***
Солнце пробирается через неплотно задёрнутые шторы, скользит лучами по лицу и светит прямо в глаза. Феликс недовольно морщится и переворачивается на другой бок, утыкаясь в грудь Хёнджина. Субботнее утро начинается с ленивых поцелуев, поглаживаний друг друга и тихих перешёптываний. Уже чуть больше года они делят на двоих квартиру, кровать и воспоминания. Крупные ладони проходятся по спине Феликса, вызывая мурашки, и останавливаются на пояснице, щекоча кончиками пальцев. В груди всё трепещет от кружащихся бабочек, сердце мягко стучит, отзываясь на прикосновения и словно стремясь быть к любимому ещё ближе. Феликс закидывает руки на шею Хёнджина и тянет его на себя, укладывая сверху. Хёнджин тут же седлает его бёдра, задевая утренний стояк. Целоваться вот так, не торопясь, наслаждаясь каждым мгновением, передавая все свои чувства друг другу — истинное счастье. Любимые полные губы перемещаются на шею, Хёнджин кусает тонкую кожу, а затем всасывает в рот, лаская языком. Из горла Феликса вырывается стон, спина выгибается, к паху кровь приливает сильнее. Он бедром чувствует возбуждение Хёнджина и призывно дёргает тазом. Хёнджин толкается в ответ, проходясь твёрдым членом по его собственному возбуждению, отчего по телу начинает струиться огненная страсть. Говорят, она со временем угасает, но Феликсу кажется, будто они с Хёнджином лишь больше распаляются, пробуя что-то новое — особенно места. Хёнджин опускается ниже и зубами цепляет сосок, оттягивая от груди. Он нагло улыбается, смотря прямо в глаза Феликса: знает, какой эффект производит. Боль смешивается с наслаждением, что волнами расходится по каждому нерву. Феликс нетерпеливо зарывается пальцами в тёмные волосы, прижимая лицо Хёнджина ближе к своей груди. — Хочу тебя, — жгучее желание формируется в слова, когда зубы Хёнджина переходят на другой сосок. Хочется больше, иначе: войти во всю длину, заставляя подгибаться пальцы на ногах. Но Хёнджин медлит, ведя кончиком языка по контуру ареолы, а рукой скользя вниз живота Феликса, что поджимается от мягкой ладони в ожидании. Феликс плавится. Его сводят с ума хлюпающие звуки, тяжёлое придыхание Хёнджина забивается в ушные перепонки, а сжимающиеся вокруг затвердевшего члена пальцы заставляют повторить свои слова. — Ну же, пожалуйста, — голос звучит умоляюще: Феликс готов сделать что угодно, лишь бы наконец-то войти, ощутить горячую узость Хёнджина. Продолжая нагло улыбаться, Хёнджин кивает и тянется к прикроватной тумбочке, доставая оттуда смазку и пачку презервативов. Феликс, сфокусировав взгляд, недовольно смотрит на маленький квадратик: ещё ни разу они не занимались сексом без защиты, хотя никаких преград для этого нет. — Давай без… Он не успевает закончить, как в ответ прилетает строгое: — Нет. — Хёнджин… — Феликс закусывает губу, смотря на своего парня. — Мы постоянно сдаём анализы и можем… — Я сказал нет, — повторяет он. — Чего ты боишься? Всё ведь хорошо, ты не сможешь заразить меня, — Феликс проводит ладонью по его щеке, лаская и успокаивая. Почувствовать Хёнджина полностью хочется до ломоты костей. Чтобы плоть к плоти, без каких-либо преград в виде тонкой резинки. Может, и глупо, но Феликс так хочет этого: полноценного слияния, единения, доверия. Такое простое и такое недостижимое желание. Раньше его сексуальные партнёры часто настаивали на сексе без контрацепции, но Феликс всегда всем отказывал. И теперь единственный, кому он готов довериться, отказывает ему. — Феликс, я не собираюсь рисковать твоим здоровьем ради минутного удовольствия. — Мы держимся гораздо больше минуты, — пытается пошутить Феликс, чтобы сгладить углы. Получается плохо. — Вдруг вирусная нагрузка повысилась? Я могу быть опасен, оно того не стоит. Хёнджин отстраняется и встаёт с кровати, а Феликс понимает, что последний шанс на нежный утренний секс упущен. Они сталкиваются с данной проблемой уже не первый раз, и в каждый из них Феликс терпит крах. Хёнджин ведь неглупый, сам должен понимать, что незаразен. В этой теме он разбирается намного лучше самого Феликса, но почему-то всё равно продолжает упорно твердить об опасности. Хёнджин даже отказывается становиться донором спермы для их будущих детей. Вопрос этот, конечно, остро не стоит в данный момент, но отказ Хёнджина уже сейчас напрягает. — Малыш… — Я не хочу быть, как мой бывший. Не хочу обрекать тебя на это. — Но ты не он, — Феликс грустно вздыхает, соскребая себя с кровати. Возбуждения словно и не бывало. — Я знаю о твоём статусе, я даю тебе своё согласие. Это совершенно разные ситуации. Хёнджин лишь ведёт плечом, надевая домашние футболку и шорты. Он закрывается, отворачивается и покидает спальню, давая понять, что разговор окончен. Победа опять не за Феликсом. Нужно что-то придумать, убедить. И дело не столько в самом сексе, сколько в каком-то странном паническом страхе Хёнджина заразить. Конечно, совсем уж до абсурда пока не доходило, но и минет без презерватива он никогда не делал. Ещё и анализы сдаёт каждый месяц, даже Сэм из клиники пыталась поговорить об этом — слишком уж часто, — но Хёнджин слышать никого не хочет. Одевшись и умывшись, Феликс бредёт на кухню, где Хёнджин уже вовсю готовит завтрак: омлет с цукини и слегка поджаренные тосты с творожным сыром и авокадо. Как и всегда, Хёнджин внимательно следит за тем, что попадает в его желудок, заботясь о своей фигуре и здоровье, которое особенно важно в его ситуации. Он, такой потрёпанный, домашний и уютный с утра, вызывает внутри новый рой бабочек, что приятно щекочет стенки сердца. Тело наполняется теплом, и Феликс откладывает неприятную ситуацию на потом, желая сейчас насладиться совместным завтраком в такой редкий выходной. Он подкрадывается к Хёнджину и обнимает его со спины, оставляя лёгкий поцелуй на сгибе шеи. — Чем хочешь заняться сегодня? — осторожно спрашивает Феликс. — Можем съездить куда-нибудь и устроить свидание. Или просто остаться дома. Хёнджин же показательно дует губы и вздёргивает нос, а Феликс прижимается к нему плотнее и поглаживает по бокам, пытаясь извиниться. Случившееся даже ссорой сложно назвать, но ощутимый осадок после разговора остался, а проблема в очередной раз дала о себе знать. Хёнджин старается отстранить его от себя локтем, но безуспешно: стоит Феликсу провести дорожку поцелуев по шее, Хёнджин сдаётся. — Съездим в Сохо? Там новый ресторан открылся. Прямо на террасе, вид оттуда невероятный. И готовят, судя по отзывам, хорошо. — Ладно, я позвоню Тому, — обещает Феликс, а Хёнджин принимается в красках рассказывать о найденном месте. Тихо посмеиваясь, Феликс слушает об этом ресторанчике и чувствует невероятную любовь к этому живому, забавному и немного капризному Хёнджину, который строит планы на их выходной день. За шутками, мимолётными поглаживаниями и обсуждением сегодняшней программы напряжение между ними испаряется без следа.***
