Долг крови

Ожидание затягивалось. По ощущениям, прошло уже около часа, а ворон все не возвращался. Мало того, что Итачи потратил на объяснение задания почти двадцать минут, пока птица сообразила, что от нее хотят. Терпения Итачи было не занимать, но глухое раздражение от факта того, что действие, которое не требовало раньше никаких усилий, превратилось какую-то муторную ерунду, еще долго его не оставляло. Торчать одиноким тополем на краю утеса порядком надоело, и Итачи позволил себе сесть, удобно пристроив скрещенные руки на колени, наблюдая, как солнце неторопливо выкатывает огненно-красный бок из-за горных вершин. Кисаме сидел чуть в стороне, привалившись спиной к гряде и прикрыв глаза, и, кажется, дремал, облокотившись на верную Самехаду. Саске гордым орлом вскочил на один из горных уступов, всем видом демонстрируя пренебрежение их компанией. Самого Итачи тоже начало немилосердно клонить в сон. Стоило ему найти брата и поговорить, как тугая пружина натянутых нервов распрямилась, повиснув благостной безмятежностью. И хотя еще ничего не кончилось, но усталый мозг решил, что с него хватит, и теперь в голове уютным туманом разлилась тишина, пока резкое хриплое «кха» не заставило вздрогнуть. Итачи с удивлением понял, что успел задремать, уткнувшись лбом в предплечья. — Свет дня изгоняет порождения ночи, — глубокомысленно изрекла птица, глядя на хозяина поочередно то одним, то другим глазом. — Куда он ушел? — Холодные и темные пещеры скрывают пожирателей кошмаров. Убежища таятся в дали от глаз не всеведующих. — Нам нужен маяк Баку, на берегу Каиджу. Знаешь, где это? — Обманчив свет во тьме, что влечет к себе на погибель. — Просто покажи в какую сторону идти, — просит Итачи. — Нам надо выйти на побережье к маяку. — Душа людская легко теряется во тьме звериных троп. — Как будто у нас выбор есть, — сладко зевнув, Кисаме с хрустом тянется. — Но если уж тут так легко потеряться, то будь любезен проводить нас. — Свобода выбора — великий дар и проклятие рода людского, — назидательно изрекает ворон, переступая с ноги на ногу. — Нам нужен проводник! — терпеливо настаивает Итачи. — Что ты за это хочешь? — Перед знающим открываются двери, — отчего-то Итачи кажется, будто птица смеется над ними. — И какова цена? — Арахис! — неожиданно коротко отвечает ворон. — Арахис и новые дзори! — У меня нет арахиса, — качает головой головой Итачи. — Есть галеты и сушеное мясо. Будешь? Дзори я тебе куплю, как доберемся до людского поселения. Договорились? Ворон, взмахнув крыльями подскакивает ближе, заинтересованно заглядывая в вещмешок Итачи. Приходится достать угощение, птица придирчиво присматривается, а затем, пару раз клюнув галету, принимается отламывать куски от сухой лепешки. Итачи держит в руках угощение, дожидаясь, пока ворон насытится. Покончив с галетой, птица принимается чистить клюв и наконец снисходит до ответа: — Цена: арахис и дзори! — Не ожидал, что задачка по ориентированию на местности настолько сложна для преступников S-класса, — кривится Саске, наблюдая за кормлением птицы. — Карасу наделен терпением и памятью! — по-хозяйски сунув клюв в мешок, сообщает ворон людям. — Значит, мы договорились, — игнорируя Саске, Итачи обращается к птице. — Продавшим свою жизнь ведьме следует внимательно следить за обещаниями, дабы не пасть жертвой противоречий. — Ведьма мертва! — настораживается Итачи, краем глаза замечая, как подбирается Кисаме. — Договор недействителен. — Тогда нет причин для печалей, и удача не покинет вас. Ворон расправляет крылья. — Выход там, ибо солнце встает на востоке. — Там запад, — фыркает Саске, наблюдая, в какую сторону зовет их птица. — Гордец подобен слепцу, не увидит истины, даже когда она под его носом, — насмешливо откликается ворон. — Карасу выведет из лабиринтов разума, а взамен, ребенок расскажет, зачем пошел за чужим хвостом в пряничный домик. — Договорились, — кивает Итачи, мрачно усмехаясь.

