Не очень впечатляющее начало секстинга. Попробуй более изобретательно подойти к делу.
19:57
Левый локоть покоился на крае стола, а пальцы начали отстукивать незамысловатый ритм. Внутри теплело удовлетворение. Она чувствовала себя в состоянии, располагающем к незатейливому флирту. Недавние события на влажных простынях будто дали маленькому ростку ее сексуальности распрямить свои листочки. Самоощущение сменило неуверенность на готовность к действиям. Это действительно раскрепостило. раз уж ты упомянула 19:57 На телефон в ее руке поступил входящий звонок. Она свела брови хмуро. Его привычка внезапно звонить немного досаждала, как будто он врывался в ее личное пространство. Хотя так оно и было, если подумать. Но секунду помедлив и встряхнув непрошенные размышления, она приняла вызов и приложила телефон к уху. — Когда мы встретимся? Кто-то обещал вернуть должок. — Парень звучал игриво, старался внести в свой тон как можно больше шутливых ноток, но тревожная трель, словно легкий удар тока в поломанной розетке, вспыхнула в груди. Уэнздей выпрямилась до напряжения в лопатках и зацепилась, как за ускользающую веревку за свой недавний кокетливый настрой. — Здесь я должна прибегнуть к клише и уронить, что мужчины думают только об одном? Или фраза уже слишком изношена и неактуальна? — она бросила, ухмыляясь краешком губ, кажется возвращая своему организму дымку озорства, из-за которого возникало желание подтрунивать с голосом, звучавшим из трубки. Тайлер издал смешок. — Ну, в наше время твое клише должно быть более прогрессивным и феминистичным. — По вздоху было слышно, что парень потянулся и с облегчением растянулся на кровати. Тайлер упоминал ранее, что в этот день после уроков он должен был встретиться к кем-то из школы, так как в кафе у него стоял выходной. Он мало что рассказывал о своей новой компании, но вроде все шло неплохо и это Уэнздей устраивало. Вот только, возвращаясь к фразе, расположение к чему-то беззаботному пошатнулось. — Удиви меня. — Ее взгляд опасно блеснул в свете ламп, а пальцы, отстукивающие ритм, остановились. — Не знаю, — сказал он и на какое-то время замолк, придумывая ответ, но затем выдал без колебаний и с неприкрытой иронией: — Секс с мужчинами это изнасилование. Веки утомленно прикрылись. Если до этого она и ощущала прилив сил, а после сообщений от Тайлера желание поделиться своим хорошим настроением, то сейчас все разом сошло на нет. Его странный едкий юмор в сторону женщин напрягал. Казалось бы, напрямую не было сказано гадостей, но между строк скрытая мизогиния просачивалась, как горькая тянущаяся смола. — Тайлер, ты такой предвзятый. — Она открыла глаза и поджала губы. Разговаривать больше не хотелось. — Не правда, я феминист. Девушки тоже люди, — открыто издевался он тоном, достающим из желудка колючие чувства, которые скрывались, невинно полагая, что впечатление о чужом мировоззрении таким образом обрастет незримым очертанием порядочности. На месте сидеть стало трудно, она поднялась с кресла и зашагала к витражному окну. Одна половица поскрипывала под весом, Уэнздей наступила на нее, решаясь помучать. Нажать носком на край — выбить звук, перекатить вес на пятку — ослабить жалостливый скулеж. — Напомни, почему ты все еще с исправно функционирующими органами и работоспособной фертильностью? — она задала вопрос разочарованно, омрачаясь, и посмотрела на почерневшее небо сквозь бесцветное стекло. Луны не видно, ветер стих, уставший терзать голые ветки деревьев и шарфы случайных прохожих. Наверное, впервые, даже с осознанием, что девушка вот-вот придет, цветная пленка на окне тоской отзывалась в сердце. Уэнздей по-новой надавила стопой на несчастное дерево и уткнула зрачки в полосатый носок. — Предполагаю, что работоспособной. — Ну, тебя надо спросить. При своих угрозах от секса бегаешь именно ты. — Тайлер сухо хмыкнул; звучал он с отсутствием прежнего энтузиазма, и слова, подобно нити, натягивались медленными движениями рук, разведенных в стороны. — Так когда увидимся? — он выпустил резко воздух из легких и сменил гнев на милость, воодушевившись. Но уже было поздно. Уэнздей пожала челюстями, изнутри ее пожирали изворотливые личинки телесного цвета и не определить, грудь ее снедает жгучая злость или постыдная обида? Ткань футболки на спине совсем незаметно увлажнилась от все еще сохнущих после душа волос, но она лишь отметила факт мимолетно. Она, не отслеживая истоков своих действий, тронулась с места к небрежно заправленной рыже-желтым покрывалом с узорами кровати. Уэнздей провозгласила себя преступницей, ведь чужое пространство считалось неприкасаемым. На постель залезать не осмелилась — было совестно. Подошла к глупой медведице, сидевшей на подушках с ехидным оскалом и пялящейся на нее со словами «ты несдержанная и слабовольная, но так уж и быть, Инид не была бы против твоей маленькой выходки». Тайлер еще раз позвал ее, когда она садилась на пол с черно-белым медведем в руках. Молчание, оказывается, затянулось. Несмотря на свое положение, она вернула в голос твердости. — Слушай, Тайлер… — Начинается, — перебил грубо парень, сочась таким пренебрежением, что девушка опешила, но нахмурилась. — Что опять? Очередной призыв мертвых? Инид рыдает, сломала ноготь, ей нужна неотложка? Честно говоря, меня это уже заколебало. Звуки обрушились на голову, как удары молотком на серые шляпки гвоздей и скорее не от громкости, потому что тон голоса он едва повысил, а от резкости сказанных предложений. Уэнздей думала, что созрела для обсуждения того вечера, что принес ей страдания, к которым она готова не была, но после его реакции хотелось только сбросить звонок и отключить телефон. — Будь ты менее враждебен и более терпелив, не пришлось бы задавать столько вопросов. Почему ты ведешь себя ка... — Да потому что это ебучее «слушай Тайлер» ничем хорошим никогда не заканчивается. — Он взорвался, а девушка вздрогнула, захлопнув рот. — Сколько мы уже вместе? Предлагаешь каждый раз уступать? Знаешь, Уэнздей, мне не очень-то нравится стелиться перед тобой. Мы редко видимся только из-за твоих дебильных отговорок. Воздух стал тяжелее и плотнее. Мысли в голове, движения тела и поднятие грудной клетки — замерли. Зато эмоции закручивались таким же