впитывала эту энергию постепенно плавясь и растекаясь по полу. Мелькор сделал единственное, что научился за все эти годы делать безупречно. Отключился от себя полностью, забыл о существовании собственных мыслей, чувств и эмоций и погрузился с головой в чужие. Отчаяние Оминиса сдавило разум почти до физической боли, чувство вины ядовитым клубком гнили обвилось вокруг сердца. В голове набатом звучала всего одна мысль: «Чтобы действительно причинить боль круциатусом нужно этого ХОТЕТЬ». Мэл с удивлением осознал в чужом отчаянии громкое отчетливое желание защитить. Оми думал о том, что не может позволить Мелькору использовать непростительное. Чтобы ему не пришлось проходить через все те чувства. Чтобы он не упал в ту же яму. Чтобы ему не пришлось чувствовать вину всю сознательную жизнь. Оминиса трясло, из глаз катились слезы, но он не издавал ни звука. Мэл сделал шаг вперед, встал перед его лицом и без сопротивления забрал палочку из дрожащих пальцев. Он погрузился в чужие мысли и эмоции без остатка, и благодаря этому точно знал, что и как нужно делать, чтобы вытащить дорогих ему людей из этого дерьма. Всё прочее сейчас не имело значения. Он взял руки Оминиса в свои. Вынудил опустить их. Потом медленно и осторожно усадил друга на пол. Обнял, прижал его голову к своей груди и держал, не позволяя повернуться на крики. Видя мир его чувствами Мэл намеренно положил ладонь на ухо Оминиса вынуждая его отвлечься от окружающих звуков. Мракс прикрыл глаза, вопли перекрыл шум бешено бьющегося под щекой сердца. Себ перестал корчиться и теперь просто тихо плакал. Мелькор позволил себе сосредоточиться на его сознании, отголоски боли круциатуса ощутимо саданули по рецепторам, он поморщился. Осторожно нашарил его ладонь и потянул на себя, Себ всё еще в прострации, послушно подполз ближе. Мэл помог ему устроить голову на своем колене и погладил по волосам. Магия заискрилась на кончиках пальцев, нити сознания Себа были спутаны, однако чувства были куда более стабильны. Прикосновения Мелькора подействовали как энервейт, Себастьяна все ещё трясло, но он начал приходить в себя. Открыв глаза, он обнаружил что Мэл все ещё держит трясущегося Оминиса. Себ повернул голову вжимаясь лбом в мокрую от слёз ткань старых латаных брюк. Прошептал. — Спасибо. — Аккуратно поднялся на ноги. Голова отзывалась болью на любое неосторожное движение. Сказал уже громче. — Посмотрю, что там. Нужно выбираться отсюда, — и покачиваясь, прошёл в открывшуюся дверь. Оминис не прекращал плакать. Мелькор осторожно потянулся к его чувствам своим разумом. Желая успокоить, вернуть немного равновесия, не навредить. Он начал распутывать и усмирять, едва касаясь фиолетовых и черных теней чужих чувств и мыслей, которые видел в темноте под закрытыми веками. Возможно, получилось. По крайней мере Оми перестал плакать. Мэл трансфигурировал стакан из ближайшего камня и наколдовал воду с помощью агуаменти. Бережно помог Оминису выпить её, поддерживая стакан. В скриптории было сухо и пыльно. Себ повел палочкой зажигая древние магические светильники. Количество книг поражало, двухэтажная комната была уставлена странными уродливыми статуями и древними магическими приборами, назначения которых он не знал. За спиной послышался шум, Себ обернулся. Он вопросительно посмотрел на сосредоточенное лицо Мелькора, который нёс бессознательного Оминиса на руках. Картина была непропорционально странной. Потому что Оминис был почти на две головы выше. Мэл заметил изумленный взгляд и прошептал: «Он спит. Это левикорпус». Себастьян кивнул и молча показал, как выйти из крипты. — Я задержусь. — сказал он шепотом и кивнул на стеллаж с книгами. Мэл скептически выгнул бровь, прямо как Оминис. Себастьян пояснил, почти оправдываясь. — Выход безопасен. И если знаешь, где это, то можно входить и выходить сколько угодно. Я проверил. Мэл кивнул. — Только