Карп в сухой колее

      По месту, куда клюнул дух, кривым пятном расползались чернила. Ласточка вновь хлопнула крыльями и беззвучно раскрыла клюв, требуя к себе больше внимания.              — Сяо Янь? — на пробу обратился к духу Юн Шэнь.              Если верить Цао Сяошэ, то духами именно в форме ласточек пользовался Си Ин. Что ему могло вдруг понадобиться?               Дух склонил голову и снова тряхнул хвостом. Юн Шэнь ещё раз отметил слегка настораживающую осмысленность в маленьких чёрных бусинках глаз ласточки. Похоже, ей не терпелось передать сообщение.              Юн Шэнь вздохнул и, пошарив по карманам, нашёл тонкий платок. Не бумага, но пойдёт. Расстелив его на перилах, он постучал пальцем, привлекая внимание духа. В этот раз тот повёл себя удивительно смирно и быстро обратился кляксой на белом шёлке платка. Постепенно пятно растеклось, приобретая форму изящной вязи скорописи, явно выведенной с лёгкой небрежностью.              «Приходите в южный павильон».              Слова также сквозили этой самой небрежностью. Ни приветствия, ни подписи, ничего больше. Если бы не почерк и чернильный дух, Юн Шэнь бы и внимания на подобную записку не обратил.              Он задумчиво поглядел на переплетение тонких линий и черт. Это послание было слишком уж… фамильярным. Да, именно так. Точно ли оно предназначалось ему? С другой стороны, чернильные духи отличаются точностью в доставке сообщений.              У Юн Шэня были предположения, что могло бы значить такое приглашение, но ни одно из них не обнадёживало. Что, если его личность успели раскрыть? В лицо его видела Динсян, которую наверняка подвергли допросу. А украденная Хэ Циюем вещь у демоницы? Ху Иньлин в отместку за подпорченное лицо могла предпринять попытку потопить и Юн Шэня, свалив всю вину на него, очень ловко добавив в котёл правды каплю лжи, так, чтобы ту стало не отличить. В этом хули-цзин были мастерицами. А что же Сюэ Чжу? Этот юный заклинатель явно не из тех, кто станет держать язык за зубами, и вряд ли станет утаивать о повстречавшемся ему «Янь-даою». С юношеской пылкостью, как у него, думают обычно только после произнесённых слов.              Как же тяжело.              Так или иначе, отправиться в южный павильон Юн Шэнь сможет лишь после того, как поговорит с лекарем Сун. Уж очень не хотелось откладывать этот разговор, он и так порядком задержался.              ***              В лекарской на этот раз было светлее, часть окон была открыта, и свет разрезал царивший вокруг полумрак тусклыми отблесками едва пробивающегося через заполонившие небо облака солнца. В его рассеивающих лучах в воздухе кружились мелкие пылинки. Даже открытые окна не спасали от удушающе спёртого воздуха, в котором смешались пряные, кислые и горькие запахи трав и снадобий, казалось, сейчас они были даже интенсивнее, чем обычно. Юн Шэнь старался не вдыхать полной грудью, иначе к горлу подступала тошнота.              Он вновь сидел за низким столом, а напротив него стояла пиала с лекарством. Оно всё то же, мутное, с осадком в виде травяной трухи и частичек листьев, горячее. От пиалы едва заметно вздымался пар.              Юн Шэнь не знал, чем именно его поят. Несколько дней назад он пропускал приём лекарств, примерно в то время, когда их приносила ему Хэ Цисинь. Он отвлекал не слишком наблюдательную «мэй-мэй» и выливал отвар назад в чайник, при этом делая вид, что в самом деле принял его. В тот раз он почувствовал себя плохо. Его мучила нестерпимая головная боль и нарастающий гул внутри черепной коробки, точно ворох мыслей и голосов, доносящийся из-за плотных стен. Он не мог различить те звуки, все они ощущались лишь как надоедающий и сводящий с ума шум, вместе с которым было лёгкое, почти что незаметное чувство, что где-то на периферии его сознания что-то тихо трескалось, как корка тонкого льда. Юн Шэнь еле продержался до вечернего приёма лекарств, и стоило ему, как и полагается, выпить отвар — все неудобства пропали без следа, уступая место ясному ощущению реальности.              