Долг крови

Красный отсветы разгорающийся поленьев заставляют плясать на стенах тревожные тени. Оба нукенина сидят погруженные в свои мысли. Разговор со Знающим оставил горечь на губах и смятение в сердцах. И верить не хочется его словам и не верить страшно. — Ну че скисли то? — звонкий голос ведьмы диссонансом разрывает повисшую в комнате тишину. — Не каждый день, солнышко, узнаешь вот так в лоб, что тебя ждет, — тихо отвечает Кисаме, и тяжело вздохнув качает головой, словно отметая тревожные мысли. — Впрочем, для тех кто убивал своих и предавал, живя в сплошной лжи, достойное наказание… Так делать то что будем? — Ой, все! — закатив глаза, Мейли хлопает себя по бедрам. — Буру, ты чем слушал то? Тебе ж прямым текстом сказали: важно то что внутри, а не снаружи. Все что вы люди преступлениями называете — и не преступления вовсе! Так маята ваша людская. Внутри должна быть гармония и принятия себя и потребностей своих… и потом, всегда есть, тип таво, варианты! Ведьма довольно оглядывает мужчин, но не встретив ответного энтузиазма поясняет: — Будешь умничкой и если хорошо меня попросишь, я могу и бессмертие подарить. Не абсолютное, но… — и получив в ответ совсем уже скептические взгляды, всплескивает руками. — А вы думаете чего там, тот же ваш Орочимару то, пчелкой вокруг нашего Старикашки кружит. — И чем за это платить придется? — криво усмехатся Итачи на откровения ведьмы. — Ну цена немаленькая, но и, тип таво, подарочек то не простой. Тебе то вообще, тип таво, нет поводов для печалей с этой кагами но чи. Живи себе, только вовремя побочку подлечивай и будет тебе долгая и счастливая жизнь. Ток в башке порядок наведи. Выбравшись из своего угла, кутась сразу в оба плаща, Мейли подсаживается ближе к огню. Итачи следит за ведьмой в смешанных чувствах. Все у той просто и легко, нет ни моральных, ни нравственных ограничений, все что ее волнует: лишь выгода и собственное благополучие. Но если принять на веру слова Хидана, то и людям надо жить так же. И это уже невозможно принять, стойкое отвращение пред эгоистичным и откровенно потребительским подходом поднимается глухим раздражением в душе, заставляя хмурится и сжимать кулаки. По глупому хочется спорить, доказывая, что люди лучше. Может быть не все и не всегда, но лучше. — Нам надо проверить дом Василиска, — возвращается к основной проблеме Итачи. — Хидан… Джашин говорил о нем так, словно тот все еще жив. Надо выяснить, что он знает. —Ой, — недовольно морщится Мейли в ответ. — И толку? Получим еще одну красивую байку! Сколько мы их, тип таво, уже выслушали? И каждый же по-своему поет. А чего делать то со всем этим не понятно. — Вот тут я вынужден согласится с нашей красавицей, — задумчиво кивает мечник. — Каждый по-своему и вроде все складно говорят, да явно не все. — И все потому, что каждый в этой истории свой интерес имеет и о нем печется, — подхватывает слова мечника ведьма. — А нам бы такого, кто не просто в стороне стоит, а плевать ему на все то, что тут у нас происходит. — Где такого искать? — обдумывая слова спутников, Итачи устало трет виски. — Среди наших таких точно нет. Даже если сейчас, тип таво, они и в стороне, а дашь повод — так с удовольствием влезут, еще и ложку себе вот такую прихватят и тянуть на себя будут, — Мейли разводит руки демонстрируя объем предполагаемой ложки. — Нет, не вариант… К Знающим тоже ходить смысла нет. Они тут свое что-то играют… Понять бы еще что свое? Не просто так же за красивые глаза Джашин Нимрогу кровушки отлил своей… что-то ему нужно от него. Но Нимрог та еще скотина, на него где сядешь — там и слезешь! Где он всегда бардак! — Кстати, о бардаке! — настораживается Кисаме. — Знающий сказал, что у вас сплошной бардак, пока кто-нибудь корону не наденет. О какой короне речь? — М? — задумывается Мейли. — Да нет, у нас королей нет!... Хотя… может имелся в виду главнокомандующий парадом? Гоэмон папашка Нимрога как раз был последним главнокомандующим парада демонов. И говорят, суров был и держал всех в кулаке жестко. И как его Нимрог то завалить смог — до сих пор все гадают. Тут ведь какое дело. У нас, чтобы детеныш то против родительской власти не пер, специальная печать есть, которая не позволяет потомку руку поднять на родителя. А Нимрог то ее взял и обошел как-то. Но, главное, обойти то