Долг крови

Головная боль всё никак не желает успокаиваться. Она тонкими свёрлами вскрывает височные кости, заставляя щурится, то и дело прикрывая глаза. Итачи трёт виски, накрывая ладонью глаза, в тщетной попытке облегчить боль. От неё мутит. — Фигова? — Мейли подсаживается ближе, заглядывая ему в лицо. Чтобы ответить, надо собраться с силами, собрать звуки в слова, хотя бы подумать. Это требует сил, которые ему приходиться собирать по крупицам. Но Мейли его опережает: — Ну, тип таво, будешь знать, как это, когда тебе мозги делают! — ехидничает тварь. Всё на что его хватает: так это послать мерзавке злой взгляд сквозь пальцы. И всё же она не отстаёт, тянет за плечо. А потом резко втыкает палец, поощущениям протыкая до кости трапециевидную мышцу. Скрипнув зубами, Итачи отпихивает её. — Отстань! — Не отстань, а это ваше — спасиба, тип таво... Ща полегчает. И уже более миролюбиво улыбнувшись добавляет: — Но не сразу. Они сидят на гати перед мостом на остров Накисавамэ. Конан и Роен ещё не вернулись. Упорный Кисаме рыскает по окрестности, то ли пытаясь организовать им костёр, то ли разведывая местность. Странное дело, но если не подходить близко к мосту, гнус атакует их меньше. Вечер уже давно превратился в ночь, пока они добрались обратно. Ночной переход, день через болота и встреча с Ящером выпили все силы, оставив после себя ноющую тяжесть в мышцах. Хотя, скорее всего, его отвратительное состояние последствия именно гендзюцу Хозяина Топей. План найти водяных демонов не сработал. Те не пожелали выходить к людям, несмотря на все усилия ведьмы: то ли их тут просто не было, то ли явление более сильной твари их распугало. Но в итоге, бестолково пролазив по местным озёрам, им пришлось вернутся на место встречи ни с чем. Всё это время Итачи пришлось едва ли не впервые в жизни переживать последствия попадания под чужое вредоносное гендзюцу. Он стоически терпел, и всё же пару раз его попросту вывернуло прямо под ноги. Теперь ко всему прочему добавилась боль в плече. Ему необходимо проанализировать встречу с Василиском. Понять, что произошло, пока воспоминания ещё свежи. Конечно, он помнит тренировки с отцом и Шисуи, но ни у того, ни у другого не было столь ошеломляющей мощи. Даже сила шарингана Мадары как-то блекла на фоне того, с чем столкнулся сегодня Итачи. Это шло в разрез с его знаниями и опытом. Можно развеять вражескую иллюзию, разбить, преодолеть, но перехватить контроль, утянув хозяина техники в его же гендзюцу, невозможно. Нельзя наложить иллюзию, пока ты находишься под действием чужого гендзюцу. По крайней мере раньше Итачи никогда о таком даже не слышал. Или же Василиск развеял его технику, а затем уже поймал в свою? Просто Итачи не успел уловить момента, когда его техника была разрушена. Эта версия событий выглядит куда реалистичнее. И всё же его не отпускает чувство, что он что-то упускает. Ведьма уходит, но вскоре возвращается, теребя в руках какое-то растение. Никакого желания напрягать глаза нет, и Итачи просто игнорирует её, пока ему под нос не суют белый корешок. — Рогоз, сладенький. Волокнистые корни рогоза вполне съедобны, их можно запекать на огне. Но в сыром виде волокна корня слишком прочные, зато, пережевывая их, можно притупить голод. А разбитые зубами волокна использовать для снастей. Всё это им рассказывали ещё в Академии на уроках выживания. Ствол рогоза тоже пригоден в еду: сладкий и водянистый, он весело хрустит на зубах. Но конфеты вкуснее. Порывшись в сумке, Итачи достаёт горсть леденцов. — Карамельки, — развернув фантик, Итачи отправляет одну в рот, остальные протягивает Мейли. Но та фыркает, принимаясь мусолить свой корешок. — Почему нет? — голова и правда успокаивается, принося блаженное спокойствие. — Аякаши ведь могут есть обычную пищу? Пирожные, например? Ты их пробовала? Ведьма