Однажды в Грёнеборге

— …и когда я рассказываю, что может быть невероятно жарко, когда ты идёшь по снегу, мне почему-то дома мало кто вери-и-и-и-и-и-ит! — последнее слово не только прозвучало в два раза громче предыдущих, но и растянулось примерно на шесть олнов — именно на такую высоту внезапно взлетел Жан-Пьер, оказавшийся оплетённым сетью. Остальные замерли на месте, схватившись кто за мечи, кто за луки, но ничего не предпринимая.       В окружающем пейзаже ничего не изменилось: падал лёгкий, почти невесомый снег, и без того почти безветренная погода среди деревьев становилась полным штилем, а дорога впереди… да не было никакой дороги - было заснеженное пространство с редкими следами зверей, от того и идти было нелегко, особенно первым в группе, что и заставило болтающегося сейчас в воздухе Жан-Пьера отметить, как невыносимо жарко может быть зимой просто от ходьбы. — Что-то новое, — отметил Эрланд — они с маркизой шли последними. — Раньше всё проще было. Дружище Хаакон молодец. — Можно я скажу, считаю ли его молодцом? — сердито выплюнул мерно покачивающийся над всеми человек. — Не сердись, мы тебя достанем, — пообещала Александрин. — А нам нельзя было гонца вперёд отправить, чтобы избежать таких ловушек? — Можно, — улыбнувшись, кивнул Эрланд. — Но его или не стали бы слушать или прикончили бы… Нет, пожалуй, и то, и другое. — А нас не постигнет та же участь? — с не очень большой опаской поинтересовалась маркиза. — Да нет, — отмахнулся принц. — То есть вряд ли, — он прошёлся между деревьями, во что-то вглядываясь, и объявил: — Нас скоро поприветствуют.       Александрин подошла к нему и тоже смогла разглядеть тонкую верёвку, которая тянулась от места крепления ловушки куда-то в чащу. Заметить её удалось только потому, что она покрылась изморозью и прочерчивала небо белой линией. — Думаешь, тут организована система оповещения? — Или это, или тут орудовал гигантский паук. Гигантский зимний паук, — уточнил его высочество. — Не знаю, что хуже. — Я знаю. Пауки точно хуже. — Когда твоё колено впечаталось в глаз, а в тело врезаются узлы верёвок — это тоже не лучший момент в жизни, — внёс свою лепту в беседу Жан-Пьер. — Ну что ж, раз тебе там не нравится, мы тебя освободим. Насколько сильно ты не хочешь оттуда упасть? — Что?! — В твоём голосе слышны интонации человека, имеющего неприязнь к падениям, — отметил Эрланд. — Хорошо, придётся немного задержаться и обращаться с тобой аккуратнее. Но не могу обещать, что мы не ударим тебя пару раз о дерево. Но зато только представь, как мы об этом с тобой будем вспоминать в старости! — Когда? — голос скрюченного человека звучал то ли сдавленно, то ли растроганно. — В старости — когда мне стукнет тридцать.       Александрин с намёком кашлянула, кто-то из гвардейцев сообщил, что их предводителю уже тридцать четыре. Эрланд присвистнул и пообещал ещё осторожнее обращаться с такой реликвией.       Ударов о дерево в результате было три, но совсем слабых, почти не с размаха, зато сетку опустили максимально мягко — она сорвалась лишь в последний момент, когда до земли оставалось каких-то пару футов, так что и жаловаться не стоило. Жан-Пьер всё же недовольство высказал и посетовал, что чувствует себя как сплошной синяк. Эрланд тут же рассказал захватывающую историю о том, как в молодости прыгал в незнакомый водоём с ветки, удачно нависающей над ним, и насквозь проткнул ступню навершием шлема, который как-то оказался на дне. Эта история, состоящая из почти безразличных: «Дело было после игры в йогада харе. Мы пришли на реку. Все, кто прыгал передо мной, благополучно выбрались на берег, но я смог пролететь чуть дальше», вдруг резко сменила тон и зазвучала совсем по-другому: «И окрасились воды кровью. И раздался над водной гладью крик могучий, только он не мой был — то кричали люди на берегу». Слушатели хотели посочувствовать страданиям принца, но он только отмахнулся, похвастав, что почти ничего не почувствовал, да ещё и редкий шлем добыл, который, как он (но никто больше) подозревает, принадлежал Рундольфу II Печальному. После этого все принялись наперебой рассказывать, как ломали ноги, руки, носы… Даже маркиза продемонстрировала слегка кривой указательный палец, со смехом вспоминая, как сломала его, когда первый раз сама пыталась перезарядить арбалет. Как оказалось, с Эрландом тоже такое случалось в почтенные шесть лет.       