Манипуляции

8

Первое, что она почувствовала, когда проснулась — это свои кости. Только кости и ничего больше. Словно она впервые в жизни за все свои восемнадцать лет поймала эту возможность отделить их от всех мышц, сухожилий и кровеносных сосудов. Они горели и гудели, из-за чего по телу, по каждому слою кожи проходилась крайне неприятная ломота. Матрас по ощущениям расположился под весом волнами, одеяло, скомканное, зажималось между ног. Из горла вырвался тонкий скулеж. Она сменила положение раз третий и попробовала догнать ускользавший из пальцев сон, как громкий стук по двери заставил ее сердце колотиться в два раза быстрее. — Инид, спускайся вниз помоги мне на кухне! Она, как переломанная кукла, распласталась на кровати и распахнула глаза. Хотелось канючить и плакать, как ребенок после обеденного сна. Он не до конца проснулся и ничего в этой жизни не хотел так сильно, как вдоволь поныть. Вот только у Инид эту привилегию отняли давным-давно. Она застучала руками и ногами по кровати, отчаянно подвывая внутрь себя. Предстояло тяжелое утро. Паркет под пурпурными кроксами звуков не издавал, а вот легкая резина иногда скрипела на ступеньках. Она умылась, почистила зубы и надела вчерашнюю одежду. Мама не любила ждать, и если Инид задержится больше чем на пять минут, ее мозг будут поедать целый невероятно длинный день. Инид была вся на иголках. Только сменив территорию, обстановку и людей, окружающих ее, она поняла, насколько в Неверморе полнолуния проходили комфортно. Не клетки. Клетки ужасные, отвратительные, глупые. В них она чувствовала себя не то чтобы зверем (кем несомненно, являлась), а кровожадной преступницей или особо опасной для общества психбольной пациенткой. Зато когда ее кости вставали на привычный лад, когда она переступала порог их общей с Уэнздей комнаты, она всем своим телом, потрепанной кожей и взлохмаченными волосами осознавала облегчение. Она понимала, что тонула в любви, ведь предмет этого чувства выходил из ванной, расправлял плечи, завидев ее в проходе, и кивал в знак приветствия. Шум толстой струи воды, опускающейся в почти наполненную ванную, теплый пар и запах арбузной пены для ванн заставлял ее грудь наполняться щепотками различных чувств, которые вместе создавали такую несокрушимую смесь, что было страшно. Забота от Уэнздей не то чтобы была приятна, она валила ее с ног или, напротив, заводила, как пружину. Как она хотела оставить изнеможденный, но любящий поцелуй на чужих карминных губах, получить после мягкую улыбку в ответ и следом предложение помыть ее светлые волосы. За эти мечты было стыдно только поначалу. Потом становилось больно. Есть фраза «начинаешь ценить, только когда потеряешь», но она совершенно не описывала эту ситуацию. Инид ценила то, что Уэнздей делала для нее. Она проживала каждый миг, замерев и задержав дыхание, и выпускала воздух, едва не задохнувшись в эйфории от полученной заботы, акта привязанности от ее кареглазой, очаровательной, умной, интересной… Фух. Да, ей нравилось то, что Уэнздей для нее делала. Самое обидное в ее положении было то, что она даже не могла принять ванну, чтобы хотя бы воспроизвести облегчающие ее самочувствие ритуалы, которые помогали не сколько горячей водой, расслабляющей тело, сколько попытками ее подруги снизить дискомфорт в человеческом теле после превращения. Она лелеяла мысль о теплом паре и запахе геля для душа с манго (она забыла пену для ванн в общежитии, к огромному сожалению). Осталось только пережить утро на кухне с матерью. Дверь выросла перед глазами, как проход в неизвестное место. Ты либо окажешься в Диснейленде, либо как Алиса в стране чудес, где предсказуемые вещи лишь таковыми казались. Она, внутренне содрогаясь, пережевывая между зубами послеполнолонную боль, нажала на ручку двери и вошла на кухню, надеясь, что ее мать этим утром не окажется Чеширским котом. — Инид, спуститься вниз и помочь мне на кухне не означает спуститься к сервировке стола. Мама решила не церемониться и сразу приступила к заботливым словам. Инид подошла ближе и обвела глазами обстановку. На кухне в целом было душно, но когда ее мать открывала рот… — Я просто чистила зубы. — Она закатила глаза. Мама перевернула мясо на сковороде и помешала лопаткой мелко нарезанные овощи на другой. Мясо на завтрак? Инид поджала губы. Да, они оборотни, но это не значит, что… Она оперлась рукой о гарнитуру и невольно дернула носом. Но кого она обманывала? Невероятно вкусный запах жареного мяса, остроты перца и пряности тимьяна полностью заполоняли собой все пространство. Мама всегда добавляла идеальное количество специй и трав. Несмотря на то, что Инид предпочитала более прожаренное мясо стейку с кровью (а мама готовила только второй вариант), живот все равно свело от голода. — Ты спала? Не удивительно, почему твоя реакция замедленная. Ты слишком много спишь. Долгий сон делает тебя вялой и витающей в облаках. Эстер прервала ее грезы о сочном куске мяса своим сухим неприязненным тоном. Воспоминания о прошлой ночи, которые она отгоняла от себя голыми руками и следом, жмурясь, пряталась в клубочек, нагрянули без разрешения и приветствия. Пока мама втирала в новые куски специи, Инид по безмолвному указанию стала снимать приготовившееся мясо щипцами и отправляла к другим, расположившимся в фольге. — Почему вообще нужно что-то делать рано утром после полнолуния? У меня все болит, я еще не привыкла. Новая партия мяса ушла жариться вместе с ярко-зелеными листьями тимьяна и нарезанным перцем чили. Инид знала, что мать скажет далее, но маленькая ее часть надеялась на понимание, на поблажку. По сравнению с другими нормальными оборотнями ее возраста, она успела обратиться ничтожно маленькое количество раз. Все еще было невыносимо неприятно. От боли иногда раскалывалась голова. Спасибо, что зубы переставали ныть после обращения в волка, когда острые длинные клыки, наконец, их сменяли. Во второй раз, когда полнолуние настигло после зимних каникул, она долго плакала в клетке, завернувшись в теплое пальто, предназначенное для отсидки в этих ужасных загонах. Она жалобно захлебываясь слезами, попросила школьного ликантрополога позвать Йоко. Тот без лишних слов, спустя время пришел с медсестрой и вампиршей. Очень тронуло, что вместо того, чтобы сказать «Потерпи. Через это проходили все» ей помогли и в физическом, и в эмоциональном плане. От собственной мамы слышно было только обесценивание. — У меня тоже не шибко приятные ощущения в теле, Инид, но я встаю и выполняю свои прямые обязанности. — Вау, мама, как неожиданно. — Добавь к овощам рис и перемешай. Инид, вздохнув, взяла миску с рисом, слила воду в раковину и осторожно добавила на сковородку с овощами. Все зашипело громче, когда она стала тщательно перемешивать влажный рис с раскаленным маслом. Мама тем временем спустилась к духовке. — Почему ты зовешь только меня? У тебя детей больше нет? — спросила раздраженно Инид. — Потому что ты девочка. Перестань задавать глупые вопросы и лучше подай мне нож. По нутру Инид расползалось шипение, такое же, как на сковороде рядом. Мама постоянно повторяла что-то подобное. Иногда Инид было плевать. Она кивала с каменным выражением лица, точно Уэнздей вселялась. «Да, мама. Я обязательно буду искать состоятельного оборотня, чтобы от него зависеть». «Да, мама. Я буду гореть в аду за слово месячные, сказанное в мужском кругу». Она любила позлить мать, особенно произнося что-то очень саркастично и громко во всеобщее внимание. Если подумать, никто не слышал от нее ничего более язвительного и грубого, кроме матери. Она этим не гордилась, но как бы иронично не звучало: с волками жить по волчьи выть. В отдельные моменты, когда нервная система Инид была перегружена, когда у нее играли гормоны или просто было плохое настроение, слова Эстер действительно ее задевали. Она разозлено глазами, метающими искры, пробежалась по столу и, отыскав нож, резко протянула матери. Та, к счастью, не замечала ее несдержанности или не хотела замечать. Или ей вообще на все, что связано с Инид, наплевать было. — И что, что я девочка? — Она сложила руки на груди. Из духовки веяло жаром и вкусным запахом. Эстер, морща нос своим мыслям, проткнула ножом пакет и пару овощей на предмет готовности. — Мама, мы живем в двадцать первом веке. Женщины давно не кухарки и прислужницы по определению. Парни не развалятся от того, что сделают хоть кроху из того, что делаем мы. Эстер поджала губы, закрыла духовку, встала. Все ее действия были пропитаны незаинтересованностью. — У всех есть обязанности, Инид. Наши здесь. Так было всегда. Мужчинам требуется больше времени на восстановление. Организм женщины создан более выносливым. — И поэтому надо растить бытовых инвалидов, — возмутилась Инид себе под нос. Она взяла графин с водой и залила овощи с рисом, которые достаточно подрумянились вместе и напитались маслом. — Следи за языком. То, что ты наконец-то обратилась, не дает тебе права показывать зубы. — Какая разница, мама! Ты все равно вечно мной недовольна! Графин с громким стуком ставится на стол, в ее пальцах чудом не осталась только ручка. Глаза Эстер опасно блеснули. Она утробно зарычала и застыла со стейком в щипцах, сжатыми в руке. — Не смей повышать голос. Если бы ты сделала хоть что-то стоящее, может, я бы и изменила свое мнение на твой счет. Ты даже не в состоянии поймать добычу, которая бежит тебе прямо в лапы. Ты обратилась. — После вспышки раздражения ее выражение лица приняло прежний вид бесстрастия, хотя темно-серые брови изогнулись в досаде. Она отправила последний кусок стейка в фольгу и утомленно отложила щипцы. — И твоя волчица сильная, Инид, но ты позоришь ее, позоришь себя и всю свою семью, поджимая уши из-за настырного характера. Мама отключила духовку и полезла за тарелками. — Я то думала, ты образумишься. — Она тяжело вздохнула. Тарелки одна за другой, со стуком фарфора о фарфор собирались в ладонь. — Станешь взрослее. Но ты не изменилась. Я не знаю, за что мне все это. Надежды, хрупко выстроенные башенкой ввысь, рухнули. Было чувство, что она трепетно, медленно и невероятно аккуратно собирала большой карточный дом, за которым следовала незаменимая ничем награда. Она трудилась. Если все падало, то начинала сначала. Прошло много времени, прежде чем две последние карты поставили на верхушку, а она в предвкушении долгожданного замерла рядышком. Руки с наградой потянулись к ней, до счастья совсем немного. А дом в насмешку полетел вниз. Инид захотелось вырвать свои волосы. — Почему ты просто не можешь любить меня безвозмездно? — громко выпалила она. Голос дрогнул, но мама и головы не повернула в ее сторону. Никогда так сильно Инид не желала сделать ей больно. — Как нормальные родители. Например, как родители Уэнздей. Хотела бы я быть их дочерью. Фразы вылетали изо рта без раздумий. Она плевалась ими, как ядом. Хотелось подковырнуть в черством сердце матери хоть какую-нибудь рану, чтобы та начала кровоточить, наконец, напоминая, что слова могли ранить, и очень сильно. Все же после импульсивности и опрометчивых действий грудь сразу же стиснуло чувством стыда и раскаяния, но обида заставляла настаивать на своем. — Тебя в этом доме никто не держит, дорогая. Семейка Аддамс ненормальная, впрочем… Когда мама оставляла на своем лице лишь тени хмурости, а взгляд блуждал где-то в глубине мыслей, она выглядела еще старше. Чувства и ощущения, все поступки, что Инид вспоминала, смотря на эту женщину, когда та в очередной раз заставляла ее считать себя ничтожеством, влияли на образ матери наинеприятнейшим образом. Мама казалась бездушной, сухой и такой… безразличной к ней, что в сердце впивались длинные и острые, подобно кинжалам, когти. Совсем не открытие, что они напоминали когти Эстер. Инид замерла. Мама безучастно и не глядя взяла крышку от сковороды и накрыла овощи с рисом. Ее глаза, равнодушные и одновременно разочарованные, встретились с глазами Инид. — …ты бы вписалась. Она выдохнула порцию воздуха. И не заметила ведь, что затаила дыхание, когда ждала окончания фразы. Ее губы предательски задрожали, а пальцы потерянно впивались в край стола. Внутри, там, куда давно никого не пускали, в месте, где все поросло цепким плющом, маленькая девочка с каштановыми непослушными волосами стояла с мокрыми глазами и сжимала плюшевого зайца. Инид понимала, что детский разум с помехами и шипением медленно внедрялся в ее взрослый мозг. Плюшевый заяц повис на лапке в одной ладошке, когда вторая пыталась обхватить крохотными пальчиками ее руку. «Почему мамочка нас не любит?» — Не я начала этот глупый спор, Инид, прекрати лить слезы. Она опустила голову, а затем просто ушла, сжимая губы и шмыгая носом. Ее все равно никто не остановил.

