Долг крови

В хайдэне темно и Итачи зажигает свечи. Отправляет Кину мыть посуду, чтобы хоть чем-то занять мальчика. Кисаме подпирает косяк распахнутых во двор дверей, наблюдая за плывущими по небу облаками. Вскоре на пороге запретной галереи появляется Роен аккуратно ведущий пошатывающуюся Конан. Та все еще бледна, но старается держаться. Роен усаживает куноичи поближе к очагу, а сам стаскивает футоны, устраивая что-то вроде лежанки. Куноичи пытается протестовать, но зверь не обращает внимание на ее возражения, легко подхватив на руки, пересаживает на футоны. — Щенок, у вас бульон был, — окликает он Кину. — Разогрей и подай! — Что с моим братом? — отставляя чашки, Кина вглядывается в глаза мужчины. — Не мельтеши, еще в процессе, — отвечает Зверь. — Пока ее надо накормить. — Кто вы? — вслушиваясь в голос Роена, уточняет Конан. — Я тот, кого ты выпустила, — улыбка Роена кажется хищным оскалом. — Я Великий Зверь Роен. Как ты и просила, щенок жив. Я выполнил обещание. Жалобно звякнув, осколками по полу разлетается, выпавшая из рук Кины миска. — Ты! Ты Волк убивший моего отца! — Кина заводит руку за спину, выхватывая припрятанный кунай. — Твой отец жил глупцом и умер глупцом, — надменно фыркает чудовище. — Не я выпил его жизнь. Он сам ее отдал в уплату долга и не мне. — Кому? — вмешивается Итачи в разговор. — Окури. С ними Кодон и Куманои заключили договор, — поясняет Роен. — Но дурак Тенма его нарушил и понес наказание. — Теперь нам ждать проблем от них? — продолжает допрос Итачи. — Нет, — улыбается Роен, расправляя плечи и потягиваясь. — Я Велик! Я убил их вожака и теперь они будут моей стаей. Теперь я хозяин волчьих гор. — Убийца! — звонко вскрикивает Кина бросаясь на Роена. — Глупый щенок, — беззлобно усмехается Роен, ловя мальчишку и опрокинув, прижимает к полу. — Это еще не все. Теперь я буду защищать вас с братом. Вы будите жить в тени моей мощи! Кина удивленно затихает, переваривая слова чудовища. — Но почему ты выглядишь, как человек? — наконец находит не стыковку мальчик. — Роен же чудовищный зверь. — Великий Зверь, — поправляет его Роен. — Это не сложно. Это одна из моих ипостасей. А теперь подай еду для моей гостьи. Отправив Кину за новой миской супа, Роен вальяжно усаживается возле футона Конан. Куноичи настороженно следит за происходящим и затем оборачивается в сторону галереи. Догадалась, понимает Итачи. Минуты ожидания неспешно бегут, пока они ждут. Конан аккуратно прихлебывает бульон, восстанавливая силы. Кина то крутится возле дверей в галерею, то принимается за уборку, но лишь бестолково переставляет вещи с места на место. Итачи сидит, сложив руки на коленях и прикрыв глаза. — Кажеться добрые соседи решили почтить вас визитом. Минуты через три-четыре будут тут, — нарушает тишину насмешливый голос Кисаме. — Итачи-сан, оцените, какая тут интересная традиция ходить в храм с факелами и вилами. Итачи открывает глаза и поднимается. Но его останавливает Роен. — Не стоит. Я разберусь, это моя территория. Передернув плечами, словно стряхнувший пес, Роен встает выходя на веранду. Обстоятельно усаживается на ней, спустив мощные ноги на ступеньку ниже и принимается ждать людей. Достает из нагрудного кармана трубку. Тщательно набивает ее табаком, прикуривает, неторопливо раскуривая ее, прижимая к чашечке толстый узловатый палец с крупным желтым ногтем больше напоминающим коготь. Как и предупреждал Кисаме через четыре минуты толпа с гомоном подходит к храмовым тори. Решительно втекает во дворик. Мужчины вооружены кто чем: вилы, факелы, катаны, у некоторых в руках длинные трубки аобико, видимо заряженные порохом голубого огня. Впрочем, впереди несколько полицейских — это бывшие ниндзя их воружение