Напевая песню себе под нос, Феликс наблюдает за меняющимися на дисплее лифта цифрами: одиннадцать, двенадцать, тринадцать… Он впадает в некоторый транс — так успокаивает. Сегодня они удивительно рано закончили с работой — время лишь начало девятого, — так что Феликс решил устроить Хёнджину сюрприз, не предупредив о раннем возвращении. На всякий случай он сверился с местоположением Хёнджина, который вернулся домой ещё час назад. Так что, купив букет пионов и небольшой чизкейк, Феликс отсчитывает секунды до их встречи. В голову лезут мысли, как бы они могли провести свой вечер перед тем, как притронутся к чизкейку. Может, сделать Хёнджину римминг? Или достать те анальные бусы? Или попробовать уговорить на минет без предохранения?.. Ладно, последнее кажется совсем уж за гранью фантастики. Грустно вздохнув, Феликс откидывается затылком на стену лифта, смотря, как цифры продолжают ползти вверх. Ситуация с Хёнджином беспокоит. И дело не только в том, что он отказывается от секса без защиты, а в целом есть ощущение, что Хёнджин начинает постепенно сходить с ума от этой темы. Недавно вот Феликс нашёл в их аптечке несколько экспресс-тестов на ВИЧ и утолщённые презервативы для лучшей защиты. Он совсем не удивится, если Хёнджин начнёт предлагать воздержание, чтобы перестраховаться. Но к психологу его не затащить: Феликс пару раз ненавязчиво предлагал обратиться за помощью, но Хёнджин воспринял всё в штыки, не желая замечать очевидную проблему. Даже пришлось прибегнуть к помощи инфекциониста Хёнджина, который прочитал им целую лекцию о передаче ВИЧ, неопределяемой вирусной нагрузке и напрасных опасениях. Однако на всю эту информацию Хёнджин закрыл глаза, не желая слушать доводы врача. Из мыслей вырывает звоночек, оповещающий, что Феликс прибыл на нужный ему сорок первый этаж. Уже стоя около двери, ведущей в апартаменты, Феликс бегло осматривает себя: поправляет складки на штанах и ворот джинсового жакета, стряхивает невидимые пылинки с белоснежной рубашки и придирчиво проверяет кеды на наличие пятен. Но вроде бы всё в порядке. Зайдя в квартиру, Феликс замечает горящий на кухне свет, поэтому сразу направляется туда, держа букет в одной руке, а бенто-торт — в другой. — Малыш, я дома, — радостно сообщает Феликс, завидев Хёнджина около кухонной тумбы. Вот только Хёнджин ему не отвечает и вообще никак не реагирует на присутствие Феликса. Может, в наушниках? Улыбаясь, Феликс закусывает губу и подкрадывается сзади к своему парню, просовывая ему под нос букет, но Хёнджин испуганно дёргается и врезается в его живот. — Прости, я напугал тебя? — У меня чуть сердце не остановилось, — театрально вздыхает Хёнджин и прикладывает ладонь к груди, пока пытается отдышаться. — С ума сошёл так подкрадываться? Феликс хихикает и уже хочет вручить подарки, как замечает, что рука на груди Хёнджина перевязана бинтом, сквозь который проступила кровь. Улыбка мигом исчезает с лица, Феликс откладывает букет вместе с тортом на кухонный островок и подходит к Хёнджину, протягивая руку к его ладони: — Что случилось? Ты поранился? Однако Хёнджин отступает, не давая подойти к себе, и одёргивает руку: — Ничего страшного, я уже почти всё убрал, — он кивает в сторону кухонной тумбы. Приглядевшись, Феликс замечает на ней какие-то средства для уборки и несколько запачканных кровью тряпок. Он уже хочет подойти ближе, чтобы помочь с наведением порядка, но Хёнджин ему и этого не даёт сделать, преграждая дорогу. — Я сам. — Хёнджин, тебе нужно обработать рану. Посмотри, у тебя всё ещё идёт кровь, — Феликс кивает на его руку, где красное пятно становится всё больше. — Давай я помогу… — Нет, я справлюсь, — Хёнджин поджимает губы, нервозно покусывая нижнюю. Догадка приходит в голову слишком быстро. — Ты же не думаешь, что сможешь меня заразить? — Феликс наклоняет голову вбок, смотря с прищуром. Но Хёнджин не отвечает. Он возвращается к тумбе, начиная её остервенело отдраивать, щедро налив ещё средств — запах спирта заполняет собой кухню. Вот же чёрт. Кажется, состояние Хёнджина продолжает ухудшаться, приобретая всё новые формы безумия. Феликс — честно — теряется. Одно дело помогать Хëнджину при болезни, возить по врачам, и совсем другое — его психологическое состояние, в этом Феликс бессилен. Оставив ненадолго Хёнджина одного, Феликс идёт в ванную, чтобы найти новые бинты, перекись и антисептический клей, но по возвращении картина не меняется: Хёнджин всё ещё оттирает невидимые пятна с гранитной поверхности. — Малыш, — Феликс аккуратно берёт Хёнджина за плечи, отвлекая от его занятия. — Давай сначала разберёмся с твоей рукой. Уже весь бинт пропитался. — Нужно ещё убрать, — качает головой Хёнджин. — Вот тут осталось… Феликс прослеживает за его пальцем, но не видит ничего. — Она идеально чистая, Хёнджин, — он осторожно поворачивает Хёнджина, заставляя посмотреть себе в глаза. — Но даже если там что-то и есть, я не заражусь, слышишь? Ты же знаешь, что это невозможно. Нам нужно осмотреть твою руку. Неуверенно, но Хёнджин всё же кивает. Он снимает бинт, не давая Феликсу приблизиться, сворачивает его несколько раз, затем ещё суёт в маленький полиэтиленовый пакет, который крепко завязывает, и лишь потом выбрасывает его в урну. Феликс, насколько ему позволяет это сделать расстояние, оглядывает его руку — выглядит нестрашно. Промыв её под холодной водой, Хёнджин обрабатывает порез перекисью, а после аккуратно склеивает. Пока клей сохнет, Феликс предпринимает новую попытку подступиться: — Послушай, Хёнджин, — он обхватывает его лицо руками, вынуждая посмотреть на себя. — Ты незаразен. Мы же говорили с доктором Харрисоном, помнишь? Твоя вирусная нагрузка… — Могла скакнуть в любой момент, — выдёргивается из его рук Хёнджин. — Не могла. Ты никогда не пропускаешь приём лекарств, всегда пьёшь их в одно время, да и анализы сдаёшь уже каждый месяц. — Но вдруг? Если я исключение? Или препараты перестали действовать? — настаивает на своём Хёнджин. — Я ведь не могу сдавать анализы каждый день. Так что давай не будем рисковать твоим здоровьем, — говорит он и чуть тише добавляет: — И здоровьем наших будущих детей. Они этого не заслуживают. Хёнджин отворачивается, принимаясь бинтовать свою руку, а Феликс замечает, как его плечи начинают подрагивать — слышится тихий всхлип. Плохо дело. — Ты такой же человек, как я, и не несёшь никакой опасности для других. Прошу тебя, Хёнджин, послушай меня. Доктор Харрисон был прав, тебе нужна помощь