And so the sky becomes a dream I never dreamt because I'm just too busy Waiting for nothing And wasting away
Голоса. Маленькие, тонкие, похожие на иглы. Они впивались в Ируму со всех сторон, окутывали колючим одеялом, нарастали и затихали. Знакомые голоса, и будь в ней хоть толика сознания, Ирума смогла бы их назвать. Она плыла в тёмной воде. Через волны пробивался свет, слепил её, заставлял морщиться. Ирума поднимала руку, чтобы заслониться, но путалась в водорослях. Что-то толкало её к поверхности — одна рука, десятки, тысячи. Она тянулась, чтобы глотнуть воздуха, но в лёгкие набивалась вода. Ирума проваливалась, поддавалась течению, её сносило волнами. Пока тысячи рук не толкали её в спину, пока замкнутый круг не повторялся. Позднее Ирума опишет это, как длинный сон. Дневную дрёму, в которой реальные образы и звуки заменяют сновидения, обрастают выдуманными подробностями и стираются, едва ты просыпаешься. Ей скажут, что она не приходила в себя пять дней. Ирума узнает, что очнулась семнадцатого ноября в одной из центральных больниц Токио. Первое, что она увидит, когда глаза привыкнут к темноте — прикроватную тумбочку и корзину фруктов. Синие шторы, не до конца закрытые, через которые лунный свет падает светлой полоской на её кровать. Игла капельницы на её руке, паутины проводов и кислородная маска. Что-то тугое на груди, будто пристроившийся кот, мешающее дышать. И стоит вдохнуть поглубже, по телу расползаются волны боли. Ирума быстро научится дышать крохотными дозами. Она попытается поднять руку и обнаружит, каким тяжёлым стало затёкшее тело. Пальцы больше дрожат, чем двигаются, и Ирума сконцентрируется на них, сжимая и разжимая. Второй раз она очнётся под утро, когда кто-то заботливо коснётся её лба тканью и начнёт возиться с капельницей. Ирума приоткроет глаза и пару минут будет смотреть, как медсестра меняет иглы, делает пометки в журнале и тяжело вздыхает. Первая осознанная мысль — «она выглядит знакомо». Ирума попытается окликнуть девушку, закашляется и привлечёт её внимание. Огромные лиловые глаза наполнятся слезами. Медсестра хлюпнет носом и сделает пару шагов назад с испуганной улыбкой. Когда она заплачет, Ирума окончательно вспомнит. — Цу-мики…сен-пай… — они виделись несколько раз, ещё в Академии, это девушка из 77-го класса. Ирума в жизни бы не вспомнила её имя, но в голове настолько пусто, что эта бесполезная информация оказалась на виду. Услышав, что она очнулась, медсестра разрыдается. Цумики поздравит её с прошедшим днём рождения и попробует (неумело) переключить внимание Ирумы на что-то приятное. Вот её подарок — альбом в кожаном переплёте. Его Цумики аккуратно раскроет перед Ирумой, уберёт со лба растрепавшиеся волосы, будет медленно перелистывать страницы. Это альбом с фотографиями из старшей школы. Многие — с подписями Рантаро. Конечно, тут не обошлось без Супер Фотографа, но некоторые явно делал сам Искатель Приключений. Яркие карточки с идеальными ракурсами — работа профессионала, — а рядом смазанные фотки с телефона. Коллекция работ «Ирума спит в разных позах и местах», фотографии с тренировок, немногочисленные фотографии с Тенко. И одна большая, в самом центре альбома. Ирума прищурится, вынимая фотографию, вглядываясь в странный фон. Она никогда не видела Тенко в такой одежде — светлое хаори поверх тёмного кимоно. Ракурс слева и немного снизу, часть кадра загораживают кусты. Ирума попробует понять, но после разговора с Цумики сил хватит только грустно улыбнуться. Она отложит фотографию, чтобы позже распросить самого героя-приключенца. Цумики будет поглядывать на дверь, пока Ирума опустится на измятую подушку и закроет глаза. Из-за задёрнутых штор и отсутствия любых индикаторов времени, она не знала, когда очнулась в очередной раз. В комнате никого не было, только фоновый шум настырной мухой нарушал тишину. Скосив глаза в угол комнаты, она приметила дряхленький телевизор, крутивший с помехами выпуск новостей. Один и тот же выпуск новостей, как она вскоре осознает. «Мы продолжаем наш специальный выпуск, посвящённый трагедии в Академии Надежды — государственной старшей школы для одарённых подростков. Двенадцатого ноября ученики этой школы совершили зверские убийства: по последним данным погибли не меньше двадцати человек, включая охранников, несколько десятков ранены. Списки погибших вы можете видеть на своих экранах». Прищурившись, Ирума по слогам прочитывала знакомые ей имена. Мурасаме Сошун, президент. Кисараги Карен, историк. Все до единого члены студенческого совета. Нанами Чиаки. Киригири Кёко. Маизоно Саяка, Кувата Леон, Фуджисаки Чихиро-- Она зажмурилась, но бесстрастный диктор и не думала замолкать: «Тело директора Академии Киригири Джина было найдено сегодня утром; по предварительным