***
Из бифштекса течет сок, из моего рта чуть ли не льется слюна. Слишком аппетитно. Тушеные овощи рассыпались яркими кляксами на белой тарелке. Я растекся на мягком сиденье. Восторгаюсь угощением, сглатываю нарастающий аппетит. Меня заботливо подкармливают, как уличного кота. Священное время обеда я провожу в компании своей единственной подруги в этом богом забытом городе. Мэрион следит за небольшим ресторанчиком и заодно — приглядывает за моими нервными клетками. Такие дела. Она ставит передо мной тарелку с едой и выслушивает, выслушивает, а после дает советы. Красноречиво хмыкает, гладит по головке, чтобы я совсем не расклеился. Прекрасная женщина! Как бы я без нее справлялся? Наверное, давно бы бросился в Сену. Спасибо, Мэрион, и за кормежку, и за поддержку! И за то, что я не так часто поглядываю на водную гладь с порыве утопиться. Да уж, фантастический абсурд. Ну и хрен с ним. Жуй, Михаил, не отвлекайся. Щедрая порция пищи отправляется в рот под чутким надзором Мэрион. Пока я усердно работаю челюстями, она улыбается и подливает вина в опустевший бокал. Повторюсь, великолепная женщина! — Мишель, вот смотрю на тебя и чувствую что-то неладное. Вроде уплетаешь мою стряпню за обе щеки, а как будто тебя тут и нет. Выкладывай, что с тобой? — Мэрион подпирает подбородок отманикюренной рукой, испепеляя меня глазами. Я чуть не подавился. Великолепная и проницательная женщина! Страшная смесь. — Ну… — знаю, скрывать потаенное бесполезно. Все равно раскусит, как фундук, — в принципе, ничего такого, но есть поводы для тревоги. Мэрион театрально вскидывает брови, звучно хлопает ладонью по столу. — Так и думала, — она неодобрительно хмыкает, подкуривает тонкую сигарету. — И чем ты проедаешь себе плешь на этот раз? Я шумно выдавливаю воздух через нос, прожевывая остатки бифштекса. Делаю жадный глоток вина и откидываюсь на спинку стула. — Добавки? — Не-а, и так обожрался. Как всегда, очень вкусно. — Ой, душенька моя, от тебя вдвойне приятно слышать похвалу. Довольно хихикая, Мэрион легким щелчком стряхивает пепел с сигареты и тут же придает лицу серьезный вид. Алые губы перестают изгибаться в улыбке, а подведенные глаза требуют исповеди. Вопрошают. Мэрион ждет моего чистосердечного признания. Или покаяния. Ладно, неприлично заставлять леди томиться в ожидании. — Я, судя по всему, влюбился. Все. Я озвучил название болячки, что последний месяц ходила за мной по пятам. А может и немного дольше… Merde! — И что тебе не нравится? Любовь вроде окрыляет и все такое. L`amour demeure pour toujours. Бла-бла-бла, — она забирает со стола грязную тарелку и удаляется к мойке. — Понимаешь, есть некоторые сомнительные детали во всей этой влюбленности! Кстати, а где народ? — кричу ей вслед. Только сейчас заметил, что обедал в предельно интимной обстановке. В край уже в облаках завис… — Мишель, ты когда заходил, не удостоил дверь чести. Не разглядел своим рассеянным взглядом табличку с надписью: ЗАКРЫТО? Звон посуды в раковине и стук каблуков — Мэрион возвращается обратно. Черный шелк колышется над стройными икрами, подтянутые бедра покачиваются при ходьбе. Мэрион — сама элегантность. Она двигает стул ближе ко мне, перекидывает ногу на ногу. Проницательная подруга обращается во внимательного собеседника. — А почему закрыто? — Расскажу. Но для начала давай разберемся с твоей горе-влюбленностью. Какие могут быть сомнения? Ты же не в коллегу втюрился? Да, Мэрион знает, чем я зарабатываю на жизнь. — Бинго! — Срань