замысловатым вихрем, как снег во вьюге в особо дикие дни прошедшей зимы. Такие же бурные и ледяные. — С каждым разом ты пытаешься проникнуть в мою голову все глубже. Это впечатляет и разочаровывает одновременно, но помни, что гнева терпеливого человека стоит бояться, — она прошипела, не в силах сдержаться. Находясь в отношениях с Тайлером, чувства все чаще одерживали победу над ее обычно чистым рассудком. Тайлер состоял из противоречивых сигналов. То неисчерпаемая нежность, то неслыханная грубость. Он рыхлил ее стойкость, ее незыблемость до теплой мягкой кашицы, а следом смахивал чашу вниз, потакая вязким лужицам расплываться по полу вместе с крупными каплями. И вот сейчас он начал конфликт с пустого места. Снова. Девушка хотела разразиться новой тирадой, прижала медведя за туловище плотно к себе свободной рукой, и тот, на удивление, придавал уверенности. Она разлепила сомкнутые губы, но парень был поживее: — Так может, мы расстанемся? — подытожил Тайлер. Она слышала его кривую ухмылку, она видела помрачневшее лицо. Воображение ее рисовало как он сел и сгорбился на кровати, сжимая челюсти вместе с телефоном в жилистой руке. Уэнздей порывисто сделала вдох, в носу защипало и веки заморгали быстро-быстро. Под яремной ямкой загноилась плоть, пуль участился. От чаши откололся кусочек и трещина пошла от края вниз к самому дну. — Найду кого-нибудь в собственной школе. Ты же не хочешь со мной видеться, не хочешь спать. А ты попытаешь счастье с лучшим вариантом. Хотя не уверен, что найдется кто-то, кто согласится терпеть твои выходки. Ком подкатывал к горлу, а рука на игрушке ослабла. — Очередная манипуляция? Осторожно, могу и согласиться в порыве азарта. — Зрение потемнело по краям и голос задрожал слишком очевидно не только для медведицы с деловой бабочкой или других плюшевых друзей Инид, завороженно наблюдающими за разворачивающемся спектаклем, но и для парня, прекрасно удовлетворенным ее плохо скрытой искренней реакцией. — Строишь из себя черствую, а на деле. — Он многозначительно хмыкнул в трубку и внутри все перевернулось, когда как уткнувшийся взгляд в круглый коврик Инид, застелило пеленой. — Поговорим, как успокоишься, — сбросил, не дожидаясь ответа. Оставляя ее один на один с громкими мыслями, с болезненными чувствами, с вопросами, жаждущими неистово ответа. С сердцем, посыпанным солью, со скривившимися губами и мокрыми щеками. Один на один. Когда первые капли горячими дорожками покинули веки, они стали последними. Грубо смахнув непрошенную влагу, она встала, вернула игрушку на место и, подойдя к своему столу, уселась за написание книги. Телефон, поставленный на беззвучный, лежал под подушкой. Глупое, незрелое, беспочвенное желание спрятать вещь пересилило разум. Не хотелось думать, не хотелось чувствовать, не хотелось быть. На миг бурлящая лава между ребер напомнила о ее любимом питомце. После его убийства она тоже решила отстраниться и слезы в себе держала, скрывая, как хилый огонек в ладонях от порывов ветра. В последнее время она все чаще вспоминала Хоуп. Столько лет прошло и горечи она больше не испытывала. Уэнздей не знала где она, чем занималась. Порой казалось, что девушка плод ее страждущего воображения. Что она придумала себе спутницу, так как настолько сильно скучала среди «нормальных» детей, что решила создать себе кого-то особенного. Вот только как бы сильно она не томилась со скуки, придумать подругу было более чем странно. Ей не нужны были друзья, она просто хотела находиться не среди мелких остолопов, смеющихся на уроках полового воспитания. Да и создай она сообщницу, подсознание выдало бы ей абсолютную противоположность Хоуп. Кого-то с похожим характером, мировоззрением или интересами, что у других чаще вызывали отвращение вперемешку со страхом. У нее были длинные вьющиеся волосы цветом молочного шоколада, ободки и заколки, сменяющиеся каждый день. Свитера ярких расцветок с вышивками самолично выполненными, что потом все пальцы пестрили пластырями с единорогами. Тысяча юбок и единственная, но самая любимая пурпурная, пушистая, как облачко, кофта. Она была похожа на цветное торнадо и звучала, как десятки певчих птиц начавших трель одновременно. Уэнздей не сделала ничего, что могло бы обратить на нее внимание, но девушка, как радужный тайфун, настигла и облюбовала вечно пустующее место за партой Аддамс. Кареглазая бестия любила тараканов, блестки и арбузную жвачку, а Уэнздей почему-то терпела ее с твердой выдержкой. Спустя два года терпеть стало некого. Переезд в другой город, море слез на плече, облаченным в черное платье, но и тогда Уэнздей держалась изо всех сил не проронить и капли. Чувства ее в тот день сильнее запечатались в каменном леденящем кости склепе. Потому впервые увидеть Инид было болезненно. Мышца не дрогнула, веки не моргнули, но сердце замедлилось, имитируя посмертный вздох. Ее розово-синие пряди, одежда разных оттенков одного цвета. Ее болтливость и улыбка, часто появляющаяся на лице. В первое время она ее сильно раздражала. Веселая музыка, нескончаемые сплетни. В Уэнздей поднимались искры злости, когда соседка заговаривала с ней насчет какой-то чепухи. Все тело вибрировало от неясного гнева и от того, что она все еще держала себя в железных тисках и позволяла на лице существовать только маске нейтральности, ей было невыносимо тяжело. Сейчас то она понимала, что за яростью, недовольством и тихим возмущением, скрывалась свинцовая обида. Она смотрела на блондинку и вспоминала свою школьную подругу, если так ее можно вообще называть. Она уехала. Исчезла из ее жизни тогда, когда Уэнздей успела привязаться. Хоуп ее бросила. Уэнздей осознавала, что это нечестно и эгоистично обвинять ее в решении своих родителей. Но она не могла потушить эту горечь внутри. Прошло много времени с тех пор. Когда с Инид они стали ближе, воспоминания о мимолетной дружбе ушедших дней превратились в кадры, пылящиеся в сокровенных уголках сознания. Прошлое она запихнула обратно в глотку, как только дверь впустила Инид вместе с вечерним холодом, радостью и запахом начавшейся весны. С порога та разразилась возбужденным монологом с искрящимися интересом глазами и с раскиданными попутно шмотками во время переодевания. Уэнздей теперь затея с самоизучением