обошел, но место родителя то не занял. Ну и теперь каждый род, тип таво, сам по себе. Только Знающим то с этого какой прок? То наши, тип таво, дела. И вновь все замолкают. Кисаме встает, подходя к вещам и принимаясь их разбирать. Достает припасы для ужина, похоже клон мечника просто выгреб из холодильника на базе все что там было, не особо заморачиваясь. В итоге Итачи достается чистить морковку, а Кисаме высыпает в котелок рис для будущей похлебки. — Держи, мелочь, — между делом протягивает мечник девчонке упаковку яиц. — Чей та? — недоверчиво косится на внезапный подарок Мейли. — Считай, что это наши с Итачи-саном извинения, что по нашей вине ты подверглась нападению, — усмехается, показывая ровный ряд заточенных зубов, Кисаме. — Ой, — забирая коробку, ведьма жеманно крутит плечами. — Спасибочки! И пристроив коробку на колени, открывает, прикусывая губы в предвкушении, как-будто ей не яйца подарили, а дорогие украшения. Проводит пальчиками по скорлупе, поглаживая каждое яйцо, любуясь подарком. И наконец выбрав первое, быстрым движением вытаскивает его, но едва поднеся ко рту, оглядывается на занятых хозяйством мужчин. Замирает, а потом, подхватив коробку, перебирается обратно в свой угол, где устраивается, отвернувшись от них спиной. Кроша морковку в котелок, Итачи слушает, как ведьма хрустит скорлупой, причмокивая от удовольствия. Лишь покончив с яйцами, Мейли оборачивается цыкая зубами, печально отодвигая пустую коробку. — А мою игру ты не взял? — с надеждой уточняет девушка у Кисаме. — В вещах посмотри, — не поднимая глаз от котелка, чуть кивает Кисаме в ответ. Та аж взвизгув от восторга кидается к вещам. Чуть ли нос засунув в рюкзак, роется в вещах, а затем выхватив вожделенную коробку с визгом повисает на спине мечника. — Ты такой милый! — пищит ему в ухо ведьма, заставляя мечника недовольно морщится и пытаться увернутся от слишком экспрессивной радости спутницы. — В ухо не вопи! — ворчит мечник. И все же Итачи видит недовольство напарника наиграно. — А что? — интересуется Кисаме, даже не пытаясь спихнуть девчонку. — С Самехадой вы получается теперь подружились? — Нет, — удивляется Мейли. — С чего нам дружить то? Я была полезна ей, а она мне. Мы, тип таво, нашли компромисс на взаимовыгодных условиях. — Ну что ж, уже хорошо, — филосовски хмыкает мечник. Похлебка закипает, наполняя комнату аппетитными ароматами. Итачи старательно следит, как поднимаются пузырьки в густом месиве и лопаются. Есть не хочется, хотя надо, потому, как едва уловимо гудит голова, он знает организму требуется пища. Налив свою порцию в миску, он молча и методично ест, привычно не чувствуя вкуса. Пока Мейли пристает к Кисаме с просьбой рассказать что-нибудь. Тот отказывается, но потом все же уступает, предлагая историю про то как в Академии их класс водили в оперу и что из этого вышло. Мейли, присев на корточки, увлеченно слушает рассказ. А Итачи, ополоснув свою миску, разворачивает свитки с заданием, пытаясь сосредоточится на делах. Ему в отличии от Кисаме даже рассказать нечего, вся его жизнь чуть ли не с детства под грифом секретно. Да и в его детстве не было ни театров, ни обычных для детей шалостей. Занятия, тренировки в школе или с отцом, да одиночество — вот и вся его жизнь. — А зачем вас туда водили? — склонив голову на бок, пытается понять человеческую культуру чудовище. — Какая от этого театра, тип таво, польза? — Ну, — почесав затылок задумается мечник. — Страна Воды славится своими поэтами, литературными и философскими традициями. Считалось, что занятия литературой дают более гармоничное и духовное развитие юным ниндзя. При Ягуре эту практику, насколько я знаю, отменили. Но я успел ее застать. — И как помогло? Мечник задумывается над ответом: — Потом да. Но в тот момент это казалось ужасно бесполезной тратой времени. Но зато у нас в этот день не было других занятий, это был для нас-мальков несомненный плюс. Потому что других выходных у нас не было. Хотя потом приходилось писать сочинение: как ты понял смысл постановки. Сейчас это кажется забавным. — То есть это развлечение? — В целом да, — соглашается Кисаме, собирая посуду, чтобы помыть. — Я тоже хочу, — заявляет Мейли. — Отведешь меня в театр? — Хым, — задумывается Кисаме. — Могу предложить, при случае, вам с Итачи-саном