***
Оминис проснулся резко и неприятно от ощущения, будто очень сильно замерз. Казалось, во сне он гнался за чем-то или кем-то, словно теряет что-то важное. Он рывком сел и нашарил палочку. Воспоминания прошедшего дня по кусочку тяжёлым грузом ложились на плечи. Он перебирал события одно за другим, стараясь бесстрастно взвесить всё, что происходило. Проанализировать. В полусонном состоянии получалось отвратительно, и делал он это скорее по привычке, нежели из реального желания сделать какие-то выводы. Он выбрался из постели. Стащил мятую перепачканную форму, лениво подумал, что нужно будет отнести всё в стирку вместе с постельным. И тут его чары высветили ботинок. Осознание подействовало не хуже ледяного душа. Он понял, что так отчаянно преследовал во сне и что не укладывалось в логику произошедшего. Его нет. Он поднял ботинок, под кроватью обнаружился второй. Потрёпанная растрескавшаяся кожа, размер сильно меньше, чем его собственный. Он поставил обувь на пол и тяжело опустился на кровать. Мелькор засыпал вместе с ним. А теперь его ботинки были здесь, но его самого рядом не было. Оминис расширил область локации чар, осматривая комнату целиком. Соседи еще спали, темпус показал половину пятого утра. Себа в спальне не было. Может они ушли дальше осматривать скрипторий? Но почему тогда обувь здесь? Тревога мягко сдавливала горло, всё сильнее с каждой секундой. Он постарался одеться как можно скорее. Пытался успокоить себя, придумать логичное объяснение. Получалось плохо. Себастьян действительно обнаружился в скриптории. Он сидел в рубашке с закатанными рукавами за единственным письменным столом, окруженный стопками древних книг и свитков. Сосредоточенно что-то выписывал на листок с чуть маниакальным выражением лица. Он вздрогнул, когда Оми окликнул его. — А? Это ты. Прости. Уже утро? Мэл, наверное, будет меня отчитывать, я обещал ему вернуться до утра. Он не с тобой? — Я хотел спросить то же самое. Оминис предъявил ботинок. Себ несколько секунд в недоумении переводил взгляд с лица друга на обувь и обратно, пока до сонного сознания не дошло. Что-то случилось. Он потер ноющие от напряжения глаза и развернулся к Оми всем корпусом. — Хочешь сказать, он не с тобой? — Мы вместе дошли до спальни, и он… был рядом, когда я уснул. Когда проснулся, нашел только ботинки. — Может, он к себе в башню вернулся? — Босиком? — Мало ли. Все мы вчера были немного…не в себе. Скажем так. — Ну, проверить стоит так или иначе, — Оми развернулся в направлении выхода. — Подожди. Я с тобой, — Себастьян вскочил, на ходу подхватывая свою мантию со спинки стула. Они вместе прошли через потайную дверь, Оминис невесело усмехнулся: — Я думал, ты останешься со своими древними секретами. — Интересного ты обо мне мнения, дружище, — мысли путались после бессонной ночи, сил сердиться не оставалось, к тому же Оми был отчасти прав. Тревога за Мелькора странным образом смешалась со всегдашней тревогой за Анну. Подумалось на секунду, что эти двое очень похожи в некоторых мелочах. Себастьян тряхнул головой, пытаясь вернуть мысли в конструктивное русло. Оми прав, это он затащил их в скрипторий. Только ему под силу вылечить Анну. И это он теперь ответственен за то, чтобы вытащить свою семью из всего этого дерьма. Он украдкой поднял взгляд на обеспокоенное лицо Оминиса. Да. Он был категорически неправ, когда сказал, что Анна — его единственная семья. В этот момент Себ впервые отстраненно подумал, что вот за этого человека тоже готов убить.***
