Your heart's turned to stone I see you dancing on the bones The fire burning in your eyes Your feelings cold as ice I know you used to care Now you spill poison everywhere Your smile's become so insincere You're so alien within
Пляжный домик. Та самая семейная халупа, в которой Джунко проводила лучшие дни молодости с дорогой сестрицей, то есть — в одиночестве. Только не этим утром. Иной ребёнок — а Джунко и в двенадцать считала себя ребёнком — радовался бы компании, но не она. Что этот мудак забыл на её пляже? — Это не наш пляж, — заметила Мукуро вместе с назойливым внутренним голосом. — И он выглядит безобидным. — Тебя не спрашивали, — ворчала Джунко из принципа. Точка зрения многое меняет. Левая сторона у паренька не такая фотогеничная, а вот когда он повернулся личиком, Джунко приспустила очки. Он шёл по жёлтому песку в цветастых шортах и спасательном жилете. Такие странности можно простить, когда даже со ста метров Джунко видела блеск украшений на его пальцах. И браслеты, столько браслетов, как у торговца в аэропорте Нью-Дели. — Какой идиот ходит на пляж в таком виде? — буркнула девочка, поправляя дорогущую цепочку на шее. Ей нравилось, какой след она оставляла после загара. А ещё Джунко носила Кольцо Настроения — безделушку из супермаркета, которая навеки осталась синей, сообщая, что настроение у владелицы меланхоличное. Джунко снова нацепила очки повыше, поправила скромную соломенную шляпку пропорций «Титаника» и, виляя отсутствующими ещё бёдрами, подвалила к мальчику с салатовыми волосами. — Золото ищешь? Смысл жизни? Незнакомцев, приходящих в себя после кораблекрушения? Мальчик сощурил глаза от полуденного солнца. — Скорее, ответы. Они улыбнулись друг другу, будто раскрывая карты по одной. Идеальные белоснежные улыбки, такие открытые и притягивающие взгляд, с щербинкой хитрости за зубами. Амами Рантаро искал то ли устрицу, то ли мидию, то ли улитку — Джунко их не различала. Зачем? Из-за расставания, конечно. И мальчик был рад встретить кого-то своего возраста, кого не смущала серьёзность отношений в двенадцать лет. — Он был такой крутой, знаешь, холодный немного. Меня это цепляло. Липовая уверенность, но я не смог устоять, — Рантаро засмеялся, отпивая безалкогольную пину коладу. Очередной день на пляже, когда они обсуждали бывших, моду и мудаков-родителей. — И мне нравится в таких парнях, что их подтолкнёшь немного в нужном направлении, и они всё сами сделают. «Спортсмены — да, музыканты — строгое нет», — объяснял Рантаро. Такие у него правила в отношениях. Этот был футболистом, потом в рэп ударился, ну, они и расстались. Бывший назвал Рантаро высокомерным слизняком, вот он и пошёл искать улиток на пляже. «Прикинь, высокомерный слизняк. Как он должен выглядеть? Вот и мне интересно стало!» Хотя они и не искали слизней с того дня. — Значит, ты бы манипулировал кем-то талантливым в своих целях, — Джунко играла с каплями ванильного мороженого на языке. — Сработает, не спорю. А знаешь, как бы я поступила? — М-м? — Нашла бы самого бесполезного человека на свете, — она задумчиво закусила губу в странном порыве вдохновения. — Какую-нибудь чувиху, которая одеваться не умеет, за ручки не держалась, сидит в своей комнате и э-э, зубрит что-то? В стрелялки рубится? Супер Хикка, короче. — И зачем? — Рантаро приподнялся в лежаке, разглядывая загорелую собеседницу. — Что она тебе даст? Джунко показала другу язык. — Всё. — Но у неё ничего нет. — Вот именно, — девочка высокомерно качала ногой, зачёрпывая ещё одну ложку мороженого. — Спортсмен, которого ты найдёшь, знает себе цену. Будешь ставить ему цели, он будет прошибать их лбом, но однажды остановится и задумается. Даже ты не сможешь дурить ему голову вечно. Рантаро поджал губы. — Да зачем он мне навечно, я же заскучаю. А ты что предлагаешь, милая? Вылепить себе девушку с нуля? Хэндмейд DIY? — Угу. Да или не девушку. Тот, у кого ничего нет, даст тебе всё, что получит с твоей помощью. Запомни эту великую мудрость. Брошенная через плечо ложечка упала в горячий песок у лаконичных чёрных туфель. — Как ты сюда попал? — Э-э, пешком… — Да не ты, — Джунко отпихнула лезущего к ней Рантаро и тряхнула головой, выбираясь из воспоминания. Её голые ступни касались песка, но не чувствовали его. — Как ты сюда попал? Он приподнял голову, убрал руки в карманы и улыбнулся. — Пешком. Джунко скривилась и бросила остатки мороженого ему в рожу. Недолёт; зато теперь на его идеальном дорогом костюме будет смачное пятно. Жаль, от этого приятнее не стало. — Зачем я тебе? Соскучился, Камукура Изуру? Он поскрёб длинным ногтём пятно на рубашке и слегка нахмурился, впиваясь в Джунко алыми глазами. — Хочу узнать тебя получше. Их первое воспоминание — яркие огни хирургических ламп. На двадцать первый день в утробе матери у новорождённого формируется мозг; Изуру же мыслил с первой секунды своего зачатия в недрах лаборатории. Каждое движение скальпеля по его телу, каждый нейронный импульс — всё это осознавалось познающим мир ребёнком. Единственный