Долг крови

В этот раз Мейли приходит в открытую, скрипнув тяжелой дверью, когда Итачи уже лежит в постеле. Забирается на кровать и принимается распутывать ленты в волосах, что-то мурлыкая себе под нос. Итачи отворачивается, натягивая одеяло на плечо. Все что ему сейчас хочется, это побыть в одиночестве. Чужое присутствие раздражает необходимость держать лицо, играть какую-то очередную глупую роль, когда хочется просто взвыть от бессилия. Мейли укладывается нагло дергая одеяло на себя. Итачи упирается, перехватывая свой край. Да, правильнее и логичнее уступить, просто встать и уйти оставив ведьму одну. Но почему он?! Почему он всегда должен уступать, отдавать все до последнего другим? Неужели он не заслужил даже такой малости, как нормально поспать в чистой постели?! Резко сев, он оборачивается к ведьме. Та уже успела завернутся в одеяло, как в кокон, и немнее возмущенно глядит на Итачи, словно это он отбирает у нее злосчастное одеяло. — Проваливай! — Итачи глазами указывает на дверь. — Чёй та? — насупливается ведьма. — Мне тут хорошо. — Тебе выделили комнату, иди туда! — Зачем? — Ты мне мешаешь! — Твои проблемы, — легкомысленно пожимает плечами Мейли. — Можешь лечь на полу. А мне тут нравится. — Залезать в кровать к мужчине может быть опасно, — заходит с другой стороны Итачи. — В смысле? — зависнув на пару секунд наконец уточняет Мейли то ли не понимая намека, то ли делая вид что не понимает. — Твоя репутация может пострадать. — Чё ей страдать та? — заливается громким смехом Мейли, отворачиваясь от Итачи на бок. — И потом твоя кровать для любой девушки, тип таво, самое безопасное место. Ты ж мало того что девственник, так еще и блаженный на всю голову. Сладко зевнув ведьма невнятно продолжает: — Твой братишка в этом плане и то подкованнее… так что хватит выделываться, ложись спать. Злость бьет в голову. У него никогда не будет семьи, любимой девушки, детей. И даже не потому, что он своими руками определил свою судьбу. А потому что им просто воспользовались, воспользовались его преданностью деревне, его жалостью к не в чем неповинным жителям, его любовью к младшему брату. Кири не собиралась нападать, клан толкали к перевороту, только для того чтобы создать нужные условия, чтобы он согласился. Все ложь! А он глупец! И спелепц! Возможно, даже чертов Данзо был в сговоре, потому и не позволил Шисуи применить на отца Котоамацуками, ему нужна была эта резня, потому что нужны были жертвы или чтобы устранить возможную угрозу власти со стороны сильного клана. И решить таким образом земельный вопрос. Не было выбора, была лишь его иллюзия. Остается только вопрос: насколько сейчас реальна угроза уничтожения Конохи или это очередной блеф, чтобы заставить его лечь под нож добровольно. Задумавшись Итачи отсаживается на край кровати, выстраивая заново схемы и логические связки, проверяя противоречия. Мейли за его спиной вылазит из своего кокона и помявшись подбирается ближе. — Слушай, — начинает ведьма почти робко поглаживая его по плечу пальцем. — Ну ты, тип таво, это не обижайся, да? Я глупость сказала! Конечно, у тебя все впорядке по этой части. Никакой ты не блаженный, просто думаешь всякого много. Интересы там у тебя другие… Он ее почти не слушает. А Мейли продолжает болтать уже откровеннее наваливаясь на спину. — Ну хочешь, я тебя поцелую? Не так обидно, тип таво, помирать будет. В ответный взгляд Итачи пытается вложить и сам не знает что. Он устал быть разменной фигурой в чужих играх. И все эти глупости ему к чему? Нормальной жизни у него не было, нет и не будет. — Да, ладно тебе упиратся, — превесившись ведьма заглядывает ему в лицо. — Хоть будешь знать, тип таво, что это такое. Верность и целомудрие хранить тебе все равно некому. Да и смысл? Твоя жизнь скоро оборвется и в ней столько боли, почему бы не воспользоваться шансом? Мне не жалко, а тебе, тип таво, какое-никакое удовольствие. Будет хоть о чем вспомнить перед смертью. Жестокие слова Мейли падают в