Долг крови

Солнце припекает, заставляя расстегнуть молнию на плаще. Итачи почти душно. Хоть они и скрыты от прямых лучей кронами ив, но это не спасает. Кисаме лежит на земле на мягком мху, чуть в стороне от пролома крыши, развороченной во время боя с божеством. Рядом с ним, плотно сжимая губы и сосредоточенно хмурясь, сидит Конан. Ее руки, светясь зеленым светом лечебной техники, застыли над грудью мечника. Роен с кислой рожей наблюдает за процессом, пока Итачи мается собственной бесполезностью. — По-моему проще добить, — выносит вердикт Роен. — Хотя можно не напрягаться, минут двадцать – и сам помрет. Конан в ответ молчит, лишь в янтарных глазах мелькает презрение, однако куноичи упорно усиливает ток чакры в руках. Ощущение беспомощности усиливается, заставляя Итачи сжимать кулаки, до боли впиваясь ногтями в ладони. Едва Кисаме потерял сознание, Мейли поводила носом над ним пару минут и исчезла, так ничего не объяснив. Они с Роеном вытащили мечника из подвала. Ну, как они… Роен, подхватив туманника за шкирку, просто выпрыгнул на поверхность. Там к ним на помощь пришла Конан. Ранений у Кисаме нет, только пара мелких ссадин, но все же его дыхание становится все тише, и они не могут понять причину. Отравлений, если верить маркерам Сасори, тоже нет, хотя тут Итачи уже не уверен. Даже будь ты гением Красного Песка, нет никаких гарантий, что знаний песчанника хватило бы, чтобы определить яд этого отвратительного существа. Называть это божеством не получается даже мысленно – на фоне истинного облика Накисавамэ даже демоны кажутся куда более естественными и привлекательными. А пока, за неимением лучшего плана, Конан пытается восстановить естественный ток чакры Кисаме с помощью техник Ян. Роен качает головой, выпятив губу. — Госпожа, ты зря тратишь силы. Ему не помочь. — Заткнись! — огрызается куноичи и уже чуть тише добавляет. — Я думала, в волчьих стаях принято заботится друг о друге. — Слабые и больные обречены на смерть, таков закон, — поводит плечами Зверь. — И он не из моей стаи. Итачи отходит в сторону, тяжело опускаясь на один из вывороченных из земли блоков. Рядом небрежной кучей валяется плащ Кисаме. Да сколько же можно? Почему так происходит каждый раз? Тенма, Шисуи, Джузо… А теперь… Теперь что, пришла очередь Кисаме?! Учиха старательно гонит от себя мрачные мысли, но те упорно возвращаются. Стоит с кем-то сблизится – и того ждет смерть. Это глупо, жизнь шиноби полна опасностей, никто из них не надеялся умереть в своей постели. Однако рациональный подход не спасает. Итачи снова чувствует вину и, подхватив плащ, принимается его складывать. Это бессмысленное действие не успокаивает, но остановится он не может и аккуратно разглаживает все складки. — Не фони! — рыкает волк на него, а на непонимающий взгляд поясняет. — От тебя несет отчаяньем. Это ей мешает. Великий Зверь подходит ближе. Садится рядом прямо на землю, скрещивая ноги. Упрямо складывает руки на груди, выпячивая челюсть. — Если тебе так нужна его жизнь, почему сам ничего не сделаешь? Ты ведь Знающий. Вот только Итачи не знает и не понимает, что он может сделать в такой ситуации. Он отчаянно хочет, чтобы Кисаме выжил, но отпустить это желание не получается. Да и сейчас все это кажется таким бредом... Абсолютная вера чудовищ в Знающих, возможно, и имеет под собой основу, однако Итачи не Знающий! Можно бесконечно заниматься самообманом, но лишь до тех пор, пока твои иллюзии не разобьются о суровую реальность в лице чужой боли и собственной беспомощности. Хлопок и белый дым возвещают о возвращении ведьмы. Хочется кричать, где она была, требовать, чтобы чудовище спасло Кисаме, но Итачи лишь молчит, выжидающе глядя на Мейли. А вот Конан сейчас не до такта. На мгновение отвлекшись, она резко рыкает на ведьму: — Где была? — Чё? — возмущенно ведет плечом