Долг крови

— Солнышко, — зовет идущую впереди Мейли Кисаме. — Притормози. Та недовольно ежится под унылым дождем, кутаясь в свою курточку. Выглядит девченка взъерошенной и жалкой. Но удивительное дело, в этот раз ведьма даже не попыталась отжать у них одежду. — Я хотел тебя предупредить, — поравнявшись с ней Кисаме останавливается. — Дальше мы входим на территорию Амэгакурэ. Там нельзя охотится, ты поняла меня? Постарайся вести себя тихо, скромно, не привлекать внимание. Мы представим тебя, как важную свидетельницу, а ты молчи, говорить будешь, только если тебя о чем-то спросят. Хорошо? — Ладно, — морщит нос ведьма, но кивает. И в следующий момент Мейли хватается за подол плаща Кисаме, задирая его под удивленный взгляд напарника и ныряет внутрь. Кисаме замирает ошарашено и нелепо задрав руку. — Ладно, — повторяет грозный монстр Скрытого Тумана, когда Мейли высовывает личико в проем между пуговицами. В таком виде они подходят к мосту в деревню. Дождь усиливается отбивая бодрую дробь по широким бетонным плитам. Впереди первый блок пост. Преграда кажется не серьезной, если не знать, что стоит вступить на мост как они тут же попадут под внимание Пейна. Дежурные ниндзя пропускают их молча, словно не замечая. Деревня все такая же серая и мрачная, как ее помнит Итачи. Безликими тенями по ее улицам двигаются прохожие. Влажный никогда не просыхающий темно серый бетон зданий, увитых трубами стоков и паутиной коммуникаций оставляет тягостное чувство. Возле входа в штаб их встречает Конан. На ней форменный плащ, который куноичи не снимает, даже выполняя обязанности управляющей деревни. Красивое лицо спокойно и отстраненно. Она образец идеальной женшины-ниндзя. — Ей здесь не место, — ровно замечает Ангел Амэгакурэ вместо приветствия. — Добрый день, Конан-сан, — здоровается Кисаме. Конан одна из тех редких людей к кому его напарник обращается по имени. — Это важный свидетель, мы не можем оставить ее без присмотра. — Хорошо, вы можете воспользоваться одной из камер на третьем уровне. — Это просто ребенок, Конан-сан. Ей будет лучше с нами в жилом блоке. Конан переводит взгляд на Итачи, и тот кивает, подтверждая слова напарника. — Позвольте вас заверить, Конан-сан. Когда наша миссия закончится, мы решим этот вопрос. Ведьма жмется к Кисаме, словно не понимая смысла его слов, испуганно глядя на женщину перед ними. Куноичи не выказывает удивления или сомнения в словах мечника, просто делает шаг в сторону пропуская их внутрь. Все тот же полутемный коридор ведет их в жилой блок. Все отличее которого, что помимо маленьких, три на три с половиной комнат, там еще есть кухня. Щелкнув выключателем Итачи входит в свою комнату. Она все такая же как в тот момент, когда он впервые перешагнул ее порог три года тому назад. Узкая койка застеленная шерстяным одеялом, прикроватная железная тумбочка с ящиком и дверцей. В другом углу стол, стул и вешалка. Только под самым потолком маленькое окошко. Все отличие комнаты от камер на третьем уровне, окно не зарешечено. Даже ровный свет лампочки в круглом жестяном абажуре какой-то тусклый и мертвый. Мейли ушла с Кисаме. И хотя головой Итачи понимает, что это правильное решение, все равно это царапает. Он снимает плащ, вешая на плечики. Отстегивает сумку от пояса и садится на свою койку. Делать нечего. По словам Конан: Зецу и Тоби сейчас нет в деревне. Когда они вернутся неизвестно. Надо ждать. Мысли соскакивает на Саске. Забавно, горько усмехается Итачи, условия изменились, а финал нет. Его все так же ждет смерть от рук брата. И это правильно и заслуженно. Сколько было проведено тут бессонных ночей, в которые он тщательно планировал их последнюю встречу. Наверное, даже можно все оставить как было, ну разве что необходимости в его провокационных речах теперь нет. А так… Слева в грудной клетке начинается неприятное покалывание, отдающееся тянущей болью в левое плечо и руку. Да, что б тебя! Итачи откидывается на кровать, пытаясь переждать приступ. Он медленно, сосредоточившись на дыхании, дышит, прикрыв глаза. И