относительно стандартно. Еще человек десять прячутся в лесу, они тоже похоже бывшие шиноби. Толпа подходит к лестнице. Идущий впереди мужчина в форме поднимает руку, призывая всех к тишине. Гомон стихает, скатывась по рядам слабыми любопытными шепотками. — Я Манабу Ясикава начальник полиции, — представляется мужчина Роену. — Позови ко мне Рейши Кодона. — Зачем? — обманчиво равнодушно уточняет Роен. — У меня к нему вопросы. Где он? — Болеет. Возможно я смогу ответить на ваши вопросы? — предлагает Роен. — А ты сам кто будешь? Скрыв свое присутствие от возможных сенсоров, Итачи и Кисаме застывшие по бокам дверного прохода, внимательно вслушиваются в происходящее на улице. — Я Окамимару их дядя, — вопреки ожиданиям идет на уловку Зверь представляясь новым именем. — Что-то не припомню, чтобы Тенмы были братья, — возражает Манабу. — Ты забыл, — выдыхая плотное облако дыма, не смущаясь врет Роен. — Так что приключилось? Что привело вас в это священное место? — Мы слышали шум и вой в лесах. Ты что-нибудь об этом знаешь? — Конечно, — с готовностью отвечает Зверь. — Великий Зверь вырвался. И вы слышали его голос. По толпе прокатывается вздох ужаса и начинаются тревожные крики. Люди растеряны и Ясикава вновь приходится потратить время, чтобы успокоить их. — Где сейчас чудовище? — кое-как призвав селян к порядку, вновь возвращается к разговору с Роеном Ясикава. — Отвечай немедленно! — Мертв! — в голосе Роена отчетливо слышится усмешка. — Я убил его! За спинами наемников слышится легкий шорох. Обернувшись Итачи замечает Конан крепко схахватившую Кину и зажимающую ребенку рот. Склонившись, куноичи что-то быстро шепчет ему, но отпускать не спешит. Итачи возвращается к наблюдению за двором. Толпа затихает после слов Роена, а потом взрывается недоверчивыми возгласами. — Врешь! — перекрывая остальных из толпы раздается крик. — Позови Рейши, пусть он сам все расскажет! — И кто там тяфкает с заднего ряда? — гулкий голос Роена легко перекрывает людской гомон. Роен неторопливо встает и толпа под его взглядом расступается. Люди переглядываются и наконец определяется смельчак. Это невысокий человек с остырми чертами лица, его глаза бегают, выдавая волнение, но он все равно уверенно делает шаг вперед. — Позови Рейши! — требует смутьян. — А моего слова тебе не достаточно? — фыркает Роен. — Сам-то ты кто будешь? — Я Джирю глава клана Сендо, — представляется человек. — Меня здесь все знают. А тебя я вижу в первый раз! Пусть братья Кодон выйдут и сами все нам расскажут! — Да, — соглашается Роен, но затем продолжает. — Я о тебе слышал, ты торговец смертью! — Что?! Да как ты смеешь?! — аж задыхается от возмущения глава Сендо. — Об этом все знают! Твой клан продает людям наркотик. Ты жируешь на чужой слабости. По толпе проходит согласный шепот. И люди еще больше отодвигаются от Джирю. — Я не буду говорить с шелудивым псом вроде тебя, у которого нет ни чести. — Я уважаемый человек! — раскрасневшись пытается возразить Джирю на обвинения, но его голос дает петуха. — Ты и твои люди, как шакалы, жрущие падаль, сеете вокург себя грязь и заразу! Главе Сендо только и остается, что открывать и закрывать рот, под осуждающие взгляды односельчан. Но тут вперед вновь шагает Ясикава. — Я здесь представитель закона и ты говоришь со мной! Чем ты докажешь свои слова? — Шкура и голова Великого Зверя будет достаточным доказательством моих слов? — Да! — подумав соглашается глава полиции. Роен складывает печати и прямо на остатки вспомогательного задания падает погребая его под собой белая шкура, поверх которой лежится окровавленная громадная голова волка. — Вот мой трофей! — гордо возвещает Роен, поводя рукой на шукуру. — Он станет Великой