Долг крови

Они снова оказываются лесу, только в этот раз пейзаж уже не радует глаз. Земля почти скрыта под низко стелющейся белесой дымкой. То тут, то там из тумана выступают покрытые темно-зеленым лишайником идеально круглые кольца колодцев, до краев наполненные темной водой. Между ними черные стволы мертвых деревьев тянут такие же голые скрюченные ветви вверх, где они переплетаются со своим зеркальным отражением. Кажется, они попали в иллюзию, где верх почти в точности повторяет пейзаж внизу. Итачи оглядывается, поднимая голову, и понимает, что все наоборот — это он стоит вверх ногами, а внизу Кисаме и Мейли. Оттолкнувшись от поверхности, он прыгает к ним, но вместо привычного стремительного движения полета он словно попадает в вязкий кисель, буквально подвисая в воздухе, а потом все так же резко меняется, и вот он уже стоит рядом с ними. — Нет! Нет! — предостерегающе вскидывает руку Мейли, когда в глазах Учихи активируется шаринган. — Не надо ничего развеивать! Это, тип таво, невежливо. Просто прими, как есть. И, тип таво, не обращай внимания. Осмотревшись, Мейли несколько раз высовывает язык и машет им рукой. — Нам туда! Они идут довольно долго, пока Кисаме не останавливается перед какой-то корягой, задумчиво рассматривая ее. — Солнышко, ты не заплутала? — уточняет мечник. — Позволю себе заметить, это место мы прошли уже раза три точно. — Та не важно, — отмахивается ведьма. — Главное, тип таво, идти. А идем мы правильно, поверь мне, здоровяк! Мейли обворожительно улыбается скептически глядящему на нее Хошигаке, а Итачи замечает, как сбоку от них загораются цепочкой бледные огни, уводя куда-то в туман. — Это что? — Ловушка, — поясняет Мейли, проследив взгляд Итачи. — Если тебе намекают идти налево — иди, тип таво, направо. Говорят, стой — беги. Говорят, беги — готовься драться за свою жизнь. Обычное дело. Нам туда! И дальше они вновь движутся, кажется, по бесконечному кругу, пока не выходят к увитой лианами избушке с прохудившейся соломенной крышей. Полупрозрачная в коричневых разводах рисовая бумага на маленьких квадратных окнах порвана, рейки сломаны. Двери просто нет, но над крышей поднимается дымок. В самом доме сквозь дыры в окнах и стенах можно заметить движение массивной даже не фигуры, а ее тени. — Доставай яйца! — командует Мейли и, подойдя ближе, тоненько зовет. — Госпожа, я Мейли, ваша племянница, дочь славной Пеламиды, вашей любезной сестрицы. Позвольте быть вашей гостьей? Пол тяжело скрипит, когда хозяйка этого места подходит к дверному проему, но не спешит выходить на свет и замирает в тени стен. Однако шиноби все равно отчетливо ощущают на себе чужой недобрый взгляд. — Представьтесь, просите разрешения быть её гостями, — шепотом подсказывает им Мейли. — Я, Учиха Итачи, прошу разрешения быть вашим гостем, — послушно повторяет Итачи. — Я, Хошигаке Кисаме, прошу разрешения быть вашим гостем, — следом за ним представляется мечник. — Прошу, госпожа, примите наш скромный дар, — раболепетно лепечет Мейли и машет рукой Итачи. — Корзинку поставь на землю. Итачи делает шаг вперед и, выполнив распоряжение Мейли, отступает. Тьма за порогом приходит в движение, плавно выплывая на свет. Перед ними громадная старуха, размером превосходящая даже Хошигаке. Толстая и неопрятная, ее редкие седые волосы собраны в неаккуратный пучок на голове. Из одежды на ней только старая рваная юбка, подол которой заткнут за пояс такого же грязного передника. На сморщенной обвислой груди гирлянда бус из пожелтевших бусин. Присмотревшись, Итачи понимает: это не бусины, а зубы, причем большей частью человеческие. Лицо старухи закрыто желтоватой, в разводах треугольной тряпкой, так что виден лишь огромный некрасивый рот с тяжелыми брылями щек. — Я не жду гостей, — скрипуче замечает старуха. — Мы нижайше просим прощения, что потревожили вас, госпожа! — Мейли склоняется в поклоне. — Но мы так нуждаемся в вашей мудрости, госпожа. Простите нам нашу дерзость! Короб