Вечером на лавочке

После тёмной ночи всегда наступает утро, одаривая район первыми лучами солнца. Такими тёплыми и нежными, но кому-то не очень приветливами. Кто-то с утра пораньше собирается на работу, кто-то открывает магазин, а кто-то в очередной раз головой ударяется об дверной косяк. Софи и Уолли после их ночевки, доедали свои сладости. Уолли ел с неохотой, или точнее, не торопился. Его взгляд гулял по сонной девушке монстрёнку, сидевшей прямо перед ним. Её белокурые волосы взлохмачены, торчат в разные стороны и так забавны, её веснушчатое личико ещё не проснулось, делая её очаровательной. Живот начинает крутить, но не так, что хотелось свернуться калачиком и улечься на пол, живот начинает крутить так, что Уолли расплывается в широкой улыбке. — Ты красивая. — Невзначай говорит он, наблюдая за тем как Софи пытается доесть несчастную зефирку, запивая чаем с десятью ложками сахара. Да, десять, Уолли считал. — Что? — Переспросила она, потирая свои глаза. На небольшой кухне двоим соседям было так уютно. Дарлинг словно всю жизнь здесь жил, словно этот дом также роден как и Хоум. Словно эти нежно-розовые обои с цветочками запали ему в душу. Кстати Поппи была права, обои идеально подошли к мебели из белого дерева. — Ты красивая, Софи. — Во рту ощущается сладость, и это не зефир, Уоллс точно знал это. «Софи» — звучит так сладко, на языке остаётся привкус карамели, зефира, печенья и варенья. Вообще, всегда по-разному, но всегда это было что-то сладкое. Она захихикала, покачав головой и лохмача свои волосы сильнее. — Уолли, ты ещё не проснулся? — Со смехом произносит Софтлин, её хвост медленно покачивался, свисая со стула. Дарлинг непонятливо склонил голову, нахмурив невидимые брови. Он вновь оглядел её, от самых её полосатых рожек до глупой футболки и до пластырей на её маленьких пальцах. Софи порой бывает такой неаккуратной. — Я проснулся. — Отвечал художник, заставляя подругу вновь захихикать. Ох, почему он раньше не замечал как мило она улыбается и морщит нос когда смеётся? Этот факт, что он заметил только сейчас, заставил его тело изнутри нагреться. — Глупыш! — Она отпила чай, поднимаясь со своего места. Половицы заскрипели, когда она медленными шагами обошла стол и встала рядом с голубоволосым. — Да где же я красивая? — Она ухмыляется, ухмыляется так, что у Уолли вдруг перехватывает дыхание. Его щёки вспыхивают ярким румянцем, его сердце бьётся быстрее с каждой минутой, нет, секундой! Она красива вблизи, она красива в этих клетчатых штанах, в этой футболке, в этих глупых тапочках зайчиках. Она красива для него. — Здесь, — Уолли тянет руку к её лицу, она уже неосознанно прислоняет к его руке, прижимаясь щекой к ладони. Его тело неожиданно вздрагивает, что-то внутри начинает трепетать. — И…- Он растерянно оглядывает очертания её лица. Его тело слабеет, он буквально обмякает только при виде неё. — Ох, Уолли! — Софи оторвалась от тёплой ладони, подхватывая гостя. Он вновь обмяк, но так неожиданно и без причины. Она тяжело вздыхает, приобнимая его за бока и поднимая со стула. — Ты совсем видимо не выспался, мистер Дарлинг! — Возможно? — Уоллик задумывается. Что это? Почему его сердце бьётся так быстро, почему его тело обмякает даже без объятьий? Как странно, возможно кто-нибудь да и знает в районе.