душу, словно на дно темного и пустого колодца, от них гадко и душно. Ведьма забирается к нему на колени и поерзав, широко разводит бедра притираясь плотнее. — Ну? — склонив голову набок уточняет она. — Че решил то? Руки Итачи аккуратно ложатся на бедра Мейли. В конце-концов она не проститутка, к которым брезгливо прикасаться, и не честная девушка, которой совесть не позволит подарить напрасных надежд. Просто чудовище, лишь внешне напоминающее женщину. Голодная и ненастыная тварь. Итачи прикрывает глаза и тянется вверх к лицу Мейли. И все же в чем-то это чудовище право, может же быть у него хоть что-то, о чем можно будет вспомнить, кроме долга и обязательств. Первый в его жизни поцелуй получается робким и невесомым, как взмах крыла бабочки. Но Мейли быстро перехватывает инициативу, у нее жадные, мягкие губы, а горячий верткий язык легко проникает ему в рот. Он быстро подстраивается под ее напор. И второй поцелуй становится влажным и долгим. Можно не открывать глаз и представить на месте Мейли кого угодно, но воображение пасует. Ведьма настырна и извивается всем телом в его руках, не зная стеснения. Откинувшись на спину он утягивает ее за собой, позволяя улечься на нем. Мейли сосказывает губами на подбородок, вылизывает шею, то и дело чувствительно прикусывая. Руки Итачи гладят спину, отслеживая плавные изгибы, забираются под невыносимо пошлый топ. Все это похоже на какую-то безумную фантазию, один из снов, что изредка тревожили его когда-то. Впрочем тогда фантазии не заходили дальше взяться за руку или поцелуев. Сейчас же Итачи чувствует нарастающее возбуждение. Любопытство и собственная смелость туманят голову, заставляя срываться дыхание. Но лежать под девчонкой Итачи не намерен. Инстинкты требуют другого: действия… силы… смять - подчинить. И плотнее стиснув Мейли в объятиях одним движением он опрокидывает ее на спину, наваливаясь сверху. Чужие ловкие пальчики тянут его футболку. Чуть приподнявшись он скидывает ее сам, пока Мейли синхронно с ним сдергивает свой розовый топ через голову. На мгновение он замирает, рассматривая ведьму. У Мейли маленькая почти плоская грудь, с задорно торчащими в разные стороны сосками, а сама она выглядит слишком худенькой. Кажется стоит ему лечь сверху он просто раздавит девчонку. Вот только глаза смотрят на него пристально и жадно. А перекрещенные на его пояснице ноги настойчиво давят, вынуждая опустится вниз. Притереться кожа к коже, мимоходом поймав удивленную мысль насколько кожа Мейли мягче его. Задвинуть бедрами, чтобы даже сквозь ткань почувствовать, как горячо между ног Мейли. Мейли улыбается и вновь тянется за поцелуем и Итачи, как в омут ныряет в эту безумную страсть. Отбрасывая тревожную тень сомнений, что никак желает его покидать даже сейчас. И все же что-то настырно тревожит его, заставляя поднять голову, разрывая поцелуй. Но Мейли перехватывает его, тянет к себе, поддталкивая к своей груди. Затаив дыхание Итачи открывает рот, обхватывая отчего-то задрожавшими губами сосок, втягивает, пока его ладонь сминает вторую грудь. Боги, до чего же это приятно. Мейли елозит под ним, извиваясь и пытается стянуть с себя штаны. Приходится притормозить, чтобы помочь ей. И тут же узкая ладошка забирается уже в его штаны, ловкими пальчиками плотно обхватывая его. И от этого темнеет в глазах и дыхание сбивается на стон. Вверх, вниз и снова вверх Мейли ласкает его рукой, жадно ловя его губы. Тянет за собой на кровать. Заставляет лечь и тут же забирается сверху, седлая. Приподнимается и помогая себе рукой вновь опускается, позволяя Итачи следить, как она медленно принимает его. Слов не хватает, чтобы описать ощущения, его словно затягивает внутрь, опаляя и плотно стискивая мягкой, влажной плотью. Кажется, только от одного этого можно сойти с ума, но Мейли крутит бедрами, выгибается, рождая внутри себя тугую волну, что словно кольцами опоясывает его, мягко сжимая. И вот это уже вытерпеть нет никаких сил. Глаза закатываются сами собой, и