По ту сторону кордона

И ты жадно вдыхаешь эту пьянящую смесь конфликтующих ароматов, чувствуя, как трепещет отбивающее ритм сердце — так, словно ты вернулась в радушно принимающие родные стены. Даже отголоски запаха разложения не омрачают эту светлую картину — теперь так пахнет твоя новая жизнь: смертью и домом. И ты обмякаешь в горячих объятиях, охраняющих тебя от сибирского мороза, и бессознательно прижимаешься ближе к чужой груди, сердце в которой бьётся настолько медленно, что его вряд ли можно услышать, если не затаить дыхание. Ты удивлена собственной реакции настолько же, насколько поражена тому, что у подобного создания, выполняющего настолько мрачную работу, вообще есть сердце. Алое, выставленное напоказ, обжигающе горячее сердце. Вырываешься из разрастающихся воздушных замков и переводишь рассеянный взор к чужому лицу, что напоминает лосиную морду. В этом существе вообще много от животного, которому в народных поверьях приписана роль перевозчика душ. Теперь понимаешь, что всё время отрицала очевидное. И ты смотришь в чёрные глаза, чувствуя, как постепенно немеют конечности, а на тело наваливается сонливость, совсем не связанная с физическим измождением. И ты понимаешь, что с каждой секундой собственный пульс замедляется, а в голову прокрадывается понимание, уже не такое горькое, как раньше — ты готова уйти в тишину. Более того, ты этого желаешь. Не так, как оно было в тот самый раз, когда ты решила прикончить себя, а так, как смиряется с участью пациент хосписа. Веки тяжелеют, и ты видишь во тьме то, что пожелает узреть не каждый. То, что можно увидеть всего один раз. Ты видишь, как отстраняешься от бездыханного обезображенного отцовского тела, поднимаясь на ватных ногах, и поднимаешь с земли утопшее в крови ружьё, снимая его с предохранителя и впиваясь в приклад с такой силой, что ломаются ногти. Оглядываешься по сторонам, тяжело дыша, и опускаешь дикий взгляд на землю, находя то, что должно привести тебя к добыче. И ты срываешься на бег, выслеживая, словно голодающий хищник, сбежавшую от судьбы жертву. И всё оказывается напрасным, потому что рваные следы обрываются у реки, ещё не скованной льдами достаточно, чтобы по ней можно было ходить, но уже достаточно холодной, чтобы можно было получить обморожение, если ступить в её тёмные бурные воды. Ты злишься до зубного скрежета, что упустила единственную возможность отомстить, и стреляешь вхолостую, оглашая округу своим недовольством. Ярость отказывается тебя покидать и спустя несколько недель, в течение которых ты и полиция безуспешно разыскивали преступника. И когда дело уходит в долгий ящик, а стражи правопорядка пожимают плечами, гнев замещает горе. Безутешное, неизлечимое, ранящее, прежде всего, самого носителя. И твои раны оказались несовместимы с жизнью. И ты сделала то, что в тот момент казалось, но не было единственным верным решением. Ты направила дуло пропитанной отцовской кровью двустволки в собственный рот, устраивая орудие под углом, у нёба, точно в мозг, не оставляя себе и шанса на выживание.