господня! — она охает и ахает. Что же, Мэрион права. — Подожди, мне надо переварить. Мы в гробовой тишине одновременно тянемся за сигаретами. У меня в черепушке бардак накладывается на бардак. Полный хаос. У Мэрион, напротив, идет уборка. Она стремительно обрабатывает полученную информацию. Раскладывает по полочкам. Взвешивает всякие за и против. Наконец безмолвие приобретает форму слов. — Насчет ресторана. Фильм здесь хотят снимать. Меня уболтали, и я согласилась. Пока не смогу работать как обычно, буду кормить тебя у себя дома. — Ты так говоришь, будто я ем только у тебя, — строю незамысловатую гримасу. Слегка возмущенную. — Без понятия, чем так всралась моя обитель режиссеру, но он прямо проникся. Ну, так мне сказали, — она отрешенно пожимает плечами. — Это же неплохо. Наверное. Нас окутывает дым и замешательство. — Мишель, я тут подслушала разговор. Случайно, — ага, знаю я это случайно, любопытство Мэрион безгранично. — У них там запара с актером. Режиссеру никто не нравится. То типаж не тот, то еще что-то. Роль не главная, но все же. Может, тебе стоит попробовать? Сходи на кастинг. Они мне визитку оставили. Там менеджер всегда на проводе. Почему-то мне кажется, что тебе повезет. Мэрион таинственно прищуривается. Смотрит настолько вкрадчиво, словно пытается выжечь свое предчувствие у меня на лбу. Даже пугает. Мне? Повезет? Ну-ну. Впрочем, у нее невероятная интуиция. Может и правда, есть смысл неудачнику попытаться изменить правила игры… Что мне терять? Отказов на своем веку я наслушался выше крыши. Еще один ничего не решит. Попытка не пытка. — Я подумаю. — Думай быстрее, Мишель. Мне уже не терпится закатить тебе праздничный ужин. Да и вообще, я уже немолода! Мало ли что. — В тебе энергии больше, чем во мне в три раза! Не надо ля-ля. Попридержи коней! Откуда такая пугающая уверенность? — на моем лице тотальное недоумение. И, возможно, волнение. — Я так чувствую, — еще увереннее отрезает Мэрион. — Ладно. А что до моих чувств? Ты так ничего и не сказала. Просто съехала с темы. — До твоих… — она основательно закусывает губу. Красная помада мажет по зубам. Минуты утекают, а Мэрион все размышляет. Застыла, как я на кладбище. — Знаешь, Мишель, любовь, она похожа на опухоль. Мы не выбираем объект воздыханий. Оно само. Так вот. Опухоль… Либо доброкачественная, либо нет. Либо вырежут, либо добьет. Или ты забудешь о болезни, или болезнь сделает так, чтобы забыли тебя. Но бывает и счастливый финал. Так что дерзай! Я ерошу волосы, упираюсь ладонями в виски. Меланхолично созерцаю стол. Деревянная поверхность приютила несколько крошек и наполовину пустой бокал. Залпом допиваю вино, говорю: — Врачом ты была бы хреновым, но друг хороший. Спасибо. — Обращайся, — лучезарно улыбается Мэрион. — У тебя, — стучу себе по губам, — помада на зубах. — Какой кошмар! — деланно сокрушается она, и я прыскаю. — Как зовут-то твою зазнобу? — Камиль. — На мужиков потянуло? — Да, я так-то всегда был всеядным. — Одобряю и благословляю! Глядишь, выгорит. Он знает о твоей ярой симпатии? — Я вообще не понимаю, что у него в голове… — пока я пытаюсь осознать, мое тело издает очередной вздох душевных терзаний. Провал. — Он звонит, таскает меня по Парижу. Мы целуемся и обнимаемся. Секса не было. Ну как. Был, конечно, но… — Но не за пределами съемочной площадки, — Мэрион заканчивает мое откровение за меня. Я киваю и принимаюсь выводить узоры на столе дном пустого бокала. — Мы могли потрахаться в первую нашу вылазку в засанной