данным он покончил жизнь самоубийством. Если вы пострадали в ходе нападения, либо нуждаетесь в психологической помощи, звоните по этому телефону… Полиция сообщает, что нападавшим удалось скрыться. При попытке задержания учеников 77-го класса Академии Надежды пострадали члены правоохранительных органов, а также несколько гражданских лиц. Если вы обладаете данными о местонахождении следующих людей, пожалуйста, сообщите по телефону…» Ирума тупо смотрела в телевизор, где каждого её знакомого, включая ребят из оккультного клуба, объявили в уголовный розыск. Это не был сон. Джунко настолько глубоко забралась в их головы. Что она такого им сказала, что?! Саму Джунко, а также её сестру и ещё пару ребят, включая Мацуду, выделили в категорию особо опасных преступников. За них назначили такое вознаграждение, что цифры с трудом помещались на экране. Изуру тоже искали — под именем Хинаты Хаджиме. Не упомянули только саму Ируму, к счастью, даже в списке пострадавших. Рантаро постарался? Она попыталась ударить кулаком, но тумбочка находилась слишком далеко, и попытка двинуться пронзила плечо острой болью. Хватая ртом воздух, Ирума сглатывала слёзы и слушала, ведь ничего больше ей не оставалось. «Ученики платного курса Академии Надежды вышли на улицы города с требованием привлечь к ответственности администрацию школы, а также всех её выпускников. По всей стране вспыхнули протестные движения, их слоган: Таланты — Супер Опасны!». Выпуск подошёл к концу и тут же начался по новой. Забыв о дикторе, Ирума смотрела в потолок и морщилась от света ламп, чью яркость будто выкрутили на максимум. Получается, из всего первого курса выжила только Селестия Люденберг. Ирума чуть не рассмеялась, представляя, как она отказалась участвовать в защите Академии, сославшись на новый маникюр. Из второкурсников погибли тот странный парень и Супер Шеф, а остальные сбежали. Почему тогда Цумики-сенпай здесь? Столько вопросов и никакой возможности получить ответ. Когда диктор в пятый раз начал перечислять имена погибших, Ирума смогла закрыть глаза и провалиться в очередной беспокойный сон. Ей снился хохот Джунко, кровавые разводы на руках и холод промозглого ноябрьского вечера. Ирума проснулась, когда Цумики ходила по комнате, недовольно хмыкая и упирая руки в бока светлого халата. В её руке был зажат термометр — тот, которым измеряют температуру в помещениях. Она смотрела на него с укором, надув щёки. Ирума приподняла бровь, наблюдая за сценой. — Цумики-сенпай?.. Медсестра вздрогнула и совершила серию взмахов руками, пока термометр подскакивал к потолку и всячески пытался покончить жизнь самоубийством. Наконец, она прижала его к груди и обратила испуганный взгляд на Ируму. — В-вы проснулись! Повисла недолгая пауза. Пока Цумики таращилась на неё, Ирума осознавала себя и своё положение в пространстве. С прошлого раза ничего не изменилось, разве что за окном стало светлее. Приборов вроде чуть меньше. Тепло, но не жарко, хотя по ощущениям на ней два или три одеяла. Дышать всё ещё боязно и неприятно. — Что вы… делаете? — И-измеряю те-температуру, — медсестра расправила плечи, в голос вернулось несвойственное ей раздражение. — Понимаете, для скорейшего выздоровления нужно следить за многими вещами. Поддерживать определённую влажность воздуха, температуру окружения, давать вам необходимые витамины. И у меня всё никак не получается создать идеальные условия. Когда Цумики не думала о существовании людей в радиусе километра, Ирума начинала видеть в ней кого-то, равного остальным талантливым одноклассникам. Только если её не остановить, можно полчаса слушать о влиянии герани на подоконнике на состояние пациента. — Спасибо… я поняла, — Ирума улыбнулась так дружелюбно, как могла. То есть так себе. — А вы… можете рассказать, — она изо всех сил выдавливала слова, — что произошло? Почему ваши одноклассники… они… ну… Медсестра отложила термометр и опустила ладонь на грудную клетку Ирумы, надавливая так, что та захрипела. Нет, нет, неужели и она… — Что вы натворили, Ирума-сан? — из пугливой заики она за секунду обратилась маньяком. Невесть откуда возникший в её ладони скальпель с бордовыми следами плясал у глотки Ирумы. Она бы испугалась, если бы не была занята поисками крошечных глотков воздуха в сгущающемся бордовом тумане. Слова медсестры гулко вспыхивали в сознании: — Из-за вас я больше не смогу повидаться с ней. Мы ведь вернёмся за вами, понимаете? Не сейчас. Она говорила, что хочет, чтобы вы наблюдали. Но однажды… «С кем повидаться?» — одними губами бормотала Ирума, хотя, кажется, уже знала. Больничные лампы мигнули в последний раз, и некто всемогущий вырубил свет. С тех пор Цумики-сенпай в её палате не появлялась.***