Кроме того, что варево это поддерживало здоровье, был и неприятный факт. Каким-то образом лекарь Сун имел влияние на него, и Юн Шэнь догадывался, что дело могло бы быть как раз в лекарстве. Он не мог спросить напрямую, так же как и узнать от Цао Сяошэ. Этот болтун наверняка тут же доложил бы о таком любопытстве. Хотя всё же было и другое предположение, что снадобье совершенно обычное, а вот лекарь Сун — нет, возможно, тоже совершенствующийся, обладающий особыми техниками незримого контроля, а фокус с удушением был просто уловкой, и пребывавший тогда не в самом вменяемом состоянии Юн Шэнь попросту не заметил того, как старик изображает печать нужных чар. Ещё одна мысль была менее радостной и касалась она того, что Юн Шэня опоили отваром с ядом гу, но откуда этому яду взяться здесь, на севере? Лишь южные кочевники обладали таинством подобных зловещих техник. Всё это настораживало.              Лекарь Сун сегодня был хмур и задумчив, это не вязалось с его обычно невозмутимым внешним видом. Он стоял у своего рабочего стола, погруженный в чтение фолианта. В целом, на его рабочем столе и вокруг был беспорядок — ещё кое-что неожиданное. Обычно в кабинете лекаря не было ничего лишнего, и сколько Юн Шэнь тут бывал, то отмечал, как он тщательно следил за тем, чтобы всё лежало в порядке. Теперь же у стола стояли стопки книг, некоторые из них явно были древними, из их шитого переплёта выдавались растрёпанные нити. Сверху стопок книг лежали свёрнутые, а иногда и наполовину раскрытые бамбуковые свитки, плитки в них были потёртыми и местами обломанными. Разрозненные листы бумаги, как видно, выпавшие из развалившихся книг, заполняли стол. Поверх них стояли миски, каменные толкушки, мешочки, полные трав, там же лежали и несколько пучков сушёных трав, так похожие на те, что висели под потолком.              Старик и головы не повернул, когда Юн Шэнь вошёл в кабинет. Его встретил и проводил к столу Цао Сяошэ, что ждал у дверей. Он же и налил мерзкий отвар, предложив выпить, но уже сам Юн Шэнь отмахнулся от него. В итоге Цао Сяошэ оставил свои глупые попытки в угождение и занял место у стены, рядом с дверьми кабинета, сложив руки на груди, умолкнув.              После того как Юн Шэнь вкратце поведал обо всём произошедшем, не особо вдаваясь в подробности, повисло молчание. Продлилось оно дольше, чем он рассчитывал. Это не могло не раздражать. Напряжение, повисшее в воздухе, было настолько густым и осязаемым, что, казалось, его можно было коснуться. Юн Шэнь вперился взглядом в затылок лекаря Сун и крепко сжал руки в кулаки, держа их на коленях. Лекарь же не спешил уделять ему внимания, продолжая с тихим, едва заметным, но в окружающей тишине резавшим слух шуршанием перелистывать пожелтевшие от времени тонкие страницы толстого фолианта.              — Так и собираетесь молчать? — не выдержал Юн Шэнь. — Вам тоже есть что сказать.              — О, — замер лекарь Сун, переворачивая страницу. Он так и не потрудился обернуться. Старческие пальцы с шорохом проехались по сухому листу фолианта. — И что же ты хочешь услышать?              — Правду.              — Выражайся конкретнее, — бросил лекарь Сун и всё же перевернул страницу, вновь погрузившись в чтение.              Юн Шэнь сжал зубы.       — Ваши предположения касательно главы Юэлань и того, что именно он стоит за всем, ошибочны, он ни при чём, как и другие заклинатели школы. Виновница — Чэнь Ляомин, она сама в этом созналась. Не было похоже, что они с Си Ином в сговоре. В Павильоне Ароматов он пытался схватить её.              Старик, наконец, повернулся и привалился к столу позади. Его испещрённое морщинами лицо сияло лукавством, тонкие сухие губы растягивались в широкую улыбку, он едва не смеялся.              — Лихо ты недооцениваешь силы бессмертного клинка Си Ин. Да если бы он хотел её схватить, то она бы уже была в темнице.              — Намекаете, что он дал ей сбежать? — нахмурился Юн Шэнь. — Чэнь Ляомин сильна, у неё был неограниченный источник тёмной энергии.              — Пускай так, но помимо бессмертного мастера были и его ученики, а ещё и другие заклинатели, окружившие Павильон в полной готовности сформировать подавляющий барьер по первому зову, да такой, что даже тебя в теле смертного заморыша Хэ за его пределы бы не выпустило, так бы и сгорел, — отчеканил лекарь Сун. — Поэтому да, он дал ей сбежать.              — Какой в этом смысл? Самим императором было велено схватить виновницу. Такое неповиновение может пошатнуть репутацию школы Юэлань. Это может вызвать большой шум.              — На самом деле… Уже вызвало, — вдруг встрял Цао Сяошэ. — Насколько мне известно, в срочном порядке в столицу созваны все главы крупных заклинательских школ и орденов страны, над которыми Его Величество имеет власть, были также высланы письма и в три великих клана, но прибудут ли их главы — тот ещё вопрос. Император уже яростнее тигра.              — Раздор посеян, — ухмыльнулся лекарь Сун, — и всё это грозит обернуться хаосом. Что же, ты прав, что главе школы это не будет на руку, а вот демону…              — Стало быть, считаете Си Ина демоном? — с недоумением спросил Юн Шэнь.              — Я этого не говорил, — парировали в ответ. — Разве не странно, как артефакты вроде духовных нефритов оказались в Павильоне Ароматов? Дело рук бессмертного, не иначе.              Юн Шэнь не смог найти этому ответ. В конце концов, именно факт наличия артефактов, что были лишь в Обители Бессмертных, не вязался с невинностью в деле заклинателей, а именно тех, кто имел доступ в Обитель. Как ни крути, Си Ин всё ещё оказывался под подозрением, и всё же…              — Госпоже Чэнь предложили избавление от проклятья и власть, которую та так жаждала, так почему клинку Си Ин не могли точно так же предложить то, от чего бы он не смог отказаться? Что, если они были в сговоре ещё до всех событий?       — Тогда всё произошедшее не имеет никакого смысла, — нахмурившись, ответил Юн Шэнь. — К чему была эта ловля, и неужели Чэнь Ляомин не была в курсе?              — Может, и не была. В любом случае нам не узнать. Наверняка совсем скоро найдут её труп.              — Откуда такая уверенность?              — Когда они планировали напасть, что-то пошло не так. Процессия должна была пройти по главным улицам Бэйчжу и закончиться на Дворцовой площади, где присутствовал бы сам Император. Догадываешься, что именно им было велено сделать? Это должно было быть покушением.              — Но его не случилось.              — Даже демоны, главенствующие в хаосе, не любят, когда всё идёт не по плану. Чэнь Ляомин накликала на себя беду, провалив порученное ей задание. Она и так была не слишком важной фигурой во всей этой партии, не более коня, оттого и убрать её не будет стоить многого, а вот уже глава Юэлань…              Старик скривил губы в усмешке, Юн Шэнь больше нахмурился.              — Неуместно воспринимать происходящее как игру.              Лекарь Сун хохотнул.              — У вас тоже был артефакт, которого не должно быть. — Юн Шэнь припомнил каплю крови фэнхуана и постарался вернуть разговор в прежнее русло. Ему не нравились рассуждения об абстрактном, когда так не хватало конкретики.              — А с чего ты взял, что у меня его не должно быть? — ухмыльнулся старик. — Тебе известно не так много для подобных выводов.              — Так, может, поделитесь большим? — с ощутимым раздражением процедил Юн Шэнь. — Зачем вам всё это нужно? Какова ваша роль?              Взгляд старика во мгновение обратился льдом.        — Я вовсе не обещал, что буду посвящать тебя во все свои планы. Твоя задача — выполнять то, что я скажу. — Даже тон его голоса стал строже.       Неужто пытается указать Юн Шэню его место? Ну уж нет.              — Был уговор: помощь за помощь, — Юн Шэнь постепенно начинал выходить из себя. Он ударил кулаком по столу. Все эти утайки, недосказанность — всем этим он был сыт по горло. — Потрудитесь поделиться деталями. Я не собираюсь участвовать во всём этом, если продолжите водить меня за нос.              Как только последние слова слетели с губ Юн Шэня, он ощутил, точно петля затягивалась на его горле, сжимающее чувство всё усиливалось, медленно, но с каждым мгновением оно становилось всё более невыносимым.              — Ты забываешься, — по слогам процедил лекарь Сун, его взгляд стал острым, точно заточенный клинок. — Нет ничего более жалкого, чем пешка, возомнившая себя генералом.              Юн Шэнь в этот раз следил внимательно за всеми движениями старика Сун, он не видел никакого жеста, направлявшего ци. Так значит, не чары…              Он боролся с подступающим удушьем, стараясь не подавать виду и не показывать слабости. Ему всё сложнее было подавить желание сделать судорожный вдох. Его начинало трясти.              — Вы не знаете, кто я есть на самом деле, — из последних сил произнёс Юн Шэнь. Слова давались с трудом, натужно.              Лекарь Сун снисходительно приподнял уголки губ в подобии улыбки и медленно подошёл к столу. Юн Шэнь не сдержал хрип. Старик Сун не без удовольствия наблюдал за чужими мучениями. Он наклонился к Юн Шэню и тихо сказал:              — А ты знаешь? Как много сохранилось в твоей памяти?              От этих слов сердце, бившееся невероятно быстро, оступилось на мгновение. Мурашки пробежали от головы до кончиков пальцев, подступил холод. Лишь одна последняя фраза взорвалась ворохом мыслей в голове Юн Шэня, но ни одну из них он не мог полноценно развить, от недостатка воздуха становилось хуже.       Горло сжималось всё больше, казалось, что старик душит его своими сухими, тонкими пальцами. В глазах плыло, но даже через пелену замутнённого зрения Юн Шэнь увидел, как в лице лекаря Сун мелькнуло торжество. Юн Шэнь зажмурился, глаза слезились и их нестерпимо жгло. Он, больше не в силах противостоять, обессиленно повалился вперёд, на стол, продолжая пытаться урвать ещё вдох и отчаянно цепляясь за шею, как будто мог сорвать невидимые оковы.              — Позволь мне прояснить правила нашей взаимопомощи, — продолжил тихо говорить лекарь Сун, голос его был спокоен, но даже так нечто в его тоне выдавало его злость. — Ты делаешь, что велено, а я сохраняю твою жизнь. Я уже сделал это несколько раз, мог бы и проявить благодарность к старшим. Разве не этому тебя учил твой наставник?              — Достаточно, — Цао Сяошэ вдруг подал голос. На контрасте с тоном разговора ранее оклик прозвучал громко. Наверное, он и сам не ожидал такого и запнулся в конце, чтобы через мгновение глухо добавить: — Эти меры… Чересчур.              — Сомневаюсь, что он в полной мере осознал своё положение, — небрежно бросил старик.              — Даже если и так, ему хватит.              Лекарь Сун хмыкнул, и спустя всего мгновение удушье отпустило. Юн Шэнь ощутил, как напряжение схлынуло, и тело стало вялым и неповоротливым. Он начал заваливаться назад, но падение остановил подоспевший и подхвативший его за плечи Цао Сяошэ. Он вернул его в вертикальное положение, продолжая поддерживать под спину. Юн Шэнь поначалу делал лишь короткие вздохи, но после изошёлся громким кашлем и хрипом. Горло, что и так драло от дыма вчерашнего пожара, теперь ощущалось так, точно с него сорвали кожу на живую, а в обнажившуюся плоть вонзили сотни мелких игл. Перед глазами всё ещё чернильными кляксами рассыпались тёмные пятна.              — Не скучаешь по Хэ Цисинь? — как ни в чём не бывало осведомился лекарь Сун, возвращаясь к своим делам. — Самое время увидеться с ней. Отправишься во дворец под предлогом встречи с сестрой. Посмотрим, как сложится собрание глав школ и орденов.              Юн Шэнь не мог ответить, продолжая пытаться начать снова нормально дышать.              — Надеюсь, теперь до тебя дошло и мне не придётся повторять.              — Затыкать рот, демонстрируя силу, управлять другими через насилие и принуждение… — хрипло прошептал Юн Шэнь. Он приоткрыл всё ещё слезящиеся глаза и с горящей ненавистью поглядел на расплывающийся в его взоре силуэт старика Сун. Через мутную пелену Юн Шэню всего на мгновение необычайно чётко представилась другая фигура на его месте. Вместо дряхлого старика с тяжёлым взглядом глубоко посаженных глаз перед ним предстал мужчина гораздо моложе старика Сун. Заклинатель в чёрных, похожих на воинские, одеяниях, и всё в нём было необычайно знакомо. Короткое видение мелькнуло и пропало. — Так вы сами становитесь не лучше тех, кого стремитесь одолеть.              