постепенно боль уходит. И что это было? К тому бесконечному списку пиздеца добавилась еще и сердечная недостаточность? Или это последствия применения кинкоджу но фуда? Отлежавшись Итачи уходит на тренировочный полигон. Где гоняет себя бесконечно отрабатывая одни те же удары и ката. Видеть никого не хочется, а привычные занятия помогают очистить голову и занять время. В итоге обратно он буквально приползает. Долго стоит под душем, наблюдая как прозрачные капли разбиваются о его ладонь. И наконец идет спать, вяло размышляя, что неплохо было бы хотя бы поужинать. Но есть не хочется, хочется спать. В итоге рано уснув он просыпается глубокой ночью. Мейли так и не пришла. И это отчего-то разочаровывает. Он крутится в постеле, пытаясь найти удобную позу, даже переворачивается перекинув подушку в ноги, но ничего не помогает снова уснуть. Так он и лежит в темноте бессмысленно гипнотизируя потолок, пока мысли незаметно не возвращают его к проклятой ночи. Вот только в этот раз Итачи не смакует подробности резни, упиваясь чувством вины, он анализирует, вспоминая мельчайшие несоответствия, не замеченные детали. Саске видел там Нимрога и еще одного нинздя. Но бойцов Корня тогда отозвали, Анбу сняло наблюдение за кланом. Свидетелей быть не должно было. Тогда какого черта, этот парень там делал? И видел ли его Мадара? И уже под самое утро Итачи, так и не найдя ответов, засыпает мутным тревожным сном. А будит его легкий, но настойчивый стук в дверь. Одевшись он идет открывать. На пороге его ждет Кисаме, но не здоровается, а заговорчески поднеся палец к губам кивает, зовя за собой. Остается только гадать, что могло сподвигнуть напарника вести себя столь странно в стенах Акацуки, пока Итачи идет следом за напарником в его комнату. Аккуратно открыв дверь Кисаме кивает, беззвучно приглашая Итачи заглянуть внутрь. Комната Хошигаке ничем не отличается от его, но Итачи тут впервые. Заглядывая внутрь он чувствует даже некоторую неловкость, словно его позвали в чужую спальню. Уже догадываясь, что… точнее кого хочет ему показать Кисаме, Итачи медлит, не уверенный что хочет видеть Мейли в комнате мечника. И все же любопытство и настойчивость напарника берут свое и он заглядывает внутрь. В самом углу у стены прямо на полу свернувшись клубком спит Мейли в обнимку с Самехадой, завернувшись в плащ Кисаме. Более того торчащую из полы щиколотку Мейли браслетом обвивает рукоять Самехады и, даже кажется, что белый костяной черепок навершия меча ехидно скалит зубы на напарников. Переглянувшись ниндзя отступают обратно в коридор. Кисаме так же аккуратно прикрывает дверь. И на вопросительный взгляд Итачи лишь разводит руками. — Она что так всю ночь проспала? — все же уточняет Итачи следуя за мечником на кухню. — Да, представьте себе, — задумчиво отвечает Кисаме. — Весь вечер вчера капризничала. Матрас жесткий, одеяло колючие. Все нервы мне измотала. Пришлось рявкнуть, обиделась уползла в угол и там сидела, пока я не уснул. А утром просыпаюсь и вижу эту идиллию. И признаться, даже не знаю, что сказать на это. Неожиданно! На кухне никого нет. Кисаме лезет в холодильник, доставая масло и упаковку яиц. Пока Итачи включив чайник терпеливо ждет, когда вода закипит. Обычно на маленькой кухоньке никто не задерживается. Отступники предпочитают одиночество и если и заходят в общую зону, то изредка. Кисаме, щедро плеснув масла на сковородку, включает газ. Итачи заваривает себе чай из пакетика, но заметив мимолетный взгляд напарника, приподнимает вопросительно брови. И получив ответный кивок, достает с полки вторую кружку, разливая чай на двоих. Невиданная тут, почти дикая, степень доверия. Подхватив кружки Итачи садится за большой прямоугольный стол. В центре солонка и стаканчик с салфетками, последние уже серые от времени, ими никто не пользуется. Идиллию нарушает дребезжащий звук из коридора. И вскоре в дверях появляется Мейли, волоком втаскивая Самехаду. — Нам надо отсюда уходить! — безапелляционно заявляет Мейли с порога. И подскептическими взглядами напарников тычет