История красных теней

      Утро подкралось незаметно. Первые лучи тёплого солнца пробивались со стороны Карпатских гор. Деревушка уже просыпалась, пережив ещё одну страшную ночь без потерь. Не смотря на то, что страшная легенда постепенно забывалась, вся она до сих пор жила в разумах людей, и не напрасно они боялись, ибо совсем скоро всё снова вернётся на круги своя.       Чуть свет, встала и Йеннифэр. От кошмаров последние годы её спасали только отвары, которые пила она каждый вечер, перед тем, как ложиться спать, если у неё была такая возможность. Её не мучали страшные картины воин, которых за свою долгую жизнь она прошла предостаточно, не мучали люди, которые погибали по её приказу. Мучило лишь счастье. Оно отравляет душу куда лучше цианида, к кислоте которого юная Княгина прибегала очень много раз, что при своём дворе, что и пред двором иностранным. Она помнила, что один раз пыталась убить этим собственного будущего супруга, прекрасно зная о его силах и нечеловеческом происхождении.       Как забавно было теперь вспоминать, что в самом начале, когда в душе юной чародейки ещё было чувство справедливости, силы добра и зла, она старалась убить его. По приказу свыше прибыла в его замок, но быстро поменяла своё мнение и стала верной защитницей и союзницей Дракулы на долгие годы. Предала своё общество, из которого её выкинули на века. Спустя время к ней начали обращаться за помощью те люди, которые когда-то обманули её и отвернулись от благородства. Она не помогала им, совершенно наплевала на тех, кто обучил всему, что чародейка знала. Наплевала она и на собственного отца, которому отказалась служить на пороге второй великой войны.       Всё так изменилось, когда у неё появилась настоящая семья. Она так трепетно и жестоко любила их, что за каждого своего ребёнка и супруга была готова достать покойника и заставить его мучиться. Семья была её самой главной, и единственной слабостью. Она не была слаба физически или магически, но была слаба на свои чувства, которые с лёгкостью могли контролировать и два других состояния.       Йеннифэр спустилась вниз в своей дорожной одежде, когда хозяева уже встали. Хозяин, мэр деревни, был низким, толстым мужчиной с гладкими усиками и лысиной, в дорогом, щегольском костюме и натёртых до блеска узких туфлях. Он напоминал женщине купцов прошлого, которые чахли над собственным золотом и думали, как бы его преисполнить.       Когда Цепеш вошла в гостиную, супруги сидели за столом, но оба сразу же поднялись. Мария только открыла рот, чтобы представить свою гостью, но мужчина опередил её, доказывая, что знаком с той, кто посетила их дом.       — Я рад и удивлён, увидя вас, Господарыня. Спустя столько лет, и вот, вы здесь. Мне даже трудно поверить в это, — Он поспешно поцеловал руку женщины со всей присущей любезностью.       — Много лет, Матей, но недостаточно, чтобы ты забыл мои искания. Я здесь по высшему распоряжению, и скоро верну всё на правильный путь, — Она была так холодна, как ещё никогда, что доказывало наличие какой-то интересной истории за спиной у этих двоих.       — Можем ли мы чем-то помочь вам, Господарыня? Так прискорбно, что я не застал вашего приезда, но моя супруга, Мария, сообщила об этом сразу же утром. Мы ждали вас.       — Твоя супруга уже помогла мне во всём, в чём могла. Сейчас я хочу посетить наших старых знакомых. Многие из них располагают сведениями, которые мне очень важны. Я вернусь за своими вещами вечером и уеду в Бран. Оттуда твоя супруга получит письмо, если я закончу начатое, и всё вернётся на круги своя.       — Конечно, Сударыня, конечно. Мы будем ждать от вас славных вестей.       Он так и остался в полупоклоне, когда гостья обернулась на каблуках, и направилась к входной двери, которую ей поспешно открыла горничная, наблюдающая за всей этой картиной.       Людей на улице было достаточно, и Йеннифэр увидела эти знакомые улицы спустя шестьдесят лет, с того мгновения, как видела их в последний момент. Многое изменялось, и технологии скорого, двадцатого века коснулись этих мест, но домики были такими же, как много лет назад, застывшие в прошлом так же, как и вся бывшая Валахия. Сегодня она хотела видеть людей, которые когда-то участвовали в заговоре против её супруга, и у коих были на это все причины. Они могли знать больше, чем знала чародейка, и она не сомневалась, что знали.       