***

Аккуратные мазки делаются по холсту, художник вырисовывает мягкие линии, оставляя на лиловом цвете несколько точек. Каждая точка была с особой нежностью, в каждый мазок Уолли отдавал часть себя, как он и обычно делал. — Фрэнк всегда так ворчит, когда я говорю свои каламбуры! — Пёс балансирует на мяче, недовольно хмуря свои брови. Хоум хлопает ставнями, заинтересовано заглядывая на Барнаби. — Я хочу удобрить его своими шутками, а он говорит что его петунии засохнут! — Говорит Барн, играя на своем казу. Наконец-то таки его доставили, и никто не пострадал. (Эдди не упал лицом в асфальт, довольно удивительно!) Маленькая марионетка макает кисть в нежно-жёлтый цвет, вырисовывая на холсте несколько завитушек. Его взгляд теплеет, сердце вновь бьётся быстро-быстро, а в желудке бабочки вылезли из своих коконов. Его кажется не особо интересует разговор дома и бигля, его трепет в груди вернулся, заставляя каждый её локон вырисовывать с особой нежностью, любовью, возможно. — Хей, дружище, что ты рисуешь там? — Барнаби замечает расплывчитаю улыбку друга, замечает что его взгляд вдруг стал таким мягким, как у Хауди когда он смотрит на своих партнёров. — Ничего особого, Барнаби… — Бормочет Уолл, делая очередной мазок по холсту, вырисовывая цветы. Бигль обходит голубоволосого, смотря на холст. — Ого, эт же Софи Софтлин! Прям будто фото! — И голубошёрстный соврёт, если скажет что у его маленького друга нет таланта к рисованию. Софи вышла такой красивой на полотне, что у художника вновь всё тело готово обмякнуть. — Спасибо, всегда приятно слышать такие слова. — Жёлтая марионетка не отрывала глаз от своего творения. Он хотел нарисовать обычные астры, но ему показалось что просто астры будут скучны. Как Софи нарисовалась на его полотне? Как художник смог нарисовать её, даже не задумывая этого? — Да пожалуйста. — Пёс махнул лапой, улыбаясь ему. Мистеру Биглю не в первый раз хвалить картины друга. Он вновь заглядывает на лицо меньшего, Барнаби озадаченно приподнял бровь. Лицо Уолли было в пунцовом румянце, глаза прикованы к картине. — Ты перегрелся, Уолл? — Но ответа на его вопрос не было. Дарлинг смотрел и смотрел, готовый вечно смотреть на картину с Софи. — У Софи красивая улыбка, да? — Голубоволосый делает осторожный взмах кисточкой, боясь испортить что-то в картине. Его сердце нежно трепещет в груди, когда он рисует её клыкастую улыбку. — Ну… — Пёс сщурил глаза, наблюдая за кистью художника. -Довольно симпатичная. — Отвечает он, хоть и считал что улыбки у всех по-своему красивы. Главное не то, насколько она красива, а то, насколько счастлива и настоящая. Румянец расплывается по лицу меньшей марионетки, она вздыхает, её мысли заполнены лишь одним — Софи. — И глаза у неё красивые…- Бормочет голубоволосый, добавляя цвета в глаза, вновь делая осторожные мазки кистью. — И губы, и нос, и…- Он вновь вздыхает, его собственные губы искривляются в широкой, глупой улыбке. Барнаби на секунду хмурится, обдумывая поведение друга. Конечно, Уолл имеет свои странности, но сегодня он совсем странный. Так говорит, так вздыхает, так краснеет и размышляет, это не в стиле маленькой глупой марионетке. — Уолл, может тебе отдохнуть нужно? — Предложил голубо-шёрстный, склонив голову набок. Хоум заскрипел половицами, захлопал окнами и дверью, словно соглашаясь с псом что нужен отдых. — Хм…- Уоллс переводит взгляд с полотна на друга. Возможно вправду нужен перерыв. — Хорошо, отдохнём. Марионетка слезла со стульчика, подтягиваясь. Спина очень устала быть в кривом положении. Барн улыбнулся, хоть в голове и держал мысли о странностях поведения дружка.