долго молчит, прежде чем ответить: — Видела, как другие жрут. Но они бесполезные. Всё, что не приносит мне пользу — бесполезно. — А бянь се в походе? — вспоминая парчовые туфли, находит трещину в логике ведьмы Итачи. — Они красивые! Я их потом… как-нибудь ещё надену. — Попробуй, — вновь предлагает Итачи. — Не попробуешь — не узнаешь. Некоторые вещи есть, просто потому что они есть. Выгода может оказаться ненадежным критерием для оценки. Мир слишком переменчив. И ни нам, ни вам не дано предугадать всё. Твоя победа сегодня легко окажется поражением завтра… — Чё, голова уже прошла? — ехидничает ведьма. Но потом всё же подхватывает конфетку с его ладони. — С вами пообщаешься — научишься жрать всякую дрянь, — развернув фантик, Мейли принюхивается к леденцу. И наконец, слизнув с ладони, тут же с хрустом принимается его разгрызать. — Его не грызут — зубы поломаешь, — предупреждает Итачи. — Их рассасывают. — Мммм, — последовав совету, Мейли принимается катать леденец за щекой. — Сосасть я люблю… Кисленький! Теперь наступает очередь Итачи фыркать на пошлость. — Есть определенное удовольствие в обсасывании косточек, особенно птичьих, — продолжает делится предпочтениями ведьма, пока Итачи радуется, что уже достаточно темно и не видно, как вспыхнуло его лицо. — Мне нравится данго, — это звучит так глупо, но он пытается. — Это что? — Такие рисовые колобки со сладкой бобовой пастой анко. За этими пустяковыми разговорами их застаёт Кисаме. Усевшись рядом с Итачи, достает паёк. Ломает галету на кусочки, поочерёдно закидывая их в рот. — Наши романтичные герои ещё не вернулись? — уточняет мечник очевидную вещь. — Признаться, теряюсь в догадках, а их что могло так задержать? — Ой, да когда эта псина тут последний раз, тип таво, то был? — хрустнув в очередной раз леденцом, откликается ведьма. — Небось и селения тут уже давно нет! — Колокольчик может быть у Василиска, — делится подозрением Итачи. — Ну ваще отлично! И чё теперь делать? — Ждать, — Кисаме оглядывается. — И использовать время для отдыха. А завтра будем думать, какие ещё есть варианты достучаться до Девы. Роен с Конан возвращаются под самое утро. Когда прозрачно лазурный горизонт окрашивается бледно-розовыми отсветами от маленького раскаленного диска солнца. Холодный туман постепенно тает, истончаясь и исчезая. И в этой утренней дымке тёмным призраком появляется громада Великого Зверя. Впрочем, тот быстро меняет ипостась, тут же опускаясь на землю и растягиваясь во весь свой человеческий рост. Конан устало присаживается рядом. Выглядят невольные напарники потрёпано. Плащ Конан грязный и в подпалинах, рукав порван, косметика на лице размазана. Роен тоже весь в грязи, его грива буквально сваленный ком с вкраплениями ряски и веток. Левая щека волка сплошная корка то ли грязи, то ли запёкшейся крови, так сразу и не разобрать. Глаз заплыл, так что тварь его даже открыть не может. Конан тяжело отводит челку за ухо и молча достаёт из кармана небольшой колокольчик на длинной ручке. Его золотой купол весь в разводах, а тело забито илом. Так же молча куноичи протягивает его Итачи. Но Мейли первой выхватывает колокольчик, вертит в руках. Довольно улыбаясь, ведьма вскидывает руку, едва ли не приплясывая. — О! Какая польза от моей кликуши! В ответ куноичи лишь едва заметно качает головой. Роен поднимает ручищу и небрежно дергает женщину на себя, заставляя лечь рядом. Усталая Конан даже не возмущается на эту фамильярность, позволяя подгрести чудовищу себя под бок. Зато Мейли эта идиллия явно не по душе: — Эй, это моё! В ответ Роен лишь глухо ворчит и закрывает оставшийся глаз. Конан же и вовсе не реагирует, она уже спит. Обежав вокруг спящих, ведьма шипит, упирает руки в бока. А потом, поджав губы, плюхается рядом с куноичи. И, придвинувшись ближе, облокачивается на спящую женщину.

