Дорогой друг!
Надеюсь, у тебя всё хорошо. Я бы не стал тревожить тебя в твоих изысканиях, которые,
как я знаю, занимают одно из важнейших мест и, возможно,
даже являются делом жизни, но тут кое-что приключилось. Эрланда похитили…
Макс моргнул и внимательнее всмотрелся в текст, который явно сообщал небылицы — похитить Эрланда было невозможно. Да и зачем?! В прочитанном предложении не было никакого смысла и, кажется, туда закрался лишний пассивный залог. Наверняка это Эрланд кого-то похитил — всё ещё чудно́, но хотя бы представимо. Однако слова отказывались меняться....Эрланда похитили из салона фру Анетт и фру Юлиане, приняв его за фру Хё.
«Так, всё, это мне точно снится», — решил Макс, но тут же опроверг эту нелепую мысль, явственно чувствуя и холод, тянущийся от окна, и шероховатую поверхность письма, а также подозревая, что его сознание не выдумало бы такую историю даже в безнаказанности сновидений — потому что принять Эрланда за Анетт было… крайне сложно. Во-первых, она была выше. Во-вторых, она была… собой. Так как сном происходящее объяснить не удалось, принц подумал, что ему досталось не сообщение от Руне, а попытка того написать нечто вроде саги — очень короткой саги, в которой он почему-то решил назвать героя именем его высочества Йостад-Несс-Найгаарда. Макс слышал, что такое проделывают некоторые писцы, беря за основу жизнь рыцарей, благородных господ и даже членов королевских фамилий. Произведения их пера не принято было читать в открытую, а следовало снисходительно улыбаться и говорить: «Ну что вы, я не прикасаюсь к фикциям этих фанатиков, я даже не знаю, что такое существует! Но среди слуг ходили слухи, что некто написал такое обо мне, представляете? Я возмущён и потрясён! А вы ничего не знаете о фикциях обо мне? Нет? Уф, какое облегчение!» Его высочество Лунд ранее не был замечен в сочинительстве фанатичных фикций, но за долгие месяцы, которые Макс его не видел, многое могло измениться. Но для вымысла в истории было слишком мало деталей и ни одного описания — а ведь она была об Эрланде! Вот когда Макс такое писал… то есть нет, ничего он не писал, это всё в прошлом! Но там деталей было больше. Одним плечам как-то удалось отвести полстраницы. Тут же о плечах не было ни слова, да и вообще удалось узнать только, что за три недели Руне и Марианне отыскали путь следования похитителей, но пока не обнаружили конечный пункт. Они думали, что принц Рисберг-Скау захочет к ним присоединиться, и оставили указание на место, в которое будут отправлять сообщения раз в два дня. Макс был уверен, что с Эрландом всё будет в порядке — иначе просто быть не могло. Также он подозревал, что за время доставки послания они уже могли обнаружить похищенного и теперь вернулись домой. Он не мог уехать. У него была работа — он наблюдал за пятью сотнями растений, чтобы понять, какие из них доживут до лета и в каком виде. Ему нравилась атмосфера Святого Керра, где даже в трапезной не прекращались разговоры о наблюдении за небесными телами, морем, китами, домашними животными или вот, как Макс, флорой. Его не отвлекали для бесполезных учений или приёмов. Никто не считал его рассказы о скорости потери репой влаги скучными или непонятными. И вот: репа — Эрланд. Путешествие по зимнему морю — и похищенный Эрланд. Дело всей его жизни — его высочество Несс-Найгаард. Ровные ряды горшков с разными видами почвы и… клятва связать свою жизнь с человеком, который каким-то образом угодил в, возможно, опасную ситуацию. — Я должен поговорить с настоятелем, — объявил Макс. Кроме него в зале был только его старший профессор, никак не реагировавший на происходящее и только сейчас поднявший глаза от стола с инструментами, где он собирал аппарат для изучения мелких деталей, и кивнувший. Его высочество Рисберг-Скау завернулся в зимнюю накидку и, покинув комнату изысканий, бегом направился к главной башне.***