Отловленный Себастьяном первокурсник-гриффиндорец вернулся подозрительно быстро и сообщил, что Мелькора в башне нет. Студенты, сонной толпой выбирающиеся из прохода за картиной, недоуменно поглядывали на двух слизеринцев. Оми стоял, сложив руки на груди, и хмурился. Себ высматривал в толпе рыжую башку Уизли. Заспанный и взлохмаченный Лис в наскоро-косо застегнутой рубашке даже пискнуть не успел, когда его сграбастали сильные холодные руки Себастьяна. Он с трудом сфокусировал взгляд и недоуменно моргнул. — Какого черта? — Где Мелькор? Гаррет отстраненно подумал, что Сэллоу сегодня особенно страшный. Ледяные пальцы, черные синяки под глазами, бледная кожа, на которой ярко выделялись веснушки. Он выглядел почти болезненно и смотрел обеспокоенно, держа Лиса за плечи. — Понятия не имею, — Уизли перевел взгляд на Оминиса, — я думал, он опять с вами где-то шароёбится. Вчера вроде собирался куда-то на ночь глядя. Себастьян раздраженно цыкнул и отпустил его. Гаррет с трудом удержал равновесие и отступил на шаг. Его окрикнул кто-то из толпы. — Ну где ты там? — Иду. Он в последний раз окинул сонным взглядом парочку слизеринцев: какими-то они выглядели необычно потрепанными. Но быстро выкинул это все из головы, возвращаясь к прерванному разговору с однокурсниками. Себастьян поднял на Оминиса растерянный взгляд: — Где ещё он может быть? — Понятия не имею.***
Они потратили на безрезультатные поиски почти всё утро. На уроках Себастьян откровенно спал, чем заработал гнев профессоров и пару отработок. Оминис, наоборот, сидел, как на иголках. Он с трудом дождался обеденного перерыва и, схватив в охапку сонного Себа, потащил его в большой зал. Сгрузил его там на дальнюю лавку носом в тарелку, а сам пошел к преподавательскому столу. Профессор Фиг с недоумением окинул взглядом студента. Мистер Мракс выглядел необычно растрепанным и похоже расстроенным. Он в не свойственной ему спешной манере спросил в лоб. — Где Мелькор? — Ах, вот в чем дело, — профессору все сразу стало понятно, — видите ли, у мистера Райндвуда случился магический выброс прошлой ночью. Поэтому его отправили в Мунго. Вы в последнее время много общались, полагаю он рассказал вам о своем недуге? Оминис рассеянно кивнул, и профессор Фиг продолжил. — В таком случае вам известно, что он наблюдается у одного из докторов Мунго - мистера Септимуса Пьюси. Мелькора направили прямиком к его лечащему врачу, поэтому можете не беспокоиться, — он ободряюще улыбнулся и потрепал студента по плечу. — С вашим другом всё будет в порядке. Гарантирую, что он в надежных руках. Оминис поморщился и повел плечом, сбрасывая чужую руку. Отступил на шаг и постарался придать своему лицу нейтрально-вежливое выражение. — Благодарю вас, профессор. Он коротко кивнул и поспешил вернуться к слизеринскому столу, оставив Фига недоуменно смотреть на свою руку. Себастьян выглядел так, будто прикладывает значительные усилия, чтобы не уснуть лицом в кашу. Оминис бесцеремонно упал на лавку рядом и несколько детским жестом потянул Себа за рукав. — Он в Мунго, — Оми говорил почти шепотом, но Себ услышал и уставился на него широко раскрытыми глазами. Он в момент перестал выглядеть сонным. — Почему? — он перехватил руку Оминиса, державшую его рукав. И крепко стиснул, пряча их ладони под столом. Оми делал так в последний раз на третьем курсе, жест отчаянного чувства беспомощности, когда он особенно нуждался в поддержке. Он тогда долго извинялся, говоря о глупой детской привычке, но Себ все равно уловил, насколько это личное. Тогда он сделал то же, что и сейчас, поддержал, сжал его горячие руки, чтобы те не дрожали. Молча. — Фиг сказал про магический выброс. И что его отправили к лечащему врачу. Но я знаю, что что-то не так. Он явно колдовал вчера… — Оминис услышал шепотки за спиной и поспешил повесить заклинание — заглушку, понизил голос. — Много колдовал. Так, как не следовало. Так, как он ещё не умеет. Я чуть не сорвался. А он успокоил меня. И похоже сорвался сам. Себастьян стиснул зубы, но все же выговорил. — Ты