Ирума проснулась от сквозняка. К концу осени изрядно похолодало, и только два одеяла мешали замёрзнуть насмерть. Свежий воздух приятно покалывал измождённые лёгкие, но внутри жгло чувство дискомфорта. Она не знала, сколько минут смотрела на подрагивающие шторы и пыталась разглядеть пейзаж в узкую щёлочку между ними. Затем что-то лязгнуло. Ирума дёрнула рукой от неожиданности и присмотрелась. Через окно была перекинута металлическая кошка. Кто-то лез к ней в комнату. Повинуясь капле пота на щеке, Ирума обвела глазами палату, тумбочку, кровать. Где-то ведь должна быть тревожная кнопка? События приняли бы интересный оборот, но в своей ослабленной заторможенности Ирума не успела. Зато увидела, как в окне показывается одна нога в туфлях и брюках, вторая, светло-коричневое пальто и ярко-зелёная шевелюра. Сейчас было бы кстати держать в руках лязгающий металлический поднос, чтобы драматично его уронить. — Рантаро?.. Ирума надеялась, что он слышал её шипение из-под маски, потому что нормально говорить она ещё обратно не научилась. Товарищ отряхнулся, деловито смотал кошку и зажал её подмышкой. — С днём рождения! — объявил он, разворачиваясь и садясь на подоконник, ничуть не смущённый комизмом ситуации. — Уж извини, Джульетта, что не через парадный! «Джульетта» нервно хихикнула, отчего в груди ощутимо кольнуло. Она посмотрела на румяного от мороза, довольно щерящегося Рантаро. Будто сто лет не виделись, хотя меньше недели. Совсем не изменился, да и с чего бы? Это Ирума в одночасье сменила род деятельности со «старшеклассница» на «при смерти». — Спасибо, — она не думала, что встретит семнадцатилетие в больнице. — Рантаро, ты… Цумики-сенпай… — Не переживай, тебе сейчас вредно много разговаривать, — он поднёс к губам указательный палец. Ирума благодарно выдохнула. — Я не знаю, как она до тебя добралась, но её уже арестовали. Поможет следствию, как единственный живой свидетель помимо тебя. Я тут за ниточки подёргал. В общем, к тебе придёт детектив — всё ему расскажи, не скрываясь, и от тебя отстанут. Обещаю. Ирума медленно кивнула и потянулась едва слушающейся рукой к фотоальбому на тумбочке. — Откуда… фото… Тенко? — А, да я видел её. И всё. Никаких объяснений, только самодовольная морда. Ирума выразительно подняла брови. — А? — Ну, помнишь, я на Танабату уезжал? Ты ещё злилась, что мы на фестиваль не сходили. Во-от. Я кое-какими связями воспользовался, нашёл её, она в Тохоку сейчас. В каком-то монастыре в горах. Там парней даже на пушечный выстрел не подпускают, пришлось из кустов её щёлкать, — он сложил пальцы квадратом и прикрыл один глаз. Как Ирума встретила Танабату в этом году — отдельная душещипательная история. И новость о том, что в это время Рантаро был с Тенко, звенела в голове глухим колоколом. Какое-то время Ирума смотрела на него, ничего не говоря. — Почему ты не сказал? — Потому что она не вернётся. Ты бы только расстроилась тогда, выпытывала, где она. Тебя бы туда и не пустили, это очень, скажем так, закрытое место. А сейчас, — Рантаро пожал плечами, — можно и рассказать. При всём своём ярком, беззаботном характере, иногда Рантаро кто-то отрубал эмоции. В такие моменты он мог сказать сколь угодно грубую вещь. Как в тот самый день, когда Ируму выбрали в студсовет, и он тоном безликого судьи сообщал, что Тенко сделала свой выбор, или когда молча слушал, что Джунко готовит апокалипсис. За эти полгода она не забыла Тенко, хотя знакомство их было довольно коротким. Иногда человеку хватает пары недель, чтобы оставить яркий след в жизни. Тенко не одаривала ехидной мудростью, как Рантаро, не была эксцентричнее Танаки с его клубом, не бросала Ируме вызов на уровне Джунко. Зато полностью доверилась едва знакомой девочке (ей). Поклялась дружить, хотя никто свидетелем этой клятвы не был, рассказала о своих принципах и следовала им, даже когда на кону было её будущее в элитной Академии. Принципы были и у Ирумы, но она не могла с такой уверенностью говорить, что не отступится от них. Не было недостатка в упрямстве, целеустремлённости, но себя Ирума считала более гибкой, что ли. Для Тенко цель не оправдывала средства, для какой-нибудь Джунко — ещё как. Ирума застряла посередине. Путь к цели для неё — извилистый, и если на пути гора, а ты собирался идти прямо, не проще ли обойти? Кто тебя осудит? Разве что ты сам. Поэтому часть Ирумы вечно была недовольна. И потому хотелось ещё раз встретиться с Тенко, отблагодарить — на этот раз с полным осознанием, за что благодаришь. Спросить о дружбе. Почему она такой хороший друг, Ирума уже разобралась, но почему именно для неё? Что она сделала для Тенко, чтобы заслужить это? Вопрос, который висел с весны. Когда её взгляд прояснился и Рантаро дождался кивка, он продолжил: — У нас не так много времени. Я пришёл сказать, что узнал, — он сел на краешек