Монах

      Серафим качнулся и открыл глаза. Автомобиль остановился. Стараясь сфокусировать зрение, чтобы рассмотреть место, куда они прибыли, парень выбрался из салона. Теперь он стоял с большой сумкой в руках, которую достал из багажника отец, и во все глаза смотрел на высокие каменные стены.       Прибывших встретил молодой монах. Смиренно улыбнулся и сказал, что отведёт их к настоятелю. Отец кивнул Серафиму, приказал следовать за ним. Они прошли большие ворота, издавщие неприятный скрипучий звук при открытии.       Мимо проплывали серые здания, о назначении которых Серафим имел лишь смутное представление. «Наверное, здесь живут», — подумал он. Строения эти Серафиму не понравились. Скучные, холодные, бесцветные.       Вскоре все трое подошли к жилищу настоятеля. Тот вышел приветствовать своего давнего друга. Настоятель выглядел как почтенный старец, но был ещё крепок и как будто высок. Лицо его казалось одухотворённым и суровым.       — Вот мой сын, — сказал отец Николай. — Но мне надо ещё кое о чём предупредить тебя.       — Хорошо, хорошо, — произнёс настоятель, удостоив Серафима лишь мимолётным взглядом, и пригласил отца зайти для разговора.       Серафим остался стоять на улице. Но злость и любопытство разбирали его: что такого хочет сказать отец старику? Быстро оглядевшись, юноша подкрался к двери, затаив дыхание, стараясь услышать тихий разговор, но как только ему начало казаться, что он отчётливо услышал несколько слов, рядом возник незнакомый высокий голос:       — Что ты делаешь?       Серафим резко обернулся, отпрянув от двери и чуть не свалившись с небольшого крыльца от неожиданности. Он собирался нагрубить нарушителю спокойствия, но внезапно замер. На Серафима со страхом и любопытством смотрели два огромных глаза. Красивые, глубокие, обрамлённые густыми ресницами, как у лесной лани.       Сам Серафим не был уродом. Его может было даже назвать в какой-то степени симпотичным, хотя ничего необычного в нём не было: тёмные волосы, голубые глаза, он обещал быть неплохо сложен, только ростом высок.       — Ты подслушивал? — спросил обладатель красивых глаз. — Подслушивать нехорошо.       — Нет, я не подслушивал, — нагло соврал Серафим. — Я…потерял кое-что.       — Что потерял? Я могу помочь тебе найти.       Серафим разрывался между желанием ещё услышать хоть что-нибудь из разговора и познакомится с юношей, действительно похожим на ангела.       — Ээ… Вообще я вспомнил. Наверное, я потерял это где-то там. По дороге.       Он собрался пойти с незнакомцем искать несуществующее «что-то» и заодно расспросить обо всём, но доброго мальчика кто-то окликнул. Да почти тут же появились отец с настоятелем. Николай смерил сына строгим взглядом, сказал на прощание короткое:       — Не позорь меня.       Затем удалился. Серафим остался один на один с настоятелем.       — Добро пожаловать, Серафим, — только и сказал старец. — Пусть вера твоя будет сильна.       «Как же, — подумал юноша. — Ещё была бы она вроде, эта вера»       Время ужасно медленно шло. Для Серафима прошло уже будто три месяца, а на деле только один. Оно и не удивительно: каждый день проходил как под копирку. Подъем, молитва, маленький отдых, очередная молитва, потом трапеза на которой один из жителей читает «Житие Святых», один раз даже довелось самому Серафиму её прочитать. Маленький отдых и послушания. Прибраться в храме, поработать на огороде, поработать со скотиной и т.д. Вечернее богослужение, вечерняя трапеза, повечерняи наконец-то отбой.       Благодаря однообразным дням Серафим, или уже не Серафим, был готов на стенку лезть. При пострижении парень получил новое имя — Георгий. Однако сам он продолжал считать себя Серафимом, да и малое значение придавал ритуалу. Добавляли ещё и братья. Их хлебом не корми, дай только подлизатся к иеромонахам, лишь бы посмеяться и передать настоятелю что-нибудь.       