***

Она не спустилась на завтрак, хотя Дилан звал вниз. Пришлось соврать, что не голодна. Сил на рыдание, на хоть какой-то крошечный выпуск эмоций будто бы не было. В груди поселилась тяжесть, и ничего, кроме бесполезной влаги, изредка стекающей по переносице, из нее не выходило. На секунду Инид впустила в себя трепетное тепло, что подарила забота брата, ведь это означало, что о ней не забыли напрочь, что были в семье люди, которые думали о ней. А Затем она услышала Гарри и его «да забей, нам больше достанется». Глупая фраза, вполне обычная для многодетной семьи. Она и сама могла сказать что-то подобное, да и хуже. Брато-сестринский диалект всегда включал в себя колкости, это являлось странной нормой. Но стало настолько обидно, что покрепче сжав большого фиолетового медведя в руках и зарывшись в него носом, она разревелась. Очень тихо и так измученно, что от эмоций закружилась голова. Только выплакать всю боль, что накапливалась в сердце годами, невозможно. Она поглаживала пальцами фиолетовый плюш и представляла, что с ней кто-то находился рядом. Хоть кто-нибудь, изгой ли, нормис. Ей просто хотелось поддержки от живой души. Она перевернулась набок, всхлипывая и прижавшись спиной к игрушке, пыталась нафантазировать, что ее обнимали и гладили по голове. Лишь скупая грусть оглаживала плечи, как единственная свидетельница минутной слабости. Внезапно, прервав поток слез, телефон издал негромкий звоночек. Она утерла слезы. Веки уже болели от ткани рубашки, а глаза по ощущениям опухли. Она залезла под подушку, и телефон звякнул еще раз, когда оказался в руках. Уэнздей. Тело инстинктивно сжалось в клубочек. Она поднесла экран ближе к лицу, будто это действие защитило бы от внезапного вторжения в личную переписку. Напиши мне, когда проснешься. Или позвони. Я хочу знать, как прошла твоя ночь, и надеюсь, что ты не утаишь от меня ничего, что касается твоей семьи. 10:06 Пожалуйста. 10:07 В грудине резко вспыхнул огонек. Инид изучала строчки глазами, пока те вновь не заполонило пеленой. Нос шмыгнул, но болезненная улыбка расцвела на лице. Она продолжала улыбаться, испытывая нежные чувства к девушке за много миль отсюда, наблюдая за тем, как буквы на экране запрыгали из-за стены соленых слез. Инид закрыла глаза, ее губы непроизвольно скривились, а грудь затряслась от новой волны чувств. — Уэнздей, я так по тебе скучаю, — начала она шепотом. Горячее желание высказаться набухало за ребрами до тянущей боли. Никто бы не услышал то, что она собиралась сказать и единственной хранительницей крика души по обычаю станет родная комната. Инид зажмурилась на мгновение и прижала телефон к груди. — Я так сильно хочу тебя увидеть и обнять. Она могла сказать подобное Уэнздей напрямую, но чувства, с которыми были поданы фразы, разъедали аорту по кусочку с каждой вытолкнутой буквой. Опасно. Любовь и отчаяние можно было прочитать по интонации, по дыханию и дрожащему от слез голосу. О подобном страшно думать, страшно размышлять, но в данный момент не нашлось альтернативы. Да она и не хотела ее искать. Инид потерлась щекой о подушку, втирая в ту следы ее переживаний. — Ты мой любимый человечек, — жар накатил мгновенно. Жар стыда, жар вины за то, что к подруге она испытывала далеко не дружеские чувства. Но и приятно было до безумия. Она влажно и хрипло посмеялась, сжимая пальцами бездушное устройство. — Уэнздей. Улыбка снова исчезла, губы изогнулись. Она снова собиралась заплакать. — Мне так плохо. — Инид скривилась. — Я хочу, чтобы ты меня любила. Пожалуйста. К бури, бушующей среди ее переломанных ежемесячно костей, подплыли обжигающие льдины. Тотальная безнадега, апатия. Невыносимо любить человека не взаимно. Еще невыносимей, не зная, может ли он питать чувства к своему полу, думать, что есть шанс. Успокоившись, Инид глубоко вздохнула и разблокировала телефон. Она долго фильтровала информацию в голове, как бы не написать лишнего, не упустить чересчур искреннего слова, что может с крахом развалить их отношения. Она решительно улыбнулась, насильно стряхивая все негативное со своих дрожащих пальцев.

Все хорошо, но я сильно устала и хочу спать. Наберу тебе позже. Без тебя плохо, соседка) 10:16

Просто, по делу и, главное, совершенно по-дружески. Незачем уделять столько внимания такой обыденной вещи, как безответная любовь. Она, как-никак, всего лишь человек. Ну, оборотень, если быть точнее. Более менее успокоенная и выжатая, как тряпка, она быстро уснула.

***

Звук топота и гомона за дверью заставил со стоном перекатиться на другой бок. Как обычно, братьям было абсолютно плевать на соблюдение порядка. Что мешало спокойно пройти комнаты и выпустить энергию внизу, на первом этаже? Теперь, когда она тоже обращалась, то, вероятно, про нормальный сон после полнолуния придется забыть. Только нужно было перетерпеть пару часиков боли в костях и утро с мамой. Для Инид это равносильно эмоциональной судной ночи. Хотя, если посчитать, то целым суткам. Боль практически полностью исчезла, и к облегчению, внутреннее состояние стало менее тягостным. Даже как-то грустно именно от того, что взрыв, произошедший ранее, теперь казался бессмысленным. Обращать особого внимания на это не хотелось, потому что не в первый раз накопленные чувства выходили слезами на подушку. Дома находиться не вариант, вся окружающая обстановка и подколы Билла ее будут только угнетать. К тому же Алан и Гарри любили поддакивать ему, не соображая, как сильно это отражалось на Инид. Лучший вариант сейчас — побег. Если она не покинет эти стены в ближайшее время, то они сожрут ее заживо, не подавившись. Она надела легкие трикотажные брюки, футболку и кардиган. Погода была хорошей. Уже не терпелось скинуть штаны и кофты для того, чтобы заменить их майками, шортами, юбками и платьями в цветочек. Она будет скучать по свитерам в разную расцветку, но и на жаркую пору у нее было вещей более чем достаточно. Ей нравилось солнце, нравилось ощущение загорелой кожи под пальцами. Ей нравилось, как румянились щеки и спинка носа под воздействием теплых лучей. Инид всегда любила лето больше, какой бы банальной ее любовь не находили другие. Музыка подняла настроение, и некрасивые шрамы не смогли затоптать ее тягу к четкой цели сделать свой день чуточку лучше и ярко накраситься. Губы, покрытые маслом, переливались, фиолетовые стрелки подчеркивали взгляд и блестки, блесток она решила добавить везде. Кто-то сказал бы, что тщетные попытки изменить себя внешне не смогут исправить той дыры, которую она носила в себе как неотъемлемую часть. Вот только она чувствовала, что дыра по краям рождала зеленые росточки. Если дела шли в жизни лучше, если она находилась в кругу близких друзей или одевалась красочно, то к росточкам добавлялись цветы. Когда-нибудь они заполнят собой всю площадь и встретятся разноцветными бутонами в одной точке. Она сбежала вприпрыжку по лестнице, улыбаясь своим мыслям. В руках беспроводные наушники в силиконовом чехле с котиками, а за спиной желтый рюкзак. — Ничего не хочешь мне сказать? Испытывающий тон матери враз стер с лица улыбку. Тело задеревенело. Но не потому, что она боялась или опасалась чего-то или кого-то, просто Эстер всегда окунала ее головой в реальность и держала там, пока Инид в отчаянном желании глотнуть воздуха не захлебывалась водой. Инид не посмотрела в ее сторону. Она была обижена и хотела хранить молчание, но, увы, в этом доме подобными действиями сделаешь хуже только себе. Мама сидела на кресле в гостиной. Как ни крути, спустившись по лестнице, Инид в любом случае попадала в поле зрения, и не важно, вышла бы она через задний двор или главный выход. Можно было бы попробовать спуститься по крыше, но, вероятней всего, она упадет, что-нибудь сломает себе, снесет водосток и в общей сложности опозорится перед всеми членами семьи. Хватит с нее насмешек. — Прости, мама, — произнесла она сквозь стиснутые зубы, сжав покрепче ручки рюкзака. Когти, выпрыгнувшие из-за волнения, доставали до внутренней стороны ладони. — Прости за что? Инид вздохнула. Она так легко отвыкала от давления матери, пока училась, что каждый раз неодобрение, осуждение, разочарование взваливало на плечи тяжеленный груз. Мама всегда пыталась подавить ее. Мозги были пропитаны чужими страхами, стереотипами и планами на жизнь. Эстер была нарцистичной. Старалась слепить из Инид что-то совершенное, лучшее, но при этом постоянно вселяла ощущение того, что она должна знать свое место. Ей важна была репутация, важно было пустить пыль в глаза иллюзией идеальной семьи, идеальной дочери. Она критиковала, сравнивала с другими, лучшими детьми. Эстер считала, что комплименты размягчали, и потому не скупилась на упреки и замечания. Она не могла быть неправой. Зато Инид только делала, что ошибалась. Ты будешь лучше других, но не лучше меня. — Прости, мама, за то, что сказала, что родители Уэнздей относились бы ко мне лучше, чем ты, — выплюнула Инид. Глаза, похоже, сверкнули рубиновым из-за искрящейся злости, переполосовавшей грудную клетку. Нужда совершить бунт разворачивала нутро. Инид чувствовала, что с минуты на минуту рык, подавляемый внутри, нахально вырвется наружу. Как бы мать не подумала, что она бросала ей вызов. Инид поспешила к выходу, опасалась, что язык вытолкнет изо рта что-то похуже, а она итак сказала чересчур много за ничтожные два диалога за утро. — С таким характером, ни один нормальный… Инид стиснула зубы и яростно хлопнула дверью. Песни в ушах громко играли на протяжении всего пути, но мысли, как ни крути, заглушать не получалось. Веселые мотивы с танцевальной музыкой медленно сменились Мелони Мартинез и Митски, подкрепляя и развивая расшатанное состояние. Меланхолия шла с ней рука об руку, как давняя подруга, которая если и хотела бросить ее, делать этого не собиралась, находясь с Инид в созависимых отношениях. Когда ноги привели ее к ступеням торгового центра, Инид вытащила наушники и зашла внутрь. Песни в магазинах точно были веселее того, что транслировал телефон, а она пришла сюда отвлечься, а не ухудшать настроение, слушая на повторе, как пустота пожирала, а бежать было некуда. Прогулки в одиночестве доставляли удовольствие первые минут тридцать, а потом Инид всегда возвращалась домой в тоскливом расположении духа. В интернете часто повторяли, что находиться наедине с собой нужно уметь. Что это прекрасно наслаждаться собой, своим обществом и миром, в круговерти которого существовали другие люди. Инид ощущала себя виноватой за то, что не могла расслабиться и просто быть. Она желала разделять моменты с кем-то. Пусть это обычный поход в магазин или поедание мармелада на скамейке в парке. Она перемеряла кучу одежды, нафоткалась в примерочной в разных амплуа, купила милый розово-белый набор носков с вышивками цветов, который ей показался до безумия симпатичным и нежным. Так один магазин сменялся другим, и незаметно в рюкзаке оказалось три пары купальников по скидке и две легких панамки. Если уж купальники она не могла выбрать, потому что они все сидели неплохо, и старания выбрать один не принесли результата, то панамки, как только попали в поле зрения, сразу же импульсивно отправились на кассу. Одна была пастельно-голубой с ромашками, а вторая черной. Щеки Инид потеплели, а смущенная улыбка адресовалась предмету воздыхания с карими глазами. После того, как большая часть скопленных средств покинула кошелек, Инид удовлетворенно побрела домой. Вот только голод, скручивающий желудок в узелок, нарастал все сильнее из-за аромата булочек, кофе из кафешек и невероятно аппетитного запаха мяса от ларьков с уличной едой. Она забрела в супермаркет с целью взять себе попить и что-нибудь на перекус. Неподалеку находился парк, и она рассчитывала провести оставшееся время среди цветущей растительности, на свежем воздухе. Она взяла два хот-дога и уже потянулась к до жути сладкому синнабону в картонной упаковке, когда внезапно ее посетила мысль. Я так много ем в последнее время. Рука дрогнула, словно ошпаренная, и Инид ощутила стыд. Колючки попадали на лицо, и инстинктивно все внимание сосредоточилось на теле. Она пыталась понять, насколько ощущала себя толстой или худой, стояло ли вообще есть. В животе ужасный голод и черная бездна, желающая все засосать. Было невыносимо терпеть. Она думала закрыть глаза на мнимые страхи, но вспоминала о своем теле в купальнике, где живот был плоским, как в инстаграме знаменитостей и ей это нравилось. Еда все испортит. Она начнет чувствовать себя больше, и воображаемые килограмма два расползутся поверх живота и бедер. Инид вздохнула и посмотрела с жалостью на два калорийных хот-дога в своих руках. Черт возьми, ну неужели о таких простых вещах, как прием пищи, надо тоже усиленно думать? Она так устала от жужжания миллиона мыслей в голове, что становилось тошно. Второй хот-дог вернулся на полку, а Инид зашагала к стендам с лимонадами, под нос себя ругая. — Инид? Инид остановилась. Она ослышалась или… — Инид, мать твою! Почему ты не сказала, что приехала?! Она повернулась и чуть ли не нос к носу встретилась с чужой широченной улыбкой и глазами болотного цвета. Ее же голубые стали еще больше, а все, что варилось в голове, ушло по щелчку пальцев. Инид влетела в девушку и крепко-крепко обняла. От нее по-прежнему пахло сладким спреем от Victoria's secret за семь долларов (зачем платить больше?) и табаком с искусственным запахом шоколада, который въелся в одежду. — Боже мой, Джейс! Я так рада тебя видеть! Девушки еле оторвались друг от друга, словно не виделись пару лет. — Оу-у… Малыш ты так повзрослела. Джейс заправила ее обесцвеченные волосы за оба уха и мягко улыбнулась. — Заткнись, у нас не такая большая разница в возрасте.— Инид цыкнула языком и закатила глаза, продолжая светиться от счастья. У подруги в руках была банка энергетика и пачка мини круассанов. Так приятно было знать, что за долгое время, что они не виделись, ее вкусовое предпочтение не поменялось. — Малявка. — Джейс дразняще ухмыльнулась и ткнула ее пальцем в лоб. Инид словно переместилась на пару лет назад, когда Джейс еще училась в Сан-Франциско. Они гоняли на Рыбацкую пристань в День независимости, обсуждали туристов и ели печенье с мороженным, а летом ездили на Оушэн Бич с ее друзьями из школы. Они начали общаться после какого-то поста под критикой малоизвестного сериала про оборотней. Тогда Джейс в комментариях задала вопрос о иерархии в настоящих волчьих семьях, а Инид ответила. Сначала они перешли в личную переписку и общались о сериале, а потом слово за слово, и вот уже девушки перечисляли любимые музыкальные группы и интересующие их хобби. Если посудить, то Джейс стала первой ее настоящей подругой и появилась в именно в тот момент жизни, когда мама Инид плавно начала капать на мозги насчет затянувшегося обращения. С Йоко плотно общаться Инид начала чуть позже. На «малявку» она наигранно зарычала, но показала язык, когда подруга взъерошила ее волосы и произнесла: — Че, купить тебе энергетик? Инид стерла с лица улыбку и почтительно кивнула как прилежная ученица на заманчивое предложение. — Да, мэм.