не виноват. Это я потащил вас в скрипторий. Сейчас мы ничего не сделаем, он в больнице. Остается только ждать. Думаю, нам сообщат о его состоянии, если отправить сову… Оминис перебил его. — Точно. Его врач — муж моей двоюродной тётки. Нужно написать ей ещё одно письмо, — он мягко высвободил руку из хватки Себа и навёл на него палочку с чарами локации. — Тебе нужно поспать. — Пока не могу, — Себастьян упрямо мотнул головой, — я нашел почти все для ритуала. Анна… — Умрёт если ты будешь проводить ритуал в несознанке! — Оми почти шипел, — не появишься в спальне после занятий, усыплю и отлевитирую в больничное крыло! Чтоб тебя оттуда неделю не выпускали, пока не отоспишься! Себастьян глупо хихикнул. — А ты умеешь угрожать. Понял. Я лягу спать после уроков. — То-то же. Оминис скрестил руки на груди, а Себастьян с едва заметным облегчением рассмеялся. Его здравый смысл потихоньку приходил в норму. Хоть и продолжал ворчать и отчитывать его, принимаясь за обед.***
Пьюси вышел из камина и поспешил скинуть с себя заляпанный в самых разных биологических жидкостях плащ. Почти десять минут потратил, отстегивая многочисленные подсумки и снимая сложнейшую вязь защитных чар. Ремешки от маски почти до крови натерли скулу, было неприятно отдирать их от кожи. Небрежно побросал все амулеты на каминную полку, оставил только отцовскую серьгу из малахита — родовой оберег. С наслаждением стянул рубашку и брюки, которые, казалось, за эту ночь пропитались потом и частью тех жидкостей, что были на плаще. Взъерошил и без того растрепанные черные волосы и растянулся на диване в гостиной. Позвал домовика и приказал принести фляжку из кабинета и приготовить ванну. Устало прикрыл воспаленные глаза, смена в больнице начиналась через три часа, ложиться спать было уже бессмысленно. Септимус самолично заваривал утренний чай, когда под руку сунулась любопытная мордочка прозрачной серебристой кошки. Патронус заявил звонким голоском ассистентки: — Седьмой, собирайся скорее и приходи. В отделении чаю попьёшь. Тут твой ребенок подопечный проснулся и рассказал много интересного. Кажется, я поняла, что с рецепторами. Чуть не померла со смеху, тебе, как Пьюси, должно понравится. Кошка хихикнула голосом девушки напоследок и растаяла в воздухе. Септимус вздохнул и глотнул из неприметной серой фляги. Отставил чай и принялся заваривать кофе, про себя проклиная несносного пациента и любопытную студентку. Ровно через четверть часа он стоял возле койки в стационаре и выслушивал сбивчивую речь восторженной Азиль, которая чуть ли не подпрыгивала на стуле от нетерпения с палочкой наготове. — Ты не поверишь! Спрашиваю все по протоколу и тут он выдает, что новый шрам — это родовое заклинание Пруэттов. Которое криво сработало и обожгло горло. Магические каналы парня искажены изначальным проклятьем настолько, что половина чар на нем просто не работают, как нужно. Мелькор сидел на койке и с недоуменным выражением лица переводил взгляд с одного целителя на другого. Он машинально потер шею, ожог за это время зарубцевался, и кожа вокруг него потеряла чувствительность. Азиль продолжала: — А зная Пруэттов, практически вся их родовая гадость чуть ли не десятого века, а то и старше. А значит, здесь вполне может быть закономерность. Пьюси широко улыбнулся, перебивая её. — Чем сильнее заклятие — тем сильнее искажение. А ларчик-то просто открывался, — настроение стремительно улучшалось, он закатал рукава, поднял палочку и попросил ребенка лечь обратно на койку. Мелькор без вопросов подчинился и закрыл глаза. На этот раз Пьюси все внимание сосредоточил на ментальных рецепторах и перемычках, которые их должны закрывать и открывать, приводя в действие эмпатию и легилименцию. Они действительно оказались практически выжжены