реликвией Храма Воющего Волка. Я принес мир в эти земли! Оправившись от первого шока, люди осторожно обходят голову по кругу, обсуждая жуткий трофей. — Отныне вы можете жить спокойно в тени моей мощи, — хвастливо возвещает Зверь. — Никто больше не осмелится потревожить эти земли. — Зверь вроде бы был черным, — не уступает Джирю, осторожно отходя подальше от зубастой пасти. — А шкура белая. — И это сказал тот, кто, подобно крысе, прятался по подвалам, когда Великий Зверь нападал на деревню, в то время как остальные доблестно сражались, защищая свои дома и семьи, — небрежно отвечает ему чудовище. Люди отвлекаются на их спор. Они хмурятся, с подозрением поглядывая на недовольного Джирю. — Да как ты смеешь обвинять меня в трусости?! — вскидывается было тот. — Я тогда, как и мои люди, храбро сражались вместе со всеми! Одним махом Роен спрыгивает с лестницы, и теперь он возвышается над низеньким главой Сендо. Бедолага аж приседает от неожиданности. — Докажи! — требует Зверь. — Брось мне вызов здесь и сейчас! Доказательство моей силы и слов вот! Роен кивком головы указывает на шкуру своего поверженного врага. — Так и ты докажи свои слова делом! Или прикуси свой поганый язык и не смей больше открывать пасть в моем присутствии! Сендо отшатывается прочь, но споткнувшись падает. А со стороны людей уже слышатся голоса, в поддержку Роена. Глава преступного синдиката в деревне не пользуется популярностью, хотя никто до этого не рисковал выходить против Сендо в открытую, предпочитая закрывать глаза на неприглядную правду. Даже Ясикава молчит, хмуро глядя на Джирю, и не торопится вмешиваться в конфликт. — Пошел вон, грязный пес, с этой священной земли! — брезгливо кривит рот Роен, глядя на перепуганного человека. Кисаме качает головой усмехаясь на нахрапистость твари, посылая Итачи задорный взгляд. Итачи отвечает, скептически закатив глаза. Самомнение и наглость чудовище просто не знает границ. — И все же, — качая головой подходит Ясикава к Роену. — Неужели ты смог одолеть чудовище в одиночку? — Я велик! — встряхнув гривой, вздергивает подбородок Роен, но потом все же добавляет. — Рейши тоже оказал посильную помощь. Хотя и пострадал при этом. И все же мальчишка достойный наследник крови Кодон. Глава полиции серьезно и сочувственно кивает, проникаясь словами чудовища. — Если нужна помощь, я пришлю медиков… — Не стоит, — отмахивается Зверь. — Отоспится, пожрет и придет в себя. Для воина это пустяки… А вот храм бы не мешало обновить. Такой трофей требует достойного убранства. — Да, Окамимару-сан, — соглашается полицейский. — Я уверен многие в деревне захотят вам помочь. Вы совершили великий подвиг! И мы все в неоплатном долгу перед вами! Роен довольно оскалившись кивает на слова человека, когда тот склоняется перед ним в глубоком поклоне. — Вы всегда можете рассчитывать на нашу помощь, — благодарно заканчивает Ясикава. Следом за ним люди повторяют поклон. И оскал зверя становится шире. — Я запомню, — благосклонно кивает чудовище. Люди уходят переговариваясь и радуясь избавлению от страшной напасти. А Роен возвращается в храм. — Это же ложь! — получив свободу Кина отскакивает от Конан, в негодовании сжимая кулаки и бессильно глядя то на ниндзя, но на чудовище. — Все ложь! Это же ты Роен! — Теперь я Окамимару Великий Хозяин Волчьих Гор, — поправляет его Зверь. — А твой брат герой деревни. Разве это плохо? Все будут вас любить и уважать. — Но это же не правда! — А кому нужна твоя правда? — усмехается чудовище. — Люди не любят правду. Они предпочитают жить иллюзиями в плену собственной лжи. — Нет, ты врешь! — Кина-кун, успокойся, — пытается вмешаться Конан. — Хочешь, я расскажу тебе правду? — предлагает