***
Через четыре дня та же повозка с теми же двумя сундуками, но всего с одним человеком уже гораздо медленнее возвращалась в Грёнеборг. Человек, держащий вожжи, хотя и сидел прямо, и правил твёрдой рукой, но являл собой зрелище в чём-то невыразимо печальное. Лошадь заставляли уворачиваться от редких, стремительно несущихся экипажей, но потом провожали их долгим взглядом, в котором без труда можно было разглядеть осуждение. Повозка остановилась у салона, возница посмотрела на мостовую так, будто до неё был по меньшей мере фам, поколебалась пару мгновений и спрыгнула. Один из каблуков всё-таки предательски подогнулся, но она устояла, пробормотав себе под нос, похоже, что-то успокаивающее, отвязала сундуки, осуждающе глядя на свои длинные ногти, взяла один и, за неимением свободных рук, постучала в дверь пяткой. Фру Андэшдоттер открыла, вытирая руки о фартук, и спросила: — О, Анн, ты решила вернуться? Фру Хё только кивнула и потащила сундук наверх. — Тебе нужна?.. — слегка испуганно поинтересовалась Юлиане, глядя как расстроенная подруга совсем не смотрит, куда ступает, и вот-вот оступится и покатится вниз по лестнице. Но та только кашлянула, сиплым голосом бросила короткое «Нет», грохнула своей ношей об пол и тут же пошла за остальной поклажей, после чего забралась на полегчавшую телегу и укатила куда-то, вернувшись пешком только в сумерках, когда вторая хозяйка салона уже закончила работу и сидела за столом с кружкой можжевелово-брусничного напитка и бухгалтерской книгой. Анн заперла дверь, сдёрнула с головы капюшон и убрала с лица пряди, которые лезли в глаза весь день и ужасно этим раздражали. Мгновенье подумав, она со вздохом облегчения скинула обувь и, приподняв одной рукой юбку, подошла к столу и плюхнулась на стул напротив Юлиане. — Устала? — участливо поинтересовалась та. — Нет, — прозвучал ответ, который шёл вразрез с безвольной позой, более приличествующей медузе, нежели бодрой молодой женщине, и тёмными кругами под глазами. — Я так и подумала, — хмыкнула фру Андэшдоттер, удаляясь в погреб и возвращаясь с бутылью пива, половину которой она сразу разлила в две кружки. — Что с голосом? Простыла? — Да? Угу, да, — согласилась Анн, почесав щёку. — Тут буду спать. Ну, знаешь, чтобы не мешать тебе возможным кашлем. — Предупредительно с твоей стороны, — понаблюдав, как кружка опустошается залпом, Юлиане пододвинула Аннет бутылку и сказала: — Я принесу вниз твой тюфяк и одеяло. — Благодарю, — ответила фру Хё, взгляд которой затуманился то ли от благодарности, то ли от отлично скрываемой усталости. Когда постель принесли, человек, которому она предназначалась, уже спал, слегка посапывая и сложив голову на согнутую на столе руку. Вторая рука при этом была вытянута, буквально чуть-чуть не достав до пива. Юлиане улыбнулась и, приготовив лежанку, осторожно потрясла Анн за плечо. — Я не сплю! — тут же объявила та, вскакивая и дикими глазами оглядываясь по сторонам. — А надо бы. — Если ты настаиваешь… — фру Хё уже было сделала шаг к манящей постели, но её крепко схватили за запястье. — Ты же не всерьёз?! — Что? Что я сделала? — почти в панике прохрипела Анн. — Ты же не ляжешь спать, не смыв косметические краски? — О нет, нет, конечно! Я же прекрасно знаю, что так делать нельзя! Потому что это может… вызвать удушение… нет? Привлечь силы ада? Тоже мимо? Навлечь гнев Господа? Всё, сдаюсь. — Тебе не на пользу идёт пиво. Не смытые во время сна, они могут вызвать преждевременное старение, — покачав головой, напомнила Юли, подталкивая забывчивую фру в сторону умывальника. — Я почти то же самое сказала! — радостно отметила Анн, но тут же в нерешительности замерла, разглядывая содержимое распахнутого перед ней шкафчика. Фру Андэшдоттер только вздохнула, усадила её на стул и принялась сама стирать с её лица пудру, румяна, краску для