Дом одного из них располагался недалеко от дома мэра, на самой окраине деревни. По слухам, сейчас сын этого господина, как и господин прежде, занимался только охотой и военной подготовкой, потому с ним редко общались жители деревни. По своему нраву он был суровым и вспыльчивым, но за таким скрывалась огромная история, а не только воспитание и характер, как думали деревенские. Может, он и вправду сошёл с ума за эти годы, о чём Йеннифэр нашептала горничная Сандра, но она быстро вернёт ему разум и память, если так будет нужно.       Его жилище не выглядело доброжелательным, и пережитки прошлого во всём внешнем виде больше отпугивали, чем прельщали. Чучело из головы медведя над дверью на террасе, макеты ружей над скамьёй, всё это вызывало усмешку на лице чародейки. Кажется, старик и вправду сошёл с ума.       Она коротко постучалась в дверь, прислушиваясь к происходящему в доме. Не прошло и нескольких секунд, как дверь рывком открыли и на женщину уставилось дуло старинного, артиллерийского ружья. Она подняла брови в изумлении, перевела взгляд на его обладатели, и в этих старых чертах узнала когда-то молодого и сильного Октавиана Морару - одного из участников многочисленных восстаний и покушений, каждое из которых кончалось неудачно для самих зачинщиков.       Его прямые плечи уже немного опустились, великанский рост стал ниже, седые волосы туго стянуты на затылке, а прямой шрам от левой брови до середины щеки отливал багрянцем. Левое глазное яблоко было сплошь тёмно-красным, и давно не было разделения на зрачок и радужку.        Сильные руки, испещрённые шрамами, с закатанными рукавами, держали оружие так же крепко, не смотря на постоянную дрожь.       — Тёплый приём, Октавиан. Иного я и не ожидала, — Женщина с усмешкой закрывает дуло ружья рукой в перчатке, и спокойно отводит в сторону, — Зря пули серебряные расходуешь. На меня они действуют не хуже обычных, которые, впрочем, ни при каких усилиях в меня не попадут. Колдовство вам, людям, не подвластно. Не ссориться с тобой я пришла, Октавиан, а поговорить и о помощи попросить, взамен на твои условия.       — Какая встреча, высокая госпожа. Проходите, проходите. Вам зла я сделать не желаю... — прихрамывая, Морару пропустил женщину в дом и закрыл за ней дверь на несколько засовов.       Йеннифэр огляделась дивное убранство дома. Ружья, кинжалы, пули и колья висели на всех стенах, а под самым потолком чучела и шкуры животных были приколоты на декоративные доски.       — Даже стараться убить не будешь? Ты всегда был благороднее своих идейных братьев. Но, так и не пойму, отчего меня убить не пытался.       — Надо ли, Госпожа? Вы не кровопийца. Помогаете им - это ваш грех, но людей простых в себе подобных не обращаете, — хромая мужчина прошёл в кухню, приглашая женщину следом, и опустился за стол, где выпивал что-то спиртовое, у чего был едкий, неприятный запах можжевельника, — Вы по поводу какому пришли? Больше полувека вас не видел, да и не думал, что вернётесь, коли семья вся мертва.       Последние слова укололи Йеннифэр, не смотря на то, что она знала правду, и знала, что только в её силах вернуть к жизни собственную историю, к которой и относилась семья.       — Только не мертвы они. Я вернуть всё хочу, как было. Только не беспокойся, Октавиан. Людей мирных больше тревожить они не будут. Я октрою то заклятие, в которое они попали, и сама запрусь в нём же. Больше никто и никогда не вспомнит о нашей семье. Это всё останется страшной легендой прошлого. Разве не об этом ты мечтал всю жизнь?       — Вы меня поймите, госпожа. Ваш муж всю мою семью убил. Он монстр, и вы знаете это не хуже моего. Он жестокий человек, и к вам он жесток. Я видел это. Только вы привязались к нему сильно. Сын вас таковой же...Таков, как отец, и на вас ничем не похож. Дочерей и вас жаль, ибо не кровожадны вы. Мы вас и тогда не хотели задеть, только вы бы нас не послушали. Сейчас уже всё. Половина наших мертвы, остальные - вот так же, как я, с ума постепенно сходят и напеваются до чёртиков, только бы кошмары забыть.       Сколько раз она слышала эти слова от разных людей. От тех, кого ей было жаль, и кого она ненавидела, кто был знаком, а кто жил в разные века. Все эти века такие вот слова слышала она почти от каждого. В какой-то мере они все были правы, когда обвиняли Влада в этих грехах. Его жизнь была самым большим грехом, за который он расплатился сполна. Жесток? Бесчеловечен? Кровожаден? Он был таким, каким был. Йен полюбила его именно таким, прекрасно зная об этих грехах, и любила его всегда взаимно, ибо он, пусть и был холоден к ней, любит острить и заставлять её рыдать кровавыми слезами, чтобы потом поступками доказать истинность своей любви. Таковым был мужчина, в верности которому она поклялась перед Богом, и который оберегал её настолько трепетно, что холод становится благоговейным.       