Роен. — Прекрати! — требует Итачи, понимая куда клонит Зверь. — Это уже не тебе решать, — огрызается Роен в ответ. — Его выбор за ним. И даже ты не можешь больше в него вмешаться. Ты сам их отдал мне. Теперь я буду защищать щенков и учить. И повернувшись к мальчику кивает: — Ну, что скажешь? Хочешь знать правду про своего отца и брата? Я могу ее рассказать. Кина замирает, недоверчиво смотря на чудовище. Хмурится. Но все же слушает глухой голос чудовища. — Говорят, правду, как иглу в кармане не утаить, она всегда выскользнет в самый неподходящий момент. Но не все готовы ее принять. Жить иллюзиями легче. А ты готов? Ты достаточно силен, чтобы знать ее? — Не стоит, — все же предпринимает еще одну попытку Итачи. — Люди в своей жизни крепко связаны с тем, что они принимают за правду, Кина-кун. Но что значит «правда»? Неопределенное понятие. А это значит, что их «реальность», быть может, лишь мираж… Подумай, хорошо, прежде чем согласишься его разрушить. Закусив губу, мальчик отступает от них, трясет головой, но потом стискивает кулаки. — Рассказывай! — Твой отец Тенма Кодон, не хотел мира. Он не хотел, чтобы Рооукоку но Сато стала просто Рооукоку. Но остальные не хотели больше войн, они не хотели быть ниндзя. И тогда, чтобы доказать всем, как важно уметь сражаться, твой отец выпустил меня. Он думал, что сможет меня контролировать. Но он не справился. И я напал на деревню и пожрал многих. Но хуже того твой отец нарушил условия договора с окури, моими сородичами с гор, которые когда помогли твоим предкам меня связать и запечатать. И тогда его и твою мать постигла кара. Договоры с демонами нельзя нарушать, само мироздание обрушит на дерзнувшего наказание. Опомнившись Тенма попытался запечатать меня снова. Сначала в своего старшего сына. А потерпев неудачу он принес в жертву младшего — тебя. Ты стал моей клеткой. — Нет! — не сдержавшись выдыхает Кина. — Да, — продолжает Роен. — И твой барт это знал. Но это не все! Клетка не была идеальна, без силы окури она разрушалась. Твой разум разрушался под моей мощью. И скоро бы настал момент, когда я бы полностью поглотил тебя, щенок. Твой брат надеялся мне помешать. Но все чего бы он смог добится без помощи окури, это лишь продлить время моего заточения еще на семь лет ценой своей жизни. А потом… потом бы я все равно вырвался на свободу. И тогда ты бы умер и жертва твоего брата была бы напрасной, а с тобой погибла бы и вся деревня. Я бы не пощадил никого. Такова правда! — Нет! — срываясь на крик Кина неверяще мотает головой, отказываясь принимать слова твари. — Это не правда! Это ложь! — А теперь я на свободе. А ты и твой брат будите жить. А я буду защищать вас и эту территорию. Согласно условиям договора. Такова реальность. Не выдержав мальчишка бросается прочь из храма, заливаясь слезами. — И зачем? — проводив убегающего Кину взглядом, задает вопрос Итачи. — Если ты настолько слаб, что не можешь принять реальность такой какая она есть, твой удел смерть. Иллюзии — это сон разума, сон разума — это смерть. Ты никогда не станешь великим, если будешь ползать во тьме собственных миражей. К тому же, ты прав, правда — она штука сложная и капризная и часто зависит от того, как ее преподнести. Но она всегда — всегда вылазит наружу. Ничто не проходит бесследно. — Это жестоко, — тихо замечает куноичи. — Слабый обречен на смерть. Таков закон жизни. И сколько бы его не пытались сломать, дерзнувшие сами обрекали себя на страдания. Потому что по другому мир не сможет существовать. Таков цикл жизни. — Главное, чтобы малец сейчас не побежал всем эту правду рассказывать, — более прагматично замечает Кисаме. — Вот это несомненно точно будет лишним. — Не побежит, — отмахивается Роен. — Порыдает