— … и я чувствовала этот поцелуй на своей руке ещё почти неделю, — закончила часовой рассказ Александрин. — О, это… впечатляюще, — почти убедительно произнёс Эрланд (да ладно вам, вы же уже давно поняли, что это был Эрланд, сколько можно использовать фальшивые имена?). — Ваш супруг вам прямо руку поцеловал? И он ещё долго сжимал её? — Ну да. А как-то раз он заключил меня в объятия под цветущей липой, и я не знала, от чего у меня больше кружится голова: от аромата цветов или его близости. Они шли по едва заснеженной тропинке в лесу недалеко от замка де Пардайонов. На земле Йостад-Несс-Найгаардов к этому времени всё уже было засыпано снегом, и там точно не получилось бы неторопливо прогуливаться в шерстяной накидке, не подбитой мехом. Эрланда тут называли гостем, но не позволяли ему прикасаться ни к какому оружию, и даже сейчас они были с маркизой не одни — и впереди, и позади, отставая на почтительное количество шагов, присутствовали шесть человек из охраны замка. — Ну, то есть, вы не… — принц кашлянул. — Помимо этого поцелуя руки и подлиповых объятий, вы… выражали как-то свою любовь? — Антуан читал мне стихи, — улыбнулась воспоминаниям Александрин. — Это… да, крайне важно между супругами, но вы же, наверное, слышали, что для того, чтобы получить наследника… — Ах, вы об этом! Ну конечно у нас была первая брачная ночь! Какой вы смешной! Маркиза де Фелипо-Вильардуа и графиня Монтдидье присутствовали у покоев, дабы убедиться, что брак свершился, а я была девицей. — Э-э-э, а это непременно так происходит? Ну, то есть, видите ли, один мой знакомый когда-то тоже будет заключать брак, и он бы не хотел, чтобы у дверей его покоев находилась мать его избранника с какой-то посторонней женщиной. Да нет…. Одной матери там тоже нечего делать. И зачем проверять, кто был девицей или, например, невинным юношей, а кто — нет? — Вы случайно сказали «избранник» вместо «избранница». — Я так сказал? О, наверное, это потому что я это и имел в виду. — Матс, вы уже второй раз упоминаете это фантастическое развитие событий — вы такой забавный, — Александрин остановилась и повернулась к нему. — Вы, северяне, вообще очень диковинный народ. — Да, мы такие, — не стал спорить Эрланд. — Я кое-что хочу сообщить вам. — И что же? — У вас хорошо заметны брови и ресницы. И цвет глаз такой — немного похож на эту тонкую кожуру на варёном картофеле. — Вы пытаетесь сделать мне комплимент? — Нет, просто рассказываю, что вижу, а что? — Вы говорили, что обручены? — Да. — И ваша невеста привыкла к таким вашим описаниям её внешности? — О, что вы, я обычно не делаю никаких описаний — это было бы неуместно, — Эрланд расхохотался, представив, как сравнивает румянец на щеках Макса с летним закатным солнцем, а первое утреннее, ещё сонное ощущение губ на своём плече — с прикосновением падающего лепестка. — Всем необходимы комплименты. — Да нет, вряд ли, — отмахнулся его высочество. — Так что там с первой брачной ночью? — Терпимо, — пожала плечами маркиза. — М-м-м… всё? Вы бы это так описали? — Это давно было. Но я не помню чего-то ужасающего. — Отсутствие ужаса, наверное, действительно важно, — задумчиво сказал принц. — Вы правы. И Антуан тоже почти не проронил ни слезинки. — Почти? — Ну, он был взволнован и воодушевлён: всё-таки зачастую это приводит к появлению первого наследника. Вот сам Антуан родился буквально через год после свадьбы своих родителей. — А надо год ждать? — У всех по-разному, но примерно так. Если супруги хотят ещё наследников — а отчего не захотеть? — они снова встречаются в покоях. — Ясно. Я