с яйцами медленно проседает, пока не скрывается в земле, а затем не появляется прямо у ног старой ведьмы. Та опускается, широко разводя колени, и Итачи старательно следит, чтобы взгляд случайно не скользнул ниже — его не стошнит, конечно, но перспектива созерцать это заставляет мысленно содрогнутся. Кисаме и вовсе непочтительно отворачивается от слишком уж откровенных видов. — Достойный дар, — шипит старуха. — Только лента лишняя. Повисает пауза. — Уберите её! — требует ведьма. — Ну что вы, госпожа, — сладостно с придыханием тянет Мейли, не подымая головы. — Мы же для вас, тип таво, старались. — Хе, — шумно выдыхает старуха. — Что ж, тогда порадуйте хозяйку, гости дорогие, развяжите ленточку! — Конечно, госпожа. Как можно, тип таво, не порадовать столь радушную хозяйку? Если, конечно, мы гости, — чуть подымая голову, Мейли цепко следит за старухой, но не двигается с места. — Гости, гости, — кивает старуха в ответ. — Я прошу вас троих быть моими гостями. — Мы принимаем предложение, — за всех отвечает Мейли. Она уже смело идет к порогу, где приседает, повторяя позу старухи, тянет руку и, дернув за кончик ленты, развязывает подарок, а затем снимает крышку, демонстрируя десяток яиц. Старуха склоняется ниже, перебирая яйца мясистыми пальцами, а потом подхватывает короб, прижимая его к груди, и уходит в дом, лишь мимолетно махнув гостям рукой, приглашая следовать за ней. Внутри избушки нет практически ничего, только очаг с подвешенным над ним огромным кипящим котлом и пучки трав на нитях, развешанные по стенам. Старуха садится к ним спиной возле котла и принимается есть. Высоко задирая голову, она заглатывает яйца одно за другим вместе со скорлупой. Мейли брезгливо кривится, отворачиваясь. Наконец покончив с едой, старуха медленно оборачивается, глядя на гостей через плечо. — Зачем пришли? Выкладывайте! Итачи принимается за рассказ, ведьма слушает, не перебивая. — Я прошу вас помочь мне найти Василиска. Он плохо обошелся со мной, и я хочу отомстить отцу! — Отцу, говоришь? — эхом тянет ведьма. — А кто твой отец? — Мой отец — Василиск, — терпеливо повторяет Итачи. — Но я знал его под именем Фугаку. — Учиха Фугаку, — задумчиво повторяет ведьма. — Я его помню. Он не Василиск. — Но моя матушка, славная Пеламида, сказала, что под видом Фугаку в селении Огня жил Василиск, — продолжая давить улыбку, комментирует Мейли замечание старухи. — Эта слепая дура что-то напутала, — отмахивается от нее старуха. — Поверь мне, девочка, уж я-то смогу отличить одного любовника от другого. И надо отдать должное, этот человечек был куда более умел. Прямо живой огонек. Хороший человечек. Славный. — Простите? — в горле пересыхает так, что голос Итачи звучит хрипло и надрывно. Взгляд скользит по голой сгорбленной спине с нависающими складками кожи, и разум просто отказывается принимать сказанное ведьмой. Стоящий рядом Кисаме просто прикрывает на мгновенье рот ладонью, переводя взгляд то на старую ведьму, то на Итачи, но молчит, не издавая ни звука. — Последний раз я видела Фугаку три года назад, — продолжает старуха. — С тех пор он больше не приходил ко мне. Так кому ты собираешься мстить, мальчик? — Тому, кто должен Нимрогу, — взяв себя в руки, сухо отвечает Итачи. — Мне нужен тот, кому адресовано это письмо. Он достает конверт, в два шага подойдя к старухе. Та так и сидит, не оборачиваясь, и просто протягивает руку, в которую Итачи вкладывает послание. Ведьма некоторое время изучает письмо. — Камигами но чи, значит, — причмокивая, словно пробуя на вкус, повторят ведьма. — Знаешь, что это? — Нет. — Это артефакт, древний, как этот мир. Не буду утомлять вас предысторией, это неважно. Скажу только, что с его помощью можно менять саму суть мироздания. Примечательная вещичка. Чем грозил Повелитель Кошмаров, если не получит свое? — Он обещал уничтожить все, что дорого сердцу моего отца, и выжечь дотла его территорию. И убить моего брата. Ведьма задумчиво скребет шею и