пальцем себе в грудь: — Мне здесь плохо! — потом в Самехаду. — Ей здесь плохо! Надо уходить! — Нам надо дождаться Зецу, — возражает Итачи. — Подождем твоего Зецу в другом месте. Вам тут вообще-то, тип таво, тоже не фонтан. Плохое место! — Чем? — устало уточняет Кисаме, возвращаясь к готовке. — Энергетикой! — с готовностью отвечает ведьма. — Тут всем плохо! Разбив яйца в сковородку и посолив, Кисаме направляется к дверям, забирая у Мейли меч. И замирает. За спиной Мейли тенью стоит Конан. — Конан-сан, приветствую. Мейли тоже оборачивается рассматривая стоящую куноичи. — Вот! — не дав тот ответить, машет на нее рукой ведьма. — Вот, ты ее, тип таво, хочешь? — Мейли! — одергивает ее мечник. Но тут так просто не заткнуть и игнорируя ошарашенный взгляд золотистых глаз Конан и возмущения Кисаме, та продолжает: — Нет, не хочешь! А вроде и личико ничего, сиски есть и жопа, наверное. Но ты ее не хочешь, даже, как бабу, не воспринимаешь! А все почему? Она пустая, как бочка!... И еще небось фригидная! — Солнышко, такие вещи не принято обсуждать на людях, — вновь пытается призвать ведьму к порядку Кисаме. — Так нельзя говорить! — Ты спросил “чем”, я ответила! Здесь вредно находится, вам в первую очередь! И чем дольше тут торчишь, тем хуже тебе будет! — Ваша гостья не воспитана! — наконец находит слова Конан, но в глазах не мелькает даже тени раздражения. В другое время Итачи бы назвал это выдержкой, но сейчас, в свете слов Мейли, это настораживает. Кисаме тоже смотрит на Конан задумчиво. — Я могу доказать! — выкладывает новый козырь Мейли. — Ладно, — соглашается мечник. — Пошли! Кисаме выключает плиту и уложив меч на плечо кивает. Итачи тоже поднимается, отставляя свою кружку. Даже Конан делает шаг в сторону, пропуская девчонку. И та ведет их коридорами Акацуки уверенно, словно по путеводной нити спускаясь на нижние уровни. Итачи с нарастающей тревогой понимает, Мейли ведет их в тайный зал со статуей Гедо. Потому, как хмурится Кисаме, понимает тот тоже догадался о финальной точке их маршрута. — Там! — уверенно тычет пальцем в безликие ворота, закрывающие вход в зал. — Тебе нельзя тут находится, — сухо замечает Конан. — Вам ответ нужен или как? — не глядя на куноичи, кивает напарникам Мейли. — Ладно, — соглашается Кисаме. — Простите, Конан-сан, но все же предлагаю посмотреть на то, что так настойчиво нам хотят показать. Конан хмурится в ответ, но все же кивает. И врата открываются пропуская их в мрачный зал, скрывающий в себе главную тайну Акацуки. Но Мейли, едва кинув взгляд на устрашающий лик божественной статуи, сворачивает куда-то в бок за скованные кандалами ладони и дальше уходя за громадную голову древнего то ли божества, то ли демона. — Вот, — из темноты зовет их Мейли. — Доказательства! Кисаме подхватывает один из факелов и идет следом. За головой у самой у самой стены что-то лежит. Поднеся факел они рассматривают небольшую, где-то с ладонь размером, грубо сделанную из соломы куколку. Лицо куклы закрыто тряпичным треугольником, а сама она кажется испачкана красным воском. Зато одежда куколки выполнена тщательно и аккуратно. Неизвестный мастер явно старался, вышивая по черному плащу маленькие красные облака. — Это ты подложила? — тут же резко оборачивается к ведьме Конан. — Еще чего?! — возмущенно открещивается та. — Я эту гадость даже в руки не возьму. Очень злое проклятие. Нет уж! — Как ты нашла дорогу сюда? — продолжает допрос Ангел Амэгакурэ. — Вы же сами хотели доказательств? Ну вот, тип таво, они. — Как оно работает? — задает более конкретный вопрос Итачи. — Ну, силы тянет, — тут же охотно отвечает ведьма. — На мозги капает, ну чтобы, тип таво, чтобы сдохли, но задачку выполнили, что ее хозяин в нее заложил. Короче, депресняк, упадок настроения и потеря воли к жизни. Ну эт основное предназначение, а фоном там еще всякой гадости идет прилично. И повернувшись к Конан уточняет: — У вас тут поди мертворожденных много, убогеньких? И ваще много болеет, особенно детишек. Да? Потому как на долю секунды расширяются зрачки Конан, Итачи