другого специалиста. Наспех закончив с рукой, Хёнджин возвращается к кухонной тумбе — гранитная поверхность уже буквально скрипит от бесконечного натирания, но Хёнджин никак не унимается, продолжая стирать видимые лишь ему пятна крови. — Я в порядке, — его голос сильно дрожит, а на лице Феликс замечает редкие слёзы. Он подходит ближе, но Хёнджин отстраняется, не давая к себе прикоснуться. Неприятно, однако Феликс старается не замечать это ноющее чувство: сейчас в приоритете Хёнджин, которого уже изрядно потряхивает, а дыхание становится рваным. Напоминает день его признания в своём статусе: тогда Хёнджин тоже выглядел таким разбитым, наполненным болью и ужасом. — Малыш, — успокаивающе шепчет Феликс, — давай обратимся к психологу, я найду… Хёнджин срывается. Его трясёт от переполняющих эмоций, щёки заливает влагой, он шумно глотает ртом воздух, задыхается, словно рыба, выброшенная на берег. Что говорить и делать — неясно. Феликс теряется, его самого захлёстывает тревога за близкого человека. Он ненадолго замирает, не находя сил пошевелиться, лишь пристально смотрит, как загибается Хёнджин под гнётом обрушившихся эмоций. — Мне не нужен психолог! Моя единственная проблема — это ëбаный ВИЧ! — кричит Хёнджин, захлёбываясь слезами и взмахивая руками. — Я не оказался среди тех трёх счастливчиков, что излечились. Феликс осторожно подступается к нему и буквально захватывает в объятия, стараясь успокоить, затушить разгоревшуюся истерику Хёнджина. Он крепко сжимает его в руках, не давая возможности пошевелиться, и начинает медленно покачивать Хёнджина в разные стороны. — Не оказался, — подтверждает Феликс, поглаживая его по затылку. Несколько минут в комнате слышны лишь всхлипывания и тихий шёпот Феликса: он говорит что-то успокаивающее, первое, что придёт в голову, даже не осознавая до конца смысл фраз, но, кажется, это помогает. Хёнджин постепенно успокаивается от крепкой хватки: его дыхание выравнивается, дрожь становится меньше, а руки нерешительно располагаются на спине Феликса. — Мне придётся жить с этим всю свою жизнь, — сдавленно произносит Хёнджин, шмыгая носом и укладывая голову ему на плечо. Феликс зарывается пальцами в чёрные волосы, начиная массировать макушку. Он и представить не может, каково Хёнджину от осознания, что ему придётся жить вот так до самого конца. Со страхами, сомнениями и постоянным беспокойством о здоровье. Всё, что может сделать для него Феликс, — это просто быть рядом, как бы тяжело ни было. — Придётся, но ты проживёшь долгую и счастливую жизнь. Я представляю, как в старости ты будешь жаловаться на ноющие колени, — Феликс тянет его за волосы, призывая посмотреть на себя. — Но даже с глубокими морщинами ты будешь самым красивым. Как и сейчас — с зарёванным лицом и текущим носом, — Хёнджин остаётся самым красивым мужчиной, которого когда-либо встречал Феликс. Но даже его внешняя красота сильно уступает красоте душевной. — А ты будешь мне дарить цветы? — Хёнджин выглядит до ужаса милым и забавным со своими надутыми губами и сморщенным носом. — Буду, — обещает Феликс, слегка улыбаясь. Кажется, самый кризисный момент позади. Хёнджин вновь прижимается к нему, окончательно приходя в себя: он больше не дрожит, даже ладони на спине Феликса расслабляются, начиная выводить небольшие круги. — Их было двое, кстати, — удержать язык за зубами от комментария не получается, да и хочется разрядить атмосферу глупой шуткой. — Чего? — Всего двое излечилось, не трое, — посмеивается Феликс. В ответ прилетает шлепок по спине. Хёнджин недовольно ворчит и трётся носом о его плечо. Такой нежный, такой… Стоп. — Малыш, ты только что вытер свои сопли о мою джинсовку от Armani? Ты в курсе, сколько она стоит? — Феликс старается говорить ровно, мысленно подсчитывая, в какую сумму ему обойдётся химчистка лимитированной вещицы. Хёнджин неловко ойкает, отстраняясь — его щёки заливаются лёгким румянцем, на губах извиняющаяся улыбка, однако слёзы больше не выступают на глазах. И Феликс понимает, что готов скупить хоть весь магазин Armani и позволить Хëнджину сморкаться в самые дорогие вещи, лишь бы тот больше не испытывал такого удушающего отчаяния.***
Феликс постоянно поглядывает на часы — у них ещё двадцать минут до назначенной встречи, и, если бы не образовавшаяся пробка, они бы были на месте уже через пять минут. Том заверил, что они должны успеть вовремя, но нервы, находящиеся на пределе из-за предстоящего разговора, лишь разгоняют панику сильнее. Рядом сидящий Хёнджин сжимает его ладонь, привлекая к себе внимание и тепло улыбаясь. Он такой невероятно красивый, мягкий, родной, что от одного только взгляда на Хёнджина цепи тревоги немного ослабляются. — Ты так и не скажешь, куда мы едем? — негромко спрашивает он. — Просто доверься мне, ладно? — Хёнджин в ответ кивает, а Феликс добавляет: — И выслушай их до конца. — Их? — густые брови хмурятся, Хёнджин забавно морщит нос, становясь ещё милее. — Мы будем не одни? — Не одни, — подтверждает Феликс, оставляя короткий поцелуй в уголке его пухлых губ. Уже больше месяца прошло с момента, как Хёнджин с маниакальным остервенением отмывал кухню от своей крови, и ситуация никак не изменилась. Поэтому, проторчав несколько недель во всевозможных группах поддержки и чатах, Феликс придумал очередную попытку достучаться до Хёнджина. Вдруг сработает? — Что ты там задумал? — подозрительно щурится Хёнджин и так пристально смотрит, словно пытается залезть к нему в мысли. Феликс лишь неловко улыбается, надеясь, что разговор с этой парой даст толчок для похода к психологу. Оставшуюся до небольшого кафе дорогу они проводят в тишине, которая изредка прерывается комментариями Тома о том, что они скоро будут на месте. Когда машина останавливается у нужного им здания, Феликс первым покидает салон и подаёт руку Хëнджину, целуя тыльную сторону его ладони. Маленькая традиция, что так крепко укоренилась в их быте. Хёнджин осматривает кафе через большие окна, а затем выдаёт то, что Феликс никак не ожидал услышать: — Если ты затащил меня на встречу со свингерами, я откажусь, как бы меня ни уговаривали. Глупо хихикнув, Феликс тянет его за руку внутрь. И как вообще Хёнджину такое в голову пришло? Конечно, учитывая его разгульный образ жизни в прошлом, можно всякого надумать, но это… В голове не укладывается. Феликс никогда и ни за что не будет делиться Хёнджином с кем бы то ни было. Он полностью принадлежит только ему, а Феликс — Хёнджину, и никак иначе. Если же найдутся смельчаки, что начнут подкатывать свои яйца к Хёнджину, они рискуют остаться совсем без них — Феликс им в этом поможет. Расплываясь в улыбке от мыслей, как ставит на место