Конец был сказан совсем тихо, и едва ли старик Сун мог бы услышать, но Цао Сяошэ, так и поддерживавший Юн Шэня, тихо цыкнул и предупредительно сжал его плечи крепче, потянув на себя и поднимая его на ноги.              — Пойдёмте, я провожу вас.              Цао Сяошэ крепко схватил всё ещё пытающегося прийти в себя Юн Шэня под руку, и вывел его из лекарской.              Стоило дверям захлопнуться за их спинами, как Юн Шэнь раздышался глубокими вдохами и судорожными выдохами, морозный воздух был сродни благодатному источнику среди безжизненной пустыни. Он выпутался из поддерживающих его рук Цао Сяошэ и, опершись боком о стену, едва слышно сказал:              — Ты. Убирайся.              Видеть Цао Сяошэ он не желал, и это желание с ним, похоже, надолго. От одного вида заискивающего скользкого змея, как успел Юн Шэнь про себя его прозвать, становилось тошно. Мерзкий подпевала.              — Не будьте так категоричны, господин Хэ, я всё ещё на вашей стороне, но… — протянул Цао Сяошэ мягким тоном. Обойдя Юн Шэня, он встал перед ним. — Вы сами навлекли на себя подобную реакцию, не стоило…              — Ты продолжаешь говорить, что будешь помогать мне, что ты на моей стороне, но смеешь говорить, что я виноват в случившемся? — оборвал его слова Юн Шэнь. — В чём именно моя вина? В том, что пожелал услышать правды? Разве я не заслуживаю этого?              — Нет, и всё же… — Цао Сяошэ запнулся, подбирая слова. — Учитель прав. Некоторых вещей вам лучше не знать.              — А тебе, стало быть, всё известно? — зло усмехнулся Юн Шэнь. — Да кто ты такой, чтобы решать, что будет лучше?              — Вам ли не знать, что доброе лекарство обычно горько во рту.              — Раз лекарство хорошее, я предпочту мучительно поглотить всю горечь и прийти к исцелению, чем купаться в сладостном яде, отравляя своё существование.              Юн Шэнь оттолкнулся от стены и, едва не задев Цао Сяошэ плечом, двинулся в сторону знакомого пути, ведущего в покои Хэ Циюя. За своей спиной он услышал, как заледеневшие доски чуть скрипнули. Цао Сяошэ пошёл следом.              — Я сказал: «Убирайся», — повторил Юн Шэнь, не оборачиваясь. — Мне более не нужна твоя помощь, во мне и так слишком много отравы.              Похоже, слова подействовали, и, когда Юн Шэнь продолжил идти, шаги за спиной он более не слышал. Вот и славно. С другой же стороны… Даже сорвавшись на Цао Сяошэ, пусть это было и за дело, он не почувствовал облегчение. Странное тёмное чувство, которое описать он мог бы с большим трудом, преследовавшее его, маячившее где-то на фоне всех других эмоций, точно поглощало изнутри и давило на сердце всё сильнее.              Но если он просто прекратит обращать на это внимание, это пройдёт, ведь так?              ***              Юн Шэнь медленно брёл по веранде, погруженный в свои мысли. Он потирал шею, пытаясь стереть призрачное ощущение сдавливающих его горло пальцев, хотя ему казалось, что избавиться от него он сможет, лишь если сдерёт с себя кожу.              Злость, доселе клокотавшая в нём, медленно уступала место опустошению. Быть пешкой в чужих руках было очень неприятно, но не похоже, чтобы Юн Шэню давали выбор. Он терпеть не мог, когда решали за него.              Когда долгие годы, возможно, даже столетия пребываешь всесильным бессмертным, с чьими словами считаются и не смеют перечить, нынешнее положение, естественно, не может вызвать ничего, кроме возмущения и негодования. Юн Шэню казалось, что вот он уже почти смирился и нашёл баланс в этой непростой ситуации, но раз за разом умудрялся всё глубже нырять в бездну. Ему очень не хватало прежнего спокойствия, но… Было ли это спокойствие?       «А ты знаешь? Как много сохранилось в твоей памяти?»              Что имел в виду старик, Юн Шэнь знал. Знал, но не желал признавать. Это желание было настолько велико, что застилало собой всё рациональное. Всё же Цао Сяошэ прав. Правда была тяжела, и, получив лишь её малую частицу, он был готов бежать прочь, придумать какое угодно оправдание.              Ведь если это окажется реальностью, то он и действительно окажется полон яда.              