ведьма, но потом, прикусив губы, добавляет. — Я думала найти одну штучку, но не выгорело. — И что теперь? — Не знаю! Присев рядом на корточки, Мейли надувает губы, вглядываясь в бледное лицо. Конан усиливает напор чакры лечебной техники, хотя это уже явно не действует. — Хотя бы объясни, что с ним происходит? — требует куноичи. — Дохнет. — Почему?! — Да какая разница, если ты ничего не можешь сделать?! Плюхнувшись на попу, Мейли ловит одну из лент в волосах. Тянет ее, принимаясь наматывать на пальцы и разматывать обратно. Конан зло дышит, с шумом втягивая воздух носом, ее взгляд решителен и прям. Ангел Амегакуре упорна и не привыкла отступать. За ее холодностью сокрыта пылкая и преданная натура. Чувствуя, как в сердце неуверенно просыпается благодарность к куноичи, Итачи понимает, что она будет сражаться за жизнь напарника до последнего, отказываясь принимать неизбежное. И пускай это бесполезно, от ее решительности в душе все еще тлеет робкая надежда. — Хотя, тип таво, вариантик есть, — между тем задумчиво тянет ведьма. Змея скользит взглядом по Итачи, словно что-то примеряя на него. Но Роен, перехватив этот взгляд, напрягается, вертит головой в затянувшейся паузе, и, не выдержав, вскакивает, грозно сведя брови на переносице. — Ты же не будешь этого делать? Это просто кусок мяса. Ты не посмеешь! Да и все равно не сработает, ты его просто добьешь. – частит Зверь, подходя к ведьме и дергая ту за плечо. — А че бы нет?! — дёрнувшись, Мейли пытается вывернуться из хватки волка. — Зато сдохнет счастливым. Короче, других вариантов все равно нет. Так что валите, тип таво, подальше отсюда. Фыркнув, Роен качает головой. — Это глупо! И бесполезно. — Ну почему? Можно попробовать через резонатор, — прикусывая губы, возражает ведьма. — Частота колебаний должна совпасть, и тогда, может, выгорит. — Ты просто убьешь обоих. Или… Роен оборачивается к Итачи, недоверчиво клоня на бок голову. — Человек, — словно выплевывая слова, волк брезгливо и зло смотрит на Учиху. — Ради человека… Ты не посмеешь! — Чё хочу — то ворочу! И не тебе мне указывать чё делать, — скалится ведьма. — Проваливай! И кликушу мою забери. Гневно выдохнув, Роен одним движением подхватывает Конан. Куноичи рыпается на такое неуважительное действие, но зверь, рыкнув, закидывает ее на плечи, не обращая внимание на сопротивление, и пока оно не переросло в более серьезное, исчезает в клубах пространственной техники. Секунды беззвучно падают в напряженную тишину. Ведьма молчит. Итачи встает, подходит ближе. — Что надо делать? — тихо спрашивает он, опускаясь рядом с Кисаме на колени. — Уши ему зажми и держи, — командует Мейли. — Остальное я сама сделаю. Придвинувшись, Итачи выполняет указание, плотно прижимая ладони к ушам Кисаме. Кожа у того холодная и какая-то сухая что ли, тонкая, словно мятая и плохо разглаженная салфетка. Мейли пододвигается ближе, ловя взгляд Итачи: — И даже не спросишь, тип таво, что я буду делать? Над их головами тихо шелестят ивы. Припекает солнышко. Итачи скользит взглядом по листве и солнечным пятнышкам на мху. Отчего-то ему тяжело выдержать сейчас взгляд глаза в глаза. Даже просто посмотреть на Мейли невыносимо. — Не стоит напрасно тратить время, — в итоге подбирает привычно отстраненный ответ Итачи. — Дурак, — качает головой в ответ Мейли, причмокивая. Щелкнув пальцами, ведьма накрывает их куполом щита. Медленно выдыхает, плотно прижимая его руки своими, и затягивает тихую песню. Она тянет только один звук, меняя его тональность и высоту. Сила звука то нарастает, то затихает. Постепенно в него вплетаются новые слоги, но они так протяжны, что сложить их в слова не получается, или же язык песни Итачи просто не знаком. Ему даже начинает казаться, что помимо голоса Мейли он слышит еще и музыку. И пускай слов Учиха не знает, песнь ведьмы словно зовет