***

За последние три года их общение было больше виртуальным, так как если Инид и ездила на все праздники, выходные и каникулы домой, то Джейс после окончания школы поступила в Калифорнийский университет в Санта-Барбаре и не всегда имела возможность приехать в Сан-Франциско. Инид с теплом вспоминала дни, когда они любое свободное время проводили вместе. Тогда Джейс познакомила ее со своими друзьями. Все они были творческими и яркими, что, возможно, достаточно сильно повлияло на ее личность. Самым приятным в их общении было то, что возраст не имел никакого значения, к ней относились на равных. Немного стыдно за это, но Инид иногда хвасталась в Неверморе, что дружила со старшеклассниками. Но какая четырнадцатилетка не стала бы? Они часто шутили, что являлись друг другу родственными душами, ведь так повезти могло не каждому. Какой процент, что человек, с которым ты познакомился в интернете, живет в одном с тобой городе, причем неподалеку? Инид думала, что ничтожно мал. Все ее друзья по переписке рано или поздно уходили, и Джейс стала тем самым золотом среди меди. Разговор, казалось, шел вечность. Они выбрали себе уединенное место в парке и присели на лавочке в тени под деревом. Джейс хотела покурить и буквально нарушить закон. А Инид, быстро съев ход-дог, сидела, как на углях, вращая головой из стороны в сторону, боясь, что кто-нибудь появится в поле зрения. Сигарета подруги подходила к концу, и внезапно очень глупая и, безусловно, безрассудная мысль пришла в ее светлую голову. Она закусила губу, слегка сдирая крошечный слой масла, перемешанный с тенями. — А можно мне попробовать? Монолог Джейс о странноватом преподавателе истории искусств прервался, а ее тонкая подкрашенная бровь скептически приподнялась. — Зачем тебе это? Тебе не понравится. — Она выдула струю дыма в сторону и прищурилась с подозрением. Инид заметила, что пирсинга на ее лице появилось больше. Аккуратное позолоченное колечко в септуме красиво сочеталось с маленькими камушками в проколах по бокам носа. Пирсинг в губе немного запачкался помадой, она невольно задумалась, насколько неудобно было их красить, но встряхнула головой и протянула руку, в ожидании распрямив плечи. — Я просто хочу попробовать. Половина приторного энергетика в ее организме, похоже, надавила на деструктивные способы побороть закопанные переживания. Курить она никогда не пробовала, но раз есть возможность. Джейс пожала плечами, передала дотлевающую сигарету и уставилась в спокойном ожидании. Сигарета почти закончилась, пальцы ощутили тепло. Инид обхватила сладковатый фильтр губами и бездумно затянулась. Сначала она почувствовала горечь, а что делать с дымом во рту, понятия не имела, но, вспоминая, что нужно затягиваться в себя, попробовала захватить еще одну порцию вместе с воздухом. Это было ее ошибкой. Горло обожгло едким дымом. Инид хотела держать лицо, но все равно закашлялась. Она не глядя, передала сигарету Джейс, кашляя в локтевую ямку. — Как вы курите эту гадость? — спросила, успокоившись, Инид. Она поднесла заблокированный телефон к лицу, чтобы посмотреть, не размазался ли макияж из-за заслезившихся глаз. — Это всегда на вкус как дерьмо. Как дерьмо с ментолом и сладким фильтром. Ты просто привыкаешь. Джейс выбросила бычок в урну после последней короткой затяжки и полезла рукой в рюкзак. У Инид наконец отлегло. Ей не нравилось нарушать закон. — Отвратительно. — Она сделала глоток энергетика и благодарно приняла круассан. — Ну так… Объяснишь свою тягу к курению и три купальника или мы будем игнорировать это и дальше. Подруга с намеком подняла брови и многозначительно посмотрела на рюкзак Инид, который до этого был выпотрошен, чтобы показать покупки. Подумаешь, купила она эти три несчастных купальника. Они были красивыми, вот и все. — Что в этом такого? Они по скидке и выглядят клево, — надулась Инид. — Просто ты всегда купалась в шортах и топике. Да ты прошлым летом затирала, что нет ничего комфортней и удобней. Инид собралась возражать, ведь она могла просто захотеть, разве нет? Да, ей было проще носить топы и шорты. Она как-то вообще не задумывалась о том, что должна приобрести какой-нибудь купальный комплект. Не так уж и часто посещала пляж. С семьей ей больше нравилось загорать на солнце и играть с парнями в волейбол или фрисби. У братьев была дурацкая забава ее топить. Сколько ни возмущайся, все считали ее слишком нежной и скучной. А купание с друзьями Джейс всегда выходило спонтанным, руки не доходили, да и мыслей о покупки не было. К тому же она не единственная, кто забивал на это. Инид открыла рот, но испытывающий и знающий взгляд заставил с поражением вздохнуть. — Ладно. Возможно, сегодня я занималась… Шопирапией..? Джейс наигранно приложила тыльную сторону ладони с разноцветными колечками ко лбу. — Господь всемогущий, только не шопирапия. Все еще тупое название, кстати говоря. Инид смущенно улыбнулась, но немного грустно даже. Было бы не так горько, если бы многочисленные покупки в действительности являлись только покупками. Когда она приобретала что-то новое, настроение сразу же поднималось, и отягощающие мысли на какое-то время отступали. — Придумай лучше. — Она закатила глаза. Подруга прищурилась, посмотрела вдаль и потерла подбородок как истинный мыслитель, думающий о бренном бытие. — Теропинг, шорапия. — Что? — Инид не смогла сдержать смешка. — Ну, шорапия все еще ужасна, но лучшая из зол. Они помолчали. Рядом прошла мамочка с коляской, в которой сидел чудесный малыш в джинсовом комбинезоне и лепетал что-то удивительное на своем языке. Девушки умилились с этого и переглянулись. Когда коляска миновала их, к горлу подступила досада. Мама младенца увлеченно отвечала на его марсианский язык, как будто его понимала. Мило. — Причина теропинга? — задала вопрос Джейс спустя минуты молчания. Инид сморщила нос. — Прекрати. Мы должны были оставить «шопинг-терапию» когда пытались дать этому название. — Она сделала еще глоток напитка, быстро нагревающегося из-за теплой погоды. Газы стремительно покидали банку, и на вкус энергетик стал еще приторней. — Ну и на самом деле мне хотелось чего-нибудь нового. Хотя да, я все еще считаю, что шорты с топиком лучше. Она потерла колени и снова замолчала. Джейс не спешила ее подгонять и терпеливо ждала. Инид ценила это. Обычно рядом с людьми в подобных ситуациях молчание давило. В ней рождалось чувство, что она обязана незамедлительно ответить, оправдаться, заполнить тишину, но с Джейс она могла собраться с мыслями. Она трагично вздохнула. — В общем, мама. — Эх, старая добрая песня, — сказала сочувственно Джейс и откусила кусочек от круассана с шоколадом. — Старая злая Эстер. Инид аккуратно потерла напряженные веки, ее отношения с мамой на вкус напоминали этот энергетик с испарившимися газами. Так еще банка стояла открытая на самом пекле несколько дней. — Уф, все настолько плохо? — Я не знаю. — Она поджала губы. — Все как всегда. И даже мое обращение ни на что не повлияло. Нет, конечно, сначала она радовалась… Хотя и не верила до последнего, пока я не начала обращаться. Она действительно радовалась, и я чувствовала это, но… Потом в общем, я отказалась раздирать в клочья невинных зверюшек и все испарилось. Не веди себя как размазня, ты дикий зверь… Спасибо, мама, за поддержку. — Ох, малышка моя. Джейс подвинулась ближе и в желании утешить обняла ее за плечи. Инид благодарно прижалась к подруге. — Самое ужасное, что они просто начали рычать на меня. Они были злы. Билл даже приготовился нападать, пока не вмешался папа. Я этого не понимаю, что я такого сделала? Воспоминания о ночи ковыряли сердце до кровавых подтеков. В лесу стоял холод, из горячей саблезубой пасти вырывался легкий пар, но толстая жесткая шерсть не давала волкам замерзнуть. Запах секвой вкупе с свежестью весенней ночи успокаивал, но и вселял в волчицу Инид чувство родства и единения с природой. Она знала, что состоится охота. Не раз наблюдала с тоской в глазах за окровавленной добычей, что к заднему двору тащил кто-то из семьи. Поэтому старалась отвлекаться играми с младшими и бродить по лесу вдали от всех. Она надеялась и молилась, чтобы ни одно живое существо, стоящее внимания ее родных, не попадется на пути. Глупый олень с крахом развалил все надежды. В Инид кипели инстинкты, ее пасть наполнялась слюной, а весь животный скелет дребезжал от желания впиться добыче в шею, но она могла это контролировать. Хотя большую роль играло ее человеческое отвращение к крови и нежелание причинять кому-то боль. Все произошло быстро. Она застыла, когда испуганный олень пронесся в метре от нее. Гарри и Алан утробно зарычали, но помчались за бедным животным, желая захватить первенство этой ночью, а вот у Билла цель сменилась. Без ума от гнева он бросился вперед с пеной у пасти, но отец преградил ему путь, ожесточенно оскалившись. У Билла поджался хвост и уши, но его сверкающие презрением и злостью глаза на отрывались от ее притихшей волчьей формы. Она не могла поверить, что родной брат хотел на нее наброситься. Ее чувствительные уши поймали хрустящий влажный звук позади и истошные крики раненого оленя. Если бы она стояла там, в своем человеческом теле, ее бы сразу же вырвало. — Они тебе завидуют потому что ты крутышка. Джейс нарушила затяжную паузу и поцеловала ее в макушку. — Правда? — она подняла на нее свои голубые тоскливые глаза. — Абсолютная. Зуб даю. — Джейс растянула губы в мягкой улыбке. Следом ее взгляд стал озорным, она наклонила голову и ухмыльнулась. — А как там с твоей готкой? Инид была рада сменить тему, но по шее пополз румянец из-за упоминания Уэнздей. Она спрятала рдеющие щеки в кофте подруги и застонала от смущения. — Она сегодня поинтересовалась моим самочувствием. — Прямо-таки признание в любви, цветы подле ног и предложение руки и сердца. — Ха-ха. Хватит издеваться. — Она вылезла из объятий и повернулась к подруге корпусом, подтянув одну ногу на скамейку. — Она не всегда говорит напрямую, но это понятно между строк. — Мне хочется сказать очень многое, но даже не знаю, что именно, — Джейс устало вздохнула. — Ты ее не знаешь… Недавно она сказала, что скучает по мне. — То есть она открыла свой рот и начала с буквы «с» потом «к», «у»… — Ты невыносима. Да, она сказала это. Даже повторила. И вообще, я же не все всем рассказываю о том, что между нами происходит. Было понятно чем недовольна Джейс. Инид не раз жаловалась на невозможность прочитать мысли Уэнздей на лице. Ведь ее это действительно временами сильно бесило. Как разговаривать с человеком, который не привык к обсуждению тем, связанных с чувствами, детством, желаниями. Поначалу Уэнздей была книгой под чугунными цепями, с замком под паролем, и для девушки, которая жила общением, ее характер иногда невыносимо действовал на нервы. Раскрывать Уэнздей Аддамс стало нелегкой задачей, и Инид с гордостью могла сказать, что в этом преуспела. — Что у вас там такого происходит, что ты краснеешь с полуслова? Инид провела рукой по лицу, уже не заботясь о макияже, потому что неловкость в организме перешла черту. Но все же чувство это было больше приятным. — Мы обнимаемся дольше. Она от меня не отстраняется, как по таймеру. Знаешь, перед уездом у нас была ночевка с девочками, и мы немного выпили. Дивина купила белье, которое ей не подошло, и слово за слово они заставили меня его надеть. — Заставили? — с усмешкой переспросила Джейс. Она знала ее слишком хорошо. — Хорошо, ладно. Я хотела покрасоваться. И… — Бабочки в животе затрепетали, и стало так жарко, что она стянула с плеч кардиган и повесила его на спинку скамьи. Внезапно ее заинтересовали торчащие нитки. Она начала теребить одну из них, уткнувшись в вязаную ткань мерцающими от воспоминаний глазами. — Она пялилась. — Боже, ты так этим наслаждаешься. — Подруга широко улыбнулась и игриво пощекотала ее живот пальцами. Благо у Инид не было боязни щекотки, как у Уэнздей, и она только шутливо оттолкнула дразнящую руку. — Что было дальше, обольстительница сердец. — Она опомнилась и приняла