бровей и ресниц и помаду. Потом она решила проявить дополнительную заботу и также расчесала длинные волосы Аннет, заплетя их в свободную косу. Укладываясь спать на довольно плоскую и твёрдую подушку, фру Хё отметила: — Эти волосы не такие уж и неудобные, с ними даже мягче. — Спасибо за всё, что ты делаешь, — серьёзно сказала Юли. — Пф-ф-ф, ерунда! — лукаво улыбнулась Анн. Её лицо без косметических красок и с более выраженным, чем обычно, загаром стало почти неузнаваемым. Как и голос. Неизменной осталась только отвага. — Кипит ли смола в котле? — Кипит. Слабее, чем ярость в моей душе перед лицом всех несправедливостей мира, но этого хватит. — Нет же никакой смолы? — Нет. Но под кроватью всё ещё есть топор. — У меня тут тоже кое-что для крепкого сна, — фру Хё вытащила из-под тюфяка длинный нож. — Господь милостивый! Как ты на этом лежишь?! — Мне помогают две вещи: то, что я не принцесса и мне нипочём ни горошина, ни секира под периной, и прошлый опыт возлежания на предметах различной степени твёрдости. — О, как я могла забыть. Доброй ночи. — И тебе. Фру Хё мгновенно погрузилась в сон, и расслабленная улыбка на её губах говорила о том, что она спокойна за ближайшее будущее.***
Утром Аннет радостной не выглядела. Чрезвычайно близко наклонившись к постоянно падающему зеркалу, она чётко и ровно рисовала чёрную линию над глазом. Проблема была в том, что человеческий глаз прямых линий не имеет, и результат выглядел… необычно. — Что-то новое? — спросила Юлиане, спустившись из спальни уже готовая к новому дню, работе и встречам с людьми. — Разве? Я же всегда так выгляжу, — фыркнула Анн, отчего пудра из банки, неосторожно оставленной открытой, поднялась в воздух, вызвав чихание и дальнейшее распределение порошка не столько по лицу, сколько в воздух и на стол. Когда пыль осела, Юли поинтересовалась: — Помочь? — Я прекрасно справляюсь! — Несомненно. Я просто хочу… кое-что попробовать. — А! Ну тогда, конечно. Юлиане развернула её лицом к окну и довольно быстро и решительно изобразила обычное лицо подруги поверх того, что видела перед собой. Лицо иногда пыталось увернуться и утверждало, что его вот-вот лишат глаза, и оно точно чувствовало прикосновение кисти прямо к зрачку! Эти жалобы игнорировали, оставляя их без комментариев или опровержений. Придирчиво рассматривая результаты своей работы, фру Андэшдоттер заключила: — После обеда я рекомендую тебе сказаться больной и уйти наверх. — Как скажешь. Но и до обеда польза, приносимая Анн, была не вполне очевидна. Она сидела за столом, время от времени вставая и прохаживаясь по салону, составила баночки с краской по росту в очень ровный ряд, поняла, что раньше они стояли по цветам и так было удобнее, чертыхнулась и попыталась вернуть всё, как было, не смогла вспомнить систему, махнула рукой и стала кидать нож в верхнюю притолоку двери. Посетитель, имевший несчастье зайти в этот момент, был сам виноват в своём испуге — ясно же, что если на заведении нет вывески, оно не жаждет работать. Всё же упрямый гвардеец настаивал, что ему нужен нательный рисунок на той части тела, которую обычно называют плечом. — Раздевайся, — снизошла до работы Аннет. — Зачем? Я же только… — Ну я должна посмотреть, хватит ли там места и подходит ли оно. — А-а-а… — протянул гвардеец, стягивая плащ и обе рубахи. Фру Хё задумчиво сжала его бицепс, надула щёки, покусала нижнюю губу, прикрыла глаза и, наконец, объявила свой вердикт: — Тут что-то другое надо. Волк лучше подходит для груди. — Хм… — Верь мне, я этим всю жизнь занимаюсь. — Я верю, — кивнул посетитель, в свою очередь положив руку ей на талию. — Сколько пальцев тебе сломать? — поинтересовалась Анн. — Ом-м-м, прости, — мужчина отдёрнул конечность от стана, почти без перепада высот переходящего в бедро, поспешно хватаясь за свою одежду. — Прощаю, — Анн изящно откинула