его. Обычно вертлявая Мейли сейчас так спокойна – лицо разглаживается, наполняясь внутренним светом. Без гримас, без кривляний ее черты кажется удивительно красивыми, и это ощущается каким-то откровением. Она ведь и правда красивая, но не той идеальной, холодной красотой Накисавамэ. Это что-то теплое, живое, от чего становится так хорошо, что хочется улыбаться. Просто так. Голос Мейли сейчас без манерности, без визгов, пробирается под самую кожу через слух, ее руки, воздух. Он словно дышит теплым золотистым светом, который заполнил все пространство под куполом. Свет согревает, растворяясь в его крови, опускается ниже, концентрируясь в ладонях, от чего те сначала нагреваются, а потом начинают припекать, отдаваясь покалыванием в пальцах. Веки тяжелеют. Это не голос — это волна, мягкая и теплая, и она уносит его, укачивая и убаюкивая. Все вокруг пропитано этой удивительной легкостью и жизнью. И все, что остается – просто отдаться ей, позволить нести его, раствориться в этой невесомой благодати. Он сам становится этим светом, и ему так легко и спокойно. Он больше не Учиха Итачи и даже не просто Итачи. Он тот струящийся золотой поток, что бесконечно разливается по мирозданию. И в него ручейками вливается детский смех, щебет птиц и шелест деревьев. Он и есть само течение жизни. Спокойное, размеренное и бесконечное... В себя Итачи приходит от тычка в спину, в первый момент, совершенно не понимая, где он и что он. Даже толком среагировать не получается. Тело, словно чужое, непривычно легкое. Под головой что-то теплое и упругое. Ноги отчего-то выше головы. Завозившись, Итачи пытается собраться и понять, где он. Первая ассоциация почему-то с колыбелью: надежной и уютной. Тесное пространство он делит с таким же заторможенным и дезориентированным Кисаме. Мечник слепо шарит руками по высоким бортам. Над ними все так же переливается чакрой купол щита ведьмы, расходясь едва уловимым радужным мерцанием на темном фоне ночного неба. Внезапно стены их убежища оживают, под ними отчетливо проходит волна сокращающихся мышц, и наконец сверху показывается треугольная голова Мейли. — Ну с возвращеньецем, мальчики! — в голосе змеи слышится смех. — Как, тип таво, себя чувствуем? Напарник отшатывается от стенки, придавливая Итачи. Оказывается, это не стены – это тело змеи. Они, как в колыбели, спали в змеиных кольцах. — Эй, говорить-то можете? — Что случилось? — первым под настороженным взглядом Итачи отвечает Кисаме. — Ну ты, тип таво, чуть не сдох, — качает головой змея. — Но ща должно быть все в норме. Ну, более-менее… Ручки, ножки чувствуем? Пальчики работают? Кисаме оглядывает себя, неуверенно поджимая ноги. — Давай-давай, — подбадривает его ведьма. — Наши пальчики играли, наши пальчики устали... Итачи, это и тебя касается. Приходится вслед за напарником несколько раз демонстративно сжать-разжать кулак. Только после этого Мейли, успокоившись, расправляет кольца, снимая барьер и выпуская их. Нагретый их телами воздух мгновенно растворяется в прохладе ночи, пробегаяя ознобом по коже от резкого перепада температуры. В первое мгновение Итачи привычно пытается скрыть слабость, но потом передумывает и, уже не стесняясь, растирает плечи ладонями. Покосившись на него, Кисаме позволяет и себе резко выдохнуть носом, подёргивая плечами. — Прошу прощения, вы мой плащ не видели? — оглядываясь, мечник пытается отыскать пропажу. — Вона он, — кивает Мейли на темную груду камней, возле которой лежит плащ. Сама ведьма, вернув человеческое обличье, катается по земле, потягиваясь. — Ну и горазды же вы спать, — сладко зевнув, сетует Мейли, приподнимаясь на руках и растягивая спину. Затем, отклячив попу, она ложится грудью на землю, вытягивая руки вперед. Как и в прошлый раз, одежда трансформировалась вместе с ней, так что затеянная змеей гимнастика выглядит