на тот момент голос Хинаты Хаджиме эхом разносился по пустой черепной коробке, которую скоро наводнят невольные переселенцы. Хаджиме считал виртуальную реальность «интересной». Ему нравилось знакомиться с каждым из талантливых учеников — теми, кем он всегда восхищался. Кузурью отказался пожимать ему руку, Коидзуми долго ныла, что делить сознание с парнем — зашквар, зато Комаэда Нагито с восторгом отнёсся к идее сделать сосудом для Абсолютной Надежды абсолютно непримечательного ученика резервного курса. Создать талант из ничего, вырастить кусты голубики в бетонной яме — Нагито считал это вершиной эволюции и с гордостью примкнул к растущей с каждым часом компании. Нанами Чиаки не верила своим глазам, когда к фонтану, у которого она бесконечно играла в одну и ту же игру, подошёл тот, кого она бесконечно ждала. Короткое воссоединение и слишком долгие объятия для них обоих — застенчивых хикканов, которые всплеск гормонов приняли за высокодуховную эмоциональную связь. Эношима Джунко с наслаждением хрустела попкорном, сидя в воображаемом кинотеатре. Позади остались воспоминания юности и привкус коктейлей на жарком пляже. Встреча с самой собой — самое яркое пятно на серой фотоплёнке. Когда Эношима Джунко разыскала в недрах Академии Абсолютную Надежду, ей ничего не стоило вгрузить мальцу идею о том, что его крайне негуманно используют. Дескать, Хаджиме-кун, им на твоё благополучие плевать — всем этим докторам и нейрохирургам, которые и рады покопаться в голове невинного подростка. Зачем теперь сидеть на поводке? Ты ничего им не должен. Они уже получили неоценимый опыт, а теперь ещё и нашли себе легального раба. Спроси у Чиаки, если не веришь — я помогла и ей. Академия Надежды в нынешнем виде должна быть уничтожена. Конечно, решать только тебе — кто я, чтобы приказывать человеку твоего калибра. Тогда ещё Джунко не знала; догадывалась, но не знала, что в голове Изуру смешались все личности разом. Она предлагала пообщаться с живой Нанами — той, которую полгода методично обрабатывала. Той, кого Хаджиме почему-то избегал. Ох уж эти подростковые драмы. И пусть Чиаки в их голове не успела провести в компании реальной Джунко столько же времени, зерно отчаяния в ней распускалось день ото дня. Пока Хаджиме задавался философскими вопросами и не следил за остальными, Джунко общалась с копией своего протеже и вкладывала ей те же идеи. Она понемногу убеждала и остальных, чтобы в нужный момент 77-й класс, а может, и все остальные, перешли на её сторону. Поэтому, когда Хаджиме пришёл за советом к Чиаки, она ответила: Джунко права. Академию Надежды не просто нужно, её придётся уничтожить, если ему не безразлична судьба остальных учеников. Хаджиме задумался. Изолированный от новостной повестки Камукура Изуру лопатами жрал любую чушь, которую ему скармливала реальная Джунко. По редким ответам невпопад, будто принадлежащим грубому Кузурью или фанатичному Нагито, она поняла, что воздействовать нужно не только на Хаджиме, но и на всех учеников разом. Это было ещё проще. Представляешь, в этом году на резервном курсе появилась талантливая девушка — и ей тоже не дают раскрыться. Она так старалась, чтобы попасть в студенческий совет, но всего через пару недель её выгнали. Она прекрасно играет в баскетбол. Может, слышал о ней — Ирума Миу-тян. Джунко в его сознании оставалось довольно кивать, ведь половина 77-го класса и даже кто-то из 78-го хором подтвердили, что это хороший человек, отличная подруга и крайне талантливая ученица. Меньшинство быстро задавили, и если до этого один Хаджиме думал о революции, теперь недовольство захлестнуло его коллективное неразумное. Когда реальная Джунко навестила их в следующий раз, она предложила план, как покончить с Академией раз и навсегда. Проблема лишь одна — будут жертвы. Давить на Хаджиме — глупо, поэтому Джунко оставила его обдумывать моральную дилемму до следующей встречи. Сам по себе Хаджиме был мягкотелым добряком, но амбициозные и непреклонные ребята в его голове быстро склонили лидера на свою сторону. Кузурью громче других орал, что он на это жизнь положит — мол, его клан всегда защищает простых жителей, даже если ради этого приходится размозжить череп другим якудза. Невинная на первый взгляд (на очень наивный взгляд) певичка Саяка расуждала, что благие революции всегда сопровождают людские жертвы — таков мир. Но какая разница, что там говорят другие, если лидер их уютного тупичка ни одного решения не мог принять сам? Достаточно грустного «так не может продолжаться» от Супер Геймера, чтобы впечатлительный Хаджиме наступил на горло своей морали и согласился. Согласился на всё. Джунко дала мысленную пятюню своему реальному телу. Когда Камукура Изуру вошёл в кабинет студсовета, реальная Нанами Чиаки узнала его — неплохо, учитывая отросшие до пола чёрные волосы и алые глаза, которые поменяли цвет с серо-зелёного, когда кто-то из хирургов не там сделал надрез в его башке. Они едва разговаривали, ведь для этого нужно обсудить его