***

Солнце успевает выкатится высоко на небосклон, когда их спутники просыпаются. Мейли, просидев над спящими около получаса, в итоге сама же уснула, пристроив голову на бок Конан. А Кисаме с Итачи потратили время на разведку местности и обустройство временного лагеря. Развели небольшой костёр, соорудив для него безопасную подложку из земли, найденной возле края озёрного барьера. Стоит Конан проснутся, как твари, лежащие рядом с ней, тут же открывают глаза. Роен ворчило рыкает на Мейли, та огрызается. И в итоге волк уступает, первым поднимаясь с нагретого места. Отдохнув, Конан возвращает себе самообладание, игнорируя разборки тварей. С достоинством встаёт, поправляет одежду. Умывается в ближайшем озерке, больше напоминающем слишком большую лужу. Приводит в порядок волосы. И подсаживается к завтракающим напарникам. — Конан-сан, вы не поведаете нам о ваших приключениях? — дипломатично заводит беседу Хошигаки. — Мы нашли поселение, там получили информацию о женщине, живущей на болотах — некой Сан Гэ, — докладывает куноичи. — От неё мы узнали о местонахождении колокольчика. — Это она вас так потрепала? — Нет, — почёсывая пострадавшую щеку, поясняет Роен. — Мы случайно разбудили юси-они. И он решил нас поубивать в отместку. Это был бой, достойный легенд! Бычара плевался ядом, выдыхал огонь и был огромен и свиреп, как… Роен сбивается, пытаясь подобрать подходящее сравнение: — Как я! Он был прекрасен в своей ярости. На своих могучих рогах он мог бы держать целое небо! Земля содрогалась под его восемью ногами. А его голос был подобен грому. А в чреве могла поместится луна… В закатных лучах солнца наша битва… — Слепые зоны начинаются со второй пары ног, — перерывает рассказ волка куноичи. — Наиболее уязвимые точки под ушами, нос и подбрюшье. Нападает из засады. — Женщина, ты портишь всё удовольствие, — хмурится на слова Конан демон. — О подвигах надо рассказывать красиво! — Как колокольчик попал в трясину? — игнорируя возмущения волка, уточняет у куноичи Итачи. — По информации от Сан Гэ один местный рыбак похитил его и пытался сбежать, но его настигло проклятие Девы, и он утонул. — Если бы госпожа была терпеливее к несчастной старушке, возможно, мы бы смогли узнать больше, — сварливо вклинивается в доклад Конан Роен. Но та продолжает ровным тоном: — Теперь колокольчик у нас. Можно начинать ритуал. Подведя итог их приключениям, Конан возвращается к еде. Пока люди заканчивают завтрак, ведьма хозяйственно отмывает колокольчик, обтирает о подол плаща. И торжественно вручает Итачи с видом, словно это её заслуга. На что тут же реагирует Роен. — Выгоднее отдать его девственнице. — Ага, щас! Зеркальце кому нужно? Вот у того колокольчик и будет! — Это наша добыча и наша награда! — Роен в возмущении оборачивается за поддержкой к Конан. — Мы доблестно сражались! Ныряли в зловонные топи! — Зеркало нужно Итачи, — прикрывая глаза, пытается урезонить его Конан. — И что?! Это его проблемы! — взрывается зверь. — У кликуши со мной договор, — ухмыляется ведьма. — Так что успокойся, да! Роен встряхивается, но этот аргумент принимает. Спор утихает, позволяя людям спокойно собраться. В этот раз стоит подойти к мостику, как с мелодичным перезвоном мыльным пузырем лопается барьер, внезапно осыпая их блёстками. Впрочем, те быстро растворяются в воздухе, оседая изморосью на одежде. Они проходят по мосту, поднимаются по дорожке к маленькой часовне. Это крохотное древнее строение из серого камня. Сочно зелёные лишайники узорным ковром давно въелись в его основание. Изогнутая крыша