Разбавлял эту серую картину только Борис, тот парень, которого встретил Серафим в первый день. Борис сам проявил инициативу и по доброй воле оказался здесь. Парень сразу понравился «старшим» братьям. Тихий, послушный, наивный, в любую чушь верит, всё сделает, только попроси, а ещё слишком добрый, мухи не обидит. Этим очень часто пользовались, в особенности послушники и часто над ним подшучивали. Боря (так Серафим стал называть его про себя) был маленький, худенький, даже щуплый, но с очень красивым, светлым и почти детским личиком.       По характеру Серафим был его полной противоположностью. К нему только подойди, испепелит взглядом. Однажды он шёл по какому-то поручению и услышал смех и кроткий умоляющий голос Бориса.       — Братья, ну что же вы как маленькие? Ну отдайте, пожалуйста!       Борис оказался в маленьком круге, зажатым с обоих сторон. Он подбегал к одному, у которого была его скуфья, но один брат быстро перекидывал её другому.       — Братья, ну вы же знаете, что отец Алексей не любит, когда мы без скуфии ходим! Ну, пожалуйста!       Боря смотрелся в этом кругу как маленький мальчик, зажатый группой подростков.       Что-то в груди Серафима вновь кольнуло, и он направился к ним. Парень прокашлялся, а его руки скрестились на груди.       — Что здесь происходит?       Послушники повернули головы к юноше, один из них вышел из круга.       — О, брат Георгий, присоединишься? Милости просим.       — Велено было идти готовится ко сну, почему вы ещё здесь? — сухо спросил новоиспечённый брат Георгий.       — Мы вот братья Бориса решили проводить, а ты что здесь делаешь?       — Свечи тушу. Отдайте по хорошему вещь брату Борису, а не то…       — А не то что? Угрожаешь нам? Настоятелю это ой как не понравится.       — А я вижу ты тут самый смелый, повторяю последний раз, отдайте.       Послушники захохотали, от чего по стенам прошлись маленькие вибрации, а свечи что освещали коридор заколошились. Что ж, если не хотят по хорошему, будет по плохому.       Серафим сжал кулак и со всей силы ударил им по лицу брата, тот прекратил смеяться и отшатнулся от юноши. Удар прошёлся прямо по скуле, оставляя после себя неприятный тёмный цвет. Брат протянул руку к своему лицу, немного ощупывая его.       Серафим опустил руки и медленно подошёл к противнику. Нападавший кинулся на парня хватая того за одеяние. Юноша скинул его, как какую-то пылинку со своей одежды. Серафим одним рывком поднял того с пола и прижал к стене.       — Сделайте же что-нибудь!       Остальные братья как вкопанные остались на своих местах, Борис же выхватил свой головной убор у одного из них и нацепил на себя.       Серафим сжал кулак и поднёс его к лицу. Послушник зажмурился, приготовившись к удару…       Но Серафим отпустил парня и отошёл на шаг. Он отряхнул руки как от чего-то грязного, его лицо озарила улыбка.       — Со мной дружить надо, братья, а не враждовать. Зарубите себе на носу.       — Что здесь происходит? — Серафим в миг замер, этот бесстрастный сильный голос мог принадлежать только одному человеку — настоятелю Алексею. — Брат Георгий, две тысячи поклонов, а потом на исповедь! Остальные, марш в келью! Брат Борис, проследить.       — Но ведь я только заступился за брата Бориса! — возразил Серафим. — Неужели вы допустите здесь такое?       — Споры ни к чему, брат Георгий, — строго произнёс настоятель. — Усмири свои гнев и достойно прими наказание. Со всем остальным я буду разбираться сам.       Гневно сверкнув глазами, Серафим угрюмо опустил голову и отправился в маленький храм на молитву.