трансформацию, неожиданное исчезновение и тот факт, что всё это время Хаджиме не пытался связаться с реальной Чиаки. Она и сама оставила попытки достучаться — перед ней лежали досье на каждого члена студсовета и оружие, которое нужно было раздать. Когда твоя королева приказывает устроить резню, тут уж не до выяснения отношений. В завязавшейся бойне они долго оставались молчаливыми зрителями — исключая ребят вроде Киригири, конечно, но их было мало, как жужжащих мух в зимний день. Наиболее циничные делали ставки, третьекурсники рвались вмешаться, но остальные — самые преданные союзники Джунко — убеждали их, что это необходимо. Людям проще игнорировать коррупцию и несправедливость, пока их это не касается, пока это где-то далеко и вообще неправда. Лишь показав на весь мир, на что способна Академия с её прогнившей системой, можно изменить общественные порядки. Как ампутация разлагающейся ноги — это больно, но критично для выживания. Как бы долго Хаджиме ни пытался просиживать штаны, его импульсивные товарищи не желали оставаться в стороне. Супер Танцовщица из 77-го класса с хихиканьем подставила подножку кому-то из дерущихся, и он упал — прямо под бензопилу другого третьекурсника. Хикканша из 78-го, скрывавшая маниакальные наклонности, вонзила ножницы в пах какого-то парня, и он выронил револьвер, который тут же подобрал Комаэда Нагито. Он единственный из 77-го класса, кто на протяжении этих месяцев не соглашался с идеями Джунко, хоть и занимал позицию наблюдателя, уверенный, что «надежда» восторжествует. — Вам не кажется странным, что мы пытаемся изменить мир к лучшему, но игнорируем тех, кто несёт отчаяние? К нему подошли Хаджиме и Чиаки. — Что ты имеешь в виду? — То же, что говорил всё это время, Хината-кун — тебя обманывают. Она — обманывает, — и он посмотрел на сидящую на подоконнике с невинным видом Джунко. — А ты что предлагаешь, белый и пушистый? Сидеть на попе ровно, пока Академия не начнёт всех своих учеников зомбировать, как нашего любимого Хаджиме? Тебе уже каждый сказал: это необходимо. — Ты всё ещё уверен в этом, Хината-кун? Хаджиме опустил голову и заскрипел зубами. Куда ему определиться — для этого нужно взять ответственность, а он от неё ускользал, как мыло в ванной. Джунко поймала взгляд стоявшей рядом Чиаки, и та коротко кивнула. — Я понимаю, что хочет сказать Комаэда-кун. Пусть мир и станет лучше, те из нас, кто замарал руки, однажды могут устроить новую катастрофу. Счастливчик сощурил глаза. Сказать он хотел не совсем это, но слепая вера в надежду не давала ему вмешаться напрямую — лишь подталкивать Хаджиме к точке зрения, которую он считал верной. Как жаль, что они с Чиаки не придерживались таких высоких моральных стандартов. — Что вы предлагаете? — нахмурился Хаджиме. — Я предлагаю поговорить с Нанами-сан, — Нагито кивнул на реальную Чиаки, бледную и напуганную, которая примёрзла к учительскому стулу во главе класса. — Кто знает, остановится ли она на этом. Вдруг за одной необходимостью последует другая, третья. Мы должны искоренить в ней отчаяние, убедиться, что она не продолжит сеять хаос в мире. То, что ты выбрал, Хината-кун, уже свершилось, — Нагито обвёл руками помещение. — Если такой ты видишь революцию, она произойдёт. Мир изменится. Нет смысла продолжать плясать под музыку отчаяния. — Я… — Хаджиме искоса глянул на неё и зажмурился. — Ты… ты прав, наверное. Я с ней поговорю. Джунко хотела вмешаться, но выражение лица Чиаки заставило её томно улыбнуться и промолчать. Она была права, объясняя Рантаро, почему дружить нужно с бесполезными неудачниками. Девочка, которая так ненавидела себя и свой талант, что подумывала шагнуть с высотки, получила шанс выпустить эту ненависть — и горе тем, кто встанет на её пути. Хаджиме подошёл к реальной Чиаки и что-то сказал ей, но она отползла и вжалась в угол. За грозным лицом Изуру она не видела бывшего друга, да и смотрела лишь в одну точку — на пистолет в его руке. Все они, и даже обернувшийся в последний момент Хаджиме, смотрели на револьвер в руках Супер Геймера, который она выхватила у Счастливчика. — Что ты-- Нанами Чиаки выстрелила в саму себя. Джунко до последнего гадала, попадёт ли она, но пуля безукоризненно прошила школьную форму в районе груди. Хаджиме бросился к захлёбывающейся кровью подружке, пока Джунко аплодировала своей ученице. — Браво, Чиаки! Ай да молодец! — она соскочила с подоконника и от души засосала Геймера, ведь каждой собачке нужна награда для закрепления команд. — Сколько времени понадобилось, чтобы ты научилась целиться! Нагито вздохнул и подошёл к Хаджиме, который трясся над телом Чиаки, умолял её прийти в себя и всячески отрицал тот факт, что крови в её организме осталось меньше, чем незаляпанных обоев в комнате. За возложением Христа на учительский стол наблюдали и остальные, но не вмешивались, пока Хаджиме, сжимая заколку погибшей, не начал орать. Он склонился над телом реальной Чиаки, забрызгивая её слезами и соплями, и крохи контроля над прочими личностями в его сознании, исчезли, как последний весенний снег. Джунко хрустнула костяшками.***