Все настолько оживились, что беспечно двинулись вперёд, но буквально в двух полётах камня, когда они почти вышли на опушку, Жан-Пьер опять было начал возноситься в сопровождении протяжного «Не-е-е-е-е-е-ет», но это недолгое путешествие было прервано молниеносным движением меча принца и появлением стрелы в стволе дерева над его головой. — Ну Хаакон, дружище! — тяжело вздохнул его высочество. — Это же я, Эрланд!       Минуту после этого они наслаждались тишиной зимнего леса, а потом раздался жуткий голос словно из самой преисподней: был он громким, слегка скрипучим, и казалось, сотрясал воздух и спугнул буквально всех птиц в округе. — Я вам не дружище. — Ого! Я тебя всего год не видел, а ты настолько изменился?! Тебе удалось-таки стать великаном? — Что? — за вопросом следовало какое-то сопение, за которым последовало почти уверенное: — Э-э-э… да. Да, я стал могущественным великаном и вам всем не сдобровать, так что уходите пока целы. — Др… великан! Мы с тобой уже проходили это! Помнишь? Стрелы, запугивание, приказы убраться, а потом мы стали лучшими друзьями и ты приготовил нам на прощание пирог. — Не так всё было, — пробубнил голос. — Пирог просто слишком большой оказался, я бы не смог его съесть, так что всё равно бы выбрасывать пришлось. Уходите! Скоро стемнеет. Заблудитесь ещё. — Мы пришли к фру Хё, — сказал принц. — Откуда она здесь? Что за выдумки? И я даже не знаю, кто она такая. Это вообще имя? На фырканье похоже. — Да брось, я сам её сюда привёз. — Вы зачем это рассказываете? — в голосе послышался гнев. — Теперь мне придётся всех прихлопнуть одним ударом! — Не придётся. Эти люди не причинят ей зла, я обещаю, — Эрланд сделал пару шагов вперёд. — Клянусь, меня не подкупили и не запугали. Воронье… — Корыто, — продолжил могучий голос. — Да не корыто, а крыло! — закатил глаза принц. — Это была секретная фраза. Как тебе вообще в голову пришло… — Ну я же правильно сказал, что на «К». Стойте на месте, а то ещё мне сети испортите, я сейчас подойду и покажу дорогу.       Никто и не подумал двигаться — все, задержав дыхание, ждали появления на поляне исполинской фигуры, гадая, пригибался ли великан, а теперь выпрямится и будет возвышаться над деревьями, или окажется высотой всего лишь с яблоню. Но, видимо, громкость голоса создала у них ложное представление о его близости, так как никто так и не выходил. Тогда подумалось, что вот-вот земля начнёт сотрясаться от шагов, но и этого никто не чувствовал, пока… — Вы на что уставились? — спросил голос у них за спинами. Мало кому удалось не подпрыгнуть от испуга. Оглянувшись, они увидели вполне обычного человека в меховой накидке, с бородой, скрывающей половину лица и в головном уборе, успешно справляющемся с укрытием второй половины. Эта вещь не походила на шляпы, которые им доводилось видеть раньше: она плотно облегала голову, не имела полей, но зато была украшена белыми точками и изображениями еловых веток, будто утопающих в ней. — Не трогайте, — быстро сказал великан, распознав, куда направляется рука принца. — Хаакон, ты… опять не великан, — отметил Эрланд. — Так я… обратился. Вы меня обсуждать пришли? Идёмте. Я уже говорил, что скоро стемнеет, а Анн… фру Хё ещё вещи собрать надо и пообедать. — А нам? — Я вас не ждал, нет у меня для вас еды. Даже если бы ждал, её бы тоже не было, — быстро добавил Хаакон, чтобы его не заподозрили в гостеприимстве. После чего развернулся и, не оглядываясь, зашагал к своим владениям.       