подворотне, но я сдержался. Не хочу так. — Само благородство. И как ты в порно попал? — Добровольно, блин. Ногами пришел. Идиот. — Мишель, ты не идиот. Просто случается иногда дерьмо и все тут. Ничего не попишешь. Жизнь и не туда заводит, — Мэрион многозначительно усмехается. С крохотной ноткой горечи. Смотрю на часы. На циферблате 2:55. Удобно носить время на запястье. Пора выдвигаться в пучину дерьма, которое со мной случилось. Пора работать гениталиями. У Мэрион хорошо, но режиссер не терпит опозданий. Наверное, съемки затянутся до ночи. Что же, мне не привыкать. Каждому свое. Я поднимаю продажное тело и направляю его к выходу. Мэрион провожает меня ласковыми объятьями и поцелуем в щеку. Суетливая ладонь стирает алый след. Жаль, от непрошенной влюбленности нельзя избавиться так же легко. Увы. Еще одна неудача в списке лузера. Хотя… вдруг выгорит? Миша, не забивай и без того захламленную нелепицей голову свежими глупостями. Ты же не романтик. Вот и не романтизируй. Будь что будет. — Еще раз спасибо. У тебя особенно вкусно. — Брось. Это все потому, что ты мне нравишься, — подмигивает Мэрион. — И вот. Возьми. Обязательно позвони. У меня предчувствие, — она торжественно вручает мне глянцевую визитку. — Какой напор, — недоверчиво ухмыляюсь я. — Вижу цель, не вижу преград. Ну все! Удачи! А то ты уже буквально ерзаешь, того и гляди, бегом побежишь… Не опоздаешь ты в свое порно. И все же я тебя там не вижу, — Мэрион озадаченно накручивает каштановую прядь на палец. — Не вижу. — Тебе что, ссылочку кинуть? Посмотришь на меня во всей красе. Даже могу там, где я с Камилем изображаю любовь. Доизображался, блин! — страдальчески закатываю глаза. — Увольте! — Ага. Вот и я о том же! Под теплый смех выхожу за дверь прямиком в прохладное безразличие. Часики тикают. У режиссера для меня заготовлена новая роль. Режиссер уже все решил. Мнение актера неважно. Его мысли спрячутся под черной коломбиной, а тело обнажится. Абсурдно, но такова моя реальность. Моя реальность — это порно. Механические пенетрации и ложь. Какая мне, к черту, любовь? Избавьте меня от этого! Свят-свят-свят.***
Простыни в цвет вина, проглоченного мной на обед, мнутся под двумя телами. И какого черта я сюда приперся?! Оказывается, можно было и не торопиться. Режиссер все переиграл. Раскинул карты на новый лад. Поменял ход истории, мать его! Камиль сегодня не подо мной. Его бездарно имеет другой мужчина в маске. Все не так… Все… Блядь! А мне уготована женщина. И что я буду изображать? Указания еще не озвучивались. Честно, мне сейчас не до них, но, надеюсь, обойдется без изнасилований и грубости. Не люблю жестокость, пусть и фальшивую. В ухе затаился наушник, дабы заглушить ритм постановочного секса. Признаться, отвлекает так себе… Я смотрю, как шоколадные волны волос путаются в чужих пальцах — и меня тошнит. А я, дебил, все смотрю и смотрю — не отворачиваюсь. Дурак дураком! Бедра с татуировками накрывают чужие руки. Чужой язык скользит по спине Камиля, шее, плечам… Гадко! Стоны, что я слышу — искусственные. Вымученные. Это не стоны удовольствия. Неестественные всхлипы, небрежные толчки… Вот она, та грубость, от которой мутит. Отвратительно, но я не могу отвести глаз. Багряная постель добавляет пошлости, косой взгляд из-под белой коломбины — адреналина. Музыка из наушников — тоски. «Агата Кристи — Черная луна» вскрывает вены. Моя кипящая кровь фантомно сочится на пол. Заливает ламинат. Задумывая черные дела На небе ухмыляется Луна