молчит. — Еще он сказал, что мой брат ключник. Что это значит? — То, что твой брат — сакральная жертва. Его кровь может открыть заветную дверцу, за которой сокрыто самое дорогое, что есть у Василиска. Но ключей должно быть два. Только соединив их вместе, можно отворить дверь. Дверь откроется, ключники погибнут — такова цена. — Какая дверь? — сердце пропускает удары, но Итачи старается контролировать дыхание, не позволяя ужасу затопить сознание. — Кто может такое знать, кроме самого Василиска? Когда он предал меня ради той девки, она понесла от него двух сыновей. Они стали первыми ключами. После их смерти ключи переходили к сильнейшему их потомку. У каждого из братьев были дети, которые потом образовали великие людские кланы: Учиха, Сенджу, Удзумаки и Хьюга. Итачи замирает, стараясь даже не дышать, пока ведьма неторопливо ведет рассказ: — Кровь Сенджу растворилась в людских войнах, а Учиха, как я слышала, уничтожил ты сам. Удзумаки пали по воле Василиска. Остались Хьюга. — Что значит «пали по воле»? — Когда-то один из их рода — Ашина — пришел ко мне и попросил защиты. Я обучила его и позволила поселится в тени моей мощи. Он стал могучим воином, которому не было равных. Но люди смертны, их век короток. Он предпочел остаться человеком, передавая мои знания своим потомкам, но когда пришло его время — умер. И тогда в селение обманом проник Василиск. В одну ночь он пожрал их всех и разрушил деревню. Я не смогла ему помешать, мой договор закончился вместе со смертью Ашины. — И что делать мне? — даже попытка осознать только что сказанное почти физически сдавливает грудь, не давая кислороду наполнить легкие. — Отправляйся в страну Демонов и ищи Нимрога, мальчик. Он-то точно должен знать, кто его должник. — Прошу прощения, что вмешиваюсь, — подает голос Кисаме. — Но, позвольте, зачем этому Василиску такие сложности? Не поймите неправильно, но приходить сюда просто ради сытного ужина… Не слишком ли велик риск? Кисаме на мгновение замолкает, подбирая слова: — Разгневать вас, госпожа? Это, с вашего позволения замечу, выглядит крайне невежливо! Ведьма дребезжаще смеется. — Какой приятный и вежливый человечек, — ведьма оборачивается сильнее, чтобы внимательнее рассмотреть мечника. — И задает правильные вопросы. Надо же… Откуда ты родом? — Из Скрытого Тумана, — отвечает мечник, но внимательный взгляд Итачи замечает, как натянута становится улыбка напарника. — Вы, прошу прощения, не ответили на мой вопрос. — Все просто. Василиск ищет ключи. Видимо, решил забрать то, что спрятал. И чем меньше вариантов, тем проще их найти. — И что вы хотите за свою помощь мне? — задает следующий вопрос Итачи. — А тебе мало того, что я рассказала? — ведьма снова отворачивается. — Хорошо, я помогу тебе. А взамен я хочу, чтобы ты принес мне сердце той девки — Кагуи Ооцуцуки. — Хотите сказать, та Кагуя все еще жива? — Хошигаки настороженно хмурится. — А с чего ей помирать-то? Она никогда не рождалась в этом мире, а пришла сюда, как прожорливая пиявка. И когда выберется из своей темницы, пожрет весь этот мир. Ее смерть выгодна и вам, и мне. — Где нам ее искать? — Итачи невольно кривит губы в горькой ухмылке. Такая привычная цена— смерть для одних ради жизней других. — Просто делайте свое дело и ждите момента, — смеется в ответ ведьма, — она сама выйдет к вам. Но сначала надо избавится от Василиска, а то как бы наш пылкий влюбленный не бросился снова ее защищать… А я помогу вам попасть в страну Демонов и, когда вы выясните, кто же вам нужен, помогу его найти. На этом все. — Госпожа, — стоявшая мышкой до этого момента Мейли шагает вперед. — Проклятие крови Учиха… Будет некрасиво, если наш герой помрет в процессе, тип таво, не дойдя до цели. — Наглеешь, милочка, — шипит в ответ ведьма, но затем встает. Тяжело перекатываясь с ноги на ногу, ведьма подходит к Итачи, медленно вытягивая руку вперед. Итачи приходится заставить себя замереть, чтобы не отшатнуться от мерзких даже на вид