По ту сторону кордона

Рябь застилает взор, который ты боязно переводишь в бок, вплоть до тянущей боли в глазах, упираясь в непреодолимый барьер дозволенного организмом. И всё равно не видишь того, кто намеренно подобрался незамеченным. В случайности ты больше не веришь. Потому что подошедшее вплотную обозлённое — судя по тяжёлому, перебиваемому хриплым фырканьем дыханию — нечто только и ждёт, что ты обратишь на него свой перепуганный взгляд. И ты тяжело сглатываешь, вздрагивая от того, что это было непростительно громко, и нехотя поворачиваешь сопротивляющуюся шею в сторону. И ничего не встречаешь. В секунду выпутываешься из пут кошмара и истерически вертишься по сторонам, прыгая ошалелым взглядом от пространства меж густых хвойных деревьев до снежной глади, предательски пустой, уверяющей тебя в преуспевающем сумасшествии. С пересохших губ срывается хриплый припадочный смех, сменяемый судорожным кашлем, и ты вертишь головой в отрицании, потирая глаза до проступающих слёз, словно они просто запачкались, и только потому воображение не сходится с реальностью. Тогда почему свалочный скотомогильник так и отказывается пропадать? Только сейчас начинаешь осознавать, с чем именно осталась наедине. Ты была не права, когда думала, что у тебя больше нечего отобрать. Все твои старания перечеркнули, надругались, намекая, что никакого смысла в твоей рутинной работе не существует. Грудь сводит от ядовитой смеси ужаса и отчаяния. Ты хочешь, но не можешь убежать восвояси. Дальше просто некуда. Кто гарантирует, что оно не настигнет тебя в очередном глухом крае? Где-то в глубине скребёт мысль, которую ты отчаянно пытаешься оттолкнуть. Мысль о том, что от себя сбежать невозможно. Накрывает горькое осознание — именно ты и являешься носителем неотступно преследующих тебя бед. И тогда становится по-настоящему страшно. И даже обидно. Потому что ты не заслуживаешь подобной участи. Никто не заслуживает. Чувствуешь, как по спине пробегает толпа колючих мурашек, и понимаешь — пора покинуть гиблое место. И ты дрожащей поступью ступаешь за знакомый поворот, остерегаясь того, что он может за собой скрывать. Однако взору предстаёт открытое пространство, и ты узнаёшь вдалеке уродливый силуэт старой коряги, и срываешься на бег, едва не запутываясь в ногах. Останавливаешься у ели и, едва не рыдая, оголяешь трясущиеся ладони и достаёшь из-за пазухи белый мятый хадак. Точнее, его подобие — всего-навсего кусок оторванной ткани, какой позаимствовала у собственной простыни. Жалобно выругиваешься, когда продрогшие пальцы отказываются повиноваться, пока ты пытаешься завязать ленту вокруг одной из нижних веток. В конце концов у тебя получается, и ты прячешь запачканные в смоле исколотые хвоей ладони обратно в перчатки. Опускаешь взгляд к цветку и замечаешь, что снег под ним образует небольшую горку. Любопытство берёт верх, и ты наклоняешься, чтобы очистить пространство. И когда рука упирается в нечто твёрдое, ты не придаёшь этому должного значения. И когда ты высвобождаешь стебель из-под белёсого покрывала, то тут же отскакиваешь, мотая головой, и несёшься домой, боясь обернуться назад.