Общее откровение

      Конец августа — бархатный сезон отпусков. Солнце смягчает свою злобу, и ближе к вечеру ласково греет тело. Прекрасное время нужно прекрасно провести на курорте. А заодно навестить старый наследный домик, в одном из маленьких прибрежных поселков Черного моря. Пока неутомимый Сочи принимает в свои теплые объятия туристов со всей страны, мелкие городишки живут своей неспешной жизнью, вымирая как ночью, так и в полдень.       Поселок, в который на время отпуска приехала Евгения, скорее можно назвать вымирающим селом. Домов выше двух этажей здесь отродясь не было, как и более одной поликлиники. Само село находилось в крайне неудобном для передвижения горном месте, где за одним перевалом тут же заворачивает следующий. Асфальт тут лежит только на центральной улице, так как со всех остальных его смывает первым же дождем. Проблемы с электричеством и водоснабжением — рутина, поэтому запас пресной воды и свечей есть в каждом доме.       Но зато какие живописные склоны! И как отличаются здешние ночные звуки от городских! Когда перевалит за полночь, а все ещё не спится, начинаешь прислушиваться к окружающему миру: совместные трели сверчков и цикад (почему так громко?!), ночные шорохи где-то на участке, от которых иногда становится не по себе, уханье совы или филина. В иной день покой потревожат шакалы своим лаем, похожим на дикий плач. Да, порой жутко находиться в доме близ леса одной, но относительно новая двустволка даёт какое-никакое спокойствие.       Была одна из таких своеобразных августовских ночей, Евгения сидела на кухне в темноте, забыв о кружке с чаем. Она думала о том, что на улице сейчас должно быть очень свежо. И она бы с удовольствием вышла во двор. Но комары… В общем, она ощущала себя птицей в клетке. Сквозь прозрачный тюль она с лёгкой тоской старалась разглядеть очертания леса на соседнем холме, но получалось плохо. Она бы и дальше так сидела, но внимание привлек посторонний звук. Машины не то что бы редко проезжали мимо ее дома. Их тут и вовсе почти не было, учитывая, что дом находится на конце улицы и дальше дорога никуда не ведёт. Поэтому шуршание колес по земле в такой поздний час не могло не вызвать напряжения. Тихо прокравшись в коридор, Евгения немного приоткрыла шторы, чтобы разглядеть названного гостя. Благо она не поставила новый забор, и через сетку Рабица было видно хоть что-то. Автомобиль проехал чуть дальше ее участка и остановился. Это выдало, что водитель не местный — не знает дорогу. Даже находясь в доме, Евгения старалась не издавать звуков, и даже дышать стала тихо. Ей казалось, что малейшее движение выдаст ее, и это может плохо кончиться. Идти за двустволкой было страшно. Не хотелось выпускать авто из виду, но и оставаться безоружной тоже было неприятно. Чем дольше стояла чужая машина, тем больше неприятных мыслей появлялось. Хуже всего было то, что связи сегодня не было весь день, и вряд-ли это изменилось сейчас. Оставалось ждать.       Минут через пять фары погасли, двигатель перестал издавать звуки. Стало тихо, и Евгения стала слышать собственное сердце. В тишине ей показалось, что водитель громко хлопнул дверью, хотя на самом деле он аккуратно ее закрыл. Через несколько секунд показалась фигура человека. Девушка сделала просвет между шторами меньше, и внимательно следила за незнакомцем. Но он ничего не предпринимал, и только оглядывался то на лес, то на дома. Так прошло несколько длинных минут. Но тут человек открыл багажник, достал оттуда что-то похожее на плед и снова скрылся в машине. В голове у Евгении уже были не только подозрения, но и оправдания странного поведения мужчины. Ей пришла в голову мысль, что он мог заблудиться ночью (связи то нет, дорогу не сверить), и случайно заехать сюда. Теперь все остальные ужасные версии казались девушке бредом, и она немного успокоилась. На смену страху пришло любопытство. Она даже подумывала не пойти-ли к нему и разузнать в чем дело? Безумная мысль. Ну а если взять двустволку?       