Её сын, любимый и родной мальчик, который прошёл через столько же испытаний, что и отец, был точной его копией. С самого детства Павлу твердили, что он должен быть достойным наследником, и он делал всё для этого. Жестокая подготовка, которую пережил мальчик в Османии, дьявольская жажда крови, без которой было просто невозможно прожить не дня, страх не оправдать надежд и разочаровать отца и мать сделали из него высокомерного и холодного юношу. К нему можно было и было нужно испытывать только сочувствие, потому что он заслужил любви. Настоящей любви, о которой собственная мать забыла на века во имя собственных чувств. Она старалась исправиться тогда, когда произошло всё это, и Павел даже начал снова ей доверят, увидя уже совсем иную женщину, но потом дуэль и всё снова порушилось.       Он наконец полюбил и мог получить от той девушки всё самое желанное, если бы преступил собственный эгоизм, а она, эта загадочная русская дворянка, преступила своё благородие. Они будут вместе, обязательно, потому что их любовь так же правильна, как правильна и сильна была любовь Владислава и Йеннифэр.       — Я знаю это, Октавиан, и никогда бы не пошла против этих слов. Моя семья кровожадна, но все мы перенесли достаточно испытаний, которые оправдывают этого. Существование нашего рода идёт против бога, ибо подкреплено Дьяволом. Я - дочь Дьявола, Октавиан, которая предала собственного отца ради Бога и любви. Мы стремимся к свету, и самое страшное только в том, что тьма есть в каждом из нас, ибо создала меня и мою семью, а к свету нужно тянуться. Мы тянемся к этому свету не смотря на всё. Поверь, Владислав такой же мужчина, как и ты. Ты вырастил достойного сына по своему образу и подобию, это же попытался сделать и он. Я понимаю твою ненависть, потому что в одно мгновение ты потерял всё, но и мы потеряли не меньше. Тебе не нужно бессмертие, но я могу обещать, что ты получишь свое прощение, если поможешь мне. Не смотря на всё, я знаю и вижу, что ты надёжный человек. Я предлагаю тебе вечность в нашем мире взамен на помощь мне в борьбе со злом. Настоящим злом, которое может угрожать всей нашей стране, или даже всему миру.       Йеннифэр протянула ему руку, хотя предполагала, что её речи совершенно не спасут от убеждений Морару, который казался теперь женщине простым, живым человеком, у которого в сердце появилась жестокость от пережитого, и это было совершенно нормально. Печальный опыт истории был у всех, и его просто было невозможно вытравить даже самым крепким ядом.       Он молча смотрел на её руку несколько минут. Дрогнул, и протянул, пожимая в ответ. Он совершенно отчаялся и был готов отступить от собственных принципов ради...Ради чего? Он и сам не знал почему, но монолог женщины, стоящей перед ним, только больше убеждал в неправильности собственных суждений. Она была права во всём. Быть может, тот, кого Октавиан так ненавидел и презирал, окажется самым преданным другом из тех, которые только могли бы быть. Так было думать опрометчиво, но так хотелось...       — Я хочу помочь вам только потому, что уважаю вас, как женщину. Я выполню всё, что вы скажете, а своё взамен попрошу...Позже. Что вам знать хочется?       — Был ли среди вас турок?       — Много было. Кто беглые, кто подосланные...Только уже умерли все, а те, кто живы, к постели прикованы. Вы о нём знаете хоть что-то?       — Маг он...И во всём, что случилось, виноват только он. Кто-то, кто живёт только лишь местью.       Октавиан не мгновения не задумывался покачал головой, выпивая ещё несколько глотков настойки из стеклянного стакана, и сразу же ответил:       — Нет. Магов среди нас не было никогда. Только люди. Тот, кого вы ищете мне незнаком, но я могу узнать у тех, с кем тогда был. С вами они разговаривать не станут...       — Хорошо. Если так... — женщина взмахнула рукой, в воздухе появился аромат трав, фиолетовый блик, и на столе появился оберег в виде символа, — Если ты узнаешь что-то, коснись этого оберега и скажи "Стадорум фера", и скажи всё, что узнал. Я узнаю об этом и мой ворон пришлёт тебе ответ. Прощай, Октавиан. До скорого.       Йеннифэр покинула дом, не замечая, как за этим разговором прошло время. Она хотела поговорить с несколькими людьми, которые в прошлом задолжали ей, и направилась к одной из женщин. Теперь ей было за восемьдесят, но во время светского сезона она служила горничной во дворце, и видела и слышала даже куда больше, чем сами гости. Вадома - верная служанка Йеннифэр, которая была с ней с самого первого дня, наставляла юную работницу во всём, что только надо было знать и уметь.       