сходить. Мейли с сомнением косится в сторону Учихи. Но Итачи делает вид, что не замечает взгляда Мейли. И та фыркнув отворачивается. Кисаме, помыв посуду, возвращается. Отдав ему свитки, Итачи достает карту, надо наметить их маршрут, определив приоритеты. Мейли явно скучно, покрутившись по дому она направляется к двери. — Ты куда, солнышко? — окликает ее, отвлекаясь от планирования, Кисаме. — Погулять, — улыбается в ответ ведьма. — Может не надо? — задумчиво уточняет мечник. — Мы будем о тебе беспокоится. — Я ненадолго, — игриво качается на пятках девчонка. — Мне скучно тут сидеть. Я выспалась, погуляю и вернусь. Вы даже не заметите. — Хорошо, — пожимает плечами Хошигаке, возвращаеясь к карте. — Но будь, пожалуйста, аккуратна. — Я буду паинькой! — мурлычет ведьма, выскальзывая за порог. — Итачи-сан, — через некоторое время задумчиво зовет его напарник, переводя внимательный взгляд на дверь. — Как вы думаете, куда все время ее уносит? — И знать не хочу! — А я, вот признаться, не отказался бы от этого знания. — Ты ей не доверяешь? — задает вопрос Итачи и сам же понимает насколько он глуп. Некоторое время они молчат. — Перекинулась и ушла с помощью пространственной техники, — сообщает Кисаме. — Вернется — узнаем, — все же решается на откровенность Итачи, отвечая на внимательный взгляд напарника. — Оу, позвольте полюбопытствовать, как же вам удалось обойти условия договора? — Я не пытался ей навредить, так небольшая подстраховка для ее же пользы. — Примите мои восхищения, несомненно шаринган дает множество преимуществ, — усмехается Кисаме. На этом деловые разговоры заканчиваются. Кисаме пересобирает вещи, приводя рюкзак в порядок. Итачи молчит, пытаясь выстроить картину заново с учетом новых данных. Но мысли то и дело сбиваются на совершенно неуместные темы. Не спросишь не узнаешь, спросишь покажешь свою излишнюю заинтересованность. Покончив с делами, они устраиваются на ночь. Время подходит к полуночи, а Мейли так и не вернулась. — Не слишком ли ты с ней возишься? — уже отвернувшись носом к стенке все же задает мучающий его вопрос Итачи. — Как вам сказать, Итачи-сан, — напарник отвечает не сразу. — Иногда выгоднее извинится, даже если не виноват, и переключить внимание какой-нибудь мелочью, чем давать повод себя накрутить и потом разбираться с истерикой или затаенными обидами. — Ни разу не видел истерик у куноичи. — Вам повезло. Итачи ждет продолжения, но напарник замолкает, а вскоре его дыхание становится ровным и глубоким либо правда уснул, либо делает вид, не желая продолжать разговор. Около двух часов ночи возвращается Мейли, тихонько пробравшись на свое место в углу, заворачивается в плащи и тоже кажеться засыпает. А ему только и остается, что мучится пустым смятением. Разве не этого он хотел? Так чего же сейчас так надрывно рвется сердце в груди? Надо просто перетерпеть и все пройдет. В конце-концов не он тут девушка, чьи мечты разбил легкомысленный ухажер. Это ему должно быть все равно. От чего же тут так душно? И не выдержав, резко садится. Секунда на раздумье и подхватив сумку с амуницией, Итачи не таясь уходит из дома. Влажный и прохладный ночной воздух остужает лицо. Зло меряя топкую землю ногами, Итачи идет к лесу. Там темно, хоть глаз коли, и тихо, лишь деревья тихонько скрипят. Легко запрыгнув на ветку Итачи устраивается там, прислонившись спиной к стволу и свесив ноги, расслабляеться. Ущербная луна стыдливо прячет бок в темных облаках, лишь изредка поглядывая на уснувшую землю. Наконец голова становится приятно пустой и все метания кажутся сущей ерундой. Просто он устал, слишком много всего свалилось на него, разбив все продуманные планы, смяв беспечной, игривой рукой тщательно выписанную им картину его будущего. Вот и причина его беспокойства и смятения. Слишком всего много. Глупых метаний, попыток ухватить то что всегда было не для него. Зачем он вообще стал слушать чудовище? В этом все причины его беспокойства. Вдох. Выдох. Закрыть глаза и отпустить все. Через минут десять воздухе начинает звенеть мошка, безжалостно набрасываюсь на легкомысленную жертву. Приходится, достать кунаи, и наметив цели Итачи начинает то, зачем он сбежал из душной комнаты. Хорошая тренировка — отличное средство от бессонницы и глупых мыслей. В итоге в домик он возвращается уже под самый