***

Ворон вел их через горы, не выбирая троп. Солнце поднялось высоко, но туман так и не рассеялся, окутывая молочно-сизой дымкой высокие разлапистые сосны, что кривыми корнями упорно цеплялись за горные выступы. Скалы все чаще покрывал мягкий узорный ковер из разнообразных лишайников всех оттенков серо-зеленого, а ветви деревьев путались в тонких буро-седых клоках уснея, при беглом взгляде скорее напоминавшего меха неведомого животного, чем растения. Но в целом местность казалась вполне обычной. Разве что мошки, которая обязана была обитать тут, не было. Да и других птиц, кроме их ворона, или животных они тоже не встретили. Только вот все чаще начали попадаться прибитые к стволам деревьев черепа разнообразных животных. В основном то были олени, кажется, козы и зайцы. Реже встречались черепа волков или собак и лис. — Не оборачивайся назад! — заметив, что Саске настороженно поглядывает по сторонам, предупреждает брата Итачи. Саске фыркает, одарив в ответ старшего злобным прищуром. Итачи сам не знает, насколько это важно тут, но лучше перестраховаться, и, подумав добавляет, переживая, что брат из упрямства нарушит запрет: — Пожалуйста. Это важно. Брат скашивает темный нечитаемый взгляд и ускоряется, обгоняя наемников. Так они двигаются до полудня. Короткий привал, на котором Итачи снова делит свой паек с Саске. Кисаме непривычно молчит, и это молчание едва ли не давит на уши. Даже странно насколько он привык к монологам напарника. Саске жует свою часть, изредка посматривая то на небо, то на окружающий их лес, но пока, хвала Ками, не задает вопросов, почему полуденное солнце расположено на небосводе совсем не там, где ему полагается быть природой. Меж камней появляется легкое движение. Нечто маленькое и бледное прячется среди мхов, то исчезая, то вновь появляясь, постепенно приближаясь к расположившимся на привал людям. Прикрыв глаза, Итачи следит за существом из-под опущенных ресниц. По тому, как на мгновение замер Саске и затем с удвоенным рвением принялся жевать, Итачи понимает, что брат тоже заметил существо, как и его напарник, хотя тот куда успешнее Саске скрывает свое внимание. А существо, осмелев и привстав на задние лапки, подбирается все ближе к отдыхающему Кисаме. Непропорционально большая голова неправильной формы, ни носа, ни ушей у него нет. Вместо глаз и рта три почти одинаковых черных провала. Размером оно чуть меньше новорожденного ребенка. Существо не кажется опасным. Кодама?! Итачи вспоминает название существа из старых поверий. Неужели они встретили настоящего духа леса? Существо между тем совсем осмелев, тянет беспалую ручку к сумке мечника. Но в последний момент Кисаме прихлопывает широкой ладонью свой вещмешок и, резко обернувшись, клацает заточенным зубами. Кодама мгновенно отскакивает от мечника, опускаясь на четыре конечности, но не бежит, а скалится в ответ, показывая не менее впечатляющий набор заостренных зубов, чем у нукенина Тумана. — Встретить одного — удача, но стаю — смерть! — хрипло возвещает с ближайшей сосны ворон, наблюдая за их гостем. И в следующий миг существо издает пронзительный крик, эхом прокатившийся по горному лесу. Вокруг начинается шевеление, лес оживает. Словно каждая кочка, каждый корень скрывал за собой существо, подобное этому. Шиноби вскакивают на ноги, оглядываясь. Они окружены множеством бледных тварей. Те пока смирные, просто смотрят своими темными провалами глаз на людей. Но вот по рядам кодама разносится шелест, и они начинают открывать провалы ртов, демонстрируя остро заточенные зубы, особенно ярко выделяющихся на фоне черноты их глоток. — Не в силах смертных победить голодный лес, — предупреждает