Когда они подошли к дому, великан остановил их у ворот, бросил: «Ждите здесь» и скрылся за низкой дверью, которую даже он открыл с трудом, настолько тяжёлой она была. Через пару минут его голова высунулась, и он сказал: — Можете заходить. Снег отряхните. И не говорите, пока без этого вообще никак не обойтись. — Конечно, за кого ты нас принимаешь, за пустых болтунов? — обнадёжил его Эрланд. — Спасибо, — маркиза благодарно склонила голову и единственная, не пригибаясь, зашла в крошечный великанский дом.       Охрана осталась у двери. Так как их было всего четверо, они почти поместились на пятачке, отведённом под небогатый гардероб и гораздо более впечатляющий оружейный арсенал Хаакона. Они принялись было изучать устройство аккуратно развешенных силков и капканов и трогать оперение стрел, но услышав короткое: «Нельзя», тут же отдёрнули руки и расселись — кто на лавку, кто прямо на пол.       Принц и маркиза прошли дальше и увидели покрытый шкурами пол, зажжённый камин, лежанку недалеко от него и ещё один тюфяк, сейчас скатанный рулетом и поставленный в угол, маленький стол, один стул и одно кресло, какой-то короб, полки от пола до потолка по одной стене, где размешалась посуда, съестные припасы, инструменты и пара книг. Последним предметом обстановки была каменная кухонная печь, в данный момент свои обязанности не исполняющая.       Александрин осталась стоять посреди комнаты, так и не дождавшись приглашения устроиться в кресле, а Эрланд подошёл к камину и взял с полки над ним глиняную фигуру, которая не особо прилежно изображала некое бесполое существо с воздетыми вверх беспалыми ручищами и довольно короткими нижними конечностями, которые тоже не могли похвастать наличием пальцев или нормального свода стопы. Чудовище также не имело ушей или волос, но зато могло напугать впечатлительного человека злобно прищуренными глазами, кустистыми бровями, впалым носом и хищно распахнутым ртом. Над камином он обитал не один, а в компании фигурок, с которыми имело явное фамильное сходство, но заняты они все были разными делами: кто-то бежал, другой — держал над собой камень едва ли не превосходящий существо по размеру, один что-то сосредоточенно помешивал в котле, доходящем ему до подмышек, а последний, похоже, пытался запихать в рот брюкву величиной со свою голову. — Узнаю стиль мастеров Крюкиг Грана, — улыбнулся принц, а Хаакон тут же забрал у него сувенир и поставил обратно, только чтобы с неудовольствием наблюдать, как его высочество уже завладел поедателем брюквы. — Не слышал, чтобы великаны ели овощи, — решил продемонстрировать свои познания Эрланд. — Это младенец, — нахмурившись, внёс ясность Хаакон. — А, точно, теперь вижу, — великодушно соврал принц. — У тебя все есть? — Нет, — сказал Хаакон, стараясь не бросать взгляд на подоконник, где у горшка с едва живым растением притаились ещё четыре фигурки поменьше. — Я в следующий раз тебе привезу, — пообещал Эрланд. — Не надо. — Мне не сложно. — Не надо следующего раза. — Как скажешь. А где фру Хё? — Не тут. — Скажешь, это твоё? — принц взял со спинки кресла бордовый плащ, расшитый чёрными розами, длина которого позволяла организовать для великана неплохую мантию со шлейфом. — Я имел в виду, она не в этой комнате. — А мы уж подумали, ты воспользовался своим заклинанием обращения, и уменьшил её — ну знаешь, как ты это с собой проделал там в лесу. — Нет. А кто этот человек? — указал он на Александрин, которая слегка побледнела, но пыталась улыбаться. — А, это Александрин. — Это достопочтенная маркиза Александрин-Шарлотт де Пардайон маркиза де Фелипо-Вильардуа, — уточнил от двери Жан-Пьер. — Ни о чём мне не говорит, — проворчал великан. — Я спрашивал, что ей тут надо? — Ну, она… добрый друг Анетт, — почти не запнувшись, сказал принц. — Если бы Анн упомянула такое имя, я бы запомнил. Нет у неё таких друзей. — Будем надеяться, что всё-таки есть, — вздохнул Эрланд. — Так скоро ли придёт Анн? — Кто ж знает? — пожал плечами Хаакон. — Я не хозяин ей.       