вернись до утра. — Хорошо. — Себастьян был абсолютно серьезен. Чем дальше от скриптория они уходили, тем тише звучали отголоски мыслей Себастьяна. Чувства спящего Оминиса ощущались блёкло. И чем меньше Мэл на них сосредотачивался, тем отчётливей в голове звенел мерзкий пронзительный писк. Он постарался сфокусировать свое сознание на Оминисе и почувствовал, что он вот-вот проснется. Через минуту Оминис более-менее пришел в себя, и сразу же потребовал его поставить. Ноги коснулись пола чуть раньше, чем он закончил предложение. Мелькор, всё ещё погруженный в его мысли и желания, все сделал молча. Он в целом за весь оставшийся вечер произнес ровно два слова. Когда они подошли ко входу в подземелье Слизерина, Оминис попытался попрощаться, сказать, что все уже в порядке и он сможет сам дойти до кровати и заснуть. И звучал бы убедительно, если бы не его руки, которые продолжали сжимать голое предплечье Мелькора. Ураган эмоций никуда не делся и Мракс отчаянно не хотел сейчас оставаться один. Ему было безумно страшно. Мелькор накрыл его руку своей ладонью и силой перецепил мертвую хватку Оми со своего предплечья на кисть. И вот так, держась за руки, они и зашли в Слизеринское общежитие. В гостиной обнаружились несколько старшекурсников — полуночников, которые в шоке рассматривали странную парочку. Зарёванный Мракс в пыльной и грязной одежде за руку с каким-то мелким парнем, который явился в чужую гостиную голый по пояс со страшенным шрамом на пол тела и странными седыми волосами. Один из старшекурсников поднялся и попытался предъявить незнакомому парню, что тот явно не с их факультета. Сидящая рядом девушка одернула его. Оминис отчетливо услышал шепот: «Это же Бешеный. Не нарывайся». В груди зашевелилось глухое раздражение. Как они смеют так называть Мэла? Мелькор, до этого отстраненно смотревший на происходящее, отреагировал на это раздражение коротко. Рыкнул: «Отъебитесь, пожалуйста». И потащил Оминиса в сторону комнат мимо шокированных старших. Они беспрепятственно дошли до спальни. Оминис отчаянно не хотел отпускать его руку. Мэл помог ему стянуть мантию, обувь и галстук. Уложил в постель, аккуратно садясь рядом. Он почувствовал чужой порыв прежде, чем Оминис потянул его вниз. Мелькор скинул ботинки и послушно улегся рядом, обнимая и устраивая его голову у себя на груди. Стук сердца под ухом умиротворял. Мэл, закрыв глаза, завороженно наблюдал, как успокаиваются чувства и распутываются мысли в тихом ощущении безопасности. Он старался не вмешиваться в процесс, только сосредоточенно обнимал Оминиса и гладил по волосам, пока тот не уснул. Теперь уже по-настоящему. Поняв, что его драгоценный человек умиротворенно спит, Мелькор аккуратно выбрался из кровати. Чувства и мысли Оминиса ощущались теперь очень тихо, надоедливый фоновый писк возобновился и неприятно сдавил виски. Мэл на автомате вышел из спальни, напрочь позабыв надеть обратно обувь. Прошел гостиную и вышел в коридоры подземелий, ещё какое-то время он спокойно брёл вперед, не разбирая дороги. Писк становился все громче и сдавливал череп все больнее. Чувства Оминиса, на которых он был сосредоточен, совсем перестали ощущаться. Боль стала невыносимой, он упал на колени и обхватил голову руками. Заорал, но не услышал звука собственного голоса. Тело самовольно пропускало через себя огромное количество волн сырой магии, каждая из которых будто стремилась выжечь его изнутри, кровь кипела в жилах. Он кричал, захлебываясь воздухом. Почти моментально рядом материализовался дежурный преподаватель и Мелькора доставили к медсестре примерно за три минуты. Мадам Блэйни достаточно часто имела дело с магическими выбросами несовершеннолетних, чтобы оказать своевременную и профессиональную помощь. Она погрузила мальчика в бессознательное состояние и стабилизировала его магические потоки. После чего переправила камином в Мунго.