несуществующих ухажёров Хёнджина, Феликс немного забывает, где вообще находится и для чего, пока его не тянут за ладонь. — Куда нам? — спрашивает Хёнджин, оглядываясь по сторонам. Феликс тоже осматривается: просторное кафе наполнено естественным освещением осеннего солнца, что заливает своим светом через огромные окна до самого потолка, древесный интерьер прекрасно сочетается с обилием зелёных растений, за стойкой бариста протирает кружки, а посетителей практически нет, что позволяет немного расслабиться — всё же тема разговора у них довольно деликатная. Среди немногочисленных людей в заведении Феликс находит нужную им пару, которая расположилась в самом конце, у окна. — Туда, — он тянет Хёнджина за руку в их сторону. Когда они подходят к нужному столику, их встречают тёплые улыбки и забавное угуканье полуторагодовалого малыша, который сидит на высоком детском стульчике. — Вы, должно быть, Феликс и Хёнджин? — спрашивает Трисс и, получив ответный кивок, представляется сама: — Я Трисс, приятно познакомиться. Это Джейк, — она указывает в сторону своего мужа, который приветственно кивает и протягивает ладонь для рукопожатий — с ним Феликс общался больше всего последние пару недель, — а это наш сын Майки. Хёнджин непонимающе вертит головой, смотря то на пару, то на малыша, то на самого Феликса, и выгибает бровь дугой, словно спрашивая «что тут вообще происходит?». Так и подмывает припомнить ему слова про свингеров, но Феликс сдерживает свой порыв — не при ребёнке же. Он отодвигает стул для Хёнджина, чтобы тот удобно устроился, и пододвигает обратно к столу, стоит ему присесть. Сам же усаживается по левую руку от него, и они все вместе делают заказ, состоящий из чая, кофе, ароматных булочек и кусочков чизкейка. — Так зачем мы здесь? — спрашивает Хёнджин, отпивая красный чай. — Пару недель назад мы познакомились с Феликсом в группе поддержки ВИЧ-инфицированных, — начинает Джейк, наклоняясь к ним чуть ближе. — Он сказал, что у вас есть некоторые проблемы. Острый взгляд Хёнджина укалывает — Феликс смотрит на своего парня умоляюще, желая, чтобы тот выслушал их историю. Не факт, что поможет, но он усиленно ищет пути, чтобы Хëнджину стало легче. — Я могу представить, через что ты прошёл, Хёнджин, — обращается к нему Трисс. — Я узнала о своём статусе семь лет назад. Тогда мне казалось, что жизнь кончена, а моя мечта о большой семье так и останется просто мечтой. Но теперь посмотри на него, — девушка с улыбкой указывает на сына. Феликс следит за своим парнем, который начинает жевать губу и крутить парный браслет на запястье, обращая всё свое внимание на малыша. Хёнджин хмурит брови: он явно недоволен, что в их ситуацию втянули посторонних, но оттаивает, стоит только Майку протянуть свою пухлую ручку в его сторону — уголки губ ползут вверх. Всё же идея взять на встречу ребёнка была верной: Хёнджин слишком слаб перед малышнëй. Наблюдая, как он позволяет обхватить маленькой ручке свои длинные пальцы, Феликс и сам расплывается в улыбке. Однажды у них тоже будут дети. Обязательно. — Он болен? — осторожно спрашивает Хёнджин, продолжая играться с малышом. — Нет. И мой муж тоже абсолютно здоров, — в глазах Трисс можно заметить невероятные нежность, любовь и счастье, что переливаются изумрудными оттенками на солнечном свету. Хёнджин переводит на неё свой взгляд — смотрит так недоверчиво, словно бездомный кот, боясь подступиться. Многострадальная губа вновь оказывается в тисках зубов, а Феликс готов поклясться, что слышит, как рушатся невидимые в голове Хёнджина стены, ломая невесть откуда взявшиеся нелогичные выводы. — Если честно, я постоянно боялась заразить Джейка. Иногда паника доходила до истерики, мне казалось, что даже презервативы не помеха для заражения, хотя на тот момент моя вирусная нагрузка уже не определялась. — Давно она не определяется? — спрашивает Хёнджин. — Стабильно как пять лет всё хорошо. Мы вместе сдаём анализы каждые полгода. Мягкость Трисс располагает к себе — Хёнджин перестаёт хмуриться и даже начинает ворковать с малышом, который может только хлопать глазами и произносить отдельные слоги на его вопросы. Феликс посмеивается, наблюдая за этой картиной. Наверное, со стороны Феликс выглядит ужасно глупо, но ему так нравится видеть, как Хёнджин возится с детьми — каждый раз его переполняет желание обзавестись своими собственными. Они уже пару раз обсуждали это, но пришли к выводу, что пока рановато и спешить не стоит. Да и Хёнджин упорно считает, что донором всех детей должен быть Феликс, с чем он совершенно не согласен. — У меня чуть больше двух лет, — тихо говорит Хёнджин. В его голосе сквозит горечь, но глаза наполнены нежностью, с которой он смотрит на ребёнка. — И ты уже неопасен, Хёнджин, — Трисс тянется к нему, мягко сжимая предплечье. — Ни для Феликса, ни для других. — Я вроде как знаю, но… — Но всё равно каждый раз накатывает страх, что таблетки перестали работать? — Хёнджин качает головой, подтверждая её слова. — Я справилась с этим только с помощью походов к психологу. Мы долго работали вместе, чтобы стало лучше. Но, поверь, тебе может стать легче. То, что ты испытываешь, — это нормально, но так быть не должно. Феликс замечает, как взгляд Хёнджина тяжелеет, наполняясь грустью и опасениями, а мышцы напрягаются: он будто каменеет на глазах, сжимается, становясь уязвимым и крохотным — хочется спрятать его от всего мира, но это не поможет решить проблему. А её решить надо. В первую очередь для самого Хёнджина. Положив свою руку ему между лопаток, Феликс медленно кружит ладонью по спине, ободряя и показывая, что он рядом — мышцы под ней заметно расслабляются. — Всё в порядке? — Феликс подбирается ближе, чтобы его вопрос никто не услышал. Хёнджин едва шепчет в ответ «да». Он всё посматривает на Майка, который слюнявит ложку и не отпускает его пальцы, норовя засунуть в рот и их тоже. Феликс мимолётно целует Хёнджина в висок и приобнимает за талию, поглаживая бок. — Это правда сработало? — спрашивает Хёнджин, пока пытается не дать своим пальцам попасть в рот малыша. — Иначе бы я не решилась завести ребёнка. И у тебя тоже могут быть здоровые дети, Хёнджин. Он поджимает губы, ведёт плечом и неуверенно кивает — явно всё ещё сомневается, но Феликс и не ждал чуда. Главной целью было, чтобы Хёнджин решился обратиться за помощью, а остальное решится само в ходе терапии. Они проводят за разговорами ещё пару часов: Трисс рассказывает о планировании беременности и трудностях, с которыми им пришлось столкнуться из-за её статуса, Джейк тоже подключается, показывая свой взгляд со стороны — быть рядом, зная, что ничем не можешь помочь, тоже трудно. Феликс старается не