кровати. — Эношима-тян пропала. Говорят, кто-то слышал, что кто-то видел, как её выносила из школы на руках сестра. Не выдержав, Ирума стянула кислородную маску, от души прокашлялась и севшим голосом прохрипела: — Её ранили? — Вероятно, — Рантаро пожал плечами. — Икусаба-тян была вся в крови, так что никто не понял, несла она труп или нет. Ирума медленно покачала головой, вспоминая нервно барабанящего по клавишам Мацуду. Что-то пошло не так в виртуальной реальности, но Джунко бы никогда не умерла так просто. — Я уверена, что она жива, — Ирума сжала край одеяла. — Чёрт с ней. Что теперь будет с нами? — Забвение, — просто сказал Рантаро. — В отличие от студентов основного курса, на которых теперь вся Япония будет косо смотреть, нас вскоре забудут. Нас ждёт обычная школа, долгое лечение у психотерапевта и-- Он умолк, пока Ирума смотрела, как на одеяло падают крупные слёзы, помолчал немного и продолжил: — Я договорился, чтобы тебе сделали операцию. У тебя пробито правое лёгкое, долго не протянешь. К счастью, есть одна… передовая разработка, — он поморщился. — Никто не может гарантировать, что ткань приживётся и не будет серьёзных осложнений, но это лучшее, что я могу тебе предложить. Ирума кивнула, не поднимая головы. — Я попросил близкого человека присмотреть за тобой, сам в больнице навещать не смогу — там снаружи дел невпроворот. Когда выпишешься, постарайся… — он так и не подобрал нужных слов. — Не вини во всём себя. Ты знаешь, кого винить. — Почему ты не послушал меня? — Ирума посмотрела ему в глаза, продолжая сжимать одеяло. — Мы могли это остановить. — Правда в том, Ирума-тян, что остановить Джунко не мог никто — и я это слишком хорошо знал. Как знал и то, что не смогу остановить мою подругу, — он потянулся и взъерошил её волосы. — Мой близкий человек научил меня, что порой лучше всего — отстраниться, наблюдать и быть готовым помочь, когда что-то пойдёт не так. — Я… — она закашлялась; Рантаро гладил её по спине. — Я убью её… Одноклассник вздохнул и приобнял её. Они сидели несколько минут в тишине, которую нарушали бесконечные всхлипывания Ирумы и столь же вечное тиканье часов. Когда у Рантаро завибрировал телефон, он хмуро сбросил звонок и отошёл к окну. — Мне пора бежать, Ирума-тян. Не скучай. Мы ещё увидимся. У неё на языке вертелась сотня вопросов, которые она так и не успела задать — только подняла руку, махая на прощание. Потом нашарила кнопку вызова медсестры, попросила закрыть окно и провалилась в долгий и чуточку более спокойный сон. Дни сливались в грязный тягучий пластилин. Вскоре действительно пришёл следователь: темноволосый мужчина лет тридцати с уставшими сморщенными глазами притащил диктофон и бумажку с вопросам. Справившись о её здоровье, следователь предложил Ируме рассказать всё, что она знает о Трагедии. Послушавшись Рантаро, она не лгала. Начав с исключения Тенко, прошлась по всем ключевым событиям, упомянув даже путешествие в виртуальную реальность и то, что с её помощью Джунко хотела организовать восстание резервного курса. Следователь пожёвывал ручку и кивал, делая пометки. Наконец, он захлопнул блокнот, раскланялся и оставил её в покое. Как и обещал лучший друг, с тех пор служители правопорядка её не беспокоили. Однажды в дверь постучался давний выпускник Академии — Супер Хирург, чьё имя она не запомнила, но весь разговор едва сдерживала смех из-за того, как смешно топорщились его напоминающие каракатицу усы. Он провёл инструктаж перед операцией, рассказал о наркозе и пару дней был единственным приятным собеседником Ирумы — медсёстры не в счёт. Хирург предупредил, что никаких гарантий дать не может: разработка настолько неизученная, что вероятность успеха операции просчитать невозможно. Либо её тело примет новый кусок лёгкого, либо нет, и тогда конец её ждёт плачевный. На следующий день после операции за ней постоянно наблюдали. Вскоре стало понятно, что Ируме повезло. Дыхание перестало быть пыткой, отпала нужда в кислородной маске, и с каждым днём её тело возвращалось в колею. Конечно, были у счастливого выздоровления и минусы, о которых ей не уставали напоминать. Бегать можно, но себе дороже. Лёгочные инфекции не смертельны, но возможны осложнения. Вероятность летального исхода в этом случае мала, но будет расти с возрастом. По лестнице ходить медленно, с уважением к каждой ступеньке, но лучше на лифте. Даже курить можно, составив предварительно завещание. Всё, что требовало вдохов и выдохов, рисковало довершить начатое Камукурой и закончиться трагедией. Ирума старалась не думать, что придётся оставить занятия спортом, потому что не представляла, во что её жизнь превратится в принципе. Тем более, врачи говорили поменьше волноваться, а когда она всё-таки волновалась, кололи побольше успокоительных. В канун рождества её всё-таки выпишут, и Ирума вернётся в свой одинокий дом, подписав кучу бумажек и обнаружив под дверью новогоднюю открытку. Она безуспешно будет пытаться найти обратный адрес, но так и не узнает отправителя. Следующие два года она будет часто доставать эту открытку и с укором смотреть на неё, ведь тогда в больнице состоялась их последняя встреча с Амами Рантаро.***