относительно пристойно. — А Самехада? — снова зябко передергивая плечами, туманник торопливо надевает плащ. — А-а? Где Самехада? — Внизу, — вспоминает о забытом в подземелье мече Итачи. — Эээ, погоди-ка! — поспешно вскакивает ведьма, едва Кисаме делает шаг к провалу. — Давай-ка я, тип таво, сама достану. А то вам бы ща не надо напрягаться. — В смысле? — Ну эта. Обождите чутка. А то ща с координацией может быть не алё. Обежав провал, ведьма находит вход в подземный зал, скрывается в проходе, и вскоре слышится ее звонкий голос. — Кыцть-кыцть! Ползи сюда, зараза! Выход здесь! Кисаме вытягивает шею, пытаясь рассмотреть, что происходит внизу. Поднявшись, Итачи тоже подходит. Вглядывается в темноту, слабо освещенную светом луны. Привыкнув, глаза улавливают копошение на полу залы. В ночной тишине усиленный эхом стрекот чешуек Самехады слышен хорошо – та послушно ползет на голос ведьмы. Сориентировавшись, мечник тоже спешит к входу в подземелье, и все же Итачи замечает, как осторожны его шаги. Да и сам Итачи чувствует себя странно. Ничего не болит, но ноги слушаются плохо, словно он несколько часов просидел в неудобной позе, и теперь кровь никак не разгонится по затекшим конечностям, отдаваяя в теле неприятным покалыванием. Воссоединения хозяина и меча он не видит, но легко представляет, как напарник с упоением чешет его, наглаживая жесткую шкуру Самехады. Через пару минут Мейли и Кисаме возвращаются. — Надо найти Конан и Роена, — замечает Итачи, едва спутники подходят ближе. — Там, — ведьма машет рукой в сторону моста. Ночью остров Накисавамэ выглядит мрачным и гнетущим местом. Ивы тревожно шелестят под легкими дуновениями ветра, поскрипывая ветвями. Озеро кажется мазутно-темным, а рябь на поверхности воды рождает неприятные ассоциации с морем теней, и это дискомфортно настолько, что нукенин спешит отвести взгляд, сосредотачиваясь на тропинке под ногами. Они довольно быстро находят Ронена и Конан. Те расположились на месте их прошлой стоянки. Зверь сидит перед почти прогоревшим костром, играясь с кунаем, то крутит его на пальцах, то мимолетным движением втыкает лезвие в землю, потом достает обратно, и цикл начинается заново. Конан по другую сторону огня следит за мельтешением оружия в пальцах волка. Движения чудовища легкие и ловкие настолько, что кажутся почти небрежными. Взгляд Роена застыл на танце крохотного пламени догорающего костра. Стоит троице сойти с мостика, Конан вскакивает, тревожно вглядываясь в лицо Кисаме, тот, помявшись, отвечает робкой улыбкой, не раздвигая губы, и кивает застывшей куноичи. Женщина смотрит недоверчиво и с непонятной болью в глазах. — Кисаме-сан, вы позволите мне вас продиагностировать? — наконец, уже не пытаясь скрыть волнение, спрашивает Конан. — Благодарю за беспокойство, Конан-сан. Но я отлично себя чувствую. Не стоит… — Пожалуйста! — та прерывает мечника. Ее щеки вспыхивают румянцем, а дыхание сбивается. Кисаме замолкает, внимательнее вглядываясь в растревоженную куноичи. — Если это вам важно, то буду рад удовлетворить ваш интерес, — аккуратно отвечает мечник, задумчиво глядя на Конан. — Я только посмотрю! — спешит успокоить его куноичи. — Обещаю! Она делает шаг в сторону, уступая Кисаме нагретое место у огня, и, едва тот присаживается, активирует ирьёнин дзюцу. Ее светящиеся ладони скользят по плечам, груди, спине Кисаме. Она словно ищет что-то, но не находит, и тревога в янтарных глазах сменяется удивлением. — Кисаме-сан, у вас тут был шрам? — уточняет она, указывая на предплечье. — Или я ошибаюсь? Кисаме запускает руку за ворот плаща, пытаясь отыскать старый шрам. Хмурится. Затем снимает плащ, принимаясь осматривать себя внимательнее. Задирает водолазку, удивленно оглядывая бок. — Был, — подтверждает он. — А теперь нет. Ни одного не осталось! Эй, мелочь, что ты