казалась излишней и неуместной. Тайлер отбил все желание что-либо предпринимать для улучшения их отношений. Мысль о том, что в первую очередь этот опыт был нужен ей, только маячила призраком на периферии. — Земля вызывает Уэнздей. — Инид насмешливо ворвалась в череду упреков и жертвенных зареканий больше никогда не доводить себя до подобного состояния. Она улыбалась ребячливо, как обычно, с отблеском шаловливости в глазах, сейчас казавшимися сапфировыми под тенью, отбрасываемой волосами. Тревога тупой болью охватила ребра, а эфемерный образ длинноволосой авантюристки всплыл в воображении. — Ты как-то слишком глубоко в своих мыслях. Что-то случилось? Девушка пересекла середину комнаты и бесцеремонно плюхнулась на недавно заправленную кровать. Она подложила ладони под бедра, уставившись на Уэнздей в ожидании, и выглядела так, будто уже начала без объяснений сканировать каждое движение, каждую мышцу, дернувшуюся на лице. Уэнздей подобралась, всем своим видом отрицая что что-то могло ее покоробить или расстроить. — Инид, ты не питаешь желания перевестись из нашего концентрационного лагеря в место более категориальное? — Уэнздей сложила руки на коленях. — Предназначенное для оборотней. Вопрос для Инид стал неожиданным, это было видно по ее округлившимся глазам, поднятым бровям и застывшей позе. Почти как олененок, замерший в чаще леса, среди зеленых кустарников и петляющих троп, протоптанными людьми. Но в другую секунду она разразилась смешком, но таким, будто вынужденным. Улыбка стала натянутой. — А что? Хочешь уже от меня избавиться? — Она вытащила пальцы из-под бедер и сцепила вместе только для того, чтобы начать потирать и заламывать помимо своей воли. Левую ногу она положила поверх правой. — Слушай, если не хочешь ничего обсуждать это нормально. Я не буду докучать. Мне просто интересно, но это не означает, что ты должна отвечать. — Дело не в том, просто… — Уэнздей не знала, что придумать, что сказать, чтобы не звучало фальшиво или слишком жалко. Позволить себе произнести все, что думала, она не могла. Да и выделить главную мысль не предоставлялось возможности. Мозг без разрешения провел аналогию, а сердце ухватилось за результат. Инид недавно только обратилась на радость своей семье, а вспоминая Синклеров, было страшно подумать, что взбредет в голову ее матери. Решит, что невермор слишком мало уделял внимания развитию оборотней или позднообратившейся Инид все-таки нужно специализированное место. Девушка, которая непростительно надолго застряла в размышлениях Уэнздей, нахмурилась и ладони устроила по бокам от ног. Она наклонила голову чуть вправо и поглядела задумчиво. — Постой… — Она прищурилась. — Ты боишься, что я уеду? Озвучив тщательно заблюренные мысли темноволосой, Инид смягчилась и расслабила напряженное тело. Плечи опустились, на руки она теперь опиралась, расположив позади. Уэнздей дернула губами, но хранила на лице беспристрастное выражение. Попадаться на сентиментальности не должно войти в привычку. — Я думаю, что смогу выжить без твоих цветочных духов и неисчерпаемых тем для монологов, — Уэнздей произнесла сухо. — Это не ответ на мой вопрос… Инид говорила со скептичными нотами и осторожной интонацией, подбивая подругу на настоящий ответ. Уэнздей из всех сил старалась ускользнуть. Это унизительно. В неловких ситуациях, в которых она все чаще вынуждена оказываться, с каждым разом сложнее держать себя в руках. С парнем ее эмоции не могли потушиться и утихнуть, когда он только подначивал их увеличиться в интенсивности. С подругой она просто не видела угрозы. Инид ее разнежила. Но в этом была только вина Уэнздей, как бы скверно для себя не было это признавать. Улыбка Инид постепенно расплылась в мягком понимании. — Ты не хочешь, чтобы я уезжала. Уэнздей вздрогнула. Вслух озвучивать это не стоило. Слишком обезоруживающе. Лицо онемело, а на груди груз только прибавился в весе. Тянуло приземлиться куда-нибудь поскорее, ведь так тягостно было держать корпус прямо. Она мысленно начала перебирать причины, из-за которых ее тело было настолько несвойственно неприятным. Если Инид уедет, то наверняка ей придется делить комнату с другой девушкой. Привыкать к ее привычкам, учиться их терпеть, составлять новое расписание, с помощью которого она сможет минимизировать любую возможность общения. С Инид в то же время поддерживать общение они смогут. В те времена ее никто не подсаживал на технологии, и потому разлука предстала перед глазами в виде гроба, опускающегося в землю. Навсегда. — Ты выглядишь так, будто выиграла безлимитный билет на проход в преисподнюю ради равномерного загара. Меня это удручает, — она прокомментировала блондинку со вздохом, прогоняя то, о чем безвольно думала. — Брось, — Инид пожала плечами, — неужели признание привязанности вслух для тебя хуже секса по телефону? Секс по телефону. Это звучало еще сюрреалистичней, чем в голове. Возможно, в чем-то Инид и права. На самом деле, эмоциональный интеллект волчицы во многом превосходил ее собственный, и по вопросу чувств в ней не стояло сомневаться. До сих пор, несмотря на то, что она прошла или на то, что она взяла от своего круга общения, показать какие-то переживания было равносильно отсутствию самоконтроля. Она решила сделать то, что выходило у нее лучше всего — объясниться с помощью сравнения. — Болезненность эмоций, которые я сейчас получаю, сильнее сотни миллиампер и поджаривает изнутри. Если ты хотела помочь, надо было ослабить подачу тока, а не сажать на электрический стул. Она словно стояла полуобнаженной, не в физически, как на постели ранее, конечно, но все же, состояние оставляло желать лучшего. Но Уэнздей могла сказать, что поделившись каплей правды привычным ей способом, мятая ткань эмоций немного разгладилась. Претензии высказались, Уэнздей полегчало. Вот только ее признание для девушки напротив воспринялось как-то по-другому. Инид заерзала на месте. — Я… — Она отвела растерянный взгляд от Уэнздей. — Я перегнула палку сегодня? Прости, я подумала что ты не против и… — Инид неожиданно встала, румянец вины окрасил ее щеки, она забегала глазами по пространству перед ней, но ни разу не вернулась к подруге. Внутри полное непонимание чужой реакции, зато желание успокоить