рассвет, едва не падая от усталости. Гудящее от напряжение тело с радостью занимает горизонтальное положение, вытягиваясь на досках. Вот только по полу сильно поддувает, таща сыростью из щели под дверью. Первое время это даже приятно, а потом становится противно. Вывернув голову он цепляется взглядом с уютный, бесформенный кокон темнеющей в углу в предрассветной мгле. В конце-концов один из этих плащей его. Каких-то пара шагов, и он дергает на себя подол одного из плащей. От туда теплой волной пышет жаром. И вместо того бы просто забрать свое, он мгновение тратит на раздумья и затем просто забирается сам в устроенное ведьмой гнездо. Там почти жарко, а Мейли сонно покрутившись в кольце его рук, так и не проснувшись, закидывает на него ноги, устраиваясь удобнее. Она такая теплая и мягкая, податливая, что самого Итачи почти сразу смаривает сон, стоит ему уткнутся носом в темную макушку ведьмы. Будит его легкое прикосновение к шее. Пальчики Мейли поглаживают выступ гортани, чуть надавливая. Это неприятно, заставляет себя чувствовать слишком уязвимо. И все же он лежит неподвижно, даже глаз не открывает, все внутри замирает в ожидании. И Итачи очень не хочется называть это свое состояние предвкушением. В комнате тихо, не слышно шагов Кисаме, да и вообще его присутствие не ощущается. Значит мечник уже встал и куда-то ушел. Но ладошка так и не ложится плотнее, Мейли отстраняется. — Ты не голодна? — открывая глаза спрашивает Итачи, рассматривая насупленное личико ведьмы. — Дело не в этом, — вздыхает Мейли. — У меня тут одна, тип таво, идейка появилась. — Когда ты последний раз питалась? — не дает ей уйти от темы Итачи. Можно задействовать технику, которую Итачи воспользовавшись случаем заложил в сознание ведьмы вчера, но он оставляет это на крайний случай. — С чего вдруг такое беспокойство? — Мейли упирается острыми локотками ему в грудь и насмешливо заглядывает в глаза. — Соскучился? Понравилось? — Если ты ослабнешь, то станешь бесполезна. — Не переживай, — отмахивается чудовище. — Лучше вот, послушай… Ты ведь еще тоже, тип таво, не жрал? Да? — Почему это важно? — настораживается Итачи, перехватывая руки Мейли и укладывая их удобнее. — Я тут подумала, — перенося вес на предплечья, а потом и вовсе укладывается головой ему на грудь. Прижимается ухом слева, слушая стук его сердца. Итачи едва останавливает себя, чтобы не накрыть темную макушку рукой. Это лишее. — С живых нам толку мало, — делится размышлениями ведьма. — Вот я и подумала, может покойничков спросить? Мамаша то твоя точно в курсе должна быть, что и как. Мертвецы в отличии от живых не врут. Главное, чтобы разговаривать захотели! — О чем ты? — уютную сонливость снимает как рукой и Итачи подбирается весь. — Ну она же столько времени бок о бок с ним жила, думаешь, ни разу его не попалила? Да и про сестицу свою, про которую ты все допытываешься, знать должна. Сходить то туда не сложно, вот обратно тип таво, уже проблематичнее. По этому надо кое-какие условия сегодня соблюсти. А ночью тогда проведем ритуал. — Ты пойдешь со мной в мир мертвых? — Ну, тип того, — поднимая голову серьезно кивает ведьма. — Одного тебя туда пускать опасно. Вдвоем надежнее будет. Ну что, здорово я придумала? От нового плана ведьмы Итачи неуютно и тревожно. — Ну согласен? — Мне надо подумать. — Ну думай, — пожимает плечами Мейли, поднимаясь. — Только если надумаешь — учти: сегодня тогда жрать нельзя, секс нельзя, самому себя трогать тоже нельзя, пить можно, но чуть-чуть. И так до полуночи. Выбравшись из их импровизированной постели, Мейли проходится по комнате, заглядывая сквозь щели в окна. В доме сыро и холодно, очаг погас. Ведьма трет плечи и тихо шипит, высматривая на улице кого-то. А потом и вовсе уходит, оставляя Итачи размышлять над неожиданным предложением. Соблазн узнать все из первых руку довольно велик, но готов ли он встретится лицом к лицу с матерью? Как такое вообще возможно? Хотя есть же запретные техники нечестивого воскрешения. Тот же Орочимару смог победить Третьего-сама, призвав в мир живых Первого и Второго. Значит, если можно вызвать душу от туда, то, наверное, и туда можно попасть тоже в обход естественных путей. И все же поговорить с мамой, после всего того что он сдалал, это даже звучит дико. И что ему делать? Как решится?