сделала? — Ой, все! Нашел к чему придраться! — закатывает глаза Мейли, устраиваясь у огня и подбрасывая веток в костер. — Наделаешь новых. Не велика потеря! — Но как?! — прерывает возмущения ведьмы Конан. — Как ты это сделала? — Ты неправильно задаешь вопрос, — одергивает куноичи Зверь, в очередной раз вынимая кунай из земли и отправляя его обратно новым броском. — И не тому. Но Конан не реагирует, оборачиваясь к Мейли. — Как?! — Как умею, так и сделала, — огрызается та. — В чем проблема-то? — Это невозможно! — качает головой куноичи, отчего-то переходя на шепот. — Даже кости! У него там был старый перелом, и кости срослись неправильно. А теперь все на месте за такое короткое время. Он же был почти мертв… Как?! Куноичи делает было шаг назад, но потом порывисто шагает к Мейли. — Послушай, я заплачу. Все сделаю, только помоги. — Я мертвых не воскрешаю. — Я про Нагато, — поправляет ее Конан. — Ты ведь можешь! — Нет. Ты ж тетрадочки свои читала, да? Так вот, Яхико твой, уж не знаю как по части потрахушек, но головой точно умел работать и хорошо вам там все расписал. А вы его не послушались, и теперь уже все. Не отпустят твоего кренделя так просто. Раньше надо было думать, до того, как согласились. И я за твоего дружка вписываться не буду, и не проси. Конан оборачивается, заглядывая в лица Кисаме и Итачи. Сжимает кулаки, губы дрожат, и кажется, что она того и гляди заплачет. Но куноичи лишь щурится, зло выплевывая обвинения: — Вы ведь знаете, что происходит? Вы все знаете! Почему же вы молчите?! Вы ведь понимаете, чем все закончится, если мы соберем всех биджу! Сколько будет жертв? А мира не будет. Мир так и не настанет! Нас обманули! Все, на что хватает Итачи, это просто выдержать полный боли взгляд спутницы. Кисаме же как ни в чем не бывало надевает обратно плащ. — Конан-сан, вы не совсем правы. Мир будет, точнее, он уже есть и останется, — неожиданно мягко поправляет ее Кисаме, застегивая молнию. — И, наверное, это самое главное. Может быть не мы, но в целом человечество выживет. А если сейчас вмешаться, боюсь, шансы на выживание людей будут стремиться к минимуму. — Звездные пожиратели, — напоминает о себе Роен, небрежно усмехаясь. — Вернулись, да? — Еще нет, но похоже вернутся, — отвечает Кисаме. Роен несколько раз кивает и, заложив руки за голову, тянется. — Да, мощные ублюдки. Это будет славная битва! А наши что, тоже решили вписаться? — Не знаю, — пожимает плечами Мейли. — Без короля это дохлый номер, — качает головой Зверь, приподнимая верхнюю губу и облизывая желтоватый клык. — Семьи слишком разрознены. Хотя Жабы давно возле потомков Звездной принцессы трутся. Слышал, они даже учили их. А где Жабы, там и вы. Мьёбоку и Рьючи всегда рядышком – кусты вроде разные, а полюшко-то у вас одно. Да и людишек любите не только жрать. Замерев, Конан внезапно успокаивается, отводит глаза, выпрямляется, и ведьма все же идет на уступку: — Да не плачь ты. У нас же уговор, дам я тебе контакты, к кому сходить. Вот там, тип таво, и поплачешь за своего дружка, может, и выкупишь. Но та лишь усмехается в ответ, а затем, оправив складки плаща, обходит костерок, присаживаясь рядом с Роеном настолько близко, что едва ли не касается его плеча своим. Итачи тоже подсаживается к костру, с удивлением отмечая, что день прошел, а он до сих пор не голоден. И это не просто нежелание есть – он просто сыт и полон сил. — Господа, у меня несколько более практичный вопрос. Как пользоваться зеркалом? — поправив ремень Самехады, возвращается к текущим делам Кисаме. Вопрос похоже застает всех врасплох. Ниндзя переглядываются. Мейли пожимает плечами. По логике ответ должен быть у Зверя, и люди выжидательно смотрят на того. Волк какое-то время делает вид, что это его не касается, но заметив, что взгляды спутников обращены к нему, суетливо фыркает: — Что? Я не знаю.