Инид выделялось особенно сильно. Она поднялась следом. — Нет, Инид, ты мне помогла. — Уэнздей установила с девушкой зрительный контакт, ощущая острую необходимость донести мысль правильно. Ее легкие сжались, и давление в голове, казалось, хотело ее убить. — Я просто… Я не знаю как выражать чувства словами. Слова вылетели скомкано с едва открывавшимся ртом, все хотелось стиснуть зубы и вывернуться из этого непривычно острого эмоционального диалога каким-либо другим способом. Но она и так слишком много в последнее время лгала. Уэнздей сжала руки, чтобы унять пробежавшее по организму волнение. Инид переступила с ноги на ногу. — Ну, я точно не нанесла тебе травм или типа того? — спросила она с опаской, нервно терзая пальцы у груди. — Если я стану вспыльчивой, агрессивной, искать подтверждение собственной важности и нужности попутно совершая бессознательные поступки, ты узнаешь об этом первой. — Ты не умеешь успокаивать. — Вздохнула устало Инид, но ее фигура потеряла тяжесть. До этого Инид была похожа на ежика, который был в шаге от того, чтобы полностью свернуться в клубок и защититься своими колючими иголками. — Я думала, ты заметила, что мои способности в сфере человеческих проявлений достаточно притуплены. — Уэнздей поджала губы. В самом деле, функция «успокоить» не была в ее пакете услуг с рождения. Не подключилась и в момент взросления, только какое-то подобие этого качества помогало ей не быть совсем бездарной сестрой или дочерью. Успокоить словами или телесным контактом она не могла, зато могла прибегнуть к действиям. Например, запустить пираний в школьный бассейн. — Иди сюда. — Внезапно Инид села на пол и хлопнула ладошкой несколько раз по месту рядом. — Давай, будем учиться. Уэнздей посмотрела с вопросом, с озадаченностью. Она сделала шаг, но не спешила выполнять просьбу. Голубые глаза излучали доброжелательность, но как если бы ей вновь объясняли, почему ей пока рано ознакомляться с органами человека по настоящему трупу. Но Уэнздей уверена, по какой-то причине Мортиша просто не хотела делить подвал. — Я пока не готова повторить случившееся в твоем присутствии, — ответила Уэнздей саркастически и сложила руки на груди, готовая до конца оттягивать неизбежное. Блондинка закатила глаза. — Уже шутишь, отлично, садись. Впустив в легкие как можно больше воздуха и выпустив с закрытыми глазами, она смирилась и села рядом, но держа дистанцию между их плечами сантиметров в десять. — Если не хочешь отвечать на что-то или говорить о чем-то, просто скажи. — Инид скрестила вытянутые ноги и подарила мягкий взгляд. Пахло от нее сладковатым парфюмом и кремом для рук, который Вещь часто одалживал у блондинки. Что-то из той же серии, что и крем для лица, с запахом выпечки. — С каждым словом ты взращиваешь во мне чувство паники все эффективней, Инид. — Уэнздей подтянула колени к груди и обхватила их руками. Захотелось съежиться, быть меньше. Видимо сейчас начнется эмоциональная мясорубка, в которой она проигрывала раз за разом с пустым счетом. — У меня нет цели тебе навредить или поставить в неловкое положение. Я просто хочу помочь так, как умею. Только тебе решать, нужна эта помощь или нет. — Инид взялась руками за ногу, согнутую в колене, выглядя предельно спокойной. Корпусом она чуть повернулась к Уэнздей. — Ты себя чувствуешь уязвимой из-за эмоций? Уэнздей перевела взгляд на круглое окно, помрачнев и подобрав ноги к груди еще сильнее. То, чего она так боялась. Эмоции. Почему когда все становится невыносимым, глупым, бессмысленным и знатно паршивым, эмоции с чувствами там выступали в главных злодейских ролях? Чем в это время занимался разум? Вот и она не знала. Сейчас он тоже халтурил. Но атмосфера в комнате не была колючей или удушливой. Наступающая ночь и теплые желтые лампы делали обстановку благоприятной, можно было умолчать, что запах Синклер теперь тоже дарил только покой. — Будто вдыхаю цианид через маску для ингаляций, — она сипло ответила, проследив глазами за лампой у стола, что немного моргнула, видно сотрясаясь от малоприятного сравнения. Уэнздей только сейчас начинала понимать, что никто не знал о ней так много, как Инид. Да, многие вещи все еще скрывались под тканью в кладовой, вот только, надолго ли это? Инид покрепче сжала пальцы на коленях в замок и понимающе кивнула, то ли пробовала дышать цианидом, то ли смутно провела параллель между фразой и чувствами, что та должна была описывать. — А ты не думала, что смерть Нерона на тебя сильно повлияла? Он был тебе другом и то что случилось… это ужасно. Ты буквально запретила себе плакать, Уэнздей. Появилось желание еще сильнее съежиться, исчезнуть или вовсе перемотать время вперед, дабы не видеть ее пронзительного взгляда голубых ясных глаз. В голове похолодело и чувство спустилось по позвонкам вниз. Взгляд Инид прожигал в скуле дыру, смотреть на нее было дискомфортно и боязно, она знала, что та в ней прочтет слишком много из того, что Уэнздей захотела бы скрыть. — Как это связано? — произнесла она, дернув мимолетно бровями. — Думаешь, перемолотое с хрустом тельце оставило на мне неизгладимый след травмы? Посредственно. Боковым зрением она заметила, что Инид повернулась к ней уже всем корпусом и положила голову на кровать. — Я думаю, что психологическая боль стала настолько невыносимой, что ты запретила себе некоторые чувства. — Ответ был бережным и осторожным. Блондинка всем своим существом к ней тянулась, потому что в этом была вся Инид. Обниматься, держаться за руки, трогать. Но та не наседала. Сдерживалась, как могла из всех сил, хоть и было видно как сильно она хотела проявить тактильность. — Либо гены обделили мой эмоциональный интеллект. — Уэнздей наконец-то перестала рассматривать стену и взглянула на девушку односложно. Разговор о своих особенностях надоел. Копаться в прошлом всегда утомительно. Какая разница, что было тогда, нужно выжать по максимуму от того что имеешь сейчас. Уэнздей считала все это бессмысленным и более того, ниже собственного достоинства. — Эмоциональный интеллект формируется в детстве родителями, а твои родители совершенно открытые. — Инид заправила прядь волос за ухо и задержалась чуть расширенными из-за приглушенного света зрачками на глазах Уэнздей, но при этом