Ирума сидела на задней парте у окна и списывала параграф по истории из учебника. Учитель — слепоглухой дед, наверняка заставший реформы Мейдзи — изредка поднимал голову, кряхтел и продолжал с улыбкой посапывать, пока ученики были предоставлены сами себе. После безудержной нагрузки Академии, Ирума с трудом привыкала, что в обычной школе всем на тебя насрать. Может, не так уж и плох был резервный курс? — Это правда? Я не видела её в новостях. — Да, я лично слышала от Кунигами-куна, который подслушал в учительской, что это упомянул директор в разговоре с кем-то из родителей! — Она училась в Академии?! — Да тише ты! Ирума косо глянула на одноклассников. Если ребята из резервного курса быстро её зауважали, то на отбитых учеников обычной школы ничего не работало. Она пыталась подружиться, пыталась угрожать, но те только хихикали и продолжали обсуждать её личную жизнь, былые подвиги и незавидное будущее. Она сжала зубы и вернулась к учебнику. Близился февраль, на носу экзамены, а она отстала от программы из-за больницы. Какая разница, кем были её учителя и друзья, если никого из них больше нет. Первый день второго курса напомнил ей, почему она ненавидит весну. Погода в апреле, не в пример холодной зиме, встречала тёплым ветром, разносящим лепестки сакуры по асфальтовой дороге. Насколько всё вокруг было слащавое и розовое, приятно пахнущее и оптимистичное, настолько сжималось нутро Ирумы и крепло желание сбежать. Она грубо протиснулась через толпу первогодок, не удостоила и взглядом столики клубов с призывными вывесками и молча прошла в главный холл, чтобы послушать унылую речь директора и вздремнуть под гимн школы. Всё это время, даже с учётом пропущенных занятий, она занимала первые строчки по итогам тестов. Всё меньше ей приходилось для этого стараться. Там, где суровые учителя Академии не могли удовлетвориться ответом из учебника и подсовывали заковыристые вопросы, местные преподаватели пожимали плечами. Видно, что знаешь? Тогда знаешь. Однажды, эксперимента ради, она вообще не готовилась к тесту по истории. Первое место. Отмечать ответы наугад? Первое место. Казалось, она может не приходить в школу; её имя как прикленное висело на доске почёта. Так она и сделала. Неделю она провела, не вставая с кровати, тупо глядя на запылившийся потолочный вентилятор. За окном щебетали апрельские птицы, соседские дети играли в мяч. Ирума накрывалась подушкой и поворачивалась на другой бок, шмыгая вечно заложенным от слёз носом. Проваливаясь в дрёму, она неизбежно просыпалась рывком, порой оказываясь на полу, а иногда сметая банки из-под лапши со стола, когда барахталась, пытаясь остановить то неизбежное, что раз за разом являлось к ней во снах. Она умывалась и смотрела на своё безжизненное лицо с кончиками светлых волос и проглядывающими русыми корнями. Ниже ключиц сверкал под каплями воды белёсый кратер уродливого шрама. Она царапала его и ковыряла, надеясь, что тот однажды отпадёт, как засохшая корка, но шрам, как и её кошмары, отличался завидным постоянством. Звонил классный руководитель. Ирума придумала парочку оправданий, но они и не потребовались; ей просто сказали: «Мы всё понимаем». Она бросила телефон на кровать и распахнула дверь шкафа так, что тот покачнулся. Из ростового зеркала на внутренней дверце на неё смотрело одичалое существо со спутанными волосами и вишнёвыми синяками на лице. Существо горько усмехнулось. — Они нихера не понимают. Дверца захлопнулась. Со шкафа прямо на затылок больно приземлился пыльный и грязный баскетбольный мяч. Ирума обнажила клыки. — Подавление талантов, значит? — обратилась она в пустоту. — Я бы придумала этому более красивое название. Ближайшая спортивная площадка всегда была занята по вечерам. Не раз Ирума шла от станции и с тоской глядела на разношёрстную компанию играющих в баскетбол: старшеклассники, мелкие пацаны, даже какие-то девушки, висящие на руках особенно привлекательных парней. Сегодня Ирума впервые перешагнула заграждение с мячом в руках. — Ты кто? — Сыграть хочу. Они переглянулись и пожали плечами. Какой-то белобрысый парень махнул рукой на место под кольцом. — Давай ко мне, всё равно никто центровым быть не хочет. Ирума пожала плечами и встала позади всех. Для японки её метр семьдесят — ого-го достижение, но центровыми ставили самых высоких, а она была ниже прочих играющих. Вряд ли кто-то