Так, вооружившись, она включила ночник и тихо открыла входную дверь. На улице ей удалось лучше рассмотреть автомобиль, и он показался ей смутно знакомым. Включился автоматический свет на крыльце, и теперь ее присутствие было выдано с потрохами. Она аккуратно прошла по траве до калики, выскользнула с участка. Водитель, кажется, заметил ее и как только она поровнялась с машиной, вышел на улицу. Теперь пути назад не было, и Евгения подошла чуть ближе, сохраняя дистанцию. Она никак не могла разглядеть лицо мужчины, но его силуэт кого-то ей напоминал. Но подойти ближе она не рискнула, и осталась стоять поодаль. Мужчина не проявлял признаков агрессии, и просто ждал, поэтому она решилась подать голос. — Здравствуйте? Вам не нужна помощь? — она говорила тихо, и голос ее немного подрагивал от волнения. — Здравствуйте...Евгения Владимировна? — он же сказал это достаточно громко, и она узнала его голос.       Страх сняло как рукой, и если бы не было так темно, то Волин увидел бы на ее лице удивленную улыбку. Евгения подошла ближе, и теперь узнавала очертания его лица. Он, кажется, тоже улыбался. — Константин Андреевич! Как вас занесло сюда? Вы меня так напугали! — чтобы не поднимать шум на всю улицу, она все ещё говорила шепотом, но иногда все же повышая голос. — Я потерял дорогу, и решил переждать ночь в машине. Прошу прощения за мое вторжение. А знаете, вы тоже выглядите устрашающе с двустволкой за плечом! Я уже готовился объясняться и быстрее уезжать отсюда, — в его голосе звенела улыбка, отчего он забывал говорить тише.       Евгения подавила смешок от всей ситуации. Ей было неловко, что она встретила гостя с ружьём наперевес, но кто же знал, что гость окажется желанным? Она пригласила его зайти в дом, и тут уже ее гостеприимность вошла в ход. В чайнике бурлила вода, на столе появилась выпечка (как удачно она сегодня зашла в пекарню), а сама она слушала рассказ Волина, как он собирался провести отпуск вдали от города и проездом заблудился в их поселке. Ночью ехать через лес ему совсем не хотелось.             Евгения помнила Волина хмурым, зажатым в собственной строгости, с грузом ответственности на плечах, от которого он иногда сутулился. Помнила его взгляд: вымученный, решительный. Сейчас же трудно было узнать прежнего Константина Андреевича. Было очень непривычно видеть его расслабленным, с весёлым блеском в глазах. Он что-то эмоционально рассказывал про свои приключения этих дней, про дела в Роскосмосе, делился новостями и сплетнями. Казалось, что его долго душили, а сейчас хватка ослабла, и он, наконец, может свободно дышать, и жадно хватает воздух, опасаясь, что кислород снова перекроют — с таким ощущением Евгения слушала его, и с не меньшей отдачей участвовала в разговоре. Про себя она все думала: есть ли у него близкие люди? Почему он оказался здесь один?       Последнее она все же решила озвучить, а вот про близких спрашивать не решилась. — Константин Андреевич, а почему вы поехали один? — она решила, что если он готов довериться ей, то ответ на первый вопрос придет сам собой.       Волин виновато опустил взгляд в свой стакан и, немного помедлив ответил. — Так получилось, что не с кем, — теперь в его голосе чувствовалась осторожность, как у уличного пса, которого может пнуть каждый прохожий. — Я почему-то представляла, что вы с коллегами проводите отпуска совместно. Наверное, это стереотип из фильмов, — она слабо улыбнулась, — я сама то тут одна, такое мне не должно казаться странным. — Ну, с коллегами я, конечно, общаюсь, но чтобы в отпуск с ними ехать — увольте. Мне хватает общения с ними на работе, — он попытался отшутиться.       Евгения хотела спросить про семью или друзей, но по его сведенным к переносице бровям и задумчиво у взгляду решила, что не стоит. Да и потом отвечать ему на такие же вопросы, открываться в ответ — она понимала, что такое даётся тяжело.       