ворон, взлетая с ветки и делая круг над полянкой. — Бегите! — Катон! Сдвоенный крик братьев летит ему вслед, и с сухим треском жаркое пламя высвобожденной чакры охватывает деревья, расчищая путь для шиноби. Все трое почти одновременно прыгают сквозь огонь. На мгновение легкие опаляет раскаленный воздух, ветер беспощадно бросает в лицо еще горящие искры. А лес хищно гудит вокруг, цепляясь за одежду ветвями, и силится сбросить их на землю. — Саске, экономь чакру! — оценив обстановку останавливает от следующего удара Саске Итачи. — По очереди! Катон! В этот раз брат не тратит время на гневные взгляды и первым влетает в огненное облако Итачи, из которого тут же слышится звонкий голос младшего Учиха: — Катон! Теперь уже Итачи ускоряется, чтобы расчистить им путь. От дыма слезятся глаза, небо заволокло едкой чернотой. Лишь каким-то чудом удается не потеряться в горящем аду, в который превращается лес под действием клановых техник Учиха. Крик ворона ведет их через хищный лес. Сбоку на Итачи бросается один из духов, выскочив прямо из горящего ствола сосны и метя вцепиться куда-то в бок, но не долетает. Его перехватывает широкое лезвие Самехады. Вот только от нанесенной легендарным мечом раны существо лопается, словно разорванный в клочья пакет молока, разлетаясь белыми тяжелыми каплями. Итачи не тратит время на защиту, оставляя их спины навыкам Кисаме, а сам вновь активирует гоокакью но дзюцу. Время растягивается в бесконечность прыжков и атак, постепенно вымывая силы, и вот уже паузы между техниками Саске становятся больше, а его самого начинает пошатывать. Геннин, даже самый талантливый и умелый, не сможет долго держаться на уровне опытных джоунинов. Хотя уровень навыков Саске скорее уже на уровне чуунина, отстраненно поправляет себя Итачи, но все равно этого мало. А лес все не кончается, воет и трещит вокруг них, налетая порывами раскаленного ветра, выгибает ветви строптивыми дугами, ускользая прямо из-под ног, хлещет колючими иглами по глазам. Но вот в клубах дыма брезжит свет. Еще один рывок — и они прорвались. Люди, с ног до головы покрытые копотью, в подпаленной одежде выскакивают из горящего леса на каменистый голый утес. Соленый холодный ветер остужает их лица, позволяя наконец вдохнуть чистый воздух полной грудью. Впереди лишь темная гладь океана. Сбоку виднеется вереница знакомых торри и темный шпиль маяка. Итачи прикрывает глаза, давая себе паузу на отдых. Рядом заходится в кашле Саске — видно, что брат держится лишь на голом упрямстве. Его пошатывает, и он хмурится, пытаясь выровнять дыхание. И все же Саске гордо выпрямляется, игнорируя собственную слабость. Кисаме тоже сильно раздувает ноздри при каждом вдохе, но это скорее связано с тем, что туманнику просто нравится морской воздух. — И возрадуется сердце окончанию пути! Итачи протягивает руку подлетевшему ворону. — Но сия юдоль не место для откровений, — усевшись на предплечье, птица склоняет голову набок. — Помни о долге, ребенок! И взмахнув крыльями, исчезает с легким хлопком. Отдышавшись, они спускаются к началу каменной лестницы и останавливаются, переглядываясь. Саске некоторое время смотрит на сосредоточенных спутников, что не спешат входить под аркаду торри. Затем тоже начинает подозрительно щуриться и даже активирует шаринган. — Итачи-сан, а у вас еще леденцы остались? — уточняет Кисаме, гладя на хмурящегося напарника. — Нет. — Мелкий? Саске не реагирует на обращение. Кисаме терпеливо вносит уточнение: — У тебя случайно нет конфет с собой? — Нет! — снисходит до ответа Саске, недоверчиво приподняв брови и даже не делая себе труда маскировать презрительную усмешку. — Плохо, — вздыхает мечник. — Какие