воспринимал всерьёз девчонку в помятом спортивном костюме и собранными в хвост грязными волосами. Ирума стояла с руками в карманах, пока игра проходила без неё. Наконец, какой-то чел бросил с трёхочковой, промазал, и человек пять столпились под корзиной, надеясь подобрать мяч. — Не спи! — бросил ей белобрысый и так и застыл с открытым ртом, когда она, даже не стараясь, напружинила ноги и выстрелила в воздух, раньше всех оказываясь у мяча. Приземлившись, она вздохнула и кинула ему мяч, пока он осоловело хлопал глазами. — Не спи, — буркнула она, убрала руки в карманы и отошла, не мешая им играть. Поначалу она сдерживалась; не из жалости к ним, а опасаясь, что её тело даст сбой. Только с каждым мячом её охватывал азарт. И вот она уже на полной скорости проносится через всё поле, делая красивый данк, а её сердце вовсю стучит и гоняет кровь. Она тяжело дышала, прислушивась к ощущениям. Ничего. Всё в порядке. И сколько бы она ни бегала вопреки предписаниям хирурга, её тело казалось только здоровее. Вскоре она вспоминала о перенесённой операции только разглядывая себя в зеркале. Даже эти середнячки быстро поняли, какой перед ними талант. Так и говорили: ты небось Супер Баскетболистка, да? Ирума жёстко отметала любые упоминания Академии. Они что, новости не смотрят? Сам премьер-министр публично осудил идею талантов. Японцы — нация сплочённая, только командная работа приведёт нас к бла-бла-бла. Высокомерие карается, средний класс превозносится, невзрачность выделяется. Им было всё равно, пока она играла, и теперь каждый день она прогуливала школу, лениво наблюдая, как парни тянут жребий, чтобы «девчонка» была в их команде. Своё имя она не говорила, а ребята попались вежливые и не напирали. Потом, когда к постоянным игрокам присоединилась ещё одна девушка, она-то и начала вопить, что это невежливо. — Да как вы можете! — нравоучала она. — Это ваш лучший игрок, а вы даже её имени не знаете? — Спроси сама, — бурчал белобрысый, Акаги. — Нам не говорит. Ирума вздохнула, поняв, что так просто ей не отделаться. Перебирая в голове распространённые женские имена, она застыла и впервые за последние дни улыбнулась. Как инсультник — зажатым краем губ. — Меня зовут Джунко. Она заляпала ванную комнату следами вонючей краски, но по прошествии пары часов гордо смотрелась в зеркало. Чёрт знает, какой там оттенок использовал Рантаро — этот подойдёт. Ирума сверилась с журналами и фотографиями, чтобы подобрать тот самый цвет, тот самый «клубничный блонд», с которым эта мразь вертелась под её ногами. И где она теперь? — Я ношу его лучше тебя, — уверяла она дверцу шкафа. С директором удалось договориться. На занятия ей можно не ходить, только на контрольных появляться да изредка общаться с социальным работником, которому по долгу службы предписано присматривать за «жертвами Трагедии». Ирума не считала себя жертвой и плевалась от названия, но имя прижилось — так теперь называли тот ужас, что произошёл двенадцатого ноября. Глянув на календарь и мысленно отметив, что грядёт годовщина в полгода, Ирума переоделась в спортивную майку с шортами и вышла на свежий воздух. Камиширо Акаги — «для тебя — Акаги-кун» — стал её приятелем. Он учился в другой школе, мечтал стать космонавтом и занимался баскетболом, чтобы поддерживать себя в форме. Ируму забавляла его мечта, напоминая о друге из средней школы. В отличие от неё, он имел яркую цель в жизни, и, оставшись без личных стремлений, она с большим удовольствием проводила с ним время, обсуждая чужие планы. Пару раз они сходили вместе в кино, и он ей даже нравился. — Нет, это не значит, что мне нравятся блондины, — говорила она с зеркалом. — Блондинок я тем более ненавижу. Акаги откровенно пялился на неё, а Ирума небрежно поправляла волосы, подсмотрев, как Джунко делала это в рекламе шампуня. Она и оделась сегодня откровеннее обычного — а почему нет? Только Супер Моделям можно? Она купалась в комплиментах и продолжала играть лучше всех, отчего на их скромную спортивную площадку прибывало всё больше людей. Если в средней школе она никогда не обращала внимание на болельщиков, то сейчас распробовала вкус славы. Она скучала по тому, как резервный курс носил её на руках и безмерно уважал, скучала по удовлетворённому хмыканью тренера Некомару. Интересно, где сейчас 77-й класс? В новостях про них не говорили с тех пор, как… Да и плевать. Это было в другой жизни. После очередной игры, стирая полотенцем пот и забирая у смущённого Акаги бутылку с водой (не забыть подмигнуть ему в следующий раз!), Ирума устало потянулась. Две девочки, наблюдающие за ней всю игру, застенчиво мялись у заграждения, и она махнула им рукой. — Хотите сыграть? Они втянули головы в плечи и подошли к ней, сжимая что-то за спиной. Пошептавшись, девочки