пальцев. Вместо этого он перехватывает чужое запястье. — Кажется, нашему герою и так хорошо, — смеется ведьма, убирая руку. — Он просто плохо обучен, не знает правил и не понимает своей выгоды, — не отступает Мейли. — Нет, девочка, он — Учиха, — отмахивается ведьма, возвращаясь к котлу. — В гордости, упертости и самодурстве с ними могут соперничать только тэнгу. Только они, в отличие от них, разве что смазливенькие. Вернувшись к очагу, ведьма берется за половник, принимается мешать варево. — И все же, госпожа, я говорю о выгоде. Какая разница, что он там себе думает? — Мейли карикатурно закатывает глазки, пожимая плечами. — Главное, ваш, тип таво, выигрыш. Здоровому-то сподручнее чужие сердечки рвать. Эта ваша прошмандовка-то, поди, крутая баба, иначе Василиск бы на нее даже, тип таво, не посмотрел. В избушке резко темнеет, фигура старой ведьмы словно становится больше, а ее голос наоборот глуше: — Следи за языком, милочка, ты здесь в гостях, не забывай. — Простите меня, госпожа, — Мейли опускает глазки в пол и словно сжимается под взглядом старухи, но сдавать позиции не намерена. — И все же… — Нет, — отрезает ведьма, склоняясь над варевом. — С этой задачкой ты и сама прекрасно справляешься. Не все же тебе на всем-то готовеньком жить. Будь добра и сама потрудиться. Идите за огнями. Ведьма небрежно машет в сторону выхода половником, расплескивая по полу капли. Те с шипением высыхают, разъедая доски и оставляя после себя черные пятна. — У меня еще один вопрос, — поддавшись интуиции, продолжает разговор Итачи. — Госпожа, имя Аими вам о чем-нибудь говорит? Ведьма долго молчит, прежде чем ответить: — Не помню, — наконец отвечает ведьма, но в голосе отчетливо слышится насмешка. — Ну так что, гости дорогие, не пора ли вам и честь знать? — Да, нам, тип таво, пора, — подхватывает Мейли. — Когда вы встретили моего отца? — не отступает Итачи, но Мейли вцепляется сзади в его плащ и начинает тащить прочь из избушки. — Все-все, пора уходить! — шипит девчонка за его спиной. — Немедленно! Итачи резко оборачивается, вырывая полы плаща из цепких пальчиков, но этого мгновения достаточно. Избушка пустеет: ни ведьмы, ни котла. — Мда, — смотря на опустевший, потухший очаг, задумчиво произносит Кисаме. — Силен ваш родитель. Уши от комментария напарника вспыхивают огнем, но ни ответить, ни даже бросить грозный взгляд на распоясавшегося мечника Итачи не успевает. Мейли с неожиданной силой тянет их из избушки. — Быстрее, дурачье! Потом поболтаете! Быстрее! Надо уходить! — едва ли не срываясь на скулеж, Мейли толкает их к выходу. Приходится послушаться и, выскочив из избушки, они несутся на пределе скорости. Откровенная паника ведьмы подстегивает сильнее погони. — Не оборачивайтесь! Нельзя! Обернешься — умрешь! — верещит на ходу Мейли, когда Итачи, вырвавшийся вперед, едва начинает движение головой назад. И тут же ее голос перекрывает зычный рык Кисаме: — Мелочь, не отставай! — ответом ему лишь жалобный вой. Ветер свистит в ушах. Но Мейли, хоть и хороша на коротких дистанциях, не способна долго держать скорость. Она отстает, это Итачи понимает, мгновенно просчитывая ситуацию. А мир вокруг начинает трещать, нагоняя их жуткой волной чего-то настолько холодного, что все кругом покрывается коркой инея, заставляющего инстинкты тревожно звенеть: «Быстрее! Быстрее! Беги!». Мейли за спиной взвизгивает особенно звонко. — Держись, мелкая! — рыкает Кисаме, видимо, подхвативший не успевающую за двумя шиноби девчонку. — Дорогу показывай! Не спи! — Налево! — срывающимся голосом откликается Мейли. И Итачи бездумно прыгает в сторону, а в следующий миг словно влетает со всего размаха в невидимое, упругое и липкое полотно. Под его ударом оно натягивается, неприятно облепляя кожу, заставляя рефлекторно напрячься и сгруппироваться для прорыва. Лента на запястье раскаленным обручем на мгновенье обжигает кожу. И с влажным треском реальность рвется, буквально выплевывая его в глухую ночь.