А звезды будто мириады стрел Ловя на мушку силуэты снов Смеется и злорадствует любовь И мы с тобой попали на прицел Я точно попал… Ревность? Вполне. Глупо, конечно, но это она. Камиль мне не принадлежит, однако внутри все сжимается от бешенства. И когда я успел стать таким эмоциональным? Увольте. Надеюсь, для нас с этой смазливой блондинкой хотя бы простыни удосужатся поменять. И почему вообще мы будем трахаться на той же кровати? Не хочу. Господи, какого дьявола? Я же своей рукою Сердце твое прикрою Можешь лететь И не бояться больше ничего Сердце твое двулико Сверху оно набито Мягкой травой А снизу каменное-каменное дно Вот только ты скорее всего разобьешь мое сердце… Я часто дышу и моргаю, словно желая развеять мираж. Тщетно. Багряная постель и двое в механических конвульсиях — мой личный Ад. Когда прольется сперма, с моих щек стекут сухие слезы. Их никто не заметит. Здесь нужна влага, а не засуха. Член легче проникает в увлажненные отверстия. Ха! Пойти, что ли, проблеваться? Какой абсурд! Смотри же и глазам своим не верь: На небе затаился черный зверь В глазах его я чувствую беду Не знал и не узнаю никогда Зачем ему нужна твоя душа Она гореть не сможет и в аду — Мишель! Мой тошнотворный вуайеризм прерывает режиссер. Спасибо! Культурно вынимаю наушник из уха и и благостно внемлю. — Слушай, эти двое скоро уже закончат… Или сейчас к хренам их остановить… Что-то дерьмо какое-то получается. Не нравится мне. Хуйня! И что не так с этими двоими сегодня? Хотел же все за день отснять… Срань! Короче, ты уж не подведи хотя бы. Ассистентка потом скажет, чего да как, а я пойду перекурю. Достало! Он бодренько хлопает меня по плечу и удаляется. Молниеносно, будто кто-то сверху нажал клавишу Delete. Впервые я абсолютно согласен с режиссерским «Merde». Это глобальное дерьмо. Аж смердит, словно съемочную площадку обгадили пятнадцать болонок. Нелепость накладывается на нелепость и еще две сверху, точно кучки фекалий. Бред! Я снова взираю на порнокартину передо мной, с силой сжимаю кулаки. До боли. Когда уже раздастся долбаный хлопок нумератора? Невыносимо! Знаете, ревновать кого-то, не принадлежащего тебе — странно и нелепо. Но как иначе, если замешаны чувства? Тогда вовсе не испытывать эмоций — очень нечестно. Ложь самому себе — слабое утешение. Ох уж эта чертова влюбленность… Увольте! Хвала небесам! — долгожданный хлопок. Камиль имитировал оргазм. Я уверен. Говорил мне, что просто любит трахаться, но что-то я не разглядел удовольствия. А я внимательно смотрел. Пристально. Мазохист драный! Актеры покидают сцену — кровать опустела. Ассистенты меняют постельное белье. Благодарю. Операторы колдуют над камерами. Режиссер, заново воплотившийся в трехмерном пространстве, раскидывается указаниями направо и налево. Надо мной пыхтит гример. Так сказать, добавляет последние штрихи фальши. Камиль лавирует мимо меня с лукавой улыбкой, вкладывает в уши пожелание удачи. Да уж, не помешает. Я же тот еще лузер. Ха! Моя партнерша примеряется к нашему ложу фиктивной страсти, а я мысленно примеряюсь к веревке и мылу. Вновь абсурд погоняет абсурдом. Весело живу, не поспоришь. Порноцирк дю Солей хренов! Пока я, как робот, сношал то, что под меня подложили — извините, дамочка, я не со зла! — Камиль тоже смотрел. Он на кой-то фиг приперся после душа обратно в пропитанный потом и спермой павильон и глядел, глядел, глядел. Нечитаемым взглядом. Полнейший покерфэйс. Интересно, у него мелькнула хоть толика ревности в