наседать, давая возможность паре выговориться, убедить Хёнджина. Он просто обнимает его, прикосновениями передавая свою поддержку. Когда приходит время прощаться, Майк, чуть ли не плача, отпускает руку Хёнджина — кажется, он ему очень понравился. Да и сам Хёнджин выглядит так, словно готов разрыдаться от нежелания отпускать малыша. Слишком милый — сердце сжимается. Оно, как и сам Феликс, знает, что из Хёнджина получится прекрасный отец. Том подвозит их до Центрального парка, в котором они решают скоротать остатки свободного вечера. Ладонь Хёнджина подрагивает в руке, он задумчиво молчит, витая где-то в своих мыслях, а Феликс просто ждёт, не навязываясь с вопросами и давая ему время подумать. Проходя около небольшого пруда, Хёнджин замирает, рассматривая водную гладь. Феликс прослеживает за его взглядом, натыкаясь на маленьких уточек, что мерно плывут недалеко от берегов. Тёплый ветер заставляет шуметь листву деревьев, где-то поблизости раздаётся смех дружной компании, вода плюхает от попадающих в неё камней — дети пытаются сделать блинчики, — а рядом стоящий Хёнджин шумно сглатывает. — Думаешь, у меня действительно есть проблема? — тихо спрашивает он. — Но мы с ней справимся, — так же тихо отвечает Феликс, окольцовывая его талию своими руками. — Я хочу, чтобы тебе стало легче. Чтобы ты не боялся и был счастлив. Чтобы стал отцом наших детей, не опасаясь, что заразишь их. Хёнджин отрывает свой взгляд от пруда и медленно поворачивает голову к Феликсу: выглядит таким серьёзным. Не удержавшись, Феликс разглаживает пальцем залёгшую между его бровей морщинку и широко улыбается, так как Хёнджин начинает морщиться лишь сильнее. — Не хмурься ты так. Морщины ведь будут, — смеясь, говорит Феликс. — А ты меня любить с ними не будешь, что ли? — Хёнджин дует губы, но Феликс замечает, как они дрожат: он явно сдерживается, чтобы не улыбнуться. — Буду любить тебя и с ними, и без. От меня так легко не отделаться, — Феликс сокращает оставшееся между ними расстояние, прижимаясь вплотную и целуя Хёнджина в подбородок. — Просто ты изведёшь меня жалобами на них. — Когда я жаловался вообще?! — обиженно восклицает он. Феликс заходится смехом, смотря на своего насупленного парня. Уж что-что, а жаловаться Хёнджин любит на всё — ему только повод дай. А может и вообще без повода. — Да ну тебя, — ворчит Хёнджин, шлёпая его ладонью по груди. Он пытается показательно отстраниться, но Феликс не даёт ему этого сделать, удерживая на месте. Поцелуи в челюсть задабривают, и Хёнджин оттаивает, размещая свои руки на его плечах. Они зависают в объятиях, слегка покачиваясь и наслаждаясь моментом: в начале осени ещё достаточно тепло даже поздним вечером, а звуки окружающей природы — такие редкие в самом центре Нью-Йорка — наполняют грудь ощущением жизни. Повисшее между ними молчание первым прерывает Хёнджин: — Джейк сказал, что у тебя есть контакты специалиста, к которому ходила Трисс. Созрел наконец. Феликс утвердительно мычит, пряча довольную улыбку в его плече. — Ты веришь, что мне поможет психотерапия? — Я не знаю, — честно признаётся Феликс, обращая на него своё внимание. — Но попытаться ведь стоит? Хёнджин покусывает губу, но всё же кивает. А затем ещё несколько раз для убедительности: — Ладно. Я схожу. Радость затапливает с головой — Феликс стискивает его в объятиях, нашёптывая на ухо слова о гордости за него и благодарности. Первый, самый важный, шаг сделан, а дальше они уже как-нибудь разберутся. Они возвращаются к пешей прогулке, делая небольшой круг по Центральному парку, и уже на выходе из него Хёнджин включает режим своей внутренней принцессы. И долго же он терпел. — Ты должен мне букет. Свидание как-никак, — начинает он. — И массаж. У меня ужасно гудят ноги и спина отваливается, — тянет жалобно Хёнджин, вздыхая со всей своей драматичностью. — Да и от мороженого я бы не отказался. Слушая пункт за пунктом в стремительно пополняющемся списке, Феликс заворожённо наблюдает за своим парнем: отмечает первые морщинки в уголках глаз, зависает на ямочках от улыбки, засматривается пухлыми губами. Это всё ещё его весёлый, дерзкий, капризный, целеустремлённый, умный, красивый и уже родной Хёнджин. Феликс влюбляется заново.***
На диване в гостиной Феликс сидит с ноутбуком и пытается работать, но мельтешащий по квартире Хёнджин сильно отвлекает от процесса. Вернувшись с очередного сеанса психотерапии, Хёнджин ни разу не присел больше чем на пару минут. За последние два часа он успел сходить в душ, собрать одежду для стирки, протереть отсутствующую после клининговой службы пыль и теперь торчит на кухне, переставляя в третий раз специи. Позвякивание баночек то и дело заставляет отрываться от экрана и смотреть в ту сторону. Хёнджина что-то беспокоит, иначе бы он не носился как в жопу ужаленный по всей квартире, но Феликс выбирает выжидательную позицию, незаметно присматривая за своим парнем. Его наблюдение прерывает входящее письмо от Джисона. j.one: Они затрахали. Теперь просят добавить басы, которые сами же и сказали убрать неделю назад. Ликс, сможешь отредачить? Мы с Крисом зависли над проектом для юбиков Вздохнув, Феликс отвечает обещанием разобраться с этим за выходные, если таковыми их можно вообще назвать. Отдыхом и не пахнет: весь день субботы он проводит за работой из дома, и, видимо, всё воскресенье пройдёт точно так же. Воткнув наушники в уши, Феликс вновь принимается за редактуру. Погружённый полностью в процесс, он замечает подошедшего Хёнджина, только когда тот садится рядом на диване, прижимаясь к его боку. Краем глаза Феликс замечает, как Хёнджин перебирает свои пальцы и постукивает ногой по полу. И что у него случилось там? Спустя десять минут отсутствия инициативы со стороны Хёнджина он всё же осторожно касается руки Феликса, привлекая к себе внимание. Вынув один наушник, Феликс чуть поворачивает голову вбок, вопросительно выгибая бровь. — Сильно занят? — издалека начинает Хёнджин. Уж очевидно его волнуют не очередные заказы клиентов, которые и сами не знают, чего хотят. — На тебя у меня найдётся время. Хочешь поговорить? — Не совсем, — Хёнджин закусывает губу — идёт с козырей — и сверлит взглядом ноутбук. Что ж, эта битва заранее проиграна. Феликс быстро сохраняет внесённые в проект изменения и, захлопнув макбук, отставляет его на журнальный столик. В конце концов, поработает ночью, когда Хёнджин ляжет спать. Сейчас же необходимо пользоваться моментом, пока Хёнджин, кажется, готов к диалогу. — Как прошёл сеанс? — интересуется Феликс. Хёнджин ведёт плечом, кратко отвечая: — Продуктивно. И это всё? А где же подробный рассказ? Предыдущие семь встреч Хёнджин описывал во всех