успела обвести все ее скрюченную позу. Пришлось распрямиться и скопировать положение подруги, развернувшись к ней, но не сцепить руки на груди она не могла. — Чересчур. Иногда казалось, что родители забывали о том, что у них были дети. Они настолько собой одержимы, что прогреми взрыв в пяти метрах от них, они не оторвутся друг от друга ни на секунду. А такое было, Пагсли не даст соврать. Просто… Не то чтобы ей хотелось внимания, да и с возрастом она поняла, что не нуждалась в чьем-либо обществе вообще. Но временами, мысль о том, что это выбор из двух зол, въедалась в мозг, как голодная тля. — Так или иначе, — Инид продолжала, — эмоциональный интеллект можно развить в любом возрасте. — Она вновь проделала жест с забором пряди за ухо. Светлые волосы не переставали лезть ей на глаза, а ей похоже не докучало их постоянно забирать. Уэнздей отметила ее порозовевшее лицо, изменилось и поведение. Инид стала на удивление такой кроткой и смущенной, что покалывание на собственной коже встретилось с тревогой. — Можешь просто слушать, если хочешь что-то сказать скажи. — В последний раз бросив легкий, ласковый взор, она вздохнула, приготовившись к чему-то страшному, а Уэнздей ничего другого от нее не ждала, потому что странное предчувствие усилило сердцебиение в груди не просто так. Но она была благодарна Инид за то, что та отвела взгляд в сторону, иначе ее неподдельные эмоции явились во всей красе на залившихся краской скулах и шее. — Мне очень нравится проводить с тобой время. Мы разные, но ни с кем я еще не чувствовала себя так комфортно. Я сильно скучала на каникулах по тебе, даже по своеобразным приключениям и поисках монстра. Но только не об обмороках. У меня до сих пор мурашки по коже, стоит вспомнить фотографии. — Она поморщилась так, будто эти фотографии Уэнздей снова подсунула ей под нос. Сейчас она жалела, что вообще показывала часть из ее расследования девушке. Не думала она, что блондинка такая впечатлительная. — В общем, я очень рада, что ты тогда не сбежала, соседка. — Она улыбнулась каким-то своим потаенным мыслям, которые не желала раскрывать. Глаза ее светлые небесные, наконец обратились к ее темным и кофейным. Блондинка подмигнула. — Я, наверное, слишком часто к тебе липну, но спасибо за то, что терпишь. Закончив изливать душу, девушка совсем занервничала, но несмотря ни на что, она выглядела умиротворенной. Инид опустила взгляд, наступила тишина. Возможно их самоощущение в этом моменте и рознилось, но одна и та же составляющая была у обеих — волнение. Оно искрило в воздухе, покусывая лица и прикрытые одеждой лопатки, но звуков не издавало. И Уэнздей почти взмолилась, чтобы хоть ветерок подул, затарабанил по балкону дождь, но ночь опустилась тихая и ясная, полная противоположность ее бушующей стихии внутри. Инид поразила наповал откровением. Нет, фразы не были ошеломляющими, более того, блондинка часто говорила искренние вещи и не только ей, но просто почему-то сейчас слова одновременно и ранили, и залечивали вздымающуюся глубоко грудь. Молчание затягивалось, рот Инид приоткрылся и она почти выдворила нервным потоком какую-то мысль, по-новой выламывая себе пальцы, как Уэнздей решилась: — Я… я буду… — Слова комкались во рту. Она вздохнула, прикрыла на секунду глаза и начала заново. — Я буду чувствовать себя одиноко без твоих цветочных духов и постоянной болтовни. — Она сосредоточилась на разглядывании пола под собой и если думала раньше, что побагровела из-за потеплевших щек, то сейчас и предположить не могла как выглядела, ведь ощутила нестерпимый жар. — Я всегда слышу и слушаю все что ты мне говоришь, несмотря на то, насколько абсурдна или утопична твоя мысль. Ты заставила меня пересмотреть некоторые свои взгляды на жизнь. — Уэнздей хмыкнула, в полной мере осознав, что это действительно так. Спонтанное чувство свободы расправило плечи. Встретившись с глазами Инид, Уэнздей вспомнила свое учащенное дыхание и гадкий ком в горле, когда увидела изнеможденное лицо и дорожки слез, размывающие грязь с кровью на щеках. — И на смерть. Ты думаешь, я боюсь тебя потерять? — Незримый обывателю барьер лопнул, как мыльный пузырь, переливающийся цветами радуги. Язык развязался. Уэнздей глядела на подругу открыто с чуть приподнятыми бровями, в глазах зрачки увеличены, радужка поблескивала. Инид обескураженная смотрела и ждала ответа, как осужденный приговора. Часть блондинистой прядки с цветными, но потускневшими кончиками, снова упала на ухо Инид из-за движения головы. Темноволосая без задней мысли потянулась к ней рукой и, не прерывая визуального контакта, ласково заправила обратно. — Да. Но будь уверена, если Аддамс признал кого-то родным, он не отступит, пока не будет отвергнут. Мы пойдем на любые жертвы ради семьи. Что бы не пришло в голову твоей, я не уступлю. Что-то в ее словах Инид задело. Та глянула вниз, ведь глаза наполнились влагой, а блестящие из-за масла губы сжались. Уэнздей отдернула руку, потерянно думая, что сказала лишнего, что зашла слишком далеко, а как исправить положение, она не понимала. Но тут, шмыгнув носом, Инид проскулила: — Можно тебя обнять? Уэнздей, приблизившись, осторожно взялась за чужую талию, но руки потянула к лопаткам. Она уткнулась в плечо и, вдохнув запах шампуня, прикрыла глаза. Инид нежно сжала ее в ответ. Что ж, что-то все-таки она могла сделать правильно.***