После этого повисло молчание. Все соблюдали правило хозяина дома и не говорили без дела. Даже не двигались. Минуты две. — Так вот, последние известия… — не выдержал принц. — Я ничего не спрашивал, — великан подошёл к камину и начал помешивать угли. Потом помешивание прекратилось, но лицом ко всем он так и не повернулся. — Ты в порядке? — спросил Эрланд у маркизы. Та быстро закивала, потом резко запрокинула голову назад, прижала пальцы к глазам, постояла несколько мгновений и почти нормальным голосом проговорила: — Не понимаю, почему ты думаешь, что мне надо задавать такой вопрос — я совершенно спокойна. — Она мне не нравится, — пробормотал Хаакон.       Охрана недовольно заворчала, но Александрин еле слышно проговорила: — Я понимаю. Скажите, вы думаете, он снова от меня сбежал?       Великан фыркнул так, что на полке перед ним упала фигурка, к округлым ладоням которой были прикреплены какие-то ошмётки — при развитом воображении в них можно было угадать куски человека. Хаакон бережно поставил сувенир на место и проговорил себе под нос: — Я бы сбежал.       Они снова замолчали. Казалось, с каждым выдохом за окном становилось всё темнее, а черты лиц присутствующих в мягких красноватых отсветах очага размывались и теряли контрастность. Эрланд начал всё чаще вздыхать и переступать с ноги на ногу — минуты бездействия давались ему крайне нелегко.       И тут снаружи послышался глухой удар, скрип и после короткого перерыва ещё одно жёсткое столкновение дерева с деревом, как будто ворота замка атаковали тараном — небольшого и небогатого замка, который совсем не мог себе позволить железа в конструкции ворот. Стены избушки при этом никто не трогал, но все резко повернули головы направо к источнику звука. — Хаакон, — шёпотом спросил Эрланд, — тут есть ещё один великан? — Нет, я единственный. — Я пойду выясню, что это, вы все оставайтесь здесь, — скомандовал принц, вытаскивая меч из ножен. — Я с тобой, — вскочил Жан-Пьер. Принц кивнул, и они вышли, тут же выдав своё присутствие из-за предательски скрипящей двери.       Источник звука находился за углом дома — он и не думал скрываться. В стремительно отступающем свете они увидели тёмную фигуру, казавшуюся на пару олнов выше любого из них — она походила на человека, но вместо головы у неё был вытянутый отросток, который вдруг резко опустился и расколол стоящее перед ним полено. После этого пришлось признать, что это всё-таки человек, держащий в руках колун. Человек бросил на них мимолётный взгляд через плечо и вернулся к своему занятию — они успели заметить лишь то, что лицо его скрыто капюшоном, усами и бородой — не такими выдающимися, как у великана, но всё же совершенно явно присутствующими. — Анн? — на всякий случай спросил его высочество. — Эрланд? Зачем вы привели сюда этих людей? — фру Хё опустила орудие и вытерла пот со лба — рука едва заметно дрожала. — Александрин очень изменилась, — осторожно сказал принц, стараясь не слишком явно разглядывать новую внешность Анетт, но давалось это сложно, и он несколько раз моргнул, чтобы соединить в своей голове два образа. — Неужели? Она вам это сказала и вы поверили? — Она не говорила, я это вижу. — Вы плохо её знаете. — Позвольте не согласиться. Насколько я понял, вы вместе провели, если собрать все года, едва ли больше трёх недель, а мы с ней — почти два месяца, так что я осмелюсь заявить, что знаю миледи довольно хорошо. — Ваше высочество, вы даёте своё слово, что меня сейчас же не схватят и не запрут в одном из имений де Пардайонов? — Этого не случится. А ежели я горько заблуждаюсь, клянусь до последнего сражаться за вас. — Хорошо. Я… предстану перед ней, — фру Хё пошла к дому, так и не выпустив из рук колун.       Охрана было бросилась к ней, но Жан-Пьер приказал им оставаться на местах.       Хаакон сразу развернул кресло и предложил Анн сесть. Она откинулась на спинку и, не снимая капюшона, проговорила: — Здравствуй, Лотти. — Ан…туан, — выдохнула маркиза, замерев между порывом упасть без чувств и броситься к человеку, которого так долго искала. — Ты уже больше десяти лет знаешь, что это не моё имя. Я не больше Антуан-Эмиль де Фелипо-Вильардуа, чем сосна — кедр. — Я их иногда путаю, — еле слышно прошептал Жан-Пьер, за что получил негодующие взгляды сразу от всех и отступил на улицу. — Но ты похож… — Александрин нашла в себе силы не продолжать. — Понятия не имею, как сейчас выгляжу — у Хаакона нет зеркал, а в комнате для омовений так темно, что я даже в отражении в воде себя не вижу, — пожала плечами Анн. — Полагаю, у меня есть борода, но и что с того?       