Волин чувствовал себя несколько неловко от того, что заявился к ней в дом ночью, но уходить ему не хотелось. Он столько раз представлял их встречу, прокручивал в голове разговор — множество вариантов. Но, пути господни неисповедимы, и судьба привела Волина к ней на кухню, поставив его в интересное положение. В его сюжетах он был джентльменом, он приглашал ее в ресторан вспомнить совместную работу, предлагал подвезти до дома. Но никак он не мог представить себе такой поворот событий. Хотя, он был рад любой встрече. С момента их расставания им овладели навязчивые мысли. Они мешали спать, думать, работать. Не было спасения нигде, и только ещё один разговор с ней мог излечить его от этой болезни. Ему казалось, что они ещё многое не сказали друг другу. Хотелось рассказать, что он любит ходить в театр, но редко там бывает, что иногда ему снятся кошмары, что у него на полке лежит пистолет, и когда-то он долго держал дуло у виска, но так и не смог нажать на курок. Хотелось, чтобы она узнала его, настоящего, с чувствами, страхами, надеждами. Но как рассказать ей об этом? Как объяснить, что он ощущал в ней что-то, похожее на него самого, видел знакомое чувство в ее глазах, когда на них наворачивались слезы? Как показать ей, что он хочет увидеть, что скрывается за ее маской смелости и силы? Она была всегда отчужденно-холодная. Он видел, что она думает о ком-то другом, плачет о нем, вздыхает. Казалось, что если он заговорит с ней о чем-то личном, она тут же рассердится, подумает: «Каков наглец!», и прекратит с ним всякое общение. А этого он очень боялся. Но сейчас, сидя с ней на кухне, он не видел больше той тоски в ее глазах. И ему даже казалось, что Евгения искренне рада его видеть, и ей действительно интересно слушать его.       За беседой прошло какое-то время, и все темы для разговора исчерпались. Волин отрешённо молчал, застыв в едва заметной улыбке, а Евгения все поглядывала на него тайком и пыталась вспомнить, видела ли она его таким раньше. И ей вспомнилось, как он встречал ее из космоса. Сначала полный тревоги взгляд из люка капсулы, а потом несмелая улыбка и облегченный выдох. И с того дня между ними появилась какая-то недосказанность, многоточие, после которого обязательно следовала болезненная надежда на ещё одну встречу. Не хотелось уходить спать. И пусть бы эта ночь длилась хоть на несколько часов дольше!       Немного помолчали. Стрекот сверчков тонкой проволокой сверлил мозг, создавая белый шум на фоне, отчего мысли растягивались и вязли в голове. Кто о чем думал в эти минуты — трудно сказать. Конкретные фразы, точные и яркие, расплывались лужами в усталости спокойной ночи. А ведь и вправду пора желать спокойной ночи и ложиться спать. Евгения предложила Волину остаться в доме на ночь, во второй спальне. Маша осталась у бабушки, и комната пустовала. Константин Андреевич, казалось, был смущён, но согласился. Ему нечасто приходилось ночевать в чужих домах, и от этого он растерянно следовал повсюду за хозяйкой. Она пожелала ему приятных снов, и, устало зевнув, ушла в свою спальню. Слышны были только щелчок выключателя и надоедливые сверчки. Под монотонное гудение насекомых Волин напряжённо о чем-то думал, пока картинки в голове не перестали слушаться и сюжет покатился сам по себе, создавая причудливые видения. Так он и заснул, собирая букет красных цветов в пахнущем жарой поле.       Утром поднялся лёгкий ветер, и шуршание штор разбудило Евгению. Тонкие лучи света, как спицы пронизывали комнату сквозь плотную ткань, возвещая о начале нового дня. Часы сонно продолжали тикать, не дойдя даже до шести часов. Но, как на грех, спать уже не хотелось. Девушка прислушалась. Кроме птичьих сонат за окном никаких звуков не было. Из соседней комнаты тоже тишина, что в общем-то понятно. Он, наверное, провел много времени в дороге, может быть, рано встал, не ел толком весь день. Ещё и блуждал по улицам неизвестно сколько времени. С такими мыслями она поднялась с нагревшейся за ночь постели и занялась утренней рутиной.       Через несколько часов Волин подал признаки жизни и явился на кухню, все так же следуя своему негласному правилу все время находиться рядом с хозяйкой дома. Евгения не заглядывала к нему в комнату за все утро ни одного раза. Она знала, что от этого ей станет неловко, и поэтому старательно избегала второй спальни и вовсе старалась не шуметь.       Константин Андреевич выглядел достаточно бодрым, но уже не было той идеальной укладки, выглаженных вещей, гладко выбритых щек. За столом его ждал незатейливый, но очень неплохой на вкус завтрак. Евгения уже давно поела, но за компанию налила себе чая и села напротив. День обещал быть жарким, и хотя солнце ещё далеко от зенита, тягучая ленность уже витала вокруг, напрочь отбивая желание двигаться. Все ещё было утро, но от его свежести не осталось даже намёка.       