узнаю́ столько нового! Это похищение оказалось очень захватывающим приключением! — Да, мне тоже жаль, что вскоре мы расстанемся. — Правда?! Я смогу уйти? — Конечно. Не сегодня-завтра Антуан получит моё послание, вернётся ко мне, и я вас отпущу. — Хм. А насколько тут у вас холодные зимы? Для меня найдётся тёплая обувь? — Я же сказала, что со дня на день… — Сапоги, миледи. Мне понадобятся сапоги, если мы с вами и дальше планируем прогулки. И если я не появлюсь ещё месяц, мне, наверное, придётся отправить весточку родителям. — Вы как будто меня не слышите! — Где здесь ближайшие наёмные посыльные? — Матс! — Помните, что у нас в день пятый? — Состязание в пении. — Вот именно. Готовьтесь потерпеть поражение. — Это вы готовьтесь. — Я готовлюсь, поэтому до поражения мне далеко. — Увидим. — Ещё как.***
Первый раз, когда Александрин заявила, что проведёт вечер в комнате для рисования вдвоём с пленником, компаньонки начали так громко вопить, что из-под сводов главной залы вылетела небольшая стая птиц. В суматохе, продлившейся около минуты, Жан-Пьер и товарищи успели подстрелить птиц из луков, извиниться перед маркизом за то, что внезапная дичь упала на ковёр, и начать обсуждать с Эрландом, что можно приготовить из добычи. Визг прервал свист Александрин и увесистое «Молчать!» его милости маркиза де Пардайон. Полного молчания добиться не удалось, но перебивающие друг друга придворные уже не создавали доводящую до звона в ушах громкость, когда одновременно принялись что-то горячо объяснять. Из этого гула удалось выхватить слова: «Но помилуйте!», «Безобразие!», «Не пристало», «Как можно?» и «Разврат». Маркиз поднял руку, дождался тишины и сказал: — Мы тут все свои, и вам не хуже чем мне известно, что моей дочери три десятка, она не юная девушка, так что не только вряд ли уже кого-то привлечёт своими престарелыми прелестями, но и если подобный казус случится, уже не сможет опозорить фамилию, произведя на свет незаконнорожденного младенца. — Что-о-о-о-о-о-о-о-о-о?! — этот крик раздался из совершенно неожиданного источника: рта пленника. Он с возмущением отдал Жан-Пьеру стрелу с пронзённой птицей и вышел вперёд. — Это недопустимо! — Что именно? — усмехнулся маркиз. — Так говорить о миледи! Да будет вам известно, что она может привлечь кого угодно! У неё нос на своём месте и не ужасный голос! — О? — его милость де Пардайон склонил голову набок. — Так она и вас привлекает? — Ещё как! Это… очень сильное привлечение. Я… едва могу держать себя в руках. — Матс, — предостерегающе пошептала Александрин. — Нет, миледи! Я не буду молчать! То, что у Александрин в данный момент нет мужа — не её вина. И не его. Это просто невезение, злой рок и судьба, если хотите, но никак не связано с её внешностью. Маркиза умна, решительна, прекрасно ездит верхом и каждый раз обыгрывает меня в «Триумф франков». А ещё она умеет так выдернуть скатерть, что ни один кубок не падает на пол! Я никогда такого прежде не видел. Присутствующие переглянулись — им такого видеть тоже не случалось. Видимо, маркиза не перед всеми открывала полный набор своих талантов. — Подойдите сюда, молодой человек, — вздохнул отец Александрин, и когда Эрланд оказался рядом с его троном, встал и, наклонившись к его уху, спросил: — Что в ней самое привлекательное? Только честно. — Да что с вами такое? — шёпотом возмутился принц. — На этот вопрос невозможно ответить. Она же цельный человек. Как я вам, например, могу сказать, что самое красивое в клёне, скале или бушующем море? Всё! — А во мне? — Вам очень идут эти усы. Также не могу не отметить ваши руки. — Понятно. До скалы мне далеко, — кивнул маркиз и уже громче объявил: — Маркиза может проводить столько времени с пленником, сколько пожелает. Если вам нужен повод для возмущения — обсудите погоду. Прикажите подавать обед.***