свое обычное выражение лица «я Уэнздей, и мне ровно». — Знаешь, по твоим рассказам складывается впечатление, что она рассталась со своим парнем, потому что поймала себя на лесбопанике к тебе. Выражение лица Инид сразу поменялось. — Он мудак, поэтому и рассталась, — она отправила раздраженный взгляд в сторону деревьев, через тропу перед их скамейкой. Не хотелось прокручивать в голове взаимодействия Уэнздей и Тайлера. Ее до сих пор сердили их отношения. Самым неприятным был страх того, что пара снова сойдется. Может быть эгоистично, но и справедливости ради, ничего хорошего от Тайлера ждать нельзя было. Хоть люди и могли измениться, парень, по мнению Инид, не входил в их число. Она ужасно ревновала. — Звучишь о-о-чень яростно. Джейс слегка задела ее локтем в попытке вывести из мрачных мыслей, но Инид питала к человеку такой негатив, что даже не собиралась скрывать истинных чувств. Она хмурилась и смотрела в сторону. — Он идиот. Чуть ли не сразу после того, как они расстались, точнее, — она прервалась и заправила прядь за ухо, — это она его бросила, девочка из художественного, с которой общается Дивина, сказала, что ее знакомая видела, как он обжимался весь вечер на вечеринке с какой-то девчонкой. И после этого еще смел наглость прийти к нам в комнату, чтобы вернуть Уэнздей. — О-о. Погоди, дай осмыслить. — Джейс свела брови на переносице. Видно было, как она стоически старалась отследить эту цепочку знакомств и понять, кто кому что сказал — Девочка из художественного знакома… — Знакомая девочки из художественного, с которой общается Дивина, — быстро проговорила Инид. Еще секунду подруга пробыла в своих мыслях, а потом вздохнула. — Инид, я не понимаю, как ты это делаешь. — Практика, — усмехнулась тоскливо Инид. Тень от дерева сместилась, и теперь теплое солнце доставало до ее ног. Она бы посидела на самом пекле, как выразилась Джейс, но той хотелось отдохнуть в холодке. Инид казалось, она всегда любила жару больше, чем все ее друзья. Как минимум Йоко и Уэнздей буквально презирали испепеляющие лучи и готовы были объявить тем войну. — Окей. Так, ладно. Получается, фактически они же расстались на тот момент… — И что? Ты на его стороне?! — Инид сморщилась и откинулась назад, словно Джейс сказала что-то абсурдное. Возможно, то, как остро она воспринимала чужое мнение насчет этой ситуации, не совсем адекватно, но не всегда можно посмотреть на вещи со стороны, когда являешься участницей, хоть и не прямой. — Нет, просто эмоции, боль и все такое, — она показала жест рукой. — Почему тогда Уэнздей не стала вешаться на первого встречного? — Люди по-разному реагируют на расставание. Инид сложила руки на груди и поменяла позу. Ей не нравилось то, что ей говорили. Она встала в оборонительную позицию, но ее это не волновало. Тайлер подонок, и выгораживать она его не собиралась. — Я просто не могу представить, что можно сразу же переключиться на другого человека когда любишь одного единственного. — Значит, он ее не любил. — Да. — А ты любишь? Горло Инид сжалось, открытые участки кожи нагревались так, словно тень от дерева стремительно от них убежала, и сочное солнце покрыло ее тело с головы до ног ярким светом. Она молчала, потому что то, что она чувствовала к девушке, было невыразимых размеров. Столько мыслей, эмоций и ощущений нельзя было собрать воедино и сжать в компактную коробочку в руках. Удивительно, сколько всего мозг мог удержать в себе. Несмотря на то, что подруге давно известно о ее влюбленности, прямого ответа давать не хотелось. Будто именно этот ответ на вопрос являлся до невозможности интимным и сокровенным. Она опустила взгляд, покраснев. — Да, — выдохнула Инид. — Полюбила до Эйджакса? — продолжала Джейс. Инид нахмурилась. — Что? Я… К чему ты клонишь? Мой бывший парень был небольшой влюбленностью. И точно поняла я, что мне нравится Уэнздей только после нашего разрыва. — Насколько я помню, вы поцеловались, когда обе были в отношениях, — напомнила ей Джейс. Вина, прятавшаяся на подкорках, хлынула безвозвратно и затопила головной мозг вместе с сердцем и желудком. Да, они были. Но поцелуй вышел спонтанным. Они откровенно напились и… Поток мыслей остановился. Инид поджала губы и посмотрела на свои руки. Стало скверно от правды — они поцеловались, зная, что были несвободны. Ничто не могло оправдать их действий. Если про Уэнздей нельзя было ничего сказать, то Инид Эйджаксу изменила, ведь уже чувствовала к подруге что-то большее, просто не понимала этого, но даже после поцелуя старалась сохранить отношения. — Ты права. Джейс взяла ее за руку и мягко сжала пальцы. — Слушай, я не хочу выгораживать этого ее бывшего, но просто… Можно ли судить? — Я понимаю то, что ты хочешь сказать. — Она расправила плечи. — Просто он действительно плохой человек. И я не буду рассказывать, что он делал, потому что это не моя тайна. Представь, девушка, которая никогда никого к себе близко не подпускала, попадает в первые отношения, а они оказываются абьюзивными. Я сама по себе сильно эмпатична, но когда я вижу, как страдают люди, которых я люблю… Инид замолчала и тяжело вздохнула. Разговор начинал утомлять. Не хотелось продолжать эту тему, так как она возвращала Инид на дно вязких переживаний, от которых та силилась сбежать. Было проще жить в комфортном пузыре, где они с подругами обсуждали сериалы, где утомляла учеба, где флиртовать с мальчиками и насыщаться их вниманием было просто приятным развлечением. Никакой мамы, никакого хайда, Уэнздей и Тайлера. Только школьная жизнь, сплетни и кафешки по выходным. Ей давно не четырнадцать, но она все еще не готова к серьезному взрослому миру с работой, замужеством и детками, которых определенно точно хотела Эстер, но, к счастью, пока не поднимала данную тему. До поры до времени, с досадой подумала Инид. — Паршиво. Сейчас все нормально? — задала Джейс вопрос и поймала ее взгляд своими глазами с темно-зеленым окаймлением. — Вроде как. Она, знаешь, как бы сказать, делает первые шаги. Но, вероятней всего, очень много скрывает. Мне кажется, вот этот опыт ее первых отношений заставил ее слишком много чувствовать. Настолько много, что ей сложно стало держать абсолютно все внутри. Не могу сказать спасибо Тайлеру, конечно, но просто как факт. — Ты думаешь, она к тебе что-то чувствует? Инид издала вынужденный смешок. Черт возьми. Джейс, вероятно, этого не хотела, но ударила по самому больному месту, особенно выстроив вопрос именно таким образом. Думала ли Инид, что Уэнздей что-то чувствовала к ней? О, да, и не раз. Просто ни одна дружба с какой-либо подругой не протекала так, как у них. Если опустить их знакомство и «оттаивание» Уэнздей, то дальше началось общение, которое нельзя было сравнить ни с общением с Йоко, ни с общением с Джейс. А они на данным момент самые близкие ее подруги. Инид постоянно хотелось сделать Уэнздей приятно. Например, подарки своими руками или покупки вещей, которые были бы ей полезны и угождали готическому вкусу. Уэнздей, ненавидя все милое, подарила ей медведя, на которого понадобилось потратить время, чтобы отыскать среди бело-коричнево-бежевых игрушек черного самозванца, похожего на Уэнздей. И она была уверена, что ее соседка хотела подарить ей игрушку, напоминающую о ней. И каждый раз этот ритуал дарения подарков получался до жути неловким. У Инид тряслись руки и дрожал голос, и по реакции Уэнздей складывалось впечатление, что нервничала она также сильно. Что говорить о подарках, если их объятья совершенно не были чисто дружескими. Они выходили настолько интимными, что никакие объятья с Эйджаксом или другими ее легкими влюбленностями с ними не сравнятся. А поцелуи в лоб, руки, нос? Ну неужели это не подтверждало хотя бы какое-то влечение? Уэнздей пересилив свое непринятие, называла Инид прозвищами на своем родном языке. Это ли не показатель? Вот только прокручивая все это, как в заезженной пластинке, Инид часто возвращалась к мысли, что Уэнздей просто другая. Что все, что между ними происходило, нужно аннулировать, беря во внимание сильную непохожесть Аддамс на окружающих людей. Ведь в мире Уэнздей существовало много ритуалов выражения любви, которые надо было ставить под сомнение. Жестокие игры с братом, колкие фразы. С их языка это было подтверждением привязанности и родства. Что вообще ставило в тупик, ведь в свою сторону она не слышала чего-то стопроцентно обидного, да и ножи в нее не летали, хотя угрозам предоставлено место для существования. Мозг Инид кипел, а сердце жило в напряжении. Но она лелеяла надежды и просто ждала, когда их отношения прояснятся. Инид обессиленно откинулась на спинку скамьи и посмотрела на обжигающее сетчатку желтое солнце. — Я надеюсь на это. Я никогда так ни в кого не влюблялась. Джейс скопировала ее действия и вздохнула. Она какое-то время молчала, видно, собираясь с мыслями, а Инид ждала, терпя внутри тоскливую погоду. Наконец Джейс заговорила: — В независимости от исхода ситуации, я знаю, что ты справишься со всем. И ни в коем случае не забывай о себе и своих чувствах. Людям может быть плохо, но не всегда можно подставлять плечо и все свои ресурсы для чужой боли. — она снова взяла Инид за руку. Их пальцы переплелись — Буду говорить, как старушка, но в твоей жизни будет много событий, хороших или не совсем. Главное помни, что у тебя есть друзья, которые души в тебе не чают и готовы тебя выслушать. Я в их числе, конечно. Инид повернула голову и признательно улыбнулась одними губами. Ей посчастливилось окружить себя такими людьми, как Джейс. — Спасибо, подружка. Домой она приехала на автобусе, потому что не смогла бы выдержать дороги пешком. Она была эмоционально выжата, но поездка в автобусе успокаивала и массировала уставшие виски. Инид смотрела на жизнь, проносящуюся перед глазами за окном, и слушала музыку без слов, навевающую белую тоску, от которой постанывало сердце, но не в плохом смысле. Это больше напоминало чувство ностальгии. Когда она летом шла вечером домой с остановки после жаркого пляжного дня с друзьями. Горели теплые фонари, улицы остывали от пекла, а высохшие волосы пахли Тихим океаном. Инид засунула наушники обратно в коробочку и зашла в дом. На улице уже никого не было. Когда она только отправлялась по магазинам, на заднем дворе слышались голоса братьев, во что-то играющих. С сожалением она подумала, что тоже бы хотела быть частью этого, но девчонка не вписывалась в их компанию, ведь так? Глупые мальчишки. Они просто боялись того, что она разгромит их в пух и прах в том же волейболе. Инид подходила к лестнице, когда ее окликнул Дилан. Она остановилась нехотя, ведь на диване играли в приставку Гарри и Билл. Они бы и не заметили ее возвращения, погруженные в игру, но теперь… — Вы опять поругались с мамой? — спросил Дилан, подходя ближе. Он выглядел обеспокоенным и серьезным в одно и тоже время. Его вьющиеся волосы были на тон темнее ее родного цвета волос. Он единственный из братьев за ними вел уход. Кудрявый метод, маски. Она иногда завидовала их шелковистости и подумывала вернуть свой цвет, потому что ее волосы после обесцвечивания, очевидно, стали жестче. Но останавливало то, что свой цвет быстро наскучит. Инид открыла рот, но ее бесцеремонно перебили: — Нет, Инид просто опять вела себя как сучка. — Заткнись, Билл, — она рыкнула на него и, не посмотрев на Дилана, стала поспешно подниматься по лестнице. Все как всегда, ничего не менялось. Ее доставал идиот-Билл, Гарри и Алан поддакивали как попугаи, остальные не вмешивались и делали вид, что все хорошо. Ей так все это осточертело. — Лучше бы ты ночью свой характер показывала, — добавил Билл, не отрываясь от игры. Не понимала она во что они играли с Гарри, но Гарри, вероятно, проигрывал, выкрикивая ругательства, в этот раз хотя бы не вмешиваясь в их перепалку. Она встала на лестнице и обернулась. — Говоришь, как мама. Своих мозгов нет? Или последнее в видеоиграх оставил, тупица? Ярость засела посреди глотки. Никто и никогда не мог переплюнуть злость и раздражение, которое она испытывала