Он думал, что победил Чи-вана, думал, что помнит сражение с ним, но он оказался жив. Выходит, никакого сражения не было?              И всё же… То шествие, с которого всё и началось, существовало, и было оно посвящено бессмертному, сокрушившему демонического царя. Тогда почему же он, тот самый бессмертный, ничего не мог вспомнить? Лишь обрывки образов, как разорванная лента, которую больше не сшить воедино.       Пора было признать, что все те сны и ведения не были плодом отравленного тёмной энергией сознания. Это всё происходило на самом деле. Прошлое нависало над Юн Шэнем незримой тенью, и пренебрегать им становилось всё сложнее.              Доселе его прошлое не было важным. То, кем он является и какую ответственность нёс, пока был бессмертным, — вот что имело настоящее значение. Всё мирское — пыль бытия, не стоящая внимания. Нет нужды оборачиваться, когда знаешь, куда идти, а Юн Шэнь всегда знал, каков его путь. Всегда он лишь следовал своему предназначению стража Небесного Барьера и хранителя Печатей. Это было определено Небом, и он не видел смысла в размышлениях, почему всё сложилось именно так. Погружаться в события давно минувших дней, размышлять о них и искать ответы на настоящее — это не было естественным порядком вещей, так не должно было происходить, и тем не менее происходило.              Противоречивые чувства разрывали его, но пути назад уже не было. Пешка, перешедшая реку, теряет возможность отступить.              Юн Шэнь уже подходил к покоям, как услышал впереди шорох и тихий стук, с каким обычно закрывались двери. Он насторожился. Если это вновь те слуги, что были вчера, высок риск, что он вновь окажется под замком. Надо было быть осторожнее.              Вопреки его ожиданиям, напротив покоев оказалась Хэ Цимин. Юн Шэнь вышел из-за поворота как раз в тот момент, когда она отняла руки от дверей.              Юн Шэнь замедлил шаг и сложил руки, спрятав их в длинные рукава. Он старался идти как можно более вальяжно, так как согласно его представлениям, перемещался Хэ Циюй. Вряд ли тот спешил или суетился.              Хэ Цимин быстро обернулась. Завидев направляющегося в её сторону Юн Шэня, она было растерялась, но это выражение в одно мгновение стёрлось с её лица. Похоже, Юн Шэнь застал её за чем-то.              — Хэ Вэй. — поприветствовала она, вновь использовав личное имя, от прежней растерянности не осталось и следа.              Она поспешно спрятала сжатые в кулаки ладони в длинные и широкие рукава своей мантии, но было поздно, Юн Шэнь заметил, как она была напряжена, и был точно уверен в том, что тут что-то происходит. Одета она была не так, как вчера, вместо домашнего платья на Хэ Цимин была вновь форма Юэлань, а на поясе был закреплён её меч в изящных белых ножнах. Собиралась в путь? Нет, похоже было больше на то, что она недавно вернулась. К её сапогам всё ещё лип снег, а щёки раскраснелись от холода.       Юн Шэнь остановился в трёх шагах от неё и слегка поклонился.              — Приветствую старшую сестру.              Необходимая формальность. Юн Шэнь надеялся, что хотя бы так сможет выстроить границы в общении с первой госпожой Хэ. Та не просто так обращалась к нему по личному имени, в этом совершенно точно был подтекст. Даже Хэ Цисинь не обращалась к нему подобным образом, а она была явно ближе Хэ Циюю, чем первая сестра. Быть может, так она хотела разжалобить и вывести на сентиментальность? Эти мысли повеселили. Юн Шэнь с трудом смог бы назвать Хэ Циюя сентиментальным, а сопереживающим — так подавно. Если мотивы Хэ Цимин действительно таковы, то она выбрала заранее проигрышную позицию.              — Что понадобилось Мин-цзе в моих покоях? — сразу же Юн Шэнь безо всяких предисловий перешёл к сути.              — Искала тебя, — просто ответила Хэ Цимин. — Вчера на приёме... Мне жаль, что так вышло. Было некрасиво со стороны Лу-ди вести себя подобным образом, я поговорила с ним, больше он не станет тебе досаждать.              