дотла проходящим рядом магическим каналом. Доктор, посмеиваясь, прервал легилименцию. — Видимо заклятье должно было подействовать ментально на большом расстоянии, но вместо этого тебе фактически сожгло защитную перегородку рецептора. Какой хм… неумный человек на тебе это вообще применил? Мэл болезненно зажмурился от яркого света, постепенно приходя в себя после вмешательства. Совершенно не услышал начала фразы, поэтому просто ответил на последний вопрос. Он уже привык, что целитель иногда забывает о том, как чувствуют себя пациенты после легилименции. Пьюси был натурой увлекающейся. Мелькор во второй раз за сегодня подробно пересказал происшествие с наследником Пруэттов и неудачным заклинанием ментального ошейника. Пьюси присвистнул. — Пруэтты действительно в своем репертуаре, деньги и статус, но мозгов ни на йоту. Вычурное показушное заклинание применить на однокласснике. Интересно, что этот гений собирался делать, если бы оно сработало как надо? Это же как минимум судебный процесс и штраф отцу. Мэл покачал головой и невесело усмехнулся. — У Леандера всегда были проблемы с долгосрочным планированием. — Вот что не перестает меня в тебе удивлять, парень, так это твое фантастическое неистребимое высокомерие, — он усмехнулся и по-отчески потрепал Мэла по распущенным растрепанным волосам. — Любой другой уже давным-давно решил бы, что слаб, ничтожен, недостоин, одним словом, сломался бы. А ты умудряешься размышлять об умственных способностях человека в момент, когда тот тебя натурально избивает. Мелькор смущенно отвел глаза, он себя таким не считал. Но спорить не стал, глупо было возражать человеку, который буквально собирал твой ум по частям. Целитель сверился с записями и сделал пару пометок, пообещал что вернётся через несколько часов и будет проводить диагностику. Он говорил ещё что-то ободряющее, раздавал поручения, но Мэл не слушал его. После легилименции и всех чар что на него наложили за это утро голова раскалывалась, он почувствовал безумную слабость и снова этот раздражающий фоновый писк. Через какое-то время доктор ушёл вместе с ассистенткой. Одну из ширм оставили не задернутой и через неё было видно кусочек остальной палаты. Общий стационар этого отделения мунго представлял собой большой светлый зал с высокими потолками. Койки были отгорожены зачарованными ширмами, которые не пропускали свет и звук. В проходе было видно, как снуют туда-сюда медсестры и летают разные зачарованные вещи. Куда-то деловито протанцевала швабра оставляя за собой мокрый след и стойкий запах хлора. Несмотря ни на что Мелькору нравилась эта обстановка, свет шум и запахи больницы навевали ощущение безопасности, которое немного успокаивало. Заботливая пожилая медсестра принесла какой-то вонючий отвар и велела выпить, пока тот не остыл. Мэл послушно взял из её рук гранёный стакан в жестяной подставке. На этом этапе он сделал неприятное открытие: руки тряслись, как у припадочного и никак не хотели слушаться. Медсестра подхватила стакан магией в миллиметре от покрывала, вздохнула, поворчала и помогла все выпить. Несмотря на общую вонючесть варево оказалось почти безвкусным и очень горячим. Медсестра вышла и задёрнула за собой ширму, отрезая закуток от звуков и запахов остального зала. Писк в ушах почти прекратился, стало светло и тихо, мысли почти перестали путаться. Мэл откинулся обратно на подушку и подумал как бы выяснить у доктора когда ему разрешат отправлять письма. После пробуждения он первым делом спросил сколько прошло времени и молодая ассистентка доктора Пьюси сказала, что он пропустил рождество. Значит в отключке он был не меньше двух недель. Он взъерошил волосы и поднял взгляд к потолку. — Надеюсь с парнями все в порядке. Интересно, получилось ли что-то у Себастьяна?