Бурна, как непокорная река, Дика, как сердце, что на волю рвётся, Стойка, как нерушимые века, Память твоя пускай к тебе вернётся.
Раньше Эдмунд видел магию только в исполнении Аслана, но заклинаниями тот никогда не пользовался, поэтому что ожидать теперь, было непонятно. Впрочем, что бы Эдмунд себе ни представлял, этого не случилось; точнее, не случилось в принципе ничего. Не было ни таинственных звуков, ни искр, ни вспышек — лишь озадаченные Каспиан и Кориакин. — Ты что-то вспомнил? — осторожно спросил Эдмунд, щёлкнув пальцами перед лицом отстранённого Каспиана. — Я… — он замялся, словно копаясь в памяти в попытках выудить хоть что-нибудь, а затем обречённо выдохнул: — Нет, к сожалению, воспоминания ко мне не вернулись. — Об этом я и говорил, — удручённо заметил Кориакин. — Ручаться за свои заклинания я в вашем случае никак не могу. — Я так понимаю, на этом ваши полномочия заканчиваются? — спросил Эдмунд, стараясь не смотреть на Каспиана: к своему стыду видеть разочарование на его лице, пусть к самому Эдмунду оно относилось мало, оказалось невыносимо. — Увы, милорд, — Кориакин захлопнул книгу. — Это было единственное известное мне заклинание, связанное с потерей памяти. — И что же нам делать? — печально поинтересовался Корнелиус. — Могу лишь повторить свой давешний совет: думаю, он будет уместен и теперь. Отправляйтесь на остров Раманду, — Кориакин махнул рукой в сторону карты. — Возможно, леди Лилиандиль сможет вам помочь. — Это мы и собирались сделать, — кивнул Эдмунд, барабаня пальцами по подлокотнику кресла. — Однако мы были бы признательны, если бы вы позволили нам ненадолго остаться на вашем острове: мы долго плыли, нам необходим отдых перед очередным путешествием, да и пополнить припасы не было бы лишним. — Конечно, лорд Эдмунд, — слегка суетливо согласился Кориакин. — Поскольку это единственное, чем я могу вам помочь, вы можете всецело на меня рассчитывать. Чувствуйте себя как дома: для вас найдутся и комнаты, и припасы. Правда, покои, которые я могу вам предложить, далеки от королевских… — Боюсь, это наименьшая наша проблема, — фыркнул Эдмунд и поднялся. — Благодарю вас за доброту, Кориакин, и не корите себя: вы сделали всё, что могли. Насколько помнил Эдмунд, замок Кориакина был не слишком просторным, что быстро подтвердилось: комнаты им выделили по соседству друг с другом, и они оказались крохотными, пусть и довольно уютными. Убедившись, что Дриниан и его команда и вправду согласны спать под открытым небом, Эдмунд собирался впервые за последние дни отдохнуть и полноценно расслабиться, однако у него это не получилось: мысли разрывали его сознание на мелкие куски, стоило ему вспомнить, что случилось получасом ранее, и сопротивляться этому было невозможно. Наконец, плюнув на всё, Эдмунд сорвался. — Можно? — осторожно спросил он, приоткрывая дверь в соседнюю комнату. — Конечно, входи, — отозвался Каспиан, и Эдмунд зашёл, с облегчением отметив, что в комнате они одни. Это помещение мало отличалось от того, где предстояло ночевать Эдмунду — такое же компактное и почти не обставленное, — но печаль на лице Каспиана отпечаталась явно не поэтому. — Присаживайся, — попросил он, и Эдмунд несколько затравленно осмотрелся. Помимо кровати, садиться было некуда — из мебели присутствовал ещё небольшой прикроватный столик, но за его сохранность после таких манипуляций Эдмунд не ручался, — и поэтому за неимением других вариантов он осторожно опустился на край жёсткого матраса. — Ты сильно расстроился? — невпопад поинтересовался он, ощущая, как сжимается сердце. — Меня это удивляет, — признался Каспиан. — Знаешь, я… Можно же говорить начистоту? — Эдмунд удивлённо кивнул, и он продолжил: — Прости, но я с самого начала не верил, что твой план с путешествием сработает, и чем дальше мы плыли, тем сильнее я в этом убеждался. На самом деле я почти смирился, что мне уже ничего не поможет, и старался просто жить, наслаждаясь тем, о чём я когда-то так отчаянно мечтал… — Ты так просто об этом говоришь, — негромко пробормотал Эдмунд. — Не знаю, что ты обо мне думаешь, но я не ребёнок, — пожал плечами Каспиан. — Да, знаю, ты в курсе, как я жил до встречи с вами, и то, что тебе говорили, правда, но всё же… Я не был блаженным