у нас еще есть варианты? — Вам зачем? —наконец все же проявляет любопытство Саске. — Местная традиция, приносить хозяину дома подарок, — поясняет Итачи, предвосхищая возмущения брата. — Это обязательно. — Вы два преступника, убийцы и предатели, — напоминает Саске. — А ведете себя, как два придурка! С этими словами Саске разворачивается и начинает подъем. — Саске! — гневно окликает Итачи, но брат его игнорирует, даже не сбавляя шага. Приходится идти следом. С тяжелым сердцем Итачи подымается за Саске, но как и в прошлый раз хозяин выходит их встречать. Баку стоит у последних торри, задорно закинув монашеский посох на плечи и следя за поднимающимся гостями. — Приветствую вас, добрые путники, — с легким прищуром Баку следит за приближением Саске. Тот тоже останавливается, скрещивая руки на груди, и, склонив голову, прячет лицо под капюшоном. — И тебе доброго дня… Прости, запамятовал твое имя, — откликается следующий за братьями Кисаме, виновато улыбаясь. — Напомни пожалуйста. — А оно вам зачем? — щурится Баку, только вот глаза его смотрят холодно и цепко. — Договоров я с вами заключать не собираюсь, так что хватит с вас и имени Рода. Так с чем пожаловали-то? — Ты нам должен, — напоминает Итачи. — Помоги нам добраться до страны Огня, и мы в расчете. — А девку-то свою чего не попросите? А-ли не сдюжит? — начинает было Баку, но затем, вытянув шею, сильнее втягивает воздух носом и вдруг широко улыбается. — Ба, да это не девка! — Это неважно! — начинает было Итачи. Но Баку отмахивается и, улыбнувшись, шагает им навстречу. — Да ладно вам, люди добрые, что вы так, — взгляд голубых глаз теплеет, и угроза, что чуялась в его фигуре еще минуту назад, исчезает. — Отчего же таким хорошим людям-то не помочь. Куда вам, вы говорите? — В Коноху! — сухо бросает Саске, опережая Итачи. — Да без вопросов, — кивает Баку и приглашающе машет им рукой, указывая на место рядом с собой. — Идите сюда. Ща все сделаем в лучшем виде! — А почему не в дом? — уточняет Кисаме. — А какая разница? — суетно отмахивается Баку и тут же поясняет. — Никакой! Люди проходят последние ворота, и Баку шагает им навстречу. Затем монах, задорно улыбнувшись, оборачивается, хитро подмигнув наемникам, и ударяет три раза посохом о боковую колонну основание нэмаки. Кольца тонко звякают на навершии посоха. В миг реальность идет рябью и вместо уходящей вниз каменных ступенях перед ними оказывается проход у темноту. — Это, простите, куда вы нас? — не торопится в открывшийся портал мечник. — Это я вас к моему контрактнику, — пожимает плечами Баку. — Хороший, надежный мужик. Добрейшей души человек. Единственное — не пьет, не курит, по продажным женщинам не ходит, еще бы народ не резал в таких количествах ва-абще был бы святым. Но с вашей профессией это не реально. Не переживайте, портал устойчивый. Ну, не стоим — не стоим, проходим! Присмотревшись, Итачи и правда, замечает элементы традиционной обстановки в темноте. Короткий шаг — и он стоит в чужой комнате, следом за ним проходит Кисаме и тут же глухо ругается под глухой стук и скрежет дерева. Кажется, мечник случайно налетел на низенький столик в темноте. Итачи удивленно косится на напарника, такая неаккуратность для человека его уровня недопустима. Саске проходит мимо, едва покосившись на недовольно хмурящегося Кисаме, умудрясь вложить в этот взгляд все свое недоумение и степень разочарования. Итачи замирает - настолько сейчас Саске напоминает ему отца, когда кто-то не оправдывал его ожиданий или требований. Баку входит последним, и свет, попадавший в комнату с другой стороны, гаснет. Слышно, как их проводник проходит по комнате, чем-то шуршит в темноте и наконец зажигает