по отношению к Биллу. Он старше только на год, а строит из себя самого умного. Дилан старше их обоих, но и он не мог повлиять на этого идиота. — Закройся. Тебе повезло, что перед тобой отец встал, — он с озлоблением посмотрел на Инид, наконец оторвавшись от их дурацкой игры. Гарри апатично откинулся на спинку дивана, глядя в экран телевизора. Видимо, его настолько поразил проигрыш, что он не обращал на ни на кого внимания. Ей же лучше. Инид скрипнула зубами, ее когти выпрыгнули и вцепились в перила, но она пыталась совладать с собой, потому что еще выслушивать от матери недовольства по поводу царапин она не смогла бы. Она должна была разразиться тирадой, что «Хей! Я сражалась с хайдом и выжила! А ты, глупый братец, все еще живой только потому, что какой-никакой, но все же брат». А еще потому, что Инид его любила, как и всех братьев, несмотря на то, что часто выступала грушей для битья. Стиснув зубы и успокаивающе вздохнув, Инид только раздосадовано повела головой и продолжила подниматься по лестнице. Быстрей бы скрыться в своей комнате, подальше от пренебрежения и ругани. Она слышала, как Дилан попробовал за нее заступиться, но лишь подумала о том, что все это бесполезно. Лестница подходила к концу, когда следующая, с желчью выплюнутая фраза дошла до ушей: — И че ты сделаешь? Маме пожалуешься? Она всегда была на моей стороне, так что удачи. Слезы, которые, она надеялась, встретит не скоро, наполнили глаза. Вот так, да? Она закрыла лицо рукой. Обида плескалась в ней океаном и выливалась в виде соленых капель, размазывая макияж. Почему ее так ненавидели? Шаг ускорился. Инид трещала по швам. Она как наяву слышала звук в ушах и чувствовала своим сердцем треск. Она не помнила, сколько слез выплакала, сколько подушек испортила тушью из-за того, что была единственной девочкой в семье. Не хотелось демонизировать братьев, но все хоть раз за жизнь ей говорили что-то обидное. Самое отвратительное, что младшие влезали, потому что гонялись за одобрением того же Билла, который давал пять, если они бросали в огород Инид очередной камень. Дилан был исключением. Точнее, стал, когда вырос, ведь до этого тоже мог себе позволить кинуть в ее адрес неприятные слова. Но в один из дней, когда нашел ее рыдающей на заднем дворе, его отношение изменилось. Они долго разговаривали. Инид излила всю душу, всхлипывая, когда рассказывала о том, насколько это больно быть изгоем в собственной семье. Он извинился и после этого всегда ее защищал. Она захлопнула за собой дверь и скинула рюкзак. Но когда села на кровать, сдерживая слезы, к ней постучались. — Инид. Дилан. Она не хотела сейчас с кем-то разговаривать. Тиканье часов нарушало тишину, а день за окнами покрылся рыжевато-розовым свечением. — Уходи, — крикнула она надрывно. Дверь беспрепятственно открылась, и Дилан зашел внутрь. — Я сказала, уходи. Вдруг я голая, извращенец! Инид сложила руки на груди и отвернулась от парня. Почему она просто не заперла дверь? — Ты бы завизжала и кинула в меня чем-нибудь. Но ты, очевидно, не кидаешься предметами. Дилан подошел ближе, но она отказывалась на него смотреть. Под пристальным вниманием Инид ощущала себя оголенной. — Тебе повезло, — буркнула она себе под нос. Игнорируя ее враждебность, брат присел рядом на кровать и тяжело вздохнул. Они молча сидели какое-то время. Он потирал ладони между собой, что уже начинало нервировать. Парни такие глупые и эмоционально неразвитые. Зачем он сюда пришел? Помолчать?! — Ит-а-а-к… — протянул он неловко и посмотрел на Инид с совершенно нерешительным выражением лица. Инид отвела глаза, которые неожиданно быстро вновь заволокло пеленой, и стискивала руками матрас. Какая же она плакса. Легкие сжимались, дыхание сбивалось. Она дышала носом урывками, потому что рыдания скреблись о стенки гортани и неровно сотрясали от силы грудь. Теплая рука на плече безвозвратно заставила ее всхлипнуть и подавиться слезами. — Это несправедливо, — прошептала обессиленно она и прижалась к брату ближе. Пальцы подбирали капли, которые никак не могли закончиться. — Да, это так, — сказал Дилан и потер ободряюще ее плечо. — Но ты знаешь, какой он придурок. Просто не обращай внимания. Просто не обращай внимания? Легко ему сказать это не он подвергался буллингу в собственной семье, не он не обращался до восемнадцати, не его третировала мать изо дня в день. Не он, в конце концов, сейчас рыдал, потому что брат назвал его сучкой. Она хотела произнести многое, но могла только разрыдаться сильнее, испытывая огромное чувство безысходности, которое тащила за собой, как чемодан с камнями. Дилан прижал ее к своей груди и стал гладить по волосам. — Билл не тот, из-за кого нужно лить слезы, Инид. Когда-нибудь его поведение ему аукнется. — А мне что делать?! — она взорвалась и отстранилась. — Почему я должна все это терпеть? Не только он меня обзывает и делает пакости. Я здесь как прокаженная. Почему я должна находиться в собственном доме, как на пороховой бочке? Дилан смотрел на нее совсем растерянно, словно она произносила несуществующие вещи, словно он вообще не замечал, как ей от всего этого плохо. — Мама ненавидит меня, Билл ненавидит. Папа игнорирует и только молча утешает, когда видит, что мне больно. Остальные как стая гиен, а не волков. Только рады меня обидеть, — она закончила шепотом, глотая молча слезы. Она просто не понимала, за что ей эта боль. Почему все семьи как семьи, а у нее одни упреки и багаж оскорблений на каждый день? Можно было вести монологи длиной в вечность, рассказывая о наболевшем, но всегда слова отзывались в других пустым звуком. Ее жизнь существовала в периодах. Происходил взрыв, слезы, обиды, потом смирение и затишье. Она терпела выходки, отвечала колкостями на колкости, сносила толчки в плечо, пока снова не взрывалась, подтверждая суждение братьев о том, что она истеричка. И все по-новой. Брат осторожно взял ее за руку и заставил посмотреть себе в глаза. Инид шмыгнула носом и утерла влагу под веками. Она наверняка сейчас выглядела как грустный щеночек с потухшими глазами и внутренними уголками бровей, приподнятыми вверх в выражении печали на лице. Дилан решительно нахмурился. — Я всегда на твоей стороне, Инид. Я не могу отвечать за остальных, но могу сказать, что ты лучше всех вместе взятых. Ты вообще видела себя в волчьей форме? Да если сравнивать тебя с этими оболтусами, ты просто машина для убийств. — Заткнись, — Инид хрипло засмеялась. Слышать комплименты было приятно, она мягко улыбнулась и опустила смущенно глаза на их руки. — Нет, я серьезно. Просто… Я понимаю, что тебе больно от их отношения, но ты просто обязана всем показать, насколько ты крутая. Они чувствуют, что ты не хочешь давать отпор и этим пользуются. А мама и папа, ты же знаешь, они старой закалки, что, конечно же, не снимает обвинений. Да, ты скорее стерпишь ругань, но не убьешь животное, но это то, что делает тебя собой. Не прогнись под других и следуй своим принципам. Я тебя в этом поддержу. Ты моя единственная сестра, и я горжусь тобой. По спине Инид поползли мурашки, а лицо ее стало покалывать от нахлынувшего тепла. Она неожиданно снова засмеялась и взглянула в серьезные серо-зеленые родные глаза, выражающие заботу и искренность под другим углом. Медленно губы, расплывшиеся в улыбке, задрожали, радужки сменили искры веселья на пелену неисчерпаемой воды. Чувства сжали голосовые связки, а в груди стало тесно. Она бесконтрольно разрыдалась и на правах младшей сестры, содрогаясь от слез, прижалась к брату, словно кто-то разломал ее песочный замок. — Фу, Инид, я буду весь в соплях. И в этой, в черной. Ну, для ресниц. — Брат наигранно застонал, но не отпускал ее ни на секунду, даже прижал еще крепче. — Не делай вид, что не знаешь, что такое тушь. — Она влажно усмехнулась Дилану в грудь. — Настоящему мужику не положено. — Скажи это своим волосам, мужик. — Они такие от природы. Инид издала смешок, но не стала продолжать подшучивания. Сейчас она чувствовала долгожданное успокоение. Освобождение. Грела мысль, что он был на стороне Инид и, не имея ее опыта, старался понять. Ее сердце нагнало ритм сердца брата и плавно подстроилось под размеренный стук. Дилан был теплым и пах резковатым парфюмом вперемешку с дезодорантом. Она ощущала защиту и утешение. Вот чего ей не хватало. — Спасибо. Люблю тебя, — пробормотала она и потерлась о ткань серой кофты щекой, сжав при этом сильнее руки на его торсе. — Всегда пожалуйста. Я тоже люблю тебя, коротышка. — Эй! Я высокая! — Не выше меня. — Дилан улыбнулся и по-брацки взъерошил ее волосы. Их идиллию резко прервал звонок, поступивший на телефон Инид. Она отчужденно отстранилась и залезла в карман штанов. Сердце пронзил удар, голубые глаза в панике округлились. Видеозвонок. — Блин, — она пискнула и подорвалась с места. — Кто это? — Дилан недоуменно приподнял широкую бровь. Инид подошла к зеркалу и тревожно обвела свое лицо глазами. Размазанная косметика, потекшая тушь и красный нос. — Бл-и-и-н, — она заскулила, принимаясь потирать черные разводы пальцами, но безрезультатно. Понадобится все смыть и накраситься заново. Она повернулась к брату и постаралась натянуть на свое лицо подобие спокойства. — Я ценю твою заботу и все такое. Ты правда лучший брат на свете, но мне нужно поговорить с подругой наедине. Инид потянула его за руку, стараясь побыстрее спровадить. Парень встрял как вкопанный и хитро прищурился. — С подр-у-у-гой. — Он сложил руки на груди, и как бы Инид не старалась, ее ноги только скользили по полу, когда она пыталась сдвинуть того с места — Интересно что же это за подруга, из-за которой ты так суетишься. — Сг-и-и-нь! — Инид натужно замычала и приложила еще больше усилий, толкая того к выходу. Силы были на исходе, а телефон продолжал трезвонить. Она серьезно начала нервничать. — Ну, Дилан, пожалуйста. — Раз ты так просишь. Он отступил, а она чуть не врезалась в дверь, потеряв опору. Звонок прекратился, а брат, посмеиваясь про себя, покинул комнату. Но Инид успела расслышать беззаботно брошенное «подростки». Она насупилась и раздраженно выдохнула. Нужно привести себя в порядок. Она написала Уэнздей, что перезвонит через полчаса, а сама в бешеном темпе принялась смывать макияж и краситься заново. У нее был план, который она хотела исполнить, но для этого нужно было выглядеть хорошо. Нет. Идеально. Инид не стала сильно заморачиваться со сложностью макияжа. Она подчеркнула глаза легкими стрелками и тушью, замазала шрамы, нанесла румяна, а губы намазала вишневым блеском, смешанным с бордовыми тенями, чтобы те выглядели немного небрежно и так, чтобы их хотелось поцеловать. Когда она наносила легкими вбивающими движениями тени на губы, она ощутила жар, который током прошелся по всем ее конечностям. Вот бы Уэнздей поцеловала ее еще хоть разочек. Она расчесала волосы и еще минуты две устанавливала телефон на рабочем столе. Она расположила его так, чтобы, когда отойдет назад, в кадре можно было бы увидеть ее приблизительно в полный рост, а точнее, до середины бедра. Свет из окна идеально ее освещал, потому что стол находился как раз у подоконника. Сердце сильно застучало в груди, когда она набрала Уэнздей и принялась ждать. Гудки прервались, и ее соседка по комнате появилась на экране со спокойным лицом. — Х-э-э-й! Привет, Уэнздей. — Инид ослепительно улыбнулась. Брови Уэнздей дрогнули. — Ты в хорошем настроении, — произнесла она. Ее карие глаза мимолетно оглядели Инид как-то задумчиво. Поза Инид незаметно сгорбилась, потому что взгляд Уэнздей старался посмотреть дальше того, что она хотела показать. — Ты удивлена? — Она поиграла бровями и кокетливо подмигнула, напустив на себя больше уверенности. Уэнздей отвела взгляд и за чем-то потянулась вне кадра. — Не особо. — Она сделала глоток из кружки, вероятно, кофе, и изучающе скользнула черными слегка расширенными зрачками по Инид сверху-вниз и обратно. Улыбка Инид дрогнула, и мысленно она уже лежала на полу, сраженная чужой привлекательностью. Что ж, это будет напряженным разговором.