Уэнздей сидела рядом с Инид на полу и дописывала домашку по ботанике, посматривая в ее ноутбук с раскрытой статьей про самые редкие лекарственные растения. На фоне от туда же играл какой-то плейлист с песнями, слова из которых можно было понять только найдя сайт с текстом. Но выбор лежал перед классикой и попсой. Инид в это время разложила перед собой старые ненужные журналы, отысканные в библиотеке. Их любезно ей отдала библиотекарша, так как они все равно никем не читались долгое время. Она вырезала разные картинки и складывала их в картонную коробочку с наклейками, перекрашенную в белый. Классика, сказала Инид, неплоха, но ей хотелось слушать что-то повеселее. А Уэнздей не могла сосредоточиться ни под Дуа Липу, ни под Бритни Спирс. Потому они пришли к соглашению включить то, что не будет отвлекать и одновременно не заставит погружаться во скуку. Ее рука выводила строчки про растение, привезенное в Европу из Австралии и с острова Мадагаскар, когда Инид закрыла коробку и отложила ножницы. — Ты любишь арбузы? — спросила внезапно она. Уэнздей подняла глаза и посмотрела на подругу. Инид излучала веселье, которое она старалась скрыть поднятыми бровями и губами вытянутыми в полоску. Уэнздей поняла, что в голове напротив закрутилась в шестеренках какая-то шалость. Инид еще могла ее удивить. — Кто не любит арбузы? — Уэнздей позволила себе еще раз мимолетно взглянуть на блондинку и уткнулась в конспект. — Не знаю. Дивина любит дыню. — О, это многое объясняет. — Уэнздей дописала очередную строчку про фиолетово-желтую травянистую лиану под названием «Пассифлора», не наградив подругу вниманием. — Например? — Дивина любит все шоу о готовке и спать в носках. Все, кто предпочитает дыню арбузу, рано или поздно разводят муравьиную ферму или натирают столовые приборы до блеска в каждый вторник. Она наконец отложила ручку и подняла голову. Инид смотрела на нее с нечитаемым прищуром. Внутри озорные искорки поднялись к легким, побуждая тело держать плечи не такими твердыми и горделивыми как обычно. Уэнздей прятала ухмылку при себе, когда девушка рядом уже начинала потрескивать от мыслительной активности. — Это бессмыслица, — выдала сдавшись, она. Едва заметно Уэнздей улыбнулась себе краешком губ, сложно было скрывать то, что ей нравилось оказывать такое влияние на подругу. Она даже предположить не могла, что когда-нибудь снизойдет до поддразнивания и будет получать от этого положительные эмоции, которые до этого отпугивали ее, как солнечный свет вампира. — Верно. Мне просто нравится говорить всякую чушь, потому что ты меня внимательно слушаешь. — Очень забавно. Я передам Дивине, что ты назвала ее сумасшедшей. Инид закатила глаза, но следом расплылась в улыбке. Она была нежной и когда улыбалась, что-то в ней было такое, из-за чего все проще было отбрасывать свои барьеры, возведенные усердно с малых лет. Хотелось смотреть не отрываясь. — Тогда сразу скажи об этом Йоко, если хочешь навлечь на меня ее гнев. Девушки обменялись взглядами. Уэнздей, усердней чем до этого, принялась за писанину. Ее левая сторона тела ощущала вибрацию. Инид сидела так близко, их колени почти соприкасались. Она только настроилась, усмирив непрошенные мысли, которые ей мешали приступить к брошенному делу, как Инид снова нарушила молчание: — Ну так… Хочешь арбуз? — Она сверкнула глазами, видно сильно взбудораженная данным предложением. Не свойственно для позднего времени, зато отлично передавая главную отличительную черту ее многогранной жизнерадостной личности. — Сейчас? — спросила озадаченно Уэнздей. Они были в своей комнате, где очевидно, не было холодильника. И она не припоминала ни одного момента, чтобы Инид появилась в руках с полосатой ягодой из семейства тыквенных. Вид блондинки с девятикилограммовым арбузом она не могла бы упустить. — Да, — без тени объяснения ответила Инид. Уэнздей изучала ее всего мгновение, прежде чем отложить шариковую ручку и конспект к которому она вероятно сегодня уже не вернется. — Да.***
Коридоры академии были несказанно тихими и безмятежными. Кое-где раскрытые окна впускали свежий уже ночной воздух пришедшей весны. Белые прозрачные занавески плавно покачивались от легких потоков ветра. На удивление девушки действительно старались ложиться спать не позже полуночи. Учитывая зависимость блондинки от социальных сетей и любовь к чтению ее соседки. Но сегодня Инид подкинула им случай нарушить их небольшое правило. Кроссовки Инид поскрипывали по идеально наполированным мраморным полам. Они шли в молчании, пока вспыхнувшее любопытство Уэнздей не заставило ее говорить. — Так, куда мы направляемся? Они спускались по лестнице. Инид держалась за перила, а Уэнздей шла рядом, почти вплотную плечом к плечу к ней. — На кухню, — бросила обыденно Инид приглушенным голосом и обернулась на подругу с лицом, выражавшим ничего, кроме беззаботной игривости. Ее глаза хранили интригу в посеревших радужках из-за редкого ночного света, струящегося из окон. Уэнздей хмыкнула. — Разве они не запирают всевозможные пространства, где неугомонные студенты могли бы уединиться, что-то испортить, осквернить, взорвать? Они свернули за угол и устремились прямо по коридору. Звук их шагов раздавался негромким эхом. Передвигались девушки достаточно быстро, из-за чего холод не успевал задержаться на лицах, но Уэнздей могла ощутить что шея ее была прохладной. Подруга цыкнула языком и обернулась: — Не все норовят причинить ущерб школьному имуществу, когда у них есть такая возможность, Уэнздей. Девушки поравнялись и теперь вновь шли рука под руку, но не дотрагиваясь. — Ты периодически что-то взрываешь на химии с Йоко. Только из-за одних вас они должны были усилить меры безопасности. — Это было всего пару раз. — Инид обреченно испустила вздох. — Четыре, — поправила Уэнздей. Они остановились у дверей, ведущих на кухню. Те подходили к величавому стилю красивого здания академии, но невооруженным глазом было видно, что были новыми. — Ладно, это было четыре раза. Ты довольна? Уэнздей рассматривала место, где оказалась, так, будто видела впервые. Ночью до столовой ей не приходилось доходить. Сейчас все покрылось дымкой новизны и очарование темного пустого зала сказалось на ее состоянии вполне благоприятно. — Безусловно, — ответила она и отвела глаза от стен для того, чтобы с трепетом обнаружить, как Инид уже отпирала дверь непонятно откуда взявшимся ключом. — С каждым днем ты меня приятно удивляешь все больше, — сказала Уэнздей, а Инид довольно подмигнула в ответ. — Надеюсь, это никогда не закончится. Внутри все было так, как на любой другой кухне. Плиты, вытяжки, разделочные столы. Металлические поверхности поблескивали. Там, где окна не были закрыты жалюзи, свет прорывался серовато-синий. Инид прошмыгнула к холодильникам и раскрыла один из них. Раздался резкий звук открытия пластиковой крышки. — О-у, она его даже порезала! — воскликнула Инид и повернулась с умильным выражением лица к ней. Она держала в руках зеленый контейнер с порезанными дольками красного сочного арбуза без косточек. В него, на первый взгляд, вместилась одна четвертая часть, может меньше. — Я