оплетена вьюнком с серебристыми звездочками цветов, вызывая ассоциации с изящной фатой красавицы, скромно скрывающей голову. Величественные ивы почтительно склонили свои кроны, образуя естественный свод над часовней. Внутри здания, на алтаре, стоит маленькая, с ладонь размером статуэтка шестирукой богини. Итачи втыкает благовония в чашу с песком, чиркает спичкой. Легким движением кисти гасит огонь, заставляя тлеть палочки. Ставит в вазу бумажные цветы Конан. Ведьма, пристроившись у него за левым плечом, внимательно следит за действиями шиноби. Кисаме стоит чуть поодаль, прикрывая тыл. Конан замерла справа, рядом с ней Роен морщит нос, недовольно принюхиваясь. Итачи осторожно звонит три раза. Но ничего не происходит. Время идёт, заставляя людей тревожно оглядываться. — Что привело наследника Владыки демонов ко мне? — тихий певучий голос, кажется, звучит сразу отовсюду, но его хозяйка не торопится показываться. — Мне нужно ваше зеркало, камисама, — честно называет цель визита Итачи. — Моё зеркало?! Зачем оно тебе? — Чтобы защититься от взгляда Василиска. — Хозяин Топей давно пытается заполучить моё зеркало. Оно опасно для него. Не он ли подослал тебя? Отвечай и не смей мне лгать! — Нет. Он обманул мою мать и погубил её сестру. — Тобой движет месть? Бесполезное занятие, что тянет душу на дно отчаяния, ожесточая сердце. Месть, словно болезнь, пропитает твоё тело тьмой и погубит. Это недостойная цель. Прощение и сострадание — вот истинный путь самосовершенствования! — Я должен заставить Василиска вернуть долг Повелителю Кошмаров, — подбирает другую аргументацию Итачи, пытаясь подстроиться под собеседницу. — Если долг не будет возвращен, моё родное селение будет уничтожено. Погибнут невинные люди. — Ты грешник. Я вижу: твои руки в крови, ты предавал, ты убивал, ты лгал. Ты не достоин моей помощи! Ты обречён, и твоя душа покрыта мраком! Твой удел — страдания! Каждое слово острым ножом вскрывает старые раны уснувшей было совести, заставляя всё ниже склонять голову. Всё это правда, каждое обвинение Накисавамэ точно и заслуженно. Как он мог забыть об этом? Разве есть у такого, как он, право молить богов о помощи? — Так, стоп-стоп! — защелкав пальцами, Мейли вклинивается в разговор. — Я чёт не поняла. Мы тебе твой колокольчик вернули не для того, чтобы ты нам проповеди читала! За тобой, милочка, должок! — Как ты смеешь, грязная тварь, что выползла из самой бездны, говорить со мной в таком тоне! В этом мире, что погряз в пороке, вы алчные чудовища… — Ой, всё! — ведьма закатывает глаза, отмахиваясь. — Давай по делу! Чё те надо та? На этот выпад твари божество отвечает глубоким вздохом, заставляя кроны ив склониться почти до самой земли. — Я не могу просто так отдать вам зеркало. Это очень ценная вещь. — Давай, мы тебе его потом вернём? Типа это не навсегда, а так, по пользоваться. Заодно избавишься от Василиска, а то он, поди, совсем тебе осточертел тут? М? — Мой кодекс небожителя запрещает такие сделки с демонами! Я не могу помогать грешнику. — Ты где тут грешника-то нашла?! — Мейли возмущенно вскидывает руки указывая на Итачи. — Ты на него посмотри! Посмотри! Где там твоё, тип таво, божественное зрение? Это мученик, на всю голову блаженный! Чуть что, так в позу и самоубиваться, чтобы всем остальным хорошо было! Как будто им от этого лучше будет. — Всё равно я не могу отдать божественное Зеркало просто так в руки смертного, — задумчиво тянет невидимая богиня. — Отдай мне! — Тебе тем более! Я же говорила уже, что не могу заключать сделки с демонами. — Мы можем