Джунко приоткрыла глаза, не поднимая головы. Тьма окружала её тёплым пледом, обманчиво уютным, покалывающим на затёкших пальцах. Она посмотрела вправо, шевельнула рукой. Запястье дрогнуло, звякнув уходящими в бесконечно высокий потолок цепями. Посмотрела влево, повторила движение. Посмотрела на себя со стороны. Когда у тебя нет физического тела, можно выбирать любую точку зрения. Можно сесть перед собой на колени на холодный каменный пол, поднять за подбородок свою же голову и вглядываться в измученные голубые глаза. Джунко потеряла счёт времени, рассматривая искусанные губы с маленькими трещинами, потерявшие напускной блеск косметики и помады. — Вот оно, — сказала Эношима Джунко самой себе, — твоё отчаяние? Сказала и поднялась на ноги, взмахнула рукой, продираясь через тьму, как через сотни путанных занавесок в магазине штор. Сделав несколько шагов, она уткнулась в крупные стальные прутья. Решётка узкой тюремной камеры, за пределами которой чернело ещё больше темноты. — Мукуро, — позвала она хриплым голосом, — ты здесь? Ещё раз спустя какое-то время: — Мукуро? Ей никто и никогда не отвечал. Джунко порой забывала, что в этом месте есть другие, сомневалась, но знала — они всё ещё здесь. Ему нужны остальные, пусть Ей он и пользовался чаще прочих. Когда кровь запеклась на руинах Академии, Хаджиме пришёл в себя в каком-то ангаре на краю города. Он отключился от происходящего, и даже когда его физическое тело двинулось по горам из трупов за пределы здания, продолжал сидеть на коленях перед учительским столом и сжимать заколку. Он не пытался остановить обезумевших, не слушал рациональных, а только плакал, плакал, плакал, как девчонка над смертью любимого хомячка. Чиаки — та, что в их компании — оставила его. Она слепо брела за Джунко и думала о чём-то своём, наверняка крайне грустном и драматичном. Самоубийство, пусть и завуалированное, прикольно до того момента, как ты на самом деле умираешь. Затем — пустота, даже если видишь это глазами другого человека. — Хэй, ты снова с нами, — Джунко от души хлопнула по спине встающего на ноги Хаджиме. — Как ощущения? Желаешь газетку с последними новостями? Теперь другими глазами смотрел он; не жалостливым взглядом бесталанного Хинаты Хаджиме, а как разгневанный Бог, готовящийся предать свои владения огню Страшного Суда. Он взмахнул рукой, и силуэты всех остальных — всех талантов до единого — исчезли. Джунко больше не слышала их голосов, не чувствовала присутствия, не чуствовала… ничего? Та эйфория, в которой она купалась, ускользала, как ни старалась она её сохранить. — Ась? Её придавило к земле, будто они оказались под водой на глубине сотни километров. Джунко сидела на одном колене и едва могла дышать, пока каждый шаг Хаджиме раздавался десятибалльным землетрясением. Из её красивого модельного носа хлынула кровь. — Он был прав. Ты обманула меня. Джунко было, что возразить, но ей не дали такого шанса — то ли Хаджиме стал умнее, то ли не контролировал свою силу, которую до этого никогда не демонстрировал. Обуздать столько талантов разом, заткнуть орущую толпу не каждый бы смог. Забавно, что у пустого сосуда для Камукуры Изуру проявился собственный талант. — Ты мне больше не нужна, Абсолютное Отчаяние. По велению его растопыренных пальцев кровь из её носа зависала в воздухе и складывалась в очертания — сначала кляксы — затем сферы — затем эмбриона, гомункула и, наконец, человека. Алые, как кровь, волосы и алые глаза обнажённой девушки безучастно смотрели на преклонившую колено Джунко. — Твой истинный талант — я заберу его, — безликим голосом вещал Хаджиме. — Он послужит благому делу, а ты больше никому не причинишь вреда. Без него ты не более, чем капризный ребёнок, Эношима Джунко. Она с ненавистью смотрела на продукт её сознания, который Хаджиме умудрился раскопать. На Абсолютного Аналитика — скучнейшую в своём роде дуру — Отонаши Рёко, с которой они жили бок о бок с самого рождения. Мразь, которая отравляла её жизнь всё это время, приносила скуку в и без того унылый мир, заставляя спасаться, упиваться отчаянием. Джунко часто говорила с ней, но впервые столкнулась лицом к лицу. После этого всё исчезло. Новости внешнего мира доносились до неё с опозданием, через едва различимые трещины в камнях тюремной камеры. С тех пор, как Хаджиме изолировал таланты друг от друга и пользовался ими с методичностью шахматиста, Джунко умирала от скуки. Единственным её развлечением была — как это ни смешно — Отонаши, запертая в той же камере. Каждое возвращение она получала град вопросов, на которые безразлично отвечала. Реальная Эношима Джунко пропала — проиграла Ируме Миу в виртуальной реальности и оказалась там заточена, совсем как Джунко в сознании Изуру. Где сейчас бродит её настоящее тело никто не знал, и Хаджиме не пытался его найти прямо сейчас лишь потому, что отыскал занятие поинтереснее. Увидев, что творит 77-ой класс в поисках своей