с лица прядь, по пути чуть не попав себе пальцем в глаз, выругалась, извинилась, почесала изображение розы у себя на лице, потом почему-то поклонилась и сказала: — Наши иглы ждут тебя, добрый человек. Человек пробормотал что-то нечленораздельное, схватил плащ и почти выбежал из салона. Фру Хё взглянула на себя в зеркало, отметила, что ненароком размазала ресничную краску вокруг одного глаза, и пошла в кузницу, из которой раздавались звуки ударов металла о металл. — Я сказываюсь больной! — объявила ненастоящая больная, без труда перекрикивая шум. Юлиане утёрла пот со лба и отпила из стоящей неподалёку глиняной бутылки. — Да, конечно. Запри салон, я пока тут буду работать. Аннет посмотрела на лежащую перед ней кучу искорёженного металла, в которой с трудом угадывались латы. — Э-э-э… а ты уверена, что с этим что-то стоит делать? — В обычное время ты услышала бы уверенное нет, но сейчас, когда состояние наших финансов пугает больше, чем всегда, я решила разобрать рухлядь из задней комнаты, поработать над тем, что не совсем безнадёжно и попробовать продать господам, которые не могут себе позволить ничего лучше. — Бедняги, — вздохнула Анн. — Кто? — Все, — и только сейчас обратив внимание на подозрительные пятна на почти всех деталях, до которых Юли ещё не добралась, она поморщилась. — Что это? — Как думаешь? Мой поставщик редко снимает доспехи с живых людей. Но кое-где и просто ржавчина есть. Я поработаю над этим. Анн беспомощно кивнула и вышла.***
Во сне она видела, как лежит дома в своей постели. Слуги забыли задёрнуть тяжёлые шторы, и луч солнца добрался до её лица, как будто кто-то положил на лоб тёплую ладонь. Но теплота очень быстро начала оборачиваться жаром, а дыханию что-то мешало. Распахнув глаза, Анн поначалу увидела только пламя факела, которое держали так низко над ней, что казалось, волосы вот-вот загорятся. Рот же ей зажимала чья-то рука, предусмотрительно облачённая в кожаную перчатку. Терпеть такое обращение фру Хё была не намерена, поэтому резко дёрнула руки вверх, собираясь отбросить факелоносца, но верхние конечности приподнялись буквально на тум, а путы, которые она почувствовала только что, тут же затянулись туже. Стараясь дышать ровно, Анн не повторила ту же ошибку с ногами и стала ждать удобного момента, чтобы постараться осторожно вытащить их из верёвок, но её манёвр предугадали, и в лодыжки впилась пенька. Теперь, даже если бы ей удалось дёрнуться всем телом, она бы только перевернула рабочее кресло, служившее ей постелью, и, скорее всего, при падении сломала бы пару костей лица. Похоже, освобождение немного откладывалось. Аннет замерла и начала внимательно прислушиваться. Говорили на незнакомом языке. Факел от лица переместился ниже, и два человека склонились у её левой руки, поднялись, покивали, а потом она почувствовала, как ворот повседневного платья, в котором она временно спала, потянули вниз… Вот тут она решила предпринять попытку прокусить перчатку. Зубы заныли, нападавший даже не поморщился. Совсем без надобности, ведь рисунок там был всего один, кто-то ткнул в изображение ската над её левой грудью, после чего одеянию вернули первоначальный вид, а вместо руки её рот закрыл кусок ткани. Мир качнулся. Четыре человека подхватили её вместе с креслом и понесли на улицу. Там уже была открыта дверь крытого экипажа, в чрево которого её и впихнули, забравшись туда же следом, из-за чего начало казаться, что свободного места нет совсем — даже чтобы поднимать грудную клетку при дыхании. Ей что-то говорили не угрожающим, а скорее насмешливым тоном. Понятным было только «Селмилсборг», от чего сердце её упало — если похитители планировали доставить её в этот город в 100 лантмилах от Грёнеборга, надо было прямо сейчас прощаться с воспоминаниями о комфорте, ведь такая повозка будет добираться туда неделю.