думаю, прошло достаточно времени для того, чтобы начать задавать больше вопросов. Под ее пристальным наблюдением девушка поставила контейнер на плиту и принялась шарить по шкафчикам. Взяв две вилки и сунув в емкость, она умчалась в другое помещение и, довольно взбудораженная, притащила с собой две табуретки. Они приземлились на стулья и одновременно схватились за столовые приборы. У Инид глаза сияли, когда как Уэнздей довольствовалась умиротворением, растекающимся по плечам мягкой массой. Ее лицо было спокойным, ни единой морщинки или напряжения на лбу. Она ткнула вилкой синхронно с блондинкой в содержимое контейнера и услышала слабый хруст спелого арбуза. — Хорошо. — Инид уже отправила один кусочек в рот и блаженно зажмурилась. Уэнздей знала почему, ведь арбуз был таким сладким, освежающим и сочным, что невольно у самой прикрылись глаза в наслаждении. — Ты знаешь, у меня есть друзья. Есть Йоко, есть Дивина. Остальные. В принципе, со всеми, с кем я тесно дружу, я могла бы поделиться своими переживаниями, и они бы меня не осудили. — Уэнздей заметила, как незаметно улыбка Инид стала тоньше, а ее глаза опустились, словно она погружалась в воспоминания минувших дней. Она подобрала ногу в розовом кроссовке и поставила на край табуретки. Ее мешающиеся пряди были забраны желтыми заколками-звездочками. — Но иногда… Иногда я просто не могла себя заставить. До того, как мои родители смирились с тем, что я все никак не обращалась, они… Мама, она на меня очень сильно давила. — Инид продолжала грустно улыбаться, а когда издалека начавшаяся история коснулась ее родителей, Уэнздей посуровела и зажевала медленней. Она не хотела мириться с тем, какую боль ее семья приносила блондинке. — Я не могла находиться в комнате, и я просто прогуливалась ночью по коридорам, выходила на улицу. И, в общем, как-то я… Мне позвонила мама и начала рассказывать, как какая-то там дочь какой-то ее подруги обратилась. Что ее волчья форма была превосходной, какая она сильная и тому подобное… — Инид поникла и нажала вилкой на ломтик арбуза, оставляя на том четыре параллельных вмятины. — Я даже не знаю их имен, но она так была этим воодушевлена. С самого начала между строк был слышен упрек в мою сторону. Потом она начала напрямую спрашивать, когда же придет мое время, когда она перестанет краснеть из-за меня. Я была так подавлена, что просто после часового бесцельного ночного хождения села в столовой и плакала, пока у меня не заболела голова. Инид подняла голову и наткнулась своими голубыми глазами на Уэнздей, на ее напряженную позу. Уэнздей перестала есть и смотрела на нее с нечитаемым взглядом. Внезапно удрученный вид блондинки сменился задором. — И тут пришло мое спасение, — закончила она, засунув в рот целый кусок арбуза и затрясла взбудораженно ногой, что до сих пор покоилась на краю стула. — Я не знаю, как это вообще прозвучит со стороны, но я подружилась с нашей поварихой. — Это звучит более чем привычно для тебя, — сказала Уэнздей и дернула головой, потянув вилку к контейнеру. — Ха-ха, да… Она здесь единственная, кто из персонала на кухне живет в общежитии. В тот вечер она зачем-то спустилась вниз и обнаружила меня. Это безумно добрая и отзывчивая женщина. В ту ночь она напоила меня чаем, накормила и… Я только думала о том, почему моя мать не может быть такой же. Подруга замолкла и погрузилась в свои мысли. И по лицу нельзя было сказать, какое влияние они на нее оказывали. Уэнздей заметила, что когда Инид реально хотела скрыть какие-то эмоции, она сильно напрягала лоб и переносицу, как будто усиленно хотела что-то вспомнить. Пока она не ушла далеко вглубь себя, Уэнздей задала вопрос: — Как она выглядит? — О! У меня есть с ней селфи. — Встрепенулась Инид и полезла с новым рвением в карман брюк; в другой руке у нее моталась вилка с наколотым лакомством. — Не сомневаюсь. — Ее Бонни зовут, если что… Она усиленно проводила пальцем вверх по дисплею. Казалось, тысячи картинок мелькали на экране, морщинка между ее бровей теперь не была следом неприятных размышлений, а сосредоточенностью на задаче. Уэнздей сидела, вытянувшись по струнке, металлические края плиты обжигали холодом ладонь, что покоилась рядом с их запредельно поздним перекусом. Осознание того, что она сидела ночью рядом с подругой на фактически взломанной кухне и ела арбуз, слушая рассказы о части ее жизни, хлынуло на голову, вопреки спокойному моменту. Уэнздей не могла представить, что когда-нибудь она может этого лишиться. Инид победно вскрикнула и протянула телефон с изображением. У женщины были светлые пышные короткие волосы, спрятанные под сетку. Они стояли у плиты, в руках та держала нож, резала овощи и поднимала уголки губ. На Инид была такая же сетка для волос, а зубами она зажимала ломтик яблока, умудряясь улыбаться. Тонкие брови пожилой подруги Инид были светлыми и приподнятыми, глаза голубыми, но не такими насыщенными, как у Инид, а щеки подкрашены розовыми румянами. Мысль, дернувшая ее за язык, была слишком неожиданной и быстрой, чтобы сообразить захлопнуть рот: — Она похожа на Долорес… Уэнздей стиснула зубы и напрягла челюсть. Она перестала дышать, ощущая, как на ее затылке волосы зашевелились. — Амбридж! Точно. Я, когда ее вообще впервые увидела, так и подумала. Даже немного опасалась, мало ли… — Инид замерла. Она медленно выпрямилась и вцепилась глазами в Уэнздей, будто боялась, что та призрак, который норовил побыстрее исчезнуть. — Постой… Ты смотрела Гарри Поттера?! Ее челюсть отпала, глаза голубые расширились. Уэнздей не могла принять, что в который раз бессовестно глупо попалась. Она неловко хлопнула глазами и, подобравшись, выпрямила сильнее плечи в попытке выглядеть спокойной. — Читала… — Ее горло сжалось. Инид выглядела, как бомба замедленного действия. Не тикала только, зато ее внутренняя энергия представлялась смертоносной. Уэнздей взвесила все за и против, выглядывая в глазах напротив что угодно, что вообще возможно было выделить с ее скудной способностью различать чужие чувства и мысли с помощью единственного лица. Она побеждено выпустила из легких воздух и прикрыла глаза. — И смотрела. Когда она приоткрыла глаз, страшась бурной реакции, блондинка улыбнулась во все зубы и захлопала возбужденно ладонью