***

Девушки разговаривали ни о чем, обсуждали предыдущий день. Уэнздей рассказала о своих диалогах с матерью и отцом. Было видно, насколько тяжело ей давалось сохранять невозмутимое выражения лица при щепетильных темах, но Инид была горда. Не передать словами, как сильно она была рада, ведь Уэнздей а) прислушалась к ее советам и б) хоть и не подробно, но пересказала произошедшее. Она эмоционально росла на глазах. Сама Инид, похоже, шла в обратном направлении, потому что о своих переживаниях не доложила. Да, она обмолвилась о мелких неурядицах, рассказала о комплиментах Дилана, но большего не могла из себя выдавить. К тому же ей не терпелось исполнить задуманное. На протяжении всего диалога она каждый раз одергивала себя, ведь уходила в грезы и терялась от испытывающего внимания. Она хотела смотреть Уэнздей в глаза, стесняться своего влюбленного взгляда, улыбаться так, как велело ей сердце. Инид желала быть искренней, желала смущать, желала делать комплименты, чтобы следом заприметить покраснение на кончиках ушей и блеск в карих глазах с легкой пыльцой золота в свете настольной лампы. — В общем! — воскликнула Инид, когда Уэнздей вернулась в кадр после того, как сходила за новой кружкой кофе, за что получила неодобрительный прищур. Уэнздей действительно пила много кофе. — С этого момента ты становишься моим персональным зрителем-фанатом, которому безумно интересно наблюдать за распаковкой моих покупок. — Инид улыбнулась и полезла в рюкзак. Она нахмурилась, когда выбирала, что же показать первым, и решила начать с носков. — Покупка номер один. Она принялась с энтузиазмом разрывать прозрачный пакетик, высунув при этом кончик языка. — Если это смерть, я приму ее с достоинством. Инид взглянула на Уэнздей с притворным возмущением. Если пропустить мимо ее невозмутимый вид, в карих глазах горел крохотный огонек, а уголок губ заметно дернулся. О боже, она должна когда-нибудь добиться от Уэнздей поигрывающих бровей или игривого подмигивания. Тогда она точно грохнется в обморок. — Что ты сказала? — Она приложила руку с носками к груди и открыла в изумлении рот, но искры веселья, наполняющие весь организм до кончиков пальцев, не могло ничто потушить. — Ничего. Продолжай, — ответила Уэнздей и сделала новый глоток кофе. Она детально показала каждый носок. Подруга кивала и выглядела так, будто слушала какую-то лекцию в Неверморе. Слишком серьезно. Это забавляло и умиляло, хотя раньше могло показаться, что она Инид игнорировала, думая о чем-то своем. Черная панама осталась лежать в рюкзаке, но вот голубая после презентации отправилась на голову. Инид встала и покрутилась на месте. Мимолетная улыбка исказила чужие мягкие губы, заставляя цветы в груди стремиться к середине. И вот после каких-то комментариев с обеих сторон, Инид существенно заволновалась, зная, что сделает дальше. — И теперь последнее. Ее ладони вспотели, жар напал на лицо, но она твердо решила исполнить задуманное. — Grazie a Satana, — произнесла Уэнздей и закатила глаза. Инид остановилась и недоуменно повела бровью. — Что? — спросила она. Девушка в экране не смогла скрыть мягкой улыбки и, чтобы показать свое намерение внимательно слушать, поставила кружку кофе на стол с глухим стуком. — Жду с нетерпением, Инид. Инид закатила глаза. — О, ты определено врешь, но я пропущу это мимо ушей. В общем, на последнее я оставила самое крутое. — Она вытянула пакет из рюкзака и торжественно произнесла: — Купальники! — Купальники? — Настал черед Уэнздей недоумевать. Внутри новый поток волнения поднялся выше к груди, но она отмахнула его в сторону, по крайней мере, заставила себя поверить в это. Не так то просто избавиться от чувства, будоражащего все ее существо. — Да, купальники, — подтвердила Инид, горделиво вытянувшись по струнке с неизменной улыбкой на лице. — Я купила несколько, потому что не могла решить, что лучше, и они мне все нравились так что-о-о. Прямо сейчас я их примерю! — Не… Не торопись. Ты провоцируешь свою нервную энергию расти. Инид подняла глаза на Уэнздей, оторвавшись от разноцветных комплектов. Она выглядела как живое воплощение фразы «как воды в рот набрал». Ее глаза округлились, а челюсти сжались, словно она пыталась что-то внутри себя сдерживать. Она стала похожа на испуганного олененка. Инид затошнило от этого сравнения. Но реакция ее не спугнет. К тому же поздно уже было метаться. Инид поднялась с места и ушла с поля зрения. Ноги были ватными, она надеялась, что не исполнит ничего постыдного в такой важный момент. — Извини я просто выпила энергетик недавно. Очевидно, от него мне не лучше, — произнесла она нервным голосом, отложив панамку на стол, и стянула с себя футболку, а далее и бюстгальтер, чувствуя, как волоски на шее встали дыбом. — При СДВГ опасны возбудители, ты сама прекрасно знаешь об этом. — Уэнздей в телефоне вздохнула. Инид надела верх первого купальника и принялась за низ. Тяжелая щекотка опустилась на дно желудка, когда она спустила к щиколоткам свои розовые трусы. — Да, а еще мне прекрасно известно, что ты зануда, — подразнилась она и прикрыла на мгновение веки, стараясь успокоить дребезжащие в венах нервы. Инид втянула живот и поправила волосы. Момент настал. Она вприпрыжку вернулась в кадр и прокрутилась вокруг себя, сочась энергией, как летнее солнышко. Первый купальник был нежно голубым в белые ромашки, этот комплект сразу же зацепился взглядом, потому что отлично смотрелся вместе с панамкой. Верх выкроен сплошной лентой, а широкие лямки завязывались на бантики. Этот купальник ей нравился больше всего, потому что был удобным и подходил к ее голубым глазам. — Вероятно, я должна была это постирать, прежде чем надевать на голое тело. — Она придирчиво себя осмотрела, а затем вернулась глазами к девушке в экране телефона. О, то, что она рассмотрела на лице Уэнздей, она бы хотела запечатлеть в памяти навечно и просматривать при любой возможности, считывая каждый взмах ресниц. Уэнздей застыла и таращилась на нее, не отрывая взгляда. Ее губы поджимались, ресницы казались длиннее от того, как сильно глаза были распахнуты, а кожа медленно принимала более теплый оттенок. Инид довольно ухмыльнулась, и ребячество побудило ее еще раз подмигнуть. — Ну, мне идет? — кокетливо она задала вопрос и небрежно поправила спадающую с плеча лямку. — Я бы посоветовала тебе раздеться, — выпалила нервно Уэнздей, но затем, вероятно, поняв, что ляпнула, заерзала на месте и исправилась: — Я имею ввиду, чтобы пойти в душ. Думаю, действительно не стоило надевать вещь, которую меряли до тебя по меньшей мере сотню раз. Это, как минимум должно быть неприятно. Инид промычала на ее реплику, продолжая улыбаться и хитро смотреть в карие глаза. Попытки Уэнздей скрыть смущение были до жути милыми. — Позже обязательно, — она продолжила. — Это был только первый вариант. — Инид сладко вздохнула и снова скрылась за кадром, понимая, что теперь то контроль над ситуацией полностью оказался в ее руках. Следом она показалась в комплекте мандаринового оттенка с принтом цветочками в похожей гамме. Если не вглядываться, можно подумать, на ткани происходил взрыв красок. Купальник напоминал своим выбором в цвете летний закат. Там была еще легкая полупрозрачная шифоновая повязка на бедра, а веревочки на верхе в виде двух раздельных треугольников, такие длинные, что она просто перекрестила их на спине и завязала спереди на ребрах. Она видела подобное в пинтересте. Выглядело неплохо. Инид ощущала себя в нем той пляжной девочкой из фильмов с доской для серфинга в руках. Ее светлые волосы точно вписывались в картину. Уэнздей смущенно посматривала на нее и вкидывала какие-то глупые фразы, вроде «Почему завязки такие длинные? На них можно повеситься» или «Учитывая твою гиперактивность, Инид, вторичные половые признаки увидят все при первом прыжке». Она простит ей все, потому что душнить — ее защитная реакция. Хотя, когда Уэнздей на гипотетический вопрос «Может тогда будешь следить за моим купальником?» в гипотетической ситуации, конечно же, ответила «Нет, я сниму на камеру», Инид думала, что задушит ее через экран. Следующий купальник она специально решила надеть в самом конце, потому что тот был ее козырем в рукаве. Он не сильно отличался от второго. Вот только ткани на трусиках в оранжевом комплекте было явно больше, и заканчивалась она почти на боках, а далее шли завязки. Здесь же зеленые веревочки уже начинались на тазобедренных выступающих косточках. Ткань сама была бледно розовой в мелкие красные вишенки. Достаточно милый комплект, но когда она его надевала, то кожа ее пылала так, словно ощущала теплые касания Уэнздей наяву. И самое главное, она перевернула верх купальника, и теперь веревки, предназначенные для шеи, завязывались на спине, а те, что на спине, соответственно, на шее. Очередной лайфхак из просторов интернета сыграл отличную работу на деле. Она вышла полуголая для Уэнздей последний раз и по обычаю прокрутилась на месте. Тазобедренные кости ощущали холодок, перевернутый верх создавал вырез полукругом, открывая взор на грудину. Она широко улыбнулась и заложила руки за спину, запрыгав нетерпеливо на месте. Ну уж этот купальник должен сразить Уэнздей наповал. — Что скажешь, соседка? — спросила радостно Инид, заламывая пальцы за спиной. Девушка до этого смотрела в сторону и одной рукой что-то поправляла на столе. Может листы какие. Она упоминала, что до звонка Инид дописывала главу в книге. Второй рукой она держала кружку и подносила к губам, хмурясь своим мыслям, посетившим голову на время, пока Инид переодевалась. Ее карие глаза метнулись к Инид одним движением, и в самом нелепом клише драматических сериалов ее кисть дрогнула, а кофе, в насмешку к абсурдной ситуации, как в замедленной съемке, полился на колени. — Ох, Уэнздей... — Инид жалостливо вздохнула, когда девушка в манере совсем несвойственной торопливо принялась исправлять ситуацию едва ли не в конвульсивных движениях. Но она совершенно на самом деле ей не сочувствовала, потому что собственные губы, в противоположность поджатым нервно губам, преобразились в хищный оскал. — Нужно быть осторожней. Инид хихикнула, когда Уэнздей, несмотря на свое заалевшее лицо, отправила ей яростный взгляд. — Будешь издеваться, Инид? — Да брось. — Она отмахнулась. — Мне до боли приятно осознавать, что я так на тебя действую. — Я просто… Отвлеклась, — она нерешительно пробормотала и, встав с места, скрылась с поля зрения, при этом чуть не уронив рабочее кресло на пол. Сенсация. Инид стала причиной, из-за которой непробиваемая Уэнздей Аддамс потеряла самообладание настолько, что попала в яро презираемый ею ромком. Задача Инид была выполнена на все сто двадцать процентов. — Теперь удивлять тебя нечем, так что я, пожалуй, сниму этот невероятно привлекательный купальник и помоюсь, черт возьми, потому что у меня уже дергается глаз от того, что я могла подцепить. Со стороны Уэнздей доносились стукающие звуки, она наверняка рыскала в шкафу в поисках замены штанов. — Возбудители ИППП не стойки в окружающей среде, для заражения недостаточно просто померить вещь. Но для успокоения твоих нервов сходить в душ стоит, — ответила приглушенно Уэнздей, гремя пряжкой ремня на фоне. Инид подошла к телефону и села на стул. — Значит, я перезвоню через минут двадцать, хорошо? А ты пока разберись со своей неприятной проблемкой. Она ухмыльнулась и сбросила трубку, не дожидаясь ответа, чувствуя, что ее долг выполнен, а настроение выросло троекратно, стоило только вспомнить потерянное и смущенное выражение лица подруги.