Итачи поддает бедрами, вбиваясь глубже. Еще и еще. Сильнее и глубже. Не возможно просто лежать, нестерпимо хочется движения, хочется быть сверху, но и остановить Мейли сил нет. Девушка почти не двигается, но внутри нее ураган, целая вселенная, сворачивающаяся ненасытной черной дырой. Спину выгибает дугой, заставляя с хрипом хватать воздух широко открытым ртом. И в этот момент, когда мир сужается в точку, на грудь прямо напротив сердца с размаху опускается чужая жесткая ладонь. И ещё одна на лоб, пальцы грубо и жестко фиксируют голову. А его рот накрывают чужие тонкие губы, резко выдыхая. Внутри белоснежной вспышкой, взрывается сверхновая. Разум туманит оргазм. А на периферии, сквозь вату в ушах, слышится крик. Едва зрение обретает четкость, перед глазами мелькает почти испуганное лицо Саске. Мейли же буквально слетает с него. Грубый рев неожиданно складывается в брань Кисаме. — Что здесь, блять, происходит?! — гневный окрик мечника гремит по залу, отражаясь от стен. — Это не твое дело! — отскочив от кровати на несколько шагов, Саске холодно смотрит на нукенина, только на скулах горит предательский румянец. Мейли по-тихому скатываеться с кровати и прячется за ее краем. Итачи оглядывается, в поисках чем прикрыться. Но из-за ширины кровати до одеяла не дотянутся, а его футболка на полу, приходится просто потянуть на себя простынь. Стыдно до омерзения. Между тем, смерив застывшего статуей младшего Учиху, Кисаме решает не терять времени на упрямство мстителя и переключается на более болтливую ведьму. Обогнув кровать он едва успевает, перехватить уползающую под кровать девчонку. — Куда?! А ну вылазь! — запустив ручищу следом, мечник выдергивает упирающуюся ведьму за ногу, отшвыривая ее к стене. Итачи буквально заставляет себя повернуть голову, пытась встретится взглядом с отото. Но брат не отвечает, смотрит прямо, уцепившись взглядом за фигуру мечника. Только щеки пылают да уши маковым цветом, особенно отчетливо на фоне общей бледности Саске и лихорадочного блеска глаз. Он был тут все время, запоздало доходит до Итачи, стоял и смотрел. Это его внимание он ощущал и потом. В этом должен быть какой-то смысл, но вместо нормального анализа в голове крутится только: боги, как же ему стыдно! —Так, Солнышко, ты мне сейчас все очень подробно расскажешь, — вкрадчиво говорит Кисаме, присев рядом с Мейли на корточки. — Иначе, я возьму ремень и отстегаю тебя им по жопе! — Но ты не можешь причинить мне вреда! — пытается увильнуть от расправы Мейли. — Нет, вреда не могу, — соглашается мечник. — Но ремень это не для вреда, а для пользы. Твоей пользы! — Это, тип таво, как? — теряется девушка. — От ремня по жопе только польза бывает, — уверенно убеждает ее Кисаме. — От него в голове мозгов резко прибавляется. Поверь, солнышко, безотказный метод!... Так что у вас тут за оргия происходила? — Это не оргия! Это, тип таво, для пользы! — Какой пользы и чьей? — Для всех! — девушка делает широкий жест, обводя рукой круг. — Для нашей пользы. Мы с Саске-куном хотели спасти Итачи! — Как? Выебав? Саске за его спиной сопит, но молчит. — Нет, мы ему печать хотели на сердце поставить, ну чтобы Итачи к Нимрогу сам не ходил, а стремился выжить и найти способ от этой дряни, тип таво, избавится. Это же хорошо? — Я даже не буду спрашивать, кто из вас двоих до этого дерьма додумался! — вздыхает Кисаме, оглядываясь через плечо на Саске. — Вон отсюда оба! И барахло свое подбери! Мейли, проскользнув мимо мечника, шустро подбирает ворох лет. — Я имел ввиду: штаны забери! — рычит на нее Кисаме. — Как отменить технику? — хрипло спрашивает Итачи, ловя себя на том, что продолжает бездумно комкать простынь на бедрах и заставляет пальцы разжаться. — Никак, — в ответ зло огрызается Саске. — Любую технику можно отменить, разрушить или обойти, — повторяет слова Юнхуа Кисаме, мимоходом подхватывая и набрасывая на Итачи одеяло. — У меня только один вопрос: как ты вообще, дебил малолетний, на такое решился? Ладно