тюфяком, каким меня представляли многие в замке дядюшки: у меня имелись интересы, планы и амбиции, которые столько лет подавляли другие люди. Но теперь Мираза нет, и я могу дышать полной грудью… Мы не об этом, впрочем, — закончил он свою внезапную исповедь. — Короче говоря, я ни на что особенно не рассчитывал при всём своём уважении к тебе и лорду Корнелиусу, однако тот случай в моей каюте изменил всё. — Эдмунд вздрогнул, надеясь, что Каспиан этого не заметил; судя по всему, так оно и было, потому что он спокойно продолжил: — Я так долго приучал себя к мысли, что мне придётся жить, не зная, кто я и что было со мной последние годы, но один-единственный день всё изменил. Когда меня посетило то дежавю, во мне поселилась надежда, что исцеление возможно, и с такими мыслями я и шёл к этому Кориакину — потому что во мне жила эта вера. Но теперь я понимаю, что это было бессмысленно. Оттого мне так больно. — Прости меня, — выпалил Эдмунд, прежде чем адекватный ответ пришёл ему в голову. — За что? — искренне удивился Каспиан. — Отправиться сюда было моей идеей, — Эдмунд сложил руки на коленях, но вскоре не сдержался и нервно сцепил их вместе. — Этим я пытался дать себе надежду, но в то же время не подумал о том, что это принесёт тебе боль. Поэтому… — Тебе не в чем себя винить, — покачал головой Каспиан. — И, Эдмунд, передо мной ты тоже не виноват. Ты хотел как лучше и, как я понимаю, хочешь до сих пор. Мы ведь поплывём дальше? — Да, — не стал отрицать Эдмунд, — навестим ещё одну… волшебницу. — О том, что в случае чего он был готов вести «Покоритель зари» до самого края мира, он пока промолчал. — Но, впрочем, заставлять тебя я не могу. Если ты считаешь, что в этом нет смысла, мы вернёмся в Нарнию и попробуем жить с тем, что есть. — Нет, — вдруг произнёс Каспиан. — Пусть надежды у меня немного, я не прощу себе, если не сделаю всё возможное. Мы поплывём дальше, куда скажешь. — Хорошо, — кивнул Эдмунд, не зная, как реагировать на такой ответ. С одной стороны, его радовало, что Каспиан вопреки всему не сдался, а с другой, был ли в этом какой-то смысл, если его надежда всё равно почти угасла? — Тогда, раз мы всё решили, отдыхай, а я пойду к себе. — Чего Эдмунд точно не ожидал, так это того, что его попытка подняться с кровати будет пресечена: Каспиан резко схватил его за руку, и хотя боли от этого Эдмунд не ощутил, запястье словно обожгло огнём. — Прости, — заметив, как изменилось выражение лица Эдмунда, виновато сказал Каспиан и убрал руку. — Я просто… В общем, мне не хочется оставаться одному, потому что мне кажется, что если ты уйдёшь, я совсем погрязну в своих дурацких мыслях, так что подумал: может, ты останешься? — Остаться? — тупо переспросил Эдмунд: не то чтобы он не услышал с первого раза, но просьба вкупе с порывистым жестом Каспиана выглядела слишком… смущающе, что ли? — Только если ты не против, — поспешил заверить Каспиан. — Если что, я могу позвать лорда Корнелиуса… — Нет, — перебил Эдмунд. Умом он понимал, что после того, что случилось в каюте, оставаться с Каспианом наедине довольно чревато, но всё же он не мог проигнорировать эту отчаянную просьбу. — Я останусь, не проблема. — Спасибо, — Каспиан радостно улыбнулся, и на душе у Эдмунда тут же потеплело. Всё же он не ошибся, когда дал согласие: ради этого блеска карих глаз стоило рискнуть.***
Утро встретило Эдмунда лучами солнца, пробивающимися сквозь незанавешенное окно, полной тишиной и осознанием, что на кровати он не один. Поначалу он не понял, что происходит и где он, но затем, приподнявшись на локте, чуть ли не подскочил на месте, когда увидел лежащего рядом Каспиана. Эта кровать была поменьше, чем в королевских покоях Кэр-Параваля, но всё же достаточно просторная, чтобы два человека могли спокойно на ней разместиться, никак друг другу не мешая; тем не менее Эдмунд всё равно испытывал неловкость, и не в последнюю очередь из-за того, что всё никак не мог вспомнить, как он вообще здесь оказался. Разговор с Кориакином, неудачное заклинание и просьба Каспиана остаться крутились в мыслях вполне отчётливо, а вот дальнейшее он помнил довольно смутно, что, признаться, смущало. Кажется, они много разговаривали, играли в шахматы и ужинали здесь же, в этой