То ли завтрак на него повлиял, то ли хорошо выспался, но разглядывая старенькую мебель, керамические пиалки с витиеватым узором, горшок с разросшимся деревом любви на подоконнике, Константин Андреевич ощутил давно забытое чувство домашнего уюта. Приятно было вставать с утра со спокойной душой. Немного освоясь, Волин завел ненавязчивый разговор. — Каждый день бы вставать с таким лёгким чувством, — его голос с утра звучал немного хрипло и глубже, чем обычно. — Вы, наверное, по утрам не завтракаете, а стакан кофе, и на работу, — усмехнулась на его слова Евгения.       Волин осознал, что он действительно редко ест по утрам. И некому было сказать ему об этом. Он незаметно улыбнулся и с некоторой горечью ответил, что чаще всего так и есть. Евгения выловила из общего контекста фразу «просыпаться бы так каждое утро», и мысли понесли ее в неизведанную степь. Она хотела что-то ответить ему, меткое, но не нашлось подходящих слов. Вместо этого она только внимательно посмотрела на него, и отметила про себя, что в домашней обстановке он выглядит непривычно расслабленным.       Закончив трапезу, Волин попытался убрать за собой посуду, но эта попытка была быстро пресечена, и он снова в растерянности уселся на стул. Что делать дальше было вполне понятно — собираться и ехать, куда ехал, не злоупотребления гостеприимством хозяйки. Но этот момент он оттягивал как мог. Вышел на улицу покурить, неторопливо вдыхал дым, растягивая уже вторую сигарету. Евгения вышла следом. — Вам далеко ещё ехать? — она забыла узнать, куда он все-таки собрался.       С утра связь снова появилась, и Волин уже успел свериться с дорогой. Путь он держал в небольшое поселение У., расположенное вдоль берега моря. Место непопулярное из-за нехватки гостевых домов. Желающих ночевать под открытым небом не так уж и много. — Отсюда ещё час-полтора средним ходом. До вечера точно доберусь, — он тяжело выдохнул дымным облаком.       Они поговорили ещё немного. Волин в красках описывал морской берег, окаймленный старыми соснами, игривость пены на волнах, соленый привкус во рту и ярко-звездные ночи, в которые вода становится освежающе прохладной. Рассказывал, что в дождь вода кажется теплее, и купание приобретает новые краски. Его повествование прервало настойчивое солнце, которое нещадно обжигало лица.       Дело шло к отъезду. Евгения увлеченно искала карту местности, на случай если в дороге у него снова не будет связи, а Волин ушел к автомобилю. Поиски привели девушку на чердак, где в облезлом комоде хранились не самые нужные вещи, а сразу за комодом поселилась чужая кошка с тремя котятами. За потревоженный покой пушистой был предложен кусочек курицы, чем та была вполне удовлетворена. Такое соседство было выгодно и хозяйке дома, поэтому усатая гостья неплохо-таки жила. Среди комодных реликвий трудно было найти нужные бумаги, но, пренебрегая порядком, Евгения выудила одну из карт. Пусть она была и не очень новой, но все же какая-никакая навигация. Стряхнув с себя налетевшую пыль, девушка покинула крышу. Осталось отдать находку Волину. Как раз послышался звук дверной ручки, и мужчина вошёл в дом. Пока он изучал карту, Евгения ушла на кухню, помыть руки и выпить воды (чердачная пыль — не самое приятное ощущение во рту). Холодная вода приятно освежала кожу. Но какой-то инородный предмет мелькнул на столе. Обернувшись, Евгения увидела на столе букетик маков, заботливо поставленный в кружку с водой. Каждый стебель отличался от другого длиной, что придавало цветам пушистый вид. Тонкие листья робко выглядывали из-за ярко-красных лепестков, а маленькие бутоны игриво выгибались, каждый на своем стебле. Такая картина несколько удивила девушку. Появились вопросы. — Константин Андреевич, а откуда взялись цветы? — уже из другой комнаты он слышал смущенную улыбку в ее голосе, и немного засмущался сам. — Нашел недалеко маковое поле, и вот, решил собрать немного, — он показался в дверном проёме и, подойдя к столу, довольно осмотрел свою работу, стараясь незаметно наблюдать за реакцией Евгении. Он решил пояснить ей свой поступок. — Мне снился сон сегодня. Помню только огромное поле, полностью заросшее красными цветами. Была жара, сильная такая. Запах земли и нагретых трав. Я собирал эти цветы. А для чего они мне нужны, и что было дальше — не знаю, — он говорил с небольшими паузами, глядя куда-то в окно, вспоминая события сна, — Проснулся со странным чувством, приятным, но необычным. А потом на улицу вышел, и на глаза мне попалась полянка с этими маками. Сразу сон вспомнился, и я собрал букет, — ночное видение вспоминалось ему яркими пятнами, в которых трудно разобрать сюжетную линию, но зато отчётливо запомнилось трепетное чувство нежности в сердце. — Красивые, — Евгения смотрела прямо на букет, немного развернув его более пышной стороной к себе, при этом боковым зрением замечая, что Волин с щетиной на лице выглядит…непривычно?       