понимает Мейли угадала. — Ну вот, детки то они к такой дряни особенно чувствительны. — Чье это? — сухо спрашивает Кисаме. — Да я то откуда знаю? Я тут у вас, тип таво, первый раз. Кисаме наклоняет факел, собираясь поджечь куколку. Но Мейли его перехватывает за руку. — Эй-эй! Ты чего с ума сошел?! Это же чужое! Не ты положил, не тебе и забирать! — Но… Что “но” Кисаме не успевает договорить. Мейли качает головой отметая возражения туманника: — Это не твоя территория и не моя территория! И ни ты, ни я не будем вписываться за это место и тех кто здесь живет! Не твое — не трогай! Итачи уже было тянет руку к факелу. Но его опережает Конан, забирая факел у Кисаме и ткнув им в куклу. Сухая солома легко вспыхивает. А Мейли так и не отпустив руку Кисаме пожимает плечами. Они молча смотрят на быстро сгорающую куклу, та чадит черным, зловонным дымом. И вскоре от нее остается только горстка пепла, да несколько недогоревших кусков материи. — Это, тип таво, место еще бы солью присыпать, — все же советует она. Вернувшись на кухню они обнаруживают, что яичница подгорела. И Кисаме отправляет свой кулинарный шедевр в помойку. Достает упаковку, но стоит разбить новую партию яиц, как по кухне плывет характерный запах. Яйца оказываются протухшими. — Ваще т, лучше все, что было в этом доме съестного выкинуть, — советует Мейли заглянув под руку мечника. — А то потом с толчка не слезете. Итачи заглядывает в кружку, и Мейли спешит отобрать у него чай. Опрокинув кружки в мойку, ведьма по хозяйски лезет в холодильник выгребая оттуда продукты. Кисаме перехватывает у нее пакет молока, принюхивается и тоже опрокидывает емкость в раковину, то выплескивается из пакета рыхлый комкующийся массой. Конан стоит посреди кухни наблюдая за разведенной Мейли суетой. — А наши припасы? — уточняет Кисаме. — Не тупи, Буру! Все — это значит все! — отрезает Мейди для наглядности перекрещивая предплечья перед Кисаме. — Что это за техника? — наконец тихо спрашивает куноичи, подозрительно глядя на маленькую ведьму, что нагло командует туманником. Но та словно не слышит ее, тщательно моя кружку Итачи, то и дело скептически к ней принюхиваясь. Приходится повторить вопрос Конан. — Мейли, ответь, что это за техника? — зовет ведьму Итачи. — Она у вас тупая или глухая? — упирается девчонка. — Я уже ответила! — Твои оскорбления меня не трогают, — холодно замечает Конан. — Не сотрясай воздух зря. Девчонка вздыхает и все же уступает. — Откройте окна, проветрите все здесь. И полы вымойте. И раз уж ты, тип таво, тут хозяйка — то полы мыть тебе! Женская рука, даже такая, как твоя, в таких вещах, тип таво, надежнее. Особенно тщательно мой порог на входе в дом. Воду будешь менять, выплескивай сразу все. А тряпку, которой мыть будешь, потом сожги. Глядишь, тип таво, и полегчает. Даже может тобой кто-нибудь заинтересуется. От последнего замечания ведьмы Кисаме кхекает, а Конан выгибает бровь. А Итачи неожиданно задумывается, отчего у тварей такая фиксация на эту тему. Конан, чинно сложив руки, садится за стол, слушая ведьму с непроницаемым лицом. — И эту вашу дуру каменную бы из подвальчика куда подальше убрать. А то она тоже, знаешь ли не добавляет позитива в атмосферу. Сильно хоть и не фонит, но такие вещи дома лучше не держать, особенно, где спишь. — Почему? — Потому что она, тип таво, как губка, тянет в себя. А у вас тут и так ничего хорошего нет. Печати там, конечно, сильные стоят. Но все равно, тип таво, счастья она вам не прибавит. Людям вообще с такими шутками лучше дел не иметь, для здоровья вредно. — Откуда ты это знаешь? — Конан следит, как Мейли, налив воды из крана в чашки, раздает их мужчинам. И те послушно берут воду из рук девчонки. А та, вытирая руки полотенцем, возмущенно пожимает плечами на ее вопрос: — В смысле? Чую, тип таво! — Она хороший сенсор, — поясняет Итачи, пресекая дальнейшие расспросы Конан. По виду куноичи нельзя сказать поверила ли она ему, но расспросы прекращаются. И он делает глоток прохладной воды. Кисаме тоже неспешно потягивает воду из своей кружки.