заслужить право воспользоваться зеркалом, — замечает Роен. — Дай нам испытание. Мы докажем, что наши помыслы чисты, и ты сможешь отдать нам зеркало. — Законы такое позволяют, — после небольшой паузы соглашается богиня. — И что это, тип таво, за испытание? — деловито уточняет ведьма, попутно пихнув Итачи в бок. — О! Это будет бесконечно тяжелое и невыносимое испытание, — оживляется на вопрос змеи голос. — Я дам твоему защитнику выбор. Да-да… выбор! Посмотрим, насколько сильна его воля, крепка решимость, надежно слово и чисты помыслы! — А можно поточнее? — Нет. Иначе это будет неинтересно. Пока Итачи обдумывает предложение Накисавамэ, Роен делает шаг вперёд. — Я могу пройти любое испытание! Я велик и силён! — Нет! Алчный демон, чьё сердце чернее самой тьмы, пекущийся лишь о своей выгоде, не сможет пройти это задание, — отказывает богиня. — Что я должен сделать? — обдумав перспективы, Итачи задает свой вопрос. — Доказать мне, что в тебе есть любовь и сострадание! Сделай правильный выбор до полуночи. Запомни, от твоего выбора будет зависеть, по какому пути пройдет эта история. Я изменю один ключевой момент истории и посмотрим, что ты выберешь! — Любовь и сострадание не самые сильные черты ниндзя, — замечает Кисаме. — Для воина это лишние чувства. Я бы даже сказал, опасные. — Мир ниндзя жесток и прагматичен, но и вам знакомо самопожертвование во имя долга, — соглашается Накисавамэ. — Путь ниндзюцу тернист и требует отречения от чувств и личного благополучия. Но кодекс самосовершенствования небожителей учит, что истинное просветление невозможно без умения любить и сострадать. Я не отдам зеркало ни демону ночи, ни бездушному убийце, живущему лишь по приказу! Раздумывать долго смысла нет. Им нужно зеркало и условия названы. — Хорошо. — Тогда за часовней ты найдешь лестницу, — дает ему наставления Накисавамэ. — Там в подземном зале ты увидишь пруд Тысячи слез. Посмотри в его воды — и начнется твое испытание. Но твои спутники останутся тут. Всё, что остаётся, подчиниться богине. Итачи обходит часовню и тут же замечает спуск в подвал. Остаётся только гадать, как Конан его не заметила раньше. Почерневшие от времени ступеньки уводят его вниз. Спустившись, Итачи оказывается в небольшом зале. Кроме квадратного прудика, облицованного всё тем же серым камнем, никаких украшений тут нет, если не считать расписанных стен. Да и то — это не ожидаемые сцены из жизни небожителей, которыми обычно расписывали стены в храмах. Просто бесконечные круги, наслаивающиеся друг на друга. Сводчатый потолок сходится перевернутым конусом к центру пруда. С кончика конуса мерно срываются капли, от которых по поверхности пруда расходятся круги. Вода в нём тёмная, так что не получается определить глубину. Да в этом и нет необходимости. Его задача сейчас проста. Некоторое время он просто стоит у бортика, вглядываясь в глубину. Кажется, ничего не происходит. Пока рядом внезапно не раздается тихий, почти забытый голос: — Закатное солнце так прекрасно. Не правда ли? Резко развернувшись, Итачи встречается взглядом с Изуми. Та в своем любимом фиолетовое ципао без рукавов и мешковатых штанах. Она точь-в-точь такая, какой он её видел последний раз. С такой же понимающей и невесомой улыбкой на губах. Вот только в глазах не грусть, в них лучится застенчивая надежда. Закатное солнце — это деликатный вопрос про его чувства. Изуми говорит ему о своей любви. А рядом, миролюбиво журча, неторопливо несёт свои воды Накано. За их спинами шумит вечерняя Коноха, перекликаясь голосами торговцев и смехом детворы.