Эрланд был почти уверен, что овал, закрытый циновкой, висящий на стене — это всё-таки какое-то подобие зеркала, но предпочёл тоже сделать вид, что ничего не заметил. — Прикажи своим людям выйти, — Анн передала колун великану. — Если замёрзнут, могут помочь нам с дровами. — Я, пожалуй, тоже пойду, у меня там козы, — пробормотал Хаакон. — Ты можешь остаться, — улыбнулась ему фру Хё. — Да нет, мне просто неинтересно, — Хаакон вышел, прихватив фонарь. — Ну и я… — начал Эрланд, но маркиза продолжила за него: — Остаёшься. Пожалуйста. Мне страшно. — Как скажешь, — принц подтащил для неё стул, а сам сел на короб. — Скажи, зачем ты опять пришла за мной? — сразу спросила Анн. — Ты всё ещё не поняла, что мне претит твоё общество? В следующий раз, если моя темница будет настолько высоко, что мне не хватит самодельной верёвки, чтобы спуститься, я выберу преисподнюю. — Я ужаснее ада? — Александрин выглядела так, будто её ударили. — Да, у тебя получилось вызвать во мне именно такую неприязнь. Это было нелегко, — Анн вздохнула, глядя в пол. — Когда я покинула тебя в первый раз, я скучала и пыталась придумать, как мы можем остаться вместе. — Мы можем! — Нет. В моей жизни не осталось места для тебя. Если это всё, что ты можешь сказать, то я попрошу только несколько минут, чтобы у меня был хотя бы небольшой шанс убежать. — Анн поднялась. — Миледи, — мягко сказал Эрланд. — Я не хочу это говорить! — Понимаю. Но вы всё равно попробуйте. — Я… согласна расторгнуть наш брак. То есть попытаться это сделать. Не знаю даже, возможно ли это. — Правда? Лотти, если это какая-то уловка… — Нет! Анн… — она заставила себя остановиться на этом слоге. — Я сделаю это. — С другой стороны… — Эрланд подпёр подбородок рукой. — Может, не надо? — Что?! — обе дамы в крайнем изумлении воззрились на него. — Судите сами: если начать процесс, будет много недовольных. Ваша семья, миледи, де Фелипо-Вильардуа — все будут думать, что вы нарочно пятнаете их имена. А для чего это нужно? — Чтобы Лотти снова могла выйти замуж? — предположила фру Хё. — Ооооо, — маркиза и принц одновременно закатили глаза. — Ну, не это занимает главное место в мечтах. — Вот! А ваше положение замужней дамы убережёт вас от постоянных притязаний на вашу руку и сердце. При этом, насколько я знаю, если вы прекратите каждые пару лет предъявлять окружающим супруга, вас довольно скоро… лет через десять признают вдовой. Что касается Анетт — она никогда не была в браке. В пределах Десяти королевств её знают как даму незамужнюю, так что ничего её не связывает и не препятствует любым дальнейшим шагам. — А ты хочешь какие-то шаги? — поинтересовалась маркиза. — Возможно. — Хм. В словах Эрланда есть смысл. Давайте подумаем. — Давайте думать по дороге на постоялый двор — уже темно, а скоро начнёт быстро холодать, — принц высунулся на улицу и прокричал: — Хаакон, мы уходим! Ты выйдешь попрощаться? — Чего так вопить? — великан вышел из хлева, будто просто там стоял, а не был занят делами. — Куда вы собрались во тьме? — Нам пора. Ты был очень добр, приютив фру Хё, но теперь… — Нет. — Что нет? — Вы останетесь до рассвета. Там волки. — Но где мы останемся? — В хлеву. — Что значит, в хлеву? — не понял принц. — Вот хлев, — Хаакон указал на пристройку. — Там есть свободное место. Вы там будете спать. А мы с Анетт, как обычно, в доме. — Но… зима. — Вы думаете, я позволяю своим животным мёрзнуть? Так что выбираете: быть растерзанными волками или спать на сене? — Я могу спать на сене, — предложила Анн. — Не придумывай, — не согласился великан.       После недолгих препирательств, ужина и оживлённого розыгрыша мест, все улеглись. — Расскажешь, как у тебя получился великанский голос там в лесу? — уже сонным голосом спросил Эрланд. — Нет, — ответил Хаакон, а козы проблеяли что-то поддерживающее.