часок другой в кустах и приползет обратно. Он достаточно сообразительные, когда не психует. Да и жизнь брата для него достаточно высокая цена, чтобы держать язык за зубами. Встряхнувшись Роен проходится по хайдэну и выбрав место растягивается прямо на полу, прикрывая глаза. Кисаме повесив чайник на треног устраивается рядом с очагом, положив на колени Самехаду. И та тут же топорщит чешую, будто кошка урча под руками хозяина. Конан же выходит на улицу и присев на веранде то ли погружается в медитацию, то ли в размышления. Наверное, впервые за все время их путешествия женщина просто сидит, а не перечитывает в очередной раз дневники умершего друга. Мейли так и не вышла из ходэна. Помаявшись Итачи идет узнать как там дела, прихватив с собой одеяло для Рейши. Судя по всему старший из братьев вряд ли встанет быстро на ноги. Наблюдая за Киной Итачи невольно вспоминал Саске, пытаясь спрогнозировать, чтобы было с его глупым отото, если бы тот узнал правду как-либо иначе. А ведь могли найтись те, кто бы попытался воспользоваться наивностью и порывистым характером Саске, сложись все как изначально планировал Итачи. Саске вырос упертым и скорым на решения юношей и, как не печально это признавать, жестоким. Того открытого и доброго ребенка давно уже не было. А на его место занял ершистый, озлобленный подросток, переполненный ненавстью. Утихла бы она после смерти Итачи? Насытилась бы тогда тьма, что неосторожной рукой старшего брата была посеяна в душе Саске? На эти вопросы у Итачи нет ответов, в отличии от Роена, он не может так уверенно сказать, что знает сейчас своего брата. Ходэне темно, приходится сначала зажечь свечу. Электричества в древнем храме нет. А свечи похоже гаснут сами, стоит Роену выйти из своего храма. Рейши лежит там, где они его оставили, рядом, подперев ладошкой щеку, сидя дремлет ведьма. Но тут же вскидывается стоит Итачи войти. Щурится на свет, но, поняв кто пришел, вновь прикрывая глаза, отворачивается. — Как он? — подходя ближе спрашивает Итачи. — Ну, жить, тип таво, будет, — откликается Мейли и зевнув добавляет. — Но еще с месяцок в постельке поваляется точно. — А ты? — А че я? Ща чутка отосплюсь и буду тип топ. — Пойдем, — предлагает помявшись Итачи. — Я тебе постель постелю. — Отстань! — фыркает ведьма, принимаясь капризничать. — Мне и здесь хорошо. Она явно устала, но похоже не готова демонстрировать свое состояние другим. Накинув одеяло на Рейши. Итачи присаживается рядом с Мейли и тянет девушку к себе. — Иди сюда. — Зачем? — У вас на все случаи жизни один рецепт: поспать и пожрать. — Ну, тип таво, да, — сонно усмехается ведьма, устраиваясь головой на его коленях. Свернувшись клубком, Мейли подтягивает колени к груди, обнимая его за талию и утыкаясь носом к живот. Итачи почти бездумно перебирает пряди волос ведьмы, пропуская растрепавшийся хвост между пальцами. Наверное он все же смог заслужить определенную степень доверия, раз тварь позволяет увидеть ее слабость. Это должно льстить, но отчего-то все равно в груди разливается грусть. Он так всегда старался быть идеальным, а что в итоге? Сколько ошибок за свою такую короткую жизнь он совершил. Может быть его стремления были ошибочны? Может быть, идеалов и вовсе не существует и во всём мире? А весь мир вокруг оказался намного проще и сложнее одновременно, чем он себе представлял. И он в нем лишь маленькая песчинка. Стоит ли требовать тогда от себя невозможного, может быть стоит просто принять то что есть? И не корить себя за упущенные возможности. Ведь действительно есть только здесь и сейчас. А все остальное лишь иллюзии. Жить прошлым бессмысленно, а будущее слишком непредсказуемо, чтобы о нем гадать. Есть только здесь и сейчас.