синхронно выставили перед собой безумно знакомый глянцевый журнал с не менее знакомой фотографией в купальнике. Ирума подавилась водой. — Это вы? — прозвучало в унисон. — Это же вы Супер Модель Эношима Джунко?! Сокомандники напряглись, как во время решающего броска. Акаги переглянулся с товарищем и осторожно тронул её за плечо. — Джунко-тян?.. — сипло сказал он. — Но ты же… Ты ведь… Известная на всю Японию преступница? Одно из главных действующих лиц Трагедии? Человек, бесследно пропавший полгода назад? Не только это. Джунко разрушила её жизнь, и Ирума с едким наслаждением жила её образом, чтобы точно так же разрушить его. Она отчётливо понимала, что однажды разобьёт сердце всем этим ребятам, для кого стала другом. Разобьёт сердце себе. И разве это не подходящее наказание для них обеих? Для тех, кто эгоистично проводил время в компании своего врага, пока разрушалась Академия Надежды. Быть может, от лица Джунко она будет творить добро — ей бы это меньше понравилось? Пожалуй. Джунко была кем угодно, но не хорошим человеком. Ирума станет им за неё. Нацепив то самое невинное выражение лица, с каким Джунко подкатывала к её бывшим друзьям, Ирума прошептала: — Вы ведь никому не скажете? Девочки завизжали, а Ирума с удовлетворением смотрела, каким пунцовым становится Акаги. Пара дней до Золотой недели. Ирума не особо ждала выходные: в школу и так ходить не надо, а тут ещё поездка в Окинаву намечалась. Она не успела выйти из образа Джунко, когда позвонил классрук с предложением поехать, и с дуру согласилась. Акаги за неё радовался, и в чём-то он был прав — развеяться ей не мешало. Они с ребятами оставались в Токио, обещали всю неделю скучать, поэтому… Поэтому за пару дней до отъезда он пригласил её к себе домой. Ирума понимала, зачем, и её трясло от одной мысли, но Джунко ни за что бы не отказалась, поэтому не отказалась и она. Напротив, перерыла весь свой скромный гардероб в попытках собрать что-то «сексуальное». Джунко бы умилилась: единственным привлекательным нарядом оказался тот самый, что она заставила надеть на фестивале, а Ирума случайно захватила его домой. Акаги так смутился, что вообще не смотрел на неё и тут же приступил к экскурсии по дому, к ужину и прочим ритуалам. Джунко рисовалась перед ним, а спрятанная за этим образом девушка тряслась, подтянув к себе коленки. Что она делает и зачем? Она не понимала уже давно. Баскетбол заполнял опостылевшую жизнь, общение отвлекало от боли в груди, но Ирума зашла так далеко в своём маленьком спектакле и для кого? С другой стороны, Ирума не могла даже встать с кровати, а Джунко вела вполне обычную жизнь. Более того — она привлекательна и успешна, у неё много друзей и поклонников, которые обещали хранить секрет в тайне. Конечно, она наплела им, что её подставили. И вообще, ситуация запутанная. Вы же не думаете, что такая милая школьница, как я, могла устроить теракт? У меня вообще талант к моде, о чём речь, это моя сестра Супер Солдат всех поубивала. Ой, боюсь её, если будете обо мне другим рассказывать, ещё найдёт. Наряд полиции так и не пожаловал. Может, связи Рантаро тянулись так глубоко, что ей можно и молоко из супермаркета тырить — всё равно закроют глаза. Ладно, она может представить себя с ножом перед Джунко, но воровать — как-то мерзко. Забавно, как тяжело ценить чужую жизнь, когда увидел дюжину трупов и маньяка с пистолетом. Она думала о чём угодно, чтобы не возвращаться мыслями в реальность, где рука Акаги плавно скользила по её коленке куда-то выше. Он щёлкал каналами телевизора, надеясь поймать что-то романтичное, но везде шёл один и тот же срочный выпуск новостей. — Подожди, — Ирума резко вырвала у него пульт и прибавила громкость. «Сегодня ночью в центре Касугаи были найдены тела молодых девушек. Следствие установило их личности: Коидзуми Махиру, Супер Фотограф, и Саёнджи Хиёко, Супер Танцовщица. Напоминаем, что они подозреваются в совершении множественных преступлений, также доказано их участие в убийствах в Академии Надежды, известных как Трагедия. Местоположение других участников так называемой группировки Отчаянных остаётся для полиции загадкой…» — Ты их знаешь, Джунко-тян? — Акаги побледнел. — А они тоже… на них тоже наговаривают? — Нет, — хрипло ответила Ирума, сжимая треснувший под накрашенными ногтями пульт, — про них — всё правда. Теперь она понимала, зачем ей жить, как Джунко. Джунко на них плевать. Ирума Миу на её месте не смогла бы сидеть спокойно, пока малознакомый парень осваивает новые для себя горизонты. — Тебе холодно? — спрашивал он, но дрожала она не поэтому. Посмотрев какой-то сериал, они выключили телевизор и при тусклом свете ламп неуклюже лежали на диване. Акаги осторожно целовал её. Ируму тошнило. Непривычное ощущение другого человека, мысли