Наверняка она имела в виду Хэ Цияня. Что ж, будет и правда неплохо, если Юн Шэнь больше не встретится с третьим братом Хэ, одной причины для головной боли станет меньше. Стало быть, Мин-цзе разыгрывает участливую старшую сестру?              — Благодарю старшую сестру за заботу. — склонил голову Юн Шэнь.              В глазах Хэ Цимин мелькнуло удивление, смешанное с прежней растерянностью.              — Может, зайдём внутрь? Здесь холодно, ты можешь простыть, а нам есть о чём поговорить ещё. Могу попросить слуг заварить привезённый чай, потрясающий сорт, дикий, собранный в горах близ Юэлань.              Юн Шэнь припомнил испещрённую символами чар подкладку мантии, что ему одалживала Хэ Цимин, и решил, что точно не будет пить чай, налитый её рукой. Да и то, что она явно выискивала что-то в покоях в его отсутствие, тоже не было благим знаком. Как бы повёл себя Хэ Циюй?              — С радостью приму предложение Мин-цзе, — кивнул Юн Шэнь с напускной вежливостью. Пускай будет так, он продолжит держать дистанцию. Всем лучше, чем устраивать сцену.              Зайдя в покои, Юн Шэнь не обнаружил никаких кардинальных изменений, что могли бы натолкнуть на мысль, что здесь кто-то рыскал, но это и не было удивительным, Хэ Цимин явно не была дурой, чтобы оставлять после себя бардак.              Вскоре они сидели друг напротив друга за низким чайным столиком, пока маленькая служанка торопливо заваривала чай. Густой аромат, пропитанный фруктовой сладостью, доносился из заварочного чайничка. Юн Шэнь тем временем внимательно наблюдал за Хэ Цимин, та не спешила разбавлять повисшую тишину, как это обычно делала Хэ Цисинь, забивавшая почти всё молчание собеседника пустыми светскими рассуждениями.              Когда служанка удалилась, Хэ Цимин всё же начала говорить:       — Здесь всё по-прежнему, и не верится, что прошло десять лет. — Она грустно улыбнулась. — Подумать только, я тебя и не узнала поначалу, помню ведь ещё совсем мальчишкой и Синь-мэй...       Она вдруг замолчала, так и не договорив, и подняла руку, точно хотела погладить Юн Шэня по голове, но вовремя себя остановила и опустила её, легко коснувшись лежавшей на плече Юн Шэня ленты, которой он перевязал волосы в низкий хвост. После этого она неловко потупила взгляд в стол и принялась разливать чай по пиалам.       Юн Шэнь пожалел, что не расспросил того же Су Эра о семейной истории, пока была такая возможность. Хэ Цимин ударилась в ностальгию по былым временам, вспоминая «их» совместное детство, но всё это было Юн Шэню незнакомо. Он знал лишь, что расставание Хэ Цимин с семьёй произошло не на радостной ноте и хорошо помнил неприятную сцену, которую устроила Хэ Цисинь после шествия. Явно произошло что-то неприятное, положившее трещину в отношениях между сёстрами.              Юн Шэнь никак не находился с ответом, но Хэ Цимин продолжила, освободив его от мук поиска нужных слов.              — Мне многое нужно рассказать, и точно так же я бы хотела многое узнать. Даже не знаю, с чего начать. Как… Как твоё здоровье? Как вы тут в целом без меня? Я слышала, отец по-прежнему в походах.              — Не стоит беспокойства, Мин-цзе, я в порядке, — сухо ответил Юн Шэнь. — Да, за последние два года это уже третий его военный поход, но совсем скоро он вернётся из района Северных врат.              Он решил использовать информацию, услышанную от Хэ Цисинь. Жаль, правда, что её было катастрофически мало, но, по крайней мере, он имел понятие о делах генерала Хэ, ведь «мэй-мэй» никогда не уставала сетовать на чрезмерное упрямство отца и нескончаемые походы, хотя в его почтенном возрасте давно пора отправиться на покой.       Тем не менее даже разговор о делах семейных не разбавил повисшую неловкость, смешанную неестественностью. Вся беседа казалась невероятно искусственной и вымученной.              Когда Юн Шэнь закончил рассказывать любимую историю Хэ Цисинь о том, как их седьмого дядюшку обманул встреченный в дороге монах, который, очевидно, являлся шарлатаном, то не смог не отметить скучающий вид Хэ Цимин. «Мэй-мэй» же считала эту историю невероятно забавной, да настолько, что почти всегда её рассказывала, когда замечала, что Юн Шэнь задумчив, однако первая госпожа Хэ, похоже, не сильно впечатлилась. Да и в целом она мало походила на человека, что соскучился и жаждал услышать, как складывались дела в отчем доме.              — Надеюсь, у меня получится остаться в столице на Чуньцзе. Хотя не знаю, стоит ли, — вздохнула Хэ Цимин, растянув губы в грустной улыбке. Она провела пальцем по пиале, следуя за узорами облаков, выведенных на ней тонкими линиями белой глазури.              — Если обстоятельства позволят, то почему не остаться?              Хэ Цимин сжала пиалу в пальцах и странно поглядела на Юн Шэня.              — Ты говоришь, так, будто… — она запнулась. — Неважно. Думаю, ты прав.              Аромат чая в полной мере раскрылся, приторная сладость сухофруктов оттягивалась свежестью запаха свежескошенной травы. Хэ Цимин вполне спокойно пила его, не испытывая неудобств, Юн Шэнь же так и не сделал ни глотка.              — Что-то не так? — спросила Хэ Цимин, в очередной раз наполняя свою пиалу и глядя на то, как Юн Шэнь к своей и не притрагивался. — Тебе совсем ничего не останется, я буду чувствовать себя плохой хозяйкой, если даже не попробуешь.              — Нет, просто он кажется слишком сладким.              Это было действительно так, чай пробовать не хотелось не столько из-за нежелания принимать питьё из рук достаточно подозрительной Хэ Цимин, сколько по причине этой приторной сладости.       Хэ Цимин замерла всего на мгновение, и чайник в её руке дрогнул, но это вышло смазанно и почти незаметно. Почти. С тихим стуком она опустила его на место. Юн Шэнь с тревогой подумал о том, что прямо сейчас крупно в чём-то просчитался. Он ведь в самом деле не подумал, что Хэ Циюй любил сладкое... Хотя Хэ Цимин помнила своего брата лишь из детства, а вкусы могли меняться в течение жизни. Возможно, у Юн Шэня на нервной почве развивалась излишняя паранойя.              К тому времени, как чай был допит, вновь повисла неприятная атмосфера неловкости, разбавить её смогло лишь скомканное прощание и пожелание увидеться вот так снова, в котором не было ни малейшей искренности, хотя и сам Юн Шэнь не желал бы больше проводить время настолько напряжённо и пусто.              Уходя, Хэ Цимин вдруг замерла у дверей и обернулась к провожающему её Юн Шэню.              — Я не сказала главного, — начала она и замялась. — Послушай, Хэ Вэй, в мире не хватит слов, чтобы сказать, насколько мне жаль, что всё сложилось именно так. Я бесконечно виновата перед вами с Синь-мэй. Мне, как старшей сестре, стоило взять ответственность на себя, а не… Хм, даже говорить об этом до сих пор так сложно. Я знаю, что это невозможно искупить, и я признавалась в своей вине перед Небом и богами, возносила молитвы о прощении, но всё это лишь пыль, пока я не получу главного, а именно вашего прощения, но я пойму, если вы не пожелаете отпускать мне мои грехи. Я знаю, что не заслужила этого, как и вы не заслужили того, что случилось, и всё же…              Неожиданно она схватила Юн Шэня за руку. Инстинктивно он дёрнулся назад, но хватка мгновенно из лёгкой и нежной стала крепкой. В широко раскрытых глазах Хэ Цимин блеснули непролитые слёзы.       Что…              Юн Шэнь был слишком ошарашен подобным, что не сдержал удивлённого выражения. Как реагировать? Что сказать?! Он ведь даже не знал, за что Хэ Цимин слёзно просит прощения.              Пребывая в растерянности, он не заметил, как тонкие пальцы скользнули к его запястью, а когда почувствовал нажатие на точки пульса, то мгновенно вырвался из рук «старшей сестры».              — Думаю, Мин-цзе пора, — сухо ответил Юн Шэнь и отвёл взгляд, как если бы хотел уйти от темы, хотя он и правда хотел освободиться от надобности отвечать на подобное. — Благодарю, что уделила время этому брату.              Пальцы Хэ Цимин беспомощно сжали воздух. Краем глаза Юн Шэнь заметил, как буря противоречивых эмоций пронеслась в её выражении лица, но в итоге всё это было скрыто за нейтральной маской спокойствия.              — Пожалуй, да.              Провожая взглядом тонкую фигуру в белом, Юн Шэнь не мог избавиться от тревожного чувства, что, если это и была проверка, то он с треском её провалил.