красках, а сейчас простое «продуктивно»? Видимо, заметив его недоумение, Хёнджин добавляет: — На сеансе мы много чего успели обсудить, но в данный момент это не так важно. Можем поговорить об этом чуть позже, а сейчас, — он набирает в грудь воздух, на выдохе быстро произнося: — Я бы хотел попробовать с малого. Как насчёт минета без презерватива? Феликс давится воздухом. Что ж, не зря он платит приличные суммы за встречу с психотерапевтом — результат налицо. — Уверен? — Не совсем, если честно. В голове всё ещё есть навязчивая идея о заражении, и я уже думаю, как буду заставлять тебя проходить экспресс-тесты каждую неделю, но… — Хёнджин тяжело вздыхает, — я готов попытаться. — Нам некуда торопиться, малыш. Я не настаиваю, и… — Боже, Феликс. Просто дай тебе отсосать, пока я не передумал, — Хёнджин, закатывая глаза, поднимается с дивана. — И вообще во мне пробка, которая скоро сведёт меня с ума, — добавляет он по пути в спальню, подмигивая Феликсу. Дважды повторять не приходится. Феликс тут же вскакивает с дивана, чуть ли не снося журнальный столик на своём пути. И кто его вообще тут поставил? Он добирается до спальни за считанные секунды, где находит Хёнджина, зависшего у шкафа — тот роется в нём, перебирая десятки портупей и всевозможных чокеров. Остановив свой выбор на толстой цепи, Хёнджин быстро застёгивает её на шее и поворачивается к Феликсу. — Ты ещё одет? — бровь изгибается дугой, Хёнджин окидывает его заинтересованным взглядом. Феликс стягивает с себя футболку и домашние спортивные штаны, аккуратно складывая их на кресло. Всё это время он не отрывает глаз от Хёнджина, который пусть и старается выглядеть самоуверенным, но заметно волнуется. Оставшись в одних трусах, Феликс подходит к нему и берёт мельтешащие пальцы в свои ладони, стараясь успокоить. — Хёнджин, — мягко зовёт он. — Повторюсь, мы можем не торопиться. Но тот лишь качает головой, закусывая губу и толкая его в сторону кровати. Внутренней стороной коленей Феликс чувствует упирающийся в них матрас и опускается на постель под взглядом своего парня. Хёнджин медленно, смотря ему в глаза, снимает с себя домашнюю одежду, представая нагим перед его взором. Десятки родинок образуют на туловище Хёнджина извилистую дорожку от шеи до самого лобка — во рту скапливается слюна, хочется провести по ней языком, но Феликс сдерживается, ожидая дальнейших указаний. Хёнджин же, играясь, вырисовывает на его груди узоры, цепляет пальцами соски, сжимая до боли, и ухмыляется, стоит Феликсу шумно выдохнуть. — Мне нравится, когда ты такой послушный, — шепчет он. А Феликсу нравится слушаться. Ну или иногда самовольничать, получая за это приятное наказание. Как и сейчас, он сжимает в ладонях ягодицы Хёнджина, проводит по ложбинке и, найдя конец анальной пробки, давит на неё, получая ласкающий слух стон. — Я не разрешал тебе, — шипит Хёнджин, сдавливая ладонью его шею. Воздуха становится меньше, а удовольствия — больше. Оно растекается по венам, дурманит разум. Феликс чуть откидывает голову назад, выпячивая кадык, на который тут же давят пальцы. Умопомрачительно. Его сводит с ума, когда Хёнджин контролирует его, когда ведёт, когда заставляет чувствовать себя слабым и умолять: в эти моменты он выглядит просто потрясающе — такой властный. — Какая? — хрипло спрашивает Феликс. — Какая в тебе пробка? Уголки губ Хёнджина дёргаются, он ослабляет хватку, возвращая доступ к воздуху, и проводит большим пальцем по губам Феликса. Наклонившись ближе к его лицу, касаясь кончиком носа щеки, он совсем тихо отвечает: — Твоя любимая. Из горла доносится жалобный стон. В голове мелькают картинки, как он будет управлять её вибрацией, не давая Хëнджину получить долгожданную разрядку или, наоборот, заставляя его кончить несколько раз подряд от сверхстимуляции. Если ему позволят это сделать сегодня, конечно. Длинные пальцы зарываются в его светлые волосы, сжимая их у самых корней и оттягивая голову ещё дальше назад. Теперь перед глазами лишь белый потолок, а на коже ощущаются тёплое дыхание и влажные поцелуи: Хёнджин скользит губами вдоль шеи, проводит языком по солнечному сплетению и кусает сосок — Феликс теряется в происходящем. В трусах становится тесновато. — Малыш, хочу тебя, — голос хрипнет, а остатки разума расплываются. — Это я вижу, — посмеивается Хёнджин и отходит от кровати к тумбочке, беря с неё телефон. Феликс прослеживает за его походкой, взгляд соскальзывает на выпуклые, округлые ягодицы: не зря Хёнджин проводит столько времени в тренажёрке. Нужно будет обязательно сделать сегодня ему римминг. Феликс уже предвкушает, как будет выцеловывать эти упругие ягодицы и сминать их ладонями, выбивая из Хёнджина новые стоны. — Нравится? — спрашивает Хёнджин, виляя бедром. — Мне всё в тебе нравится, — и Феликс в этом не лукавит. Он никогда не верил в родственные души, но кажется, будто Хёнджин буквально создан для него. В нём всё так идеально сочетается, и это всё идеально подходит Феликсу. Его смех, улыбка, капризность, склонность к манипуляциям, открытость, чистое доверие, умение поставить на колени, которое невероятным образом сочетается с податливостью, заставляют верить, что родственные души всё же существуют. Феликс любит его в любом состоянии и настроении: даже когда Хёнджин колкий, упёртый, не хочет разговаривать или устраивает очередную громкую сцену в попытке получить внимание. Любит и безусловно принимает. Хёнджин возвращается к нему, протягивая телефон с открытым приложением для секс-игрушки — вибрация ещё даже не включена, но Феликс намерен это исправить в ближайшие секунды. — Как обычно, ладно? Феликс кивает, тут же включая игрушку на минимальную скорость — Хёнджин закусывает губу, опускаясь на пол между его разведённых ног. За эти месяцы Феликс смог прекрасно изучить Хёнджина: он знает, как ему нравится, даже если тот делает недовольный вид и ворчит — это тоже его своеобразные уловки, которые каждый раз подстёгивают лишь сильнее. Языком Хёнджин проводит по его животу, прикусывает немного кожу, приспускает чёрные боксеры и замирает лицом около члена. Феликс словно слышит, как в его голове происходит ожесточённая борьба, но не спешит вмешиваться, давая Хëнджину время определиться. Как бы ни хотелось попробовать секс без защиты, Феликс никогда не станет напирать: психологическое состояние Хёнджина важнее, а принуждение совсем не в его стиле. — Мы сходим через неделю в больницу? — спрашивает он, ведя ладонью от основания к головке. — Если тебе станет от этого легче, то сходим, — обещает Феликс. Правда, он не совсем уверен, что это не подкрепит маниакальное состояние Хёнджина. Возможно, стоит и самому проконсультироваться со