она, там мозги по другому устроены. Но у тебя то совесть есть?! — Можно подумать, он меня много спрашивал? — не в попад огрызается Саске. — Вон отсюда! — в ответ рыкает Кисаме, и задает младшему Учихе направление резким кивком головы. — Техника, — начинает было Итачи. Но Кисаме прерывает его: — Завтра разберемся. На сегодня приключений хватит! Уже у самых дверей Саске все же решается обернутся. Вот только прочитать его взгляд у Итачи не получается толком, слишком много в нем намешано всего. Кисаме еще какое-то время меряет шагами комнату, а потом резко садится на край кровати спиной к Итачи. — Предвосхищая ваш комментарий, я с ним даже соглашусь, — аккуратно начинает мечник. — Да, это не мое дело. И все же, прошу прощение за резкость, вы чем думали?! Нас же предупреждали, не пускать эту тварь в постель! Итачи молчит, оправдываться глупо, а спихивать всю вину на Мейли еще и низко. Кисаме коротко оборачивается и покачав головой продолжает. — Ладно. Ничего прямо уж такого из ряда вон не произошло. С каждым может такое случится. Никакой выдержки не хватит, если у тебя перед носом постоянно будут жопой вертеть. Это нормально. Бывает. Мечник делает паузу и потом продолжает: — Но я бы хотел вас попросить, — Кисаме сбивается, цыкая зубами. — Точнее я бы вам настоятельно рекомендовал. Как только мы отсюда выберемся, сходить, скажем так, перекрыть данный опыт в ближайшем городе с нормальными девочками. Итачи бросает настороженный взгляд на напарника. А Кисаме спешит пояснить. — Как я предполагаю, это ваш первый опыт. И тут как, простите, с лошадьми, если первый раз упал из седла, необходимо сразу сесть обратно. Человеческая психология она довольно своеобразна, хотя в некоторых вещах и до смешного примитивна. Первый опыт он дает довольно яркие ощущения, достаточно серьезную эмоциональную встряску и некоторую привязанность что ли. И вот чтобы этой привязанности не возникло, лучше добавить разнообразия, увеличив выборку. Я достаточно понятно выразился? — Ты предлагаешь мне сходить в бордель? — Да! И не забывайте про контрацепцию. Поверьте, проще воспользоваться презервативом, чем потом лечить последствия. Итачи кивает, хотя сидящий к нему спиной напарник вряд ли это увидит. Но согласится вслух сил нет. Кисаме кивает сам, то ли уловив настроение Учихи, то ли своим мыслям. И встает. — Кисаме-сан, — все таки решается обратится к нему Итачи. — У меня тоже есть просьба к вам. — Да? — Вы бы не могли оставить мне на эту ночь вашу Самехаду? — Зачем? — настораживается Хошигаки, подозрительно поглядывая на смущенного Учиху. — Мейли боится твоего меча, — скупо поясняет Итачи. Кисаме некоторое время думает над словами Итачи, а потом кивает и уходит. Впрочем, быстро возвращается вместе со своими вещами, одеялом и мечом. У Итачи хватает времи только разве что одется. Порывшись в рюкзаке мечник достает оттуда пачку листов с печатями. Итачи наблюдающий за действиями напарника узнает их — это печати Баку. Повесив печать на дверь, Кисаме активирует знак и довольный делает пару шагов назад, ухмыляясь. — Не знаю сработает ли это тут, но, как по мне, лучше перестраховаться, — делится мыслями мечник. — А то признаться честно, я тоже в своих силах отбится от местных… кым… обитательниц не уверен… особенно после последнего инцидента. Вы не возражаете? Итачи качает головой, следя как напарник, подумав добавляет еще одну печать уже на вторую створку. Когда Кисаме занимает вторую половину кровати, Итачи все же решается уточнить: — О каком инцинденте ты говорил? — А? — переспрашивает мечник, но потом видимо решает не разыгрывать непонимание вопроса и отвечает. — Там в зале, когда я относил эти яйца… блять! В общем мне там весьма интересные виды показали. И при таких вводных я совсем не горю желанием проверять насколько у меня хватит выдержки, чтобы отказаться от такого предложения. Особенно если дама будет настойчива… Мудрец… да… Некоторое время они молчат. А потом усталость все же берет свое.