Имя её было Лукея, но отчего-то сама Йен привыкла называть её Лукьянка, словно уменьшительное от этого имени. Жила она теперь домоуправляющей в одном из богатых домов в самом центре деревни.       Постучалась. Несколько секунд, и ей открыла молодая служанка, которая, выслушав просьбу женщины, отвела её в гостиную, где сидела старушка, покачиваясь в кресло-качалке.       — К вам пришли, Госпожа Лукея. Сударыня говорит, что знает вас.       — Здравствуй, Лукея. Должна мой голос узнавать... — Йеннифэр сделала несколько шагов в гостиную, не обращая внимания на встревоженную горничную, и встала рядом с креслом женщины.       Она замерла на мгновение, а взгляд был устремлён куда-то очень далеко. Лукенья была слепа...       — Господарыня... Оставь нас, Лиам, — девушка удалилась, а Йеннифэр опустилась на кресло перед женщиной, которая долго водила белоснежными глазами вокруг, пока, наконец, не остановила их где-то рядом с гостьей, — Зачем вы пришли?       — Я хочу спросить у вас то, что спросить не успела. Лукея, как относился к вам Господарь, мой муж? Не замечали ли вы чего-то действительно странного?       — Вот оно что... — тонкие губы старушки дрогнули, она села прямее, как-то нахмурилась, — Были моменты, которые пугали меня...Всё как-то быстро изменилось. Сначала, как и ко всем слугам, Господарь относился ко мне холодно. Он только Вадому уважал и любил. С нами, как и положено со слугами. Конечно, Вадома рассказала всё. Как себя вести нужно, а как не следует. Ничего примечательного не было. За две недели до дуэли, когда сезон почти закрылся, он неожиданно вызвал меня к себе, и начал оказывать всевозможные знаки внимания. Никогда этого не делал, а тогда...Я даже испугалась. Говорил разное, и про вас говорил...Мне показалось, что это не он был вовсе. Я сбежала тогда, не знаю, каким чудом. Заперлась у себя и молиться принялась...А Вадома наказала, вам об этом ни за что не говорить.       — Вот оно как... — У Йеннифэр постепенно складывалась в голове одна картина, которая приводила в ужас и совершенно ей не нравилась. Нет, ей было страшно только то, что однажды и она чуть не совершила роковую для себя ошибку.       — Простите Госпожа...       — Что ты, Лукея. Скажу тебе одно. Права ты, что это не он был. Мой супруг, сколь не был ко мне холоден, никогда не смел бы мне изменять и проявить интерес к какой-то иной женщине. Он не способен на это, поставь перед ним хоть сотни красавиц со всей земли. Нет. В этом я и хочу разобраться. Как ты потеряла зрение?       — Когда произошла та вспышка и всё исчезло. Я очнулась уже слепой, и один из приглашённых конюхов тогда довёл меня до дома...Ничего, с того дня, я больше не вижу, кроме кровавых воспоминаний и звука выстрела...       Йеннифэр показалось на мгновение, что в глазах женщины появились слёзы, и она наклонилась, сдёрнув перчатку, и взяла её руку в свои.       — Если это так, то я сумею вернуть тебе зрение...Ты увидишь вновь всё вокруг себя. Обещаю. Только подожди совсем немного. Я верну всё на свои места, иначе больше не вижу смысла жить... — чародейка поднялась, но в самое последнее мгновение Лукея сжала её руку и проговорила, смотря так ясно, словно видела.       — Вас ждёт страшный бой...Я вижу это ясно так, что на сердце не спокойно становится. Не отчаивайтесь и не поддавайтесь. Я в верю вас. Да хранит вас бог...       Из дома Йеннифэр вышла с тяжёлым сердцем. На улице занялись сумерки, и времени больше не было. Страшный силуэт замка навис над деревней, подобный грозовым тучам, которые вот вот прольются дождём страха на всех жителей.       Она вернулась в дом Марии, где уже ждала её хозяйка. Конь был готов, вещи собраны. В передней Мари протянула ей резную шкатулку для драгоценностей. Йен сама открыла её. Там лежало только широкое, белого золота кольцо с рубином крупной огранки; на обратной стороне обода был выбит герб Цепешей. Женщина взяла его и надела поверх перчатки на средний палец левой руки, ощущая, как мгновенно разливается какое-то тепло.       — Ждите писем, Мария. Прощайте.       — Хранит вас бог, Господарыня... — Мария перекрестила женщину, и Йеннифэр вышла вон из дому, вскакивая на своего коня, и беря под уздцы, — Вперёд. К прошлому...       Один раз рванув узды, чёрный вихрь понёсся галопом к дороге, ведущей на гору к чёрному силуэту замка Бран.