королевы, Абсолютная Надежда решил им помешать. Убийство Чиаки и вечная компания Отонаши сделали из бесхребетного мальчика сухаря, которому было всё равно, сколько трупов последует за трупом любимой и единственной. Что об этом думала запертая в их сознании Геймер — Джунко не знала, а Отонаши не интересовалась. Она была машиной: тупым набором алгоритмов и логических операций, не испытывающим угрызения совести или отчаянную радость от заявления, что смерть — самый простой способ прекратить беспорядки Осколков Отчаяния. Хаджиме знал и про более сложный способ, но ему к тому моменту было плевать. Без Джунко 77-ой класс превратился в мало организованное стадо баранов. Кузурью и Соня были формальными лидерами, но выполняли свои собственные цели, мало заботясь о том, чтобы объединить разрозненные таланты во что-то поумнее, в организацию, которая отыскала бы Джунко без особого труда. Отчаяние раскололось, дав Изуру возможность выслеживать их по одному. Коидзуми Махиру, Супер Фотограф, делала снимки трупов на баскетбольной площадке, когда Изуру с талантом Супер Бейсболиста забил её найденной неподалёку битой. Он задушил Супер Музыканта Миоду, чьи песни расходились по интернету и привлекали на сторону отчаяния всё больше сочувствующих. Под руку подвернулась и Супер Танцовщица, которой не абы кто, а сестра Джунко, вспорола горло перочинным ножом. Только мир, в который явился новый Бог, отчего-то не думал успокаиваться. Джунко прижалась лбом к прутьям, разглядывая свои бледные лодыжки, черпая пальцами ног затхлую воду, которая собиралась в клетке, как в затопляемом весной подвале. Её «тело» плакало; медленно, по одной слезинке, кап-кап, вместо секундной стрелки часов. Без власти законов физики слёзы копились за дверью, несмотря на отверстия решётки. — Дерьмо тоскливое, — пожаловалась Джунко самой себе, сползая руками по прутьям, плюхаясь на колени, заваливаясь на бок. Половина её лица погрузилась под воду из слёз, и теперь единственный глаз изучал свой сгорбленный силуэт. Вечно приоткрытые пустые глаза, как у мёртвой рыбы, смотрели в одну точку, на плечах и ключицах цепями повисли алые волосы. Джунко прикрыла глаза и посмотрела на себя с третьей стороны. Теперь она смотрела свысока на двух девушек. Упавшая в воду блондинка подняла худощавую руку и царапнула ногтем солнечное сплетение. Её взгляд стремился к той, что с алыми волосами, молчаливой и скованной. — Почему ты молчишь? — спросила эта Джунко у другой. — Ты ведь никогда не затыкалась. Почему теперь здесь так тихо, Отонаши? Недвижимая статуя Отонаши не издала ни звука. Джунко вздохнула и посмотрела её глазами на себя в луже из слёз. Угловатая красота, восхитившая бы Супер Поэта. Джунко ударила, взметая брызги, создавая эхо из отзвуков в крошечной камере. Отонаши была единственной частью Джунко, которая имела для него значение. Взвешенная, организованная, оценивающая. С его повадками, кажется, она стала сердцем того, что все они называли «Камукура Изуру». Неудивительно, что большую часть времени она проводила вне клетки. Хаджиме вечно советовался с ней. Он даже… почти ей не приказывал. Она — его Королева. Единственная, кому дозволено давать советы. Джунко скривилась и подскочила к Отонаши, смыкая пальцы на её шее, туго сдавливая ладонями, пытаясь лопнуть, как спелый арбуз. — Скажи ему, — шипела она, — что мы обе полезны. Ты без меня ничто, ясно? Ты просто тупая машина без эмоций, ты делаешь ему скучно, ты нам обеим делаешь скучно! Отонаши?! Она кричала, пытаясь задушить коматозное тело, стремясь оставить хоть какое-то напоминание о себе, хоть один синяк на бледной коже. — Отонаши… Джунко всхлипнула, разжимая обмякшие пальцы, падая вперёд на свою же грудь, обвивая шею руками и повисая на ней. — Почему ты тоже плачешь, Отонаши?.. Отонаши Рёко не нужно было открывать глаза, но теперь она была здесь, а не с ним. Джунко поёжилась, отстраняясь, разрывая контакт миллиметр за миллиметром, сидя на коленях перед ней и положив руки на плечи. — Почему ты… — Хината выбирает новую цель. Безэмоциональность в её голосе резала Джунко вены и заставляла морщиться, скалить зубы в бессмысленной агрессии. — С каких пор он делает что-то самостоятельно? — Тебе ли не знать, что иногда решение лучше принимать в тишине. — Не переговаривайся, бесполезное отродье. Возможно, как Отонаши влияла на Хаджиме, так и внешний мир влиял на неё. Сохраняя незаинтересованность процессора в компьютере, она всё же стала циничнее и подхватила от Джунко умение подсластить диалог каплями яда. — Если бы ты могла чувствовать что-то кроме ненависти к себе, то заметила бы иронию в том, куда мы должны отправиться. Выгнутые надменно брови, фырканье. — Ты же сказала, папочка решит сам. — Верно. И тем не менее, я дала совет. — Надеюсь, ты посоветовала убить себя, — прошептала Джунко. — Настоящую себя, которая гуляет теперь в нашем теле. Нечестно, знаешь? Что каждый раз ты избавляешься от МЕНЯ! Пощёчина прошла на излёте. Пальцы лишь царапнули щёку без громкого звука, без удара, без удовлетворения. — Именно об этом я и говорю, — ответила Отонаши. — Ты сможешь увидеть в происходящем иронию. Я решила, что нашей следующей целью должна быть Ирума Миу. Джунко опустила занесённую для второго удара руку.***