***

Их разговор возобновился через полчаса, Уэнздей сделала ей замечание за опоздание и твердо отклоняла суждение о том, что «минут двадцать» это не ровно двадцать минут. Она бы справилась быстрее, только вот застряла под душем, вспоминая чужие черты лица. Лучше бы она этого не делала. Вода была чуть горячее обычного и сильно расслабляла напряженные мышцы. Ощущение, что этот день длился вечность. Полнолуние, мама, Джейс, непревзойденная растерянность в карих глазах. Инид еще смыла макияж, потому что не хотелось больше носить тональное средство на коже и тушь на ресницах ни минуты. Она чувствовала, как иголки рассыпались по телу, когда она замедляла движения ладоней, смывающих гель для душа. Все начиналось невинно и являлось лишь легким массажем после продолжительного, высасывающего энергию дня. Инид размяла шею, потерла нежную кожу за ушами мокрыми пальцами и изнуренно выдохнула, находя свои действия лечебными. В голове поначалу, как в раздражающем бреду, проносились обрывки фраз и отзвуки душевной боли, смешанные со светлыми чувствами от неожиданной встречи с подругой и наполненного теплом разговора с братом. Постепенно мысли, свербящие головной мозг, затухали, впуская к себе вспышки воспоминаний о веснушечном лице, рдеющего от импровизированного представления с ней в главных ролях. Пальцы скользнули по шее мягким жестом к очертаниям челюсти. Лейка душа направлялась на грудь с сильным напором. Инид подняла ее выше, завела за спину, слегка задев водой край забранных волос на затылке. Солнечное сплетение съежилось в чувствительный комочек, который нельзя было потрогать без болезненного выражения на лице. Инид тяжело вздохнула и откинулась головой на холодную плитку. Глубокий темный взгляд, изгиб спелых губ, поблескивающих от очередного глотка кофе. Рука медленно спускалась вниз, для начала трепетно погладив пространство под грудью, рождая после касаний приятную щекотку. Она не должна этим заниматься сейчас. Мышцы пресса напряглись, словно хотели спрятаться как листья Мимозы стыдливой. — Ее листья быстро сворачиваются, когда их касаются. Эта реакция запускается рецепторами, чувствительными к давлению. — Ты не себя описываешь? Инид прогнала мутные видеокадры, тряхнув головой, когда ладонь заскользила ниже, чтобы робко остановиться между влажных бедер, все еще сохраняющих на себе часть пены. Жарко, стыдно. Но хорошо. Она едва прикасалась к коже, ходила все вокруг до около, прыгая по точкам подушечками мокрых пальцев. Там тепло и влажно. Движение вверх, движение вниз. — Я не цветок, Инид. — Подумай дважды. Боже, она никогда не покинет ее мысли. Грудь Инид поднималась все выше, воздух тяжелый, пропитанный сладким гелем для душа и выделившимися феромонами. Она хотела получить удовольствие. Глаза лениво распахнулись. Она, пребывая в душном дурмане возбуждения и теплого пара от горячей воды, резким беспокойным движением отодвинула шторку. С руки срывались капли на коврик, Инид потянулась к косметичке, лежащей на комоде для ванной. Она выдохнула, чувствуя себя смущенной, потому что в голове, когда она погружала в себя игрушку, был только один человек. — Инид, пожалуйста. Только не сейчас, — прошептала она себе под нос и легла в ванную, которую нагрела струями воды. Но изображение было слишком хорошим, чтобы без труда себя заглушить. Она не хотела возиться с этим долго, потому что время было ограниченным, а заниматься в ванной комнате самоудовлетворением не так комфортно, как на кровати. Пальцы потянулись к кнопке включения, зажали на пару секунд. Игрушка зажужжала. Ох. И два раза, чтобы усилить интенсивность. — Ω Θεέ Μου... Тело выгнулось дугой, будто ребра тянулись к потолку сквозь плоть и кровь. Не думай о ней. Низ живота заныл, и она сжала бедра, стискивая мышцами игрушку внутри теснее. Ноги крупно задрожали. Лицо пылало. Горячая вода из крана лилась прямиком в слив, сменив лейку и наполнив уши более громким белым шумом. Не думай о ней. Ее пальцы с оранжево-малиновыми ногтями превращались в тонкие и мозолистые из-за игры на виолончели, мягко накрывали мокрую остывающую грудь и нежно тянули вверх. Инид приоткрыла рот, наблюдая за чужими руками. Не думай о ней. Ладошка поползла вниз, к кнопкам в фиолетовом силиконе. Представь. — Все нормально, — влажный поцелуй в уголок губ. Голое тело к голому телу. Рука на вибраторе плавно толкала его вперед-назад. Медленно, глубоко, недостаточно. — если я включу или ты… — Да, да, все хорошо. Вторая функция стимуляции. Клитор. Инид схватилась рукой за бортик ванной, раскрыв шире рот, и взвела мокрые концы бровей кверху в безмолвном стоне. Морщинки на лбу как подтверждение состояния на волоске от «маленькой смерти». Выделились вены, костяшки из-за силы побледнели. Когти со скрежетом поцарапали белую эмаль. Уэнздей. Она выдохнула горячее «ох» и сжалась в позе эмбриона, скрестив ноги вместе, насколько это было возможным. Влажные волосы налипли на раскрасневшееся лицо. Ванна в открытых местах остывала, не имея шанса согреться телом. — Сделай… Сделай сильнее. — Где? Твердые соски касались спины, прохладная рука давила на изнывающий от пламени низ живота. — Везде. — Ты уверена? — хрипло спросила Уэнздей. Пухлые губы поцеловали линию начала роста волос на затылке и постепенно спускались ниже. Ток пробежал по всей длине напряженного позвоночника. Поцелуй. Давление на живот всей пятерней. Искры в тазовых костях. Поцелуй. Твердые ласки на груди и пощипывания потемневшей бусины умелыми пальцами. — Да — она тихо всхлипнула, жмуря глаза. Оба режима прибавились выше на уровень. Голые бедра лихорадочно задергались, изображая поступающие движения. — Давай, Инид. Я знаю, что ты близко. Пылкий шепот обжег ушную раковину. Инид захныкала. Пот между ног смешался с естественной влагой. Ей хотелось задержать дыхание, но она усиленно принялась глубоко дышать, чтобы прожить этот яркий оргазм. Изящные пальцы с облупившимся лаком на коротких ноготках. Ямочки на лице от белозубой улыбки. Аккуратная грудь, покрытая черным кружевом, и острые голые ключицы. Голубые туманные глаза уткнулись в стенку ванной из-под полуприкрытых век, пальцы до боли стиснули мягкую грудь. Секунда и ослепительная вспышка. Россыпь раскаленных звезд посыпались на тело. Инид сжалась, задрожала, продолжая крохотные движения бедрами вперед-назад. Ее лицо исказилось на пике наслаждения. Последовали освобождающее кратковременное сокращение мышц и прерывистый высокий стон, постыдно упущенный из пересохших, покусанных губ. — Моя хорошая девочка. — Инид. — М? — Она подпрыгнула на месте и оторопело вернулась в реальность к изображению подруги на экране телефона. — Я говорила о том, что мне уже, к сожалению, пора. — Уэнздей закатила глаза. Она выглядела утомленной, но слабая улыбка и теплый взгляд говорил о том, что если бы не усталость, диалогу не суждено было дойти до конца. — К тому же тебе, вероятно, нужен соответствующий отдых, судя по твоим зевкам каждые две минуты. — Ты считала? — Инид хихикнула, краем глаза замечая свой влюбленный вид в маленьком окошке. Пусть так. — Как бы я узнала тогда? — прямо спросила Уэнздей. Без иронии. Она и вправду считала. Инид потерла горящую от воспоминаний о душе щеку и вздохнула на малость удрученно. За окном стемнело, а розовая лампа с приклеенными намертво бабочками из витражных красок отчетливо выделяла ее непривлекательные шрамы. Она поправила волосы. — Ладно. — Она зевнула, но рассмеялась устало, когда Уэнздей в телефоне показала два пальца с отсутствием какой-либо мимики. Две минуты. — Думаю, мы действительно разговариваем вечность. Слишком много за сегодня успело произойти. К тому же у меня только стемнело, а у тебя уже пару часов назад. Она сделала паузу, волнуясь, что задерживала Уэнздей слишком долго. Но ее глаза загорелись, когда кое-что вспомнила. — Но ты еще ни