специалистом, чтобы хоть как-то помочь своему парню. — Спасибо, — шепчет Хёнджин и, вздохнув, прикасается губами к его члену, оставляя несколько коротких поцелуев по всей длине. Когда он вбирает головку в рот, обхватывая её своими преступно пухлыми губами, мир вокруг перестаёт существовать, а каждую клеточку тела заполняет жгучим удовольствием. Феликс, желая сделать приятное и Хёнджину тоже, включает вибрацию на самую большую мощность, после чего следует протяжный стон. Хёнджин, метнув в него злобный взгляд, проходится зубами по такому чувствительному сейчас органу. До встречи с ним Феликс и не думал, что ему такое может прийтись по вкусу. Однако в эту секунду он готов спустить прямо в горло Хёнджина от наслаждения, вызванного лёгкой болью, но сомкнувшиеся у основания пальцы лишают его этой возможности. Приходится всё же сбавить скорость игрушки. Пока что. Он тянется рукой к шее Хёнджина, натягивая толстую цепочку — звенья впиваются в кожу, которая начинает краснеть от натяга, а сбоку проступают вены. Хёнджин подаётся вперёд, заглатывая член целиком и упираясь носом в лобок. Ощущения просто восхитительные, невероятные, потрясающие. Сейчас, когда между ними нет преграды в виде тонкой резинки контрацептива, всё ощущается в десятки раз ярче. Горячо, влажно. Не сдерживаясь, Феликс толкается тазом в рот Хёнджина, на что тот проводит ногтями по его бёдрам, оставляя розовые полосы. Мучительно приятно. Усмирив своё нетерпение, Феликс следит, как мягкие губы скользят по его члену, то почти соскальзывая и оставляя во рту лишь головку, то насаживаясь до конца и упираясь ей в стенку горла. Шумно выдохнув, он сильнее стягивает цепочку на шее Хёнджина, а свободной рукой проводит по его лицу: стирает слюни, что из уголка губ собираются крупной каплей на подбородке, и убирает ему за ухо прядь выбившихся волос. Его мужчина делает ему самый потрясающий минет в жизни, и Феликс считает своим долгом позаботиться о нём такими простыми действиями. Дикая похоть смешивается с любовью, вынуждая сердце пропустить несколько ударов. — Я люблю тебя, — постанывая, говорит Феликс. Губы сдавливают плоть сильнее, пальцы берутся массировать яички, а язык играется с уздечкой и надавливает на уретру. Хёнджин смотрит на него так мягко, словно безмолвно, одними глазами, пытается признаться в ответ. Невероятная нежность затапливает всё внутри, и Феликс тянет за цепочку, заставляя Хёнджина прерваться и выпрямиться. Ему необходимо поцеловать его прямо сейчас. И он целует, ощущая солоноватый привкус собственного семени. Целует, передавая все свои чувства, которые бурлят изнутри, желая вырваться наружу. Целует, будто это их последний поцелуй. Жадно, трепетно. Хватается губами за язык Хёнджина, посасывает и выбивает тихие стоны, граничащие со скулежом, из своего парня. — Я же просил не говорить таких вещей, когда я с набитым ртом, — выдыхает ему на ухо Хёнджин, когда они отстраняются. Хихикнув, Феликс зацеловывает его плечи и шею, уделяя особое внимание крупной родинке, что находится прямо на сгибе. Он шарит рукой по одеялу в поисках телефона и, как только находит, вновь увеличивает скорость игрушки. Рваный стон звучит прямо около уха, дыхание Хёнджина окончательно сбивается — он цепляется руками за талию Феликса, сжимая так, что кожа начинает гореть. А Феликс горит вместе с ней, ведя ладонями по спине Хёнджина и спускаясь к ягодицам, чтобы вновь надавить на выпирающий конец анальной пробки. Звук вибрации, сбивчивые выдохи и стоны скручивают узел внизу живота — член дёргается, требуя, чтобы внимание уделили и ему, но в эту секунду Феликсу так хочется сделать хорошо своему любимому, из-за чего собственное желание отступает на задний план. Хёнджин плавится, извивается в его руках, шепча признания в любви и мольбы не останавливаться. Он словно пластилин принимает новые формы под ладонями Феликса, который, цепляясь за конец плага, слегка двигает им внутри, прибавляя к вибрации движения. Хёнджин выглядит на грани, когда прогибается в спине и прижимается плотнее к его груди. Такой податливый и желанный, такой… — К чёрту, — внезапно говорит он. Звучит так разбито — вот-вот разрыдается. — Возьми меня, прошу. Плевать на резинки, плевать на всё. Хочу тебя. Сейчас. Он подрывается с места, чтобы нашарить в тумбочке смазку, и возвращается, оставляя пачку презервативов на своём месте. Феликс неуверенно смотрит на него: небольшой страх, что Хёнджин завтра об этом пожалеет и ему станет хуже, пробирается в сердце. Он уже хочет предложить всё же не торопиться, но Хёнджин со всей своей пластичностью и грациозностью, обрывчато постанывая от смещающейся внутри вибрирующей пробки, усаживается ему на бёдра, сразу же распределяя прохладный гель по члену Феликса. Скользящие движения руки выметают прочь все сомнения — если что, они обязательно разберутся с этим позже. С протяжным стоном Хёнджин вынимает из себя игрушку, откидывая прямо на покрывало, и нетерпеливо смазывает себя подрагивающими пальцами. — Не спеши, малыш, — Феликс успокаивающе поглаживает его руки, а затем придерживает за талию, не давая свалиться вниз. — Лучше займи свой рот чем-нибудь, Феликс, пока я не передумал, — цыкает он, приставляя головку ко входу. Слушаясь, Феликс принимается целовать его шею, терзает зубами мочки ушей и широко лижет по линии подбородка. Он чувствует, как Хёнджин плавно опускается на его член до самого упора и замирает, откидывая голову назад. Если раньше Феликс думал, что внутри Хёнджина умопомрачительно приятно, то сейчас у него не найдётся даже слов, чтобы описать испытываемые ощущения. Это слишком хорошо, изумительно, божественно. Слишком… Всё. Хочется выкинуть все их запасы презервативов, чтобы больше никогда ими не пользоваться. — Блять, — жалобно стонет Хёнджин, цепляясь за его плечи руками. — Как же охуительно. Пожалуй, это идеальное описание происходящего. Ухмыльнувшись, Феликс одной рукой сжимает его горло, доставляя ему ещё больше удовольствия — Хёнджин ведёт тазом, начиная медленно двигаться. Как и всегда, он не любит размашистые движения, не любит, когда член практически выходит из него — лишь плавные, едва ощутимые фрикции, которые создают трение. Феликс помогает ему, едва двигая бёдрами, накручивает на пальцы цепочку и мысленно умирает, смотря на полное наслаждения лицо Хёнджина. Он такой невероятный с приоткрытыми пухлыми губами, плотно закрытыми глазами, липнущими от пота прядями чёрных волос и сморщенным носом — вот так хочется до конца своих дней. — Ты невероятный, — хрипло шепчет он, заворожённый его видом. — Хочу подарить тебе весь мир. Хёнджин приоткрывает один глаз, с прищуром смотря на него. Он насаживается