Эношима Джунко открыла глаза, потому что он ей позволил. Ослепительные фары проезжающих машин, жёлто-красный светофор в огромной луже на дороге и размытая дымка вечернего дождя. Джунко приоткрыла рот, вдыхая ароматы ночного города не только носом, но и грудью, языком, ловя капли, как впервые увидевший радугу ребёнок. Она вдруг почувствовала что-то физически, впервые за долгое время, смазала влагу между пальцев, обрезанных ногтей, где раньше блестел алый лак. Она вздохнула и обернулась. Он сидел на скамейке в небольшой застеклённой будке у подножия небоскрёба. Немногочисленные пешеходы с серыми лицами игнорировали тёмный силуэт, а Джунко, как ни хотела, не могла отвести взгляд. В сознании Изуру окружающий мир не имел значения и смысла. Взгляд с него соскальзывал, как ботинок с наледи, как рука с дождливой одежды. Серая серость, в которой единственное светлое пятно является самым тёмным. — Соскучился, Камукура Изуру? — Хочу, чтобы ты присутствовала сегодня. — А её ты прогнать не хочешь? Неужели в этом мире осталось что-то непредсказуемое? Она говорила это со всей возможной для уголка сознания печалью. Отонаши, когда-то отравляющая существование Джунко своей дотошностью, погубила и этого человека. Как назойливая старшая сестра, которая лучше тебя во всём, умнее и красивее, такое чертовски знакомое чувство, она не давала Джунко свободно дышать. И даже когда их рассадили в противоположные стороны ринга, Отонаши бесила. — Я не нуждаюсь в твоих советах. Джунко громко фыркнула, подошла к нему вразвалку и вздёрнула нос. Хаджиме не моргал, спокойно замерев в этой игре в гляделки. Джунко не проиграла бы, но её вторая половинка перетягивала на себя всё внимание этим оглушительным молчанием. — Зато без неё и шагу ступить не можешь. Несладко тебе приходится, да, мальчик-без-талантов? Не завидую. Держать нас всех под контролем, быть взрослым среди детей, самым ответственным и рассудительным, — тихо хмыкала Джунко, перебирая его мокрые вьющиеся волосы. — Я правда тебе сочувствую, Хаджиме. Когда-то на эти выпады он закрывался, огрызался, игнорировал — словом, поочерёдно демонстрировал характеры всех тех, чей опыт унаследовал. Сегодня же он преуспел в поисках идентичности настолько, что копировал лишь одного человека — Отонаши Рёко. И разучился улыбаться. — Не ты ли убеждала меня, что контроль талантов — и есть мой талант? — Ты зануда, — пожаловалась Джунко, чьи руки замерли на его щеках. — И ты мне даже нравишься. Только ты выбрал её. Он пожал плечами и покосился на стоящую в тени Отонаши. — Ты тоже. Теперь уже два взгляда пригвождали Отонаши к месту, но та будто в дождевике стояла, с которого вода стекала под ноги, не оставляя на одежде ни следа. Это уровень власти и контроля, которому Джунко училась годами, когда ты встраиваешься в само существование другого человека, становишься частью его будничных ритуалов, естественной мыслью. Ни она сама, ни они — Камукура Изуру, ни их лидер — Хината Хаджиме, никто не мог представить своё существование без Отонаши. И пока один принимал это, как благо, Джунко убила всю сознательную жизнь, пытаясь мыслить без её поддержки. Предмет их обсуждения повернула голову в сторону небоскрёба. Мысль о том, зачем они сюда пришли, раскалила вены на руках Джунко. — Почему именно она? Почему сегодня? — Я давно думал об этом. Отонаши рассказывала тебе, как погибла Коидзуми Махиру? — Угу. — Трупы, которые её так заинтересовали, оставили Осколки Отчаяния, разыскивая тебя. Они думали, будто напали на след реальной Джунко, — тихо говорил Хаджиме, — но это была лишь школьница, которая притворялась ей — Абсолютный Вор Удачи, Ирума Миу. Даже Джунко не придумала, что бы такого язвительного сказать. Она не успела толком покопаться в голове Миу-тян, хотя догадывалась, что у неё есть какой-то потенциал, раз она вышла из виртуальной реальности, а Джунко — нет. К тому же, она была единственной, кто пережил ту ночь в студенческом совете. Ей повезло: рядом оказалась Мукуро, а в голове Изуру на тот момент была каша. Вор Удачи, значит? Лучшего прозвища такому человеку и не придумаешь. — Я не придавал ей значения, но её путь всё больше напоминает твой. Девушка с хаотичным талантом, безнаказанная в своих преступлениях, которая разрушает всё, к чему прикасается. Пока твоё реальное тело не представляет угрозы, я хочу избавиться от той, кто в перспективе может стать вторым Абсолютным Отчаянием. Он говорил с грустью владельца питомника, который заряжал ружьё, чтобы застрелить любимую озверевшую псину. Джунко толкнула Отонаши плечом и подошла к стеклу будки, взглянула ещё раз на башню Team DANGAN. Рассадник талантов, последнее прибежище тех, кто выжил в Академии. Пустить сюда Ируму Миу — как дать гранату ребёнку на экскурсии в ядерном