разу не ответила на мой вопрос. Он будет последним, обещаю. — Инид заломила пальцы на коленях и терпеливо уставилась на подругу. Отметая все произошедшее за день, она все равно забеспокоилась. — Какой, боюсь спросить. — Уэнздей откинулась на спинку стула и наклонила голову вбок. — Ты все еще не ответила, в каком купальнике я смотрюсь лучше. — Уэнздей приподняла бровь. — Ладно, ладно. Какой купальник тебе больше понравился? — И опять выражение ее лица было непроглядным, как пасмурное осеннее небо. Вот только Инид успела его изучить. Она исправилась в последний раз: — Какой купальник меньше всего раздражает твои чувствительные глаза? Уэнздей невероятно тяжело вздохнула и, сложив руки на груди, отвела глаза в сторону. Сердце Инид кольнули иголкой. Ее ладони стали влажными, и стыд от мысли, что она уже Уэнздей конкретно достала, обожгла уши. Инид заерзала на месте и раскрыла рот, но Уэнздей ее опередила, начав говорить. — Если бы я увидела что-то отдаленно похожее в своем гардеробе, это бы отправились в топку, но… — Уэнздей посмотрела Инид прямо в глаза, и взгляд ее смягчился. — Тебе идет каждый. Жар от слов затопил с головы до ног. Улыбка непроизвольно растянула губы, подкрашенные гигиеничкой, и Инид смущенно опустила глаза на пальцы, до этого нервно похрустывающие суставами. Сейчас ее руки лежали в полном покое на персиковых пижамных штанах. — Спасибо, — произнесла она и заправила прядь за ухо, забыв о своих шрамах. — Теперь я спокойна. Спокойной ночи? Уэнздей коротко кивнула и проделала тот же жест с длинной прядью черной челки. Ее темные глаза сверкнули смущением. — Спокойной ночи, Инид.

***

Свет настольной лампы сменился гирляндами, подвешенными над кроватью в виде желтых звездочек. Инид расслабленно лежала на постели, утопая в своем полосатом махровом пледе, и смотрела на ноутбуке реакцию одного стримера на телевизионное шоу. Она слышала отдаленно шум внизу, но он не отвлекал от просмотра, просто был. После того, как они с Уэнздей попрощались, Инид сжалилась над своим желудком и прошмыгнула на кухню. К счастью, там сидел только Коннор и аппетитно поедал лапшу быстрого приготовления, увлеченно смотря что-то на телефоне в наушниках. Он младше на два года и в одиночестве был безобидным. Да, все, кроме Билла, по одиночке были безвредными. Хуже, когда все они собирались вместе. Она спросила, есть ли еще порция, тот, продолжая жевать, кивнул головой, не отрываясь от экрана, и указал пальцем на шкафчик. Поэтому теперь на полу возле кровати стояла пустая тарелка, которую она помоет уже завтра, потому что сил не было никаких. Главное не забыть. Не то мама, если каким-то образом узнает, заведет лекцию о тараканах. А потом о ее отсутствии дисциплины. Следом пойдет тема никудышной хозяйки и так далее, и так далее… Ей до жути хотелось съесть что-нибудь еще, но она прекрасно понимала, к чему это все приведет. Смена кадров. Сендвичи, чипсы, стейк, любые снеки. Больной живот, чувство вины и ужаснейшее настроение. Она давно не там, сейчас она здорова. Но мысли иногда по-прежнему разрушительные. Стример вбросил смешную шутку, и она рассмеялась. Раздался стук. Инид прервалась от просмотра и, помрачнев, скользнула глазами к двери. Слишком поздно для гостей. Ужин прошел, мама точно не зашла бы ее проведать, потому что гордая. Только если отец решил, наконец спросить ее о самочувствии и завести разговор о том, как Эстер ее на самом деле любила, просто не знала, как показать. Ага, как же, папа. Импульс раздражения прошелся по венам, когда она подумала о братьях, которые могли потревожить ее мирное существование из-за просьбы о заряднике. Не дождетесь! — Инид, ты спишь? Назревающий гнев канул в лету. Вся поза расслабилась вместе с опустившимися плечами. Инид выдохнула и откинула мягкое одеяло. — Нет, входи. Парень задумчивым зашел в комнату. В его руках была коробка в крафтовой бумаге, перевязанная бечевкой. Инид заинтересованно уставилась на предмет. — Тут тебе это… Посылка? — Он недоверчиво таращился на содержимое рук, а потом подошел ближе и протянул Инид. — Что? Какая еще посылка? Она поспешно встала с постели и приняла коробку. Покачала в руках, рассмотрела с разных сторон недоумевающими глазами. Не тяжелая, но там что-то негромко прогремело. — Ну, не знаю, наверное записка об отчислении вместе с документами. — Что?! — воскликнула Инид и округлила ошарашенно глаза. Она вытянула руки с испугом, словно там находилась семья пауков с волосатыми лапками. Или мерзкие рыжие усатые тараканы, которыми пугала ее мать. Или мыши… Хотя… Мышек она любила. Но один раз на чердаке встретила серую маленькую мерзавку. Она цапнула ее за руку, когда Инид по своей глупости взяла ту в ладони. Инид никому не рассказала, но во взрослом возрасте у нее волосы вставали дыбом, потому что список болезней от взаимодействия с грызунами был внушительным. Вселенная ее уберегла. Дилан усмехнулся. — Да шучу. Откуда мне знать? Тут только твой адрес. — А почему так поздно? — спросила она растерянно. Оторвавшись от разглядывания, она увидела брата, невербально передающего фразу «Ну ты серьезно» с приподнятой бровью. Вздох покинул легкие. — Ладно, я поняла, ты не знаешь. Парень зашаркал к двери в своих черно-белых шлепанцах «adidas». Ее вытянутые руки потерянно повернулись в его сторону, как если бы ей всучили в руки кряхтящего младенца. Она получала посылки, потому что часто заказывала всякую чушь в интернете, но в последнее время как-то ничего не хотелось, поэтому все карманные деньги были целы. В основном она тратила их на еду. И Уэнздей. — Открой ее в комнате Билла, на случай, если там бомба. — Парень, уже держась за ручку, откинул голову назад и глянул на нее проказливо поиграв бровями. Он сейчас шею свернет в таком положении. — Я в его вонючее логово ни ногой — Инид скривила губы и осторожно поставила посылку на пол, не сводя с нее глаз. Мало ли, вдруг там действительно дожидалась открытия какая-то шалость. — Как знаешь. Парень закатил глаза и покинул комнату. Замок двери щелкнул. Стример на фоне продолжал что-то говорить, а внимание сосредоточилось на неожиданном вечернем сюрпризе. Кто мог ей отослать посылку? Может, она забыла про какую-нибудь покупку на AliExpress? Затерялась на складе на долгое время и вот сейчас пришла. Она не уверена, как это работало. Инид присела на колени лицом к кровати, чтобы не загораживать свет. Было достаточно светло для того, чтобы все хорошенько рассмотреть, незачем включать главный источник, ее гирлянды хорошо справлялись и так. — Ну, что ж… — Она принялась за распаковку, чувствуя, как приятное возбуждение наполняло каждый дюйм кожи под пижамой. Крафтовая бумага без труда распечаталась, не пришлось даже разрывать, Инид оставит ее себе для скрапбукинга. Не пропадать же добру? Когда бумага открыла вид на содержимое и, шурша, отправилась в сторону, глаза взволнованно загорелись. Черная коробка, перевязанная розово-лиловой широкой лентой, выглядела престижно. Как будто в ней лежало дорогое вечернее платье и поверх загадочная записка каллиграфическим почерком. Инид взялась за крышку, задержала дыхание и потянула вверх. В грудной клетке эмоции запенились, как кислая шипучка на языке. Кисло, сладко, вкусно. — О. Боже. Мой. — Ее голос прорезался, но в конце сломался и стал сиплым. Она обводила взглядом содержимое коробки, пока изображение не пошло разводами. Сердцебиение в ушах отдавалось глухим стуком, словно она находилась под водой. Пальцы, удерживающие крышку с атласной лентой, стали тревожно поглаживать края картона. Инид положила ее рядом и трепетно взяла в руки белую карточку с каллиграфической надписью черными чернилами. Ты уже сделала многое, обратившись при всех. Помни о том, что даже когда мы порознь, наши глаза прикованы к одной и той же луне, mon loup. Ох. Она снова собиралась заплакать.