глубже, сжимает член внутри себя и слегка улыбается, стоит Феликсу простонать его имя. — Всего мира в моём списке нет, но есть пункты, которые тебе по силам. Дыхание опаляет щёку, свободной рукой Феликс притягивает Хёнджина ближе к себе, чтобы слиться в жарком поцелуе. Рой бабочек взметается в животе, и Феликс готов поклясться, что чувствует их крылья, ласкающие внутренности. Неописуемо. — Сильнее, — хрипит Хёнджин, увеличивая темп движений. Следуя его просьбе, Феликс оттягивает цепочку — кажется, на шее Хёнджина останутся следы от её звеньев. Второй рукой Феликс спускается к члену любимого, но Хёнджин возвращает её обратно на талию — видимо, хочет кончить без дополнительной стимуляции. То, как Хёнджин рвано двигается, как запрокидывает голову назад и закусывает свои губы, как выстанывает на грани скулежа его имя, заставляет окончательно провалиться в яму удовольствия. Чувствуя, что он вот-вот кончит, Феликс пытается отстраниться, но Хёнджин одаривает его строгим взглядом, не давая сдвинуться и на сантиметр. — Хочу внутрь, — его горло сипит от длительного натяга, отчего звучит ещё сексуальнее. Феликс понимает, что Хёнджин потом изведёт его жалобами на сперму в своей заднице, но ослушаться не может. Где-то внизу происходит настоящий взрыв, заглушающий и затмевающий всё вокруг. Феликс замирает, чувствуя, как по телу растекается что-то тёплое, что-то, что расслабляет все мышцы, делая их ватными. Когда перед глазами проясняется, он концентрируется на Хëнджине, который резко останавливается в немом стоне с приоткрытым ртом. Ну просто произведение искусства. На животах появляются белёсые капли, Феликс убирает свою ладонь с шеи Хёнджина, осторожно приобнимая и не давая ему упасть на пол. Силы покидают тело — хочется просто рухнуть на кровать, чтобы забыться долгим сном до самого утра. — Ты сказал про целый мир, — отдышавшись, говорит Хёнджин, пристально смотря ему в глаза. Улыбка против воли расползается на лице: Феликс был уверен, что Хёнджин ему ещё это припомнит. Вопрос только в том, что именно у него там за список. В ответ Феликс утвердительно кивает, не найдя в себе силы пошевелить языком. — Подари мне время, Феликс. Возьми выходные, давай съездим в Лос-Анджелес. Родители так хотят с тобой познакомиться, — Хёнджин проводит ладонью по его лицу и оставляет короткий поцелуй на губах. — Пожалуйста. Что ж, со всем миром он явно поторопился. Отвечать Хëнджину отказом и расстраивать его не хочется, но горы работы с сорвавшимися с цепи клиентами не дают возможности на передышку. Даже пара выходных — роскошь, а тут поездка в другой штат. — Хёнджин… — неуверенно начинает Феликс. — Ты же знаешь, у меня много работы. Но я обещаю, что постараюсь что-то придумать, хорошо? Хёнджин заметно грустнеет, но старается держать себя в руках, натягивая на лицо улыбку. В очередной раз, когда разговор может перейти в серьёзную ссору, Хёнджин предпочитает загасить её в зачатке и насладиться имеющимся моментом. Становится даже стыдно перед ним. — Твой член всё ещё во мне, вообще-то, — напоминает Хёнджин. Приходится отлипнуть — практически в прямом смысле этого слова — друг от друга. Хёнджин слезает с него, заваливаясь на кровать и наконец выключая анальную пробку. Только сейчас Феликс замечает, как же сильно у него затекли ноги — всё же Хёнджин довольно тяжёлый из-за наращённых в зале мышц. Постанывая, Феликс ложится рядом, разминая свои бёдра. — Если честно, я записал нас на анализы, как только вышел с приёма Джонса, — признаётся Хёнджин. Ожидаемо: он никогда не делает что-то, заранее не продумав. Феликс более чем уверен, что всё это было спланировано по пути домой, а он, как всегда, попался. — Я догадывался. Мы будем делать их столько, сколько потребуется, если тебе от этого станет легче. Хёнджин прижимается к его боку, зарываясь лицом в волосы Феликса, и шумно выдыхает: — Спасибо. Они лениво валяются на постели ещё минут десять, пока Хёнджин в подробностях рассказывает, что было на прошедшем сеансе. — Мне страшно, что я заразил тебя. Не так сильно, как раньше, но всё равно, — шепчет он. — Страшно, что ты тогда меня бросишь, будешь винить. Феликс поворачивается к нему лицом, разглядывая нахмуренный лоб и сморщенный нос — даже так Хёнджин выглядит таким милым и родным. — Я тоже боюсь, но за тебя, — откровение срывается с губ. — Боюсь, что таблетки перестанут работать, боюсь, что тебе станет хуже, боюсь каждый раз, когда у тебя поднимается температура. Но, Хёнджин, — Феликс проводит ладонью по его шее и зарывается пальцами во влажные от пота волосы, — я никогда не стану тебя винить в заражении и тем более не брошу из-за этого. Это то, в чём я уверен, и то, что могу пообещать тебе. Он замечает, как глаза Хёнджина начинают слезиться, но тот быстро промаргивается, не давая им выплеснуться наружу. Хёнджин тянется к нему с поцелуями, и Феликс чувствует исходящую от него искреннюю благодарность и необъятную любовь. Даже если он заразит его, Феликс твёрдо намерен оставаться вместе и вместе преодолевать новые трудности. Если же Хëнджину станет хуже, он перевернёт весь мир в поисках новых лекарств и лучших врачей. И даже в самом страшном варианте развития событий, о котором думать не хочется, Феликс будет держать его за руку до самого конца. — Люблю тебя, — со всей серьёзностью говорит Хёнджин, но быстро переключается на недовольство, добавляя: — Но как же, блять, внутри липко. Зачем ты вообще послушался и кончил в меня? Феликс заходится хохотом: Хёнджин такой предсказуемый. — Чего ты ржёшь?! Там сейчас всё засохнет! — обиженно восклицает он, а по животу прилетает шлепок. Хёнджин поднимается с кровати и, виляя бёдрами, идёт в сторону выхода из спальни. — Пойдём, будешь вымывать меня. Твоя сперма — тебе и исправлять, папочка. Продолжая смеяться, Феликс подрывается вслед за ним. Голышом они добегают до ванной, чтобы под горячими струями воды воспламениться от вновь накатившей страсти. В этот вечер они не ограничиваются одним заходом, из-за чего Феликсу приходится работать всю ночь, внося правки от клиентов. Зато он всё же пытает Хёнджина оргазмами и делает ему очередной потрясающий римминг, наслаждаясь мягкостью ягодиц в своих ладонях. Через неделю тест на ВИЧ ожидаемо показывает отрицательный результат, как и каждую неделю на протяжении следующих месяцев. Постепенно с помощью сеансов у психолога тревожность Хёнджина по поводу заражения снижается, что значительно улучшает его психологическое состояние. Они решают их первую проблему, наполняясь уверенностью: справятся и с остальными. Феликс же окончательно убеждается: если с кем он и готов провести всю свою жизнь, то только с Хёнджином.