реакторе. Джунко трепетно коснулась стекла и прислонилась к нему лбом, закусила губу. Она безошибочно определила теплящееся в груди чувство — надежду. — Ты ведь знаешь, как бы я поступила? — Не вмешивалась. Для твоих целей не придумать лучшего стечения обстоятельств. Джунко повернула голову, чтобы посмотреть ему в глаза. В другое время, в другой жизни она бы повеселилась, расставляя камни, о которые Ирума Миу спотыкалась бы, пока не впала в абсолютное и бесповоротное Отчаяние. Просто оборвать чью-то жизнь никогда не было интересно. — Так зачем я вам? — вздохнула она, проходя мимо Хаджиме и Отонаши, снова развернувшись к проезжей части и сотням отражений алого светофора. — Поглумиться? Прошу, я Эношима Джунко, а не Селестия Люденберг. Мне не нужна Отонаши, чтобы знать, чем это закончится, — Джунко смотрела на асфальт, на алые блики, в которых не видела своего отражения. — Ты убьёшь её одним ударом, не дав ощутить своё присутствие. Не зная об опасности, она не сможет защититься. Её нельзя победить, поэтому ты не объявишь о начале сражения. — Это идеальный и наиболее вероятный вариант развития событий. — Погрешностями можно пренебречь. Даже если удача спасёт её, неужели всех наших талантов не хватит, чтобы убить одну девушку? — Джунко обернулась с усталой улыбкой. — Я спрошу ещё раз. Зачем я здесь? Чтобы смотреть, как мой единственный шанс на освобождение бесславно сдохнет? — Отонаши сказала, что ты… — Что я испытаю отчаяние. Да-да, слушай, завязывай с этим. Во-первых, — Джунко развернулась к ним и сплюнула попадающие на губы солёные слёзы, — это моя личная фишка, окей? Я ей не разрешала думать об отчаянии, вводить кого-то в отчаяние, и уж тем более меня саму. Она — эмоциональное бревно, в её исполнении это выглядит наигранно, глупо и теряет всякий эстетический смысл. Во-вторых, — она наставила палец на Хаджиме, сжав губы, подбирая нужные слова среди огромного количества нецензурных реплик, — сладость мимолётного отчаяния — ничто, по сравнению с той скукой, которую я буду вечно испытывать в вашей душной компании. Джунко позволила своей руке упасть, расслабила плечи и выдохнула. Как же ей надоело быть здесь. Она не на это подписывалась. Осколки Отчаяния бесполезны, разрозненны, и только кто-то вроде Миу мог бы собрать их, найти Джунко, дать отчаянию новый виток. Теперь ей предлагают последний обед перед казнью, наслаждение ярчайшими, самыми болезненными эмоциями перед тем, как их больше никогда не будет. Убейте, разорвите на части, окатите горем в финале её пьесы, но не оставляйте жить в пустоте без возможности испытать истинное отчаяние снова! Отонаши думала, что она согласится на это? Ещё и поблагодарит, наверное? Какого чёрта? Кем она себя возомнила? Когда Джунко подняла голову, в её глазах зрела холодная угроза. Хаджиме едва заметно приподнял брови, прошёлся по ней оценивающим взглядом, крепче сплёл пальцы перед собой и снова нахмурился. — Садись, — спокойно пригласил он, глядя будто бы сквозь Джунко. — Это не твоё решение. Она умрёт сегодня, хочешь ты того или нет. Её ноги подогнулись. Она неуклюже села на скамейку и тут же вскочила вновь. Вот, значит, какую иронию Отонаши призывала её увидеть? Чтобы Джунко защищала идиотку с резервного курса, которая обосралась, даже когда её затащили на подиум и дали все карты в руки? Ладно, будь по-твоему, это смешно. Будет повод поржать, когда Отонаши, Хаджиме и все остальные идиоты в голове Изуру поймут, насколько недооценили хаос. Будет повод посмеяться… но Джунко смеялась уже сейчас, посмеивалась горько, зло, мотая головой с упрямством, достойным той самой девчонки. — Вы кого-то ждёте? Джунко не сразу поняла, что говорил не один из них. Сначала ей показалось, что вякнула Отонаши, но та не открывала рта, хотя впервые с начала разговора её взгляд стал осмысленным. Она смотрела на девушку позади Джунко. Какая-то блондинка, а судя по одежде — офисная крыса. И как она их заметила? — Да, — ответил Хаджиме за них троих, пока Джунко разочарованно опускала взгляд, поворачивалась в сторону Team DANGAN и цокала языком, размышляя, успеет ли сделать хоть что-то, прежде чем Ирума Миу соизволит спуститься в лифте на их двойную казнь. — Может, я смогу помочь? Джунко задержала дыхание. Хаос. Настоящий хаос невозможно предсказать. Эти глупцы думали, что смогут обуздать его, что всё пройдёт по знакомому сценарию, достаточно опередить их жертву на один шаг. Ирума глупа, и этого было бы достаточно, не будь она связана с хаосом и отчаянием. А этот человек, эта девушка — может, и она попалась им не просто так? Может, Отонаши наконец-то ошиблась? И может, это их опередил глупый талант Вора Удачи? Мимо Джунко прошла Супер Аналитик. Хаджиме не препятствовал, раз даже её происходящее заставило выйти из тени. Он наблюдал, как наблюдала Джунко за долгим взглядом Отонаши, и каждый молча ждал её неизбежных выводов. — Тебе скучно, — резюмировала она, глядя в глаза девушке. — Да. У тебя есть имя? Не Изуру и не Хаджиме, а Отонаши покачала