по плите. — О боже! Только не говори, что ты поттероманка! — Нет, Инид. Не начинай. — Ты определенно точно поттероманка, просто не хочешь признавать. Соседка, которая сейчас выглядела запредельно радостной, зажевала очередной кусок арбуза, поглядывая на Уэнздей так самодовольно и хитро, что в желудок упал воображаемый груз, но такой увесистый, что ей поплохело. — Почему, о чем бы я не заговорила, ты знаешь, про что зашла речь, — спросила Уэнздей, уныло наткнув на вилку красный квадратик. — Нет, неправда. Я понятия не имею, о чем ты, когда говоришь сложными словами о сложных вещах. Или когда цитируешь очередного какого-нибудь французского философа. Уэнздей отложила вилку, вконец насытившись сладким арбузом, и понимающе кивнула Инид. — Ну, в знаниях о киновселенной тебе нет равных. — Есть такое, — согласилась блондинка. Она встала с места, вымыла вилки, закрыла полупустой контейнер и вернула все по своим местам. Сев на табуретку и поставив ладони между ног, она немного наклонила голову в сторону и посмотрела на Уэнздей лукаво. — Вот поэтому я хочу узнать тебя лучше. Даже после всего, что произошло за вечер, после всех тех слов, которые наговорила ей Инид, Уэнздей все равно смогла смутиться. Но она свела брови, особо не понимая, как связать эту мысль с их ситуацией. Девушка закатила глаза и откинулась назад. — Я только что внезапно узнала, что ты поттероманка, Уэнздей. Это непростительно! Еще одно слово про поклонение вселенной Гарри Поттера и она здесь что-нибудь подорвет, поддержав тем самым то мнение о неугомонных студентах, что сама высказала раннее. Она пожала зубами и сверкнула огнем в карих, безапелляционно затягивающими в свою темную топь глазах. — Я не поттероманка. Инид лишь беззаботно отмахнулась. — Понятно, первое правило Бойцовского клуба, — сказала она и подложила руку под голову для того, чтобы с мягкой улыбкой продолжить изучать позу соседки, внутри которой разгорался пожар из необузданных эмоций. Нет ничего хуже, чем знание твоих тайн в чужих руках. Нет хуже слабости, которая кому-то известна, кроме тебя самого. Уэнздей считала, что беспечно кому-то вообще доверять, ведь нож в спину может оказаться слишком болезненным. Что-то в солнечном сплетении отчаянно желало пойти наперекор ее соображениям. Это чувство жарко горело в груди и дым поднимался к горлу, прожигая гортань явным желанием поделиться крохой себя. Она отвернула голову в сторону и неслышно пробубнила фразу, избегая любого зрительного контакта с девушкой напротив. — Что? — Инид подалась ближе. Ее рука сократила расстояние до руки кареглазой, но все еще держала дистанцию. Уэнздей стиснула зубы и мысленно пустила себе пулю в лоб. — У меня есть плюшевый Арагог. Она повторила громче, но очень быстро и со скрежетом по полу отодвинулась от Инид на табуретке. Уэнздей встала и взяла в руки стул, прежде чем направиться к месту, откуда их взяла Инид. Краска по обычаю прилила к щекам, которые пару месяцев назад были исключительно бледными и никакими больше. — Я ничего не расслышала, Уэнздей. Ей захотелось злобно огрызнуться и посоветовать блондинке проверить слух, но она раздраженно повторила фразу в третий раз с уверенностью взглянув в глаза Инид, что стояла со своей табуреткой напротив. — У меня есть плюшевый Арагог! Вот только ее напыщенность и внутренняя зыбкая готовность схлынули вместе с упрямством на лице. Теперь она смотрела на Инид с распахнутыми ресницами, покорно принимая свою судьбу. — Не. Может. Быть. В Инид, казалось, влили больше красок, прибавили яркость на максимум. Она задрожала на месте, как заводная игрушка, и ослепительно и взбудоражено заулыбалась. Ее костяшки на стуле побелели, а волнение грозилось вспыхнуть вместе с ее светлыми волосами. — Если ты сейчас запищишь, я повешусь на шнурках. На твоих. — Уэнздей приняла из рук табуретку и поставила рядом со своей. За это время она смогла вернуть себе часть самообладания, что недавно трусливо ее покинула. Она сложила руки на груди и приподняла подбородок. Инид сделала глубокий вдох и прикрыла глаза. — Хорошо, соседка. Я унесу эту тайну с собой в могилу, — ответила она, немного успокоившись. — Я ценю твое понимание. Девушки двинулись обратно. Уэнздей чувствовала своей кожей и раскаленными костями, как Инид рядом кипятилась от новой информации, и лучше не становилось от того, что та старалась держать себя в руках. Она поделилась очередным темным секретом со своей яркой голубоглазой соседкой-волчицей. Хоть и было страшновато, частица ее души наслаждалась новым событием. Даже Тайлер не знал об этом. Перед тем как уйти, Инид залезла куда-то в нижние шкафчики и вытащила оттуда пачку нетронутых чипсов. — Не думаю, что тебе это надо говорить, но никто, особенно Бонни, не должны узнать об этом. В нашем соглашении есть единственное правило — никакой вредной еды. Я стараюсь здесь ничего такого не хранить. Честно говоря, я ее побаиваюсь, как если бы опасалась Амбридж, когда речь идет о какой-нибудь лапше быстрого приготовления. Они вышли из помещения. Инид закрыла дверь и спрятала ключ в свой карман кофты. — Теперь мой черед обещать, что тайна, которую ты мне доверила, будет погребена со мной после смерти. Инид горделиво выпрямилась и спрятала руки за спину. Они стояли каждая у половины дверей. Уэнздей у правой, Инид у левой. Линия стыка разделяла их, совсем как в комнате общежития Офелия Холл. Инид поколебалась мгновение. Ее улыбка дрогнула, но продолжала держаться сомкнутыми губами. Руку несвойственно несмело, она протянула к Уэнздей. — Заметано? — спросила Инид, прибавив своему голосу воодушевления. Ее пальцы подрагивали, не в силах справиться с внутренними переживаниями. Уэнздей взирала на нее и детально могла рассмотреть, как улыбку девушке все труднее держать, что ее глаза тухли, и блеск в них выделялся менее отчетливо. Инид отвела взгляд, уголки губ дернулись, но она взяла себя в руки, чтобы по-новой натянуть радость на лицо. Ладонь немного опустилась под давлением карих глаз, но девушка быстро встрепенулась и вздернула подбородком с округленными глазами, когда Уэнздей крепко схватила ее за руку. — По рукам, — сказала Уэнздей, ощущая, как ток между их ладонями заискрился и побежал по мышцам прямиком к трепещущему сердцу.