свечи. Теплый огонек освещает скромную спальню в традиционном стиле. Низкий столик, о который споткнулся Кисаме, рядом дзабутон. Слева расположена токонама со свитком кандзи «Долг», под ним на возвышении подставка с катаной и вакидзаши. На полу в центре комнаты приготовленный для сна футон. Баку по-хозяйски уверенно сдвигает дверцу осиирэ, принимаясь что-то искать на полках. — Ну вот и все, — не отрываясь от поисков, объявляет Баку. — Это ваша Коноха. Мы в расчете! Итачи осматривается, проходясь по комнате. На столике письменные принадлежности, ими недавно пользовались, но никаких документов на столе. В углу трехногая жаровня, чайник и забытая хозяином пиала. Это единственная небрежность в комнате, и Итачи не может отделаться от ощущения, что чашечка оставлена не просто так. На полках осиирэ тоже идеальный порядок: пара комплектов одежды на одной полке, выше стойка для свитков и несколько коробок, в которых и роется Баку. Обычная, ничем непримечательная спальня. Разве что окон нет. И все же атмосфера у места плотная, тяжелая и как-то душно что ли. За стеной едва уловимо раздаются шаркающие шаги и легких стук. Отчего-то Итачи становится неуютно настолько, что, будь такая возможность, он бы наверное предпочел выскочить обратно в портал, лишь бы не встречаться с хозяином этой комнаты. Кисаме тоже проходится по комнате и оборачивается ко входу в спальню. Саске, сложив руки на груди, а затем чуть заметно клонив голову набок, видимо, тоже прислушивается к шагам за стеной. Вот фасума сдвигаются, и на пороге застывает хозяин комнаты. Пару секунд Данзо молча осматривает нежданных гостей, а затем останавливает взгляд на роющемся в его вещах Баку. Последний на мгновение оборачивается через плечо и, коротко кивнув, возвращается к своему занятию. — Нижняя полка слева, — скептически скирившись, подсказывает Данзо. Баку в ответ широко улыбается и, с трудом присев, выуживает с нужной полки бумажный пакет. Принюхивается к содержимому и, довольно крякнув, кивает: — Мандаринки! Спелые! — сделав умильную рожу, Баку любовно смотрит на своего «хозяина». — Кстати, Данзо-сама, достаньте мне ещё литров пять спирта. — Ещё? — подозрительно щурится начальник контрразведки Листа. — Что ты с ним делаешь? Пьешь?! — Что вы?! — возмущенно вскидывается Баку, возводя глаза к небу и складывая руки в гасё. — Я же святое существо, кроткий посланник богов, защитник людей. Я пью лишь капельку благословенной Ками росы и энергиею вселенной. Но, кажется, на Данзо это не производит впечатления. Впрочем, Баку недоверие Шимуры не смущает, но, не выдержав затянувшейся паузы, он все с тем же благостным видом весомо добавляет: — Это для научных изысканий! Данзо щурится, чуть клоня голову на бок. Верный признак сомнения и недоверия, после которого на головы нерадивых подчиненных обычно прилетали угрозы. Но тут в диалог вмешивается Кисаме: — А, вы, Баку-сама, какой спирт для своих изысканий пользуете? — уточняет мечник. — Я бы вам настоятельно рекомендовал отдать предпочтение медицинскому! — А что, бывают разные? — заинтересованно оборачивается монах. — Да, например, технический. И поверьте, разница есть! Данзо следит за гостями, а потом сухо стукает тростью. — Про спирт забудь! — проходясь по своей спальне, ворчит Шимура. — А то уже слухи идут, что у меня тут не тайный отдел тактики и убийств, а подпольный винзавод. Глава контразведки степенно усаживается спиной к токонома и обводит гостей мрачным взглядом: — Ну? — кивает Шимура, и Итачи кажется, что вопрос адресован именно ему. Стоять напротив бывшего начальника непривычно, особенно неловко от того, что стоит он в спальне главы Корня. — Чем обязан визиту?