Он неосознанно шагнул чуть ближе к ней. Их плечи соприкоснулись, но он тут же опомнился, но отодвигаться не стал. Евгения тоже осталась на месте, только коротко взглянув на мужчину. Сейчас им обоим все стало понятно.       Сердце Евгении предательски дрогнуло. Молчание Волина говорило красноречивее любых слов. Она ощутила на себе его взгляд, волнующий, цепкий. В мыслях была сумятица, все разумные идеи разбежались в робкости. Вместо них, как в старой кинопленке, крутились кадры прогулки в обеденный перерыв, встречи на Земле, фотографии с сети. От воспоминаний ее оторвало прикосновение его руки. Волин взял ее кисть, как тогда на фотосъёмке. Ее тонкие пальцы удобно ложились в мужскую ладонь, на удивление очень теплую. Затем он так же взял и вторую. Теперь они стояли лицом друг к другу, держась за руки. Евгении казалось, что она слышит его биение сердца, чувствует его пульс подушечками пальцев. Набравшись смелости, она подняла взгляд. Волин мягко улыбнулся, и в чертах его лица сквозила нежность, какой раньше девушка в нем не замечала. С него слетела маска невозмутимой строгости, а под ней оказался живой человек, нуждающийся в чувствах. Они смотрели друг другу в глаза несколько секунд, находя в глазах другого ответ на свой вопрос, после чего Волин, вместо ожидаемого поцелуя руки, сжал ее пальцы чуть крепче, сделал шаг вперёд. И их губы соприкоснулись в аккуратном, несмелом поцелуе. Все движения были плавными, неспешным. Суматоха в голове Евгении исчезла сама собой. Ее мысли занимало только мерное дыхание Волина, его близость. Он отпустил ее руки, позволяя ей переместить их на его шею. Лишнего он себе не позволял, и поэтому только обнял ее в ответ, расположив ладони на ее рёбрах. Волин ощущал приятное умиротворение, забытое чувство, покрытое пылью в его душе, по которому он скучал.       Отстранившись друг от друга, они обдумывали произошедшее. Что для них означала эта внезапная близость? Как будут складываться их отношения дальше? Пока что эти вопросы были на втором плане. На первом находились он и она. В этом моменте, здесь и сейчас. Они все ещё молчали, потому что знающим чувство не нужно слов.       Евгения теперь без той робкости смотрела ему в глаза. Вместо стеснения у нее появилось что-то новое, неопознанное. Это не была необузданная радость, безмерная привязанность или легкомысленная влюбленность. Нет. В этом были отголоски и нежности, и приглушенной печали, и надежды, и лёгкости, и тяжести одновременно. Это было сложное, смешанное из самых сокровенных мыслей, тайных желаний, чувство. Может, это и называют любовью? То волнующее состояние души, в котором нельзя выразить что-то одно. Когда даже противоположные эмоции находятся в гармонии, не рождая конфликт, противоречие, а дополняя друг друга. Так определила для себя Евгения.       Волин уже давно не чувствовал такого мягкого спокойствия. Все ураганы в его душе притихли, и на смену грозовым ливням и песчаным бурям пришел тихий шелест листьев и лучи восходящего солнца. Его сердце согревалось изнутри, и только в сравнении с этим теплом он понял, как холодно ему было до этого. Он почувствовал перемену во взгляде Евгении. Она посмотрела на него с грустной лаской, а затем прижалась к нему. Он крепко обнял ее в ответ, вдыхая аромат духов, проводя рукой по ее мягким волосам. Чувства смешались в единый поток, и они оба ощущали его. — Я скучала по вам, — тихо шепнула она. Волин тяжело глотнул, закрыл глаза, приложив щеку к ее голове и, не размыкая объятий, и так же тихо ответил. — Я думал о вас,.. всё время думал, — и он с упоением слушал ее дыхание.       Это было их общее откровение.