сознании? Вряд ли. А я все старательней и механичней сношал и сношал. Отыгрывал на остатках нервов. Понимаете, тяжеловато мне пришлось. Блядские искорки в глазах Камиля крайне отвлекали. Режиссер орал, партнерша стонала громче, я работал усерднее. Обхохочешься. И вот наконец-то представление заканчивается. Вагина, предложенная на сегодня в меню вместо ануса, может быть свободна, ровным счетом как и мой натруженный член. Ура! Я надеваю халат на бренное тело и топаю смывать с себя позор и липкие секреции. Мучения остановлены. Все сгребают аппаратуру и другую приблуду. Все расходятся. Камиля я потерял из виду. Слишком погрузился в работу, будь она неладна! Не исключено, что он свалил под шумок пораньше. Хотя это ему не свойственно… Ну и черт с ним! Чересчур много Камиля в моей жизни. Хватит думать о том, кто тебе не принадлежит, Миша. Проснись и постарайся не заплакать! Ты же уже смог спрятать свои слезы, когда… Увольте! Вот вам и любовь… то еще дерьмо! Да простит меня Джим Моррисон со своими цитатами. Боже! Клоунада на клоунаде. — Миша! Мое имя из зацелованных чужим ртом губ вонзается в спину, точно нож. Контрольный удар. Я аж пошатнулся. Черты моей зазнобы вырисовываются сбоку от меня. Камиль является мне, будто пробудившийся идол сектанту. Настигает. Нагоняет. Может рвануть от него бегом? Послать все в задницу? Мне срочно надо спрятаться. Желательно под одеяло. Накрыться с головой и уснуть, а после проснуться в другом измерении. Подальше от порно, Камиля и незваных чувств… Черт! — Миша, ты куда так несешься? Подальше от тебя. — Да притормози ты на секундочку! Он хватает меня за руку. Насколько это уже стало привычным… Почти родным. Даже жутко. Побег провалился. — Ты сейчас домой собираешься? — Камиль взмахивает ресницами на манер девственной школьницы. Вот же сука глазастая! — Ну а куда мне еще собираться? Вопросом на вопрос. Как нелепо. В этом весь я — сплошной абсурд и невезение. — Есть и другие варианты, — Камиль расплылся в улыбке веселейшей шлюхи Парижа, а мне не до развлечений. — Я устал. — Хм-м. Жаль, — он коротко пожимает плечами. — А завтра? — Надо дожить, — недовольно буркаю я. — Что за мысли такие, Миша? — Близкие к суицидальным. — Все так плохо? — бессовестно ухмыляется Камиль. — Честно, меня достало уже шляться по этому чудному городу. — Необязательно шляться. Существуют укромные норы, — идеальное парирование. Такое же витиеватое, как его кофейная шевелюра. — К чему ты ведешь? — В гости тебя приглашаю. — Неожиданно, я… Я стопорюсь и запинаюсь. И тут начинается нечто интересное — мозговой штурм. Винтики в моих извилинах вращаются, хотя и на немалой скорости, но как в тумане. В том самом, что над Сеной. Так похожем на Камиля. Здравый смысл кричит, чтобы я не высовывался. Голое желание визжит об обратном. Не зря же говорят: любовь превращает в слепых глупцов. Ослеп я еще в тот день на Rue de Lappe, а отупел окончательно, видимо, сейчас. Потому что я согласился. КРЕТИН! Оно само. Я не виноват. Ну-ну. — До завтра? Скромный кивок. Лучше бы завтра не наступило никогда. Очертания моей зазнобы стираются из пространства, а я остаюсь один на один со своей тупостью, влюбленностью и отчаянием. Лишь мурлыканье Камиля доносится из-за угла. Мелодия моего провала… Боже, во что я ввязался? В порно нет места любви. Только бесчувственный секс. Только маски на лицах. Время без пяти… Да какая разница! Уже плевать. Не хочу знать, во сколько подписал себе приговор. Надеюсь, не смертельный… Увольте!