***

Септимус терпеть не мог серые дежурства именно потому, что они каждый раз давали хлипкую надежу выспаться. И каждый раз напрасно. Обычные дежурства воспринимались больше, как ночная смена. А в серую смену ты как бы находился дома, но по требованию обязан был явиться в любое время. За них ещё и не доплачивали. Поэтому, когда патронус его ассистентки мисс Азеллюс Фоули в очередной раз разбудил в три утра, он ненавидел весь мир. Но не от всего сердца. Сил на выражение негодования просто не было. Он встал, на автомате натянул штаны и рубашку, накинул форменную лимонную мантию и камином прошел напрямую в приемную своего кабинета в отделении ментальных травм. Он устало потер переносицу и отчаянно зевнул, когда понял, кто в очередной раз экстренно попал к нему на стол. Пациентов с такими вот седыми волосами у него было всего трое, и среди них только один ребенок. Он поднял глаза на мисс Фоули. Молодая ассистентка накладывала протокольные диагностические, возле неё в воздухе завис пергамент, на котором самопищущее перо делало короткие пометки. Мисс Фоули управлялась с ним молча, контроль разума у этой молодой ведьмы был на высшем уровне. Пациент лежал без сознания на смотровом столе, закрепленный страховочными ремнями на запястьях ногах и лбу. Септимус тяжело вздохнул, обращая на себя внимание. — Райндвуд? Она сверилась с записями. — Он самый. Мелькор Райндвуд. Шестнадцать лет. Магический выброс в острой форме. Находился в состоянии приступа около четырех минут, — она хмыкнула, — недурно для школьной медсестры. Наблюдается в дневном стационаре. Последний визит, — она нахмурилась, — должен был быть сегодня утром. Что ж ты родненький не дотерпел то. — Она покачала головой. — Азиль, выражаешься как моя бабушка. — он усмехнулся и достал палочку. — Подстрахуй. Легилименс. Лорд Септимус Юстас Пьюси по праву считался лучшим ментальным целителем магической Британии. Будучи наследником древнего рода чистокровных волшебников, он приложил много сил, чтобы убедить отца позволить ему продолжать образование в области медицины. Даже выбил финансирование своих исследований напрямую от фонда больницы святого Мунго. Он изучал темномагические проклятия всего полтора года, и уже умудрился получить на руки такой потрясающий образец травмы. Септимус возлагал на выздоровление этого мальчишки огромные надежды. И тем сильнее было его удивление, когда он столкнулся с полной мешаниной ментальных потоков на таких тонких уровнях сознания, о которых не все целители имели представление. Потребовалось еще три недели и минимум шестнадцать сеансов легилименции, чтобы восстановить структуру сознания. Однако вмешательство в его организацию крайне маловероятно было последствием проклятия. Септимус прервал последний из сегодняшних сеансов и встряхнул затекшие руки. Ребенок останется погружен в магический сон на ближайшие сутки. Азиль тоже встряхнула руками и с наслаждением хрустнула шеей. — Может чаю? — Не откажусь, — он поднял и задумчиво перелистнул свою записную книжку. — Больше всего напрягает состояние его ментальных рецепторов. Большинство магов не умеют их открывать. Такое под силу только опытным легилиментам. А тут выглядит так будто он постоянно держал их открытыми. Мисс Фоули уже колдовала над небольшим столиком в углу комнаты, заваривая чай. Звякнула чашка. — Ребенок так не сможет. Это сколько ж нужно прикладывать энергии чтобы… Это же практически, как постоянная открытая легилименция. — Звон посуды зазвучал громче, почти возмущенно. Он в задумчивости опустился в кресло чуть поодаль от смотрового стола. — Вот и я думаю. Знаешь, у моего прапрадеда была такая проблема лет в шесть. Он постоянно держал рецепторы открытыми и из-за этого чуть не сошел с ума. Но тот был сильнейшим эмпатом с раннего детства. Не родись в семье Пьюси, и не выжил бы вовсе. Азиль поставила перед ним чашку и нахмурилась. — Может, тут тоже эмпат? Септимус улыбнулся чуть снисходительно. — Студентка ты ещё все-таки. Ты когда в последний раз эмпатов видела? — заметив, что она собирается что-то сказать он уточнил. — НЕ Пьюси. Азиль озадаченно замолчала — То-то же. — Септимус отпил свой чай. — Дикари с этим даром не доживают до обнаружения просто. Их выбросы очень сильные, но при этом крайне редко проявляются внешне. — Может, дело в проклятии? Септимус задумался.