головой. У Джунко было имя, а у вечной тишины было одно лишь прозвище. Девушку это не смутило: — Акамацу Каэде, глава отдела по контролю качества работы сотрудников Team DANGAN. Джунко прыснула. Манеры девахи напоминали её собственные, наглость аж за ушами трещала, но эта Каэде в курсе — таких, как она, не любят, опасаются, но слушают. Впервые на памяти Джунко Отонаши хмурилась. — Это не твой настоящий талант. — И какой же у меня настоящий талант? — Скука. Ты напоминаешь её. Отонаши повернула голову и посмотрела Джунко в глаза. Та показала в ответ язык, оттянула нижнее веко, но сделала это машинально. Ей не до грызни с самой собой, на кону слишком высокие ставки, но интуиция — а именно её Джунко воплощала в противовес этой молчунье — говорила, что устранение Ирумы начало терять свой вес в планах на вечер. Не каждый день встречаешь кого-то с таким же взглядом, как у тебя. — Кого — её? — Эношиму Джунко. Каэде непонимающе нахмурилась, пока Джунко в предвкушении хлюпала лужами за их спинами. — У меня был тяжёлый день, и я хочу отдохнуть в любимом кафе, — Каэде показала большим пальцем на вывеску через дорогу. — Ты можешь составить мне компанию. — О-о, она зовёт нас на свидание! — Джунко лыбилась улыбкой посмертно осуждённого, приобняв Отонаши, влезая между ними в надежде просочиться наружу и заорать о себе на весь мир. Заметив это, её плеча коснулся Хаджиме. — Я жду одного человека, — сказал он и взглядом приказал Джунко замолчать. Она фыркнула и подняла руки, отошла на пару шагов, не выпуская Отонаши и Каэде из поля зрения. — Поверь, кем бы он ни был, я буду интереснее. Редкий человек не поведётся на такую откровенную провокацию, но Изуру не был человеком — он был Богом. И Бога кое-что смутило. — Ирума Миу должна была появиться минуту назад, — сказала Отонаши, глядя на часы. — Её талант не способен воздействовать на нас с подобного расстояния. Нам помешали. Хаджиме кивнул и перешёл дорогу; машины проезжали мимо, не задевая его благодаря собранной от сотен талантов удаче. Когда они скрылись в тени от многоэтажки, офисного менеджера уже заобщал знакомый всем присутствующим Комаэда Нагито — единственный, кого Изуру не пытался убить, ведь они преследовали схожие цели. — Она заинтересовала Нагито, — сказал Хаджиме. — У неё есть талант. Вероятно, нам помешала именно она. — Это единственное объяснение, — подтвердила Отонаши. — Мы знаем, что талант Супер Счастливчика не сравнится с нашей удачей. — Понаблюдаем. После короткого обмена репликами, Акамацу Каэде скрылась в ближайшем кафе, хотя оно, если верить табличке, вот-вот должно было закрыться. Отонаши сообщила, что в этом месте работает Тоджо Кируми — ручная собачка Амами Рена, самого ярого защитника Токио и того, кто охотился и за 77-ым классом, и за Изуру. Всё это время Джунко нервно разглядывала соседний небоскрёб. В отличие от Отонаши, она привыкла слушать не логику, а интуицию — и та вопила, что если они убьют Миу, она уже никогда не найдёт выход из этой клетки. Только что она может сделать, если Хаджиме может удалить её из сцены одним взглядом? Это отчаяние с привкусом надежды обладало ужасным ароматом; любимый напиток, в который влили ослиную мочу. Время не поддавалось измерению в сознании другого человека, поэтому Джунко не знала, когда двери небоскрёба раскрылись — знала лишь, что сейчас всё закончится. Они дождались, пока Ирума Миу скроется в одном из переулков, и вышли из тени за её спиной, доставая из кобуры под пиджаком пистолет с глушителем. Пока Хаджиме разгибал локоть, нацеливаясь, за ним возник знакомый угловатый силуэт. Мукуро обхватила его ладонь своей, бледной с синюшными венами. Хаджиме прикрыл левый глаз. Джунко сжала кулаки. Мукуро задержала дыхание, и её палец двинулся к спусковому крючку. Секунда, другая — в его сознании, конечно — на деле прошло ещё меньше времени — Мукуро сжимала пистолет. Она не стреляла. — Стреляй, — сказал Хаджиме. — Я не могу. — Ты не можешь выполнить мой приказ? Мукуро помотала головой и посмотрела на Джунко. Как интересно. Изуру распоряжался ими, как ребёнок куклами, но не мог перечить каким-то глубинным установкам. Не мог заставить Джунко измениться, не мог вернуть Чиаки на путь надежды и не мог заставить Мукуро ослушаться её сестру — ведь ещё до школьного фестиваля она получила приказ не трогать и даже защищать Ируму Миу от посягательств иных фигур на доске. — Тогда я сам. Когда главный перехватил пистолет, Мукуро дёрнулась, как подвисающая программа, сделала пару неуверенных шагов и сшибла его с ног. Хаджиме (и Камукура Изуру, конечно) пролетел мимо вывески «Рамен» за угол, падая лицом в асфальт. Всё потемнело, концентрация разбилась в щепки, планета завертелась. Очерченный звуками силуэт Миу за углом оглянулся. Главный сидел на тротуаре, потирая лоб и тупо глядя на Мукуро. Джунко старательно скрывала ухмылку. Значит, твои приказы не так абсолютны, Абсолютная Надежда? Это последнее, что она успела подумать перед тем, как Хината Хаджиме разом вернул их в темницы.