вообще другим заняты, ногти слишком длинные, в кофте жарко… а теперь холодно, когда его рука скользнула под неё. — Ты чего? — спросил он. Ирума обнаружила, что крепко держит его за плечи. — Я пойду. Она не помнила его лицо и как дошла домой, помнила только, что выкинула вещи Джунко и рыдала под душем, ковыряя шрам. В Окинаву она поехала, как Ирума Миу — насмешка для одноклассников, прогульщица, якобы любимица классного руководителя. Не удержавшись, она двинула в нос кому-то из ребят и остаток времени гуляла сама по себе, постоянно оборачиваясь. За ней кто-то ходил, и она бы не заметила это, если б не смешивающийся с запахами уличных кафешек парфюм. У Джунко точно был другой. Ирума петляла, сжимая в кармане мобильник, но ничего страшного с ней не произошло. Вернувшись домой, она с чемоданом брела от станции мимо спортивной площадки. Обычно тихий район гудел. Домохозяйки стояли у цветочных дорожек и что-то вполголоса обсуждали. Что-то жёлтое, что Ирума приняла за тюльпаны, оказалось растянутыми у площадки полицейскими лентами. — Проходим, не задерживаемся, — бурчал полицейский. — Тут не на что смотреть. Он нагло врал, было на что: на лужи крови, на растянутые на манер детской скакалки внутренности Акаги, на застрявшую в корзине голову одной из девочек, что принесла глянцевый журнал. Ирума, как её ни пытался отодвинуть полицейский, молча смотрела на всю эту картину. Не думая, что делает, она заорала ему прямо в лицо: — Что тут произошло?! — Дамочка, я вас попрошу-- — ЧТО ЗДЕСЬ ПРОИЗОШЛО Я ТЕБЯ СПРАШИВАЮ?! Он присмотрелся к ней, встряхнул за плечи и отвёл за угол. — Так, барышня, — Ирума вздрогнула, — я вижу, что вы только что с вокзала, так что к делу отношения не имеете. Вы этих ребят знали? — Она не стала ему отвечать, да и он уже махнул рукой. — Ладно, всё равно по газетам разойдётся. Здесь были Отчаянные, кого-то искали. Идите домой, пожалуйста, и дверь заприте. Он ещё раз хлопнул её по плечу, протёр пот фуражкой и вернулся на свой пост. Огромная карета скорой уже загораживала проход. «Кого же они искали?» — спросил насмешливый голос, с которым Ирума разговаривала день ото дня. — Тебя, — ответила она, разглядывая валяющийся неподалёку окровавленный журнал. Весь следующий год она не запомнила. Тренировалась на спортивной площадке, с которой удивительно быстро отмыли кровь, и ждала. Когда уже к ней, совсем не подозрительной, придёт полиция? Когда её с мешком на голове утащат давать признательные показания? Все ищут Эношиму Джунко, а она почти месяц играла в баскетбол под открытым небом, да как так? Единственным ответом была открытка, которую она нашла под дверью. Тот же парфюм, преследовавший её в Окинаве, и аккуратный почерк: «Не будьте так неосмотрительны». Она не следовала совету. Гуляла бесцельно по улицам, слушая разговоры прохожих, надеясь столкнуться с «Отчаянными», которых ещё недавно звала друзьями. Новости о них порой всплывали на анонимных форумах. Уже вся Япония знала, что Отчаянным нужна Эношима Джунко, которую признавали их не очень тайным лидером. Молодые девушки в спешке меняли имена, в правительстве выдвинули законопроект о переименовании острова Эношима, а модные бренды наперебой открещивались от любых связей с ней. На выпускной церемонии Ирума не задерживалась: не заворачивая домой, сразу оттуда пошла на подработку в небольшой книжный магазин. Милое семейство из матери и двух дочерей, одна из которых её возраста, с радостью приняло её работать за кассой. Платили правда мало. Ирума стремилась найти место поприличнее, надеясь обзавестись связями и деньгами, которые позволят ей копать всё глубже и найти Джунко первой. Она раздумывала пойти в университет, но везде ей говорили одно и то же. Отказано. Отказано в обучении без разъяснения причин, хотя понятно почему: в её биографии есть школа-которую-нельзя-называть. Поэтому, наверное, её не брали даже на вакансии без опыта — только мелкие подработки, где плевать, кто ты и откуда. Ирума начинала злиться. Её взяло упрямство, и она каждый день ходила по собеседованиям, готовая заниматься чем угодно, если за это будут нормально платить. Она знала, как Джунко бы решила эту проблему, но вечер наедине с Акаги добавился в копилку её кошмаров, и Ирума понимала, что она готова почти на всё. Но не на это это. Кто знает, как сложилась бы её жизнь, если бы не раскопанная в недрах даркнета почта Селестии Люденберг — единственой выжившей из всего 78-го класса. И вот уже Ирума на последние деньги ехала на поезде в Сайтаму, чтобы встретиться с Супер Азартным Игроком, отбросившей титул Академии, чтобы играть на информационной бирже. В письме Селестия настаивала на личной встрече и обещала то, что заставило Ируму так резко сорваться: Она знала, где искать Эношиму Джунко.