— Когда я поеду домой, мне нужна будет дюжина этих… как вы их называете? — Фужеры. — Смешное слово. Дюжина фужеров. — Матс, я не смогу это всё запомнить, давайте делать записи, чтобы не забыть. — Я должен вам что-то сказать. — Что? — Александрин, лежащая на боку на шкуре перед камином, резко села, в очередной раз изумив пленника тем, что ей, по-видимому, было неведомо, что такое головокружение: она сидела очень прямо, а взгляд её был ясен и сосредоточен. — Меня не Матс зовут, то есть… не только Матс. — А как? — Эрланд Хаакон Матс Олан Торальф Видар Йостад-Несс-Найгаард, — быстро произнёс он и чуть отодвинулся, чтобы не находиться на расстоянии вытянутой руки маркизы, плюс высота тяжёлых фигур на доске между ними. Но Александрин только упала на спину и расхохоталась. — Дьявол! Мы похитили принца! — Вы что, знаете, кто я? — Про вас говорили всю первую неделю осеннего поста в прошлом году — эта история с великаном… О, расскажете про великана? — Мой друг Руне делает это гораздо лучше. Это он поверг Хаакона. — Да, мы слышали. Странная история. Я не очень хорошо ориентируюсь в ваших королевских дворах, но когда мы выезжаем охотиться на Антуана, я слышу местные новости, так что Эрланд звучал как гораздо более реальный победитель в том испытании. — Миледи, вы не хотите перейти к просторечному «ты»? — Хочу. — Уф, отлично! Я вам кое-что расскажу, если поклянётесь унести с собой эту тайну в могилу. — Клянусь, — очень серьёзно произнесла Александрин. — Выкладывай. И Эрланд выложил реальную… с некоторыми вырезанными сюжетами историю победы над великаном. — Должна признать, это было хитро, — усмехнулась маркиза. — Только я одного не поняла. — Чего же? — Отчего его высочество Лунд и её высочество Хольберг-Магнуссен не хотят жениться? — Они мне объясняли, но я уже забыл — там было что-то про свободную волю и нежелание торопить события. — Так забавно! Иметь возможность и не пользоваться ею, когда другие… — она отвела глаза и заморгала. — Александрин, вы правда настолько хотите быть женой Антуана, даже когда он буквально скрывается от вас и сбегает, едва завидев? — Мы супруги перед богом и людьми! Это навсегда, — упрямо процедила миледи, вскинув подбородок. Эрланд вздохнул, пододвинулся и обнял её. — Это не так. Вы были супругами случайно и недолго. Вы уже давно свободны. Дайте свободу и Анетт. Александрин окаменела, но не стала ничего говорить. Она пару раз всхлипнула, потом обняла принца в ответ и прошептала: — Ах, Эрланд, если бы я была моложе… — Я обручён. — О, так это правда? Я слышала что-то про Рисберга-Скау, но решила, что это была взаимовыгодная сделка. — Что заставило вас так подумать? — На землях дома Скау нашли железную руду. Я полагаю, на разработку уйдёт несколько лет, потом будут изыскания по её использованию в доспехах, но эта семья явно не будет бедствовать следующие несколько поколений. — Правда? Я как-то пропустил это мимо ушей. Интересно, а Макс уже знает? Надо отправить ему письмо. — Значит, никакого извлечения выгоды? — О нет, ни единой! Всё, знаете, какие-то плохо контролируемые чувства и сильное желание быть вместе. — Прекрасно, наверное. — Да, неплохо. — Так что, прямо вот так отпустить? А как же двенадцать лет моей жизни? — А как же вся последующая ваша жизнь? И её? — Я подумаю, — маркиза встала и направилась к клавесину. — Готов петь? — Начнём со старого? — А у тебя новое есть? — А как же! — У меня тоже, — сказала Александрин, и при свете свечей блеснула её улыбка. Дорожки от слёз на щеках были почти незаметны, когда она запела о раненой птице, продолжающей лететь к далёкому острову над бушующим океаном.