комнате, и, видимо, попытки отрешиться от неудавшегося заклинания привели к тому, что они так и заснули здесь. Эдмунд был полностью уверен, что ничего предосудительного — знал бы он месяц назад, что будет называть это так, — между ними не случилось, но всё же предпочёл осторожно подняться и покинуть комнату вопреки навязчивому желанию понаблюдать за спящим Каспианом. Для Эдмунда в ночёвке на одной кровати давно не было ничего такого, но вот Каспиан мог смутиться или, что, наверное, даже хуже, снова испытать дежавю и задаваться потом вопросами, так что лучше было оставить его и понадеяться, что и он плохо помнит, чем закончился вчерашний вечер. Оказавшись за дверью, Эдмунд поспешил к выходу из замка: он нуждался в свежем воздухе, чтобы проветрить голову, и утренняя прогулка могла этому поспособствовать. Во дворе возле, как оказалось, до сих пор невидимого замка он обнаружил спящего Дриниана и ещё нескольких моряков, а также Корнелиуса, который, в отличие от остальных здесь, вполне себе бодрствовал. Эдмунд вежливо кивнул ему и собирался отправиться дальше, но тот внезапно спешным шагом приблизился. — Лорд Эдмунд, доброго утра, — поздоровался Корнелиус. — Прошу прощения, если у вас были свои планы, но нам нужно поговорить. — И вам, — слегка улыбнулся Эдмунд. — Конечно, я в вашем распоряжении. Что такое? — Вообще-то я хотел обсудить это раньше, — признался Корнелиус, пока они неторопливо прогуливались куда-то в сторону побережья, — да не застал вас в покоях. — Вы к чему-то клоните? — вскинул бровь Эдмунд. — По вам видно, что вы прекрасно осведомлены, где я был всё время. — Вы же знаете, я последний, кто стал бы судить вас за это, — вскинул руки Корнелиус. — Но я не о том… Точнее, и об этом тоже, но давайте по очереди. Как поживает его величество? — Его разочаровал провал Кориакина, скрывать не буду, — признался Эдмунд, — однако я поговорил с ним, и он не против продолжать наше путешествие. — Вот как? — хмыкнул Корнелиус. — Вы думаете, в этом есть смысл? — А вы думаете, что нет? — изумился Эдмунд. — Я рассказывал вам о Лилиандиль, помните? Конечно, я не берусь ничего гарантировать, но есть все шансы… — Я не спорю с тем, что дочь Звезды может быть вполне искусной в колдовстве, — перебил Корнелиус, — однако я буду с вами откровенным: мне кажется, лечение его величества не в волшбе и чарах. — И в чём же тогда? — вскинул бровь Эдмунд, упорно не понимая, к чему ведёт Корнелиус. — В вас, — просто заметил тот, и Эдмунд ошарашенно округлил глаза. — Лорд Эдмунд, вы знаете, для меня никогда не было секретом, какого рода отношения связывают вас и его величество, и я не препятствовал им, потому что видел, насколько крепка ваша связь. Я не силён в чувствах, но этого и не нужно, чтобы понять: такая любовь, преодолевшая даже волю Аслана, стоит всего мира. И это совершенно точно не то, что может разрушить какой-то недуг, даже такой серьёзный, как этот. — Право, лорд Корнелиус, — пробормотал Эдмунд; слышать такие речи от человека, никогда ранее не говорившего на подобные темы, было странно и вместе с тем неловко. — Я всё ещё не понимаю, что вы хотите этим сказать. — Секрета здесь нет, — пожал плечами Корнелиус. — Я веду к тому, что именно в вас заключается спасение его величества. Раз вас связывают такие прочные узы, почему бы им не вернуть его величеству память? — Эти узы в прошлом, — выплюнул Эдмунд, неосознанно вкладывая в эти слова все свои боль и горечь. — Думаю, вы догадываетесь, что ночь, которую я провёл в покоях Каспиана, — случайность и не более, и виной тому наша общая усталость и только. — Да, я догадываюсь об этом, но позвольте повториться: такая любовь не умирает за день, — гнул своё Корнелиус. — Посмотрите сами: даже теперь его величество тянется к вам, хотя недавно и лица вашего не помнил. Он ведь доверяет вам даже больше, чем мне, а вас он совершенно не знает. Если вы будете рядом с ним и поможете ему достать из глубин подсознания его чувства, нам не понадобится никакая магия. — Любовь, спасающая от всех бед, — это сказка, лорд Корнелиус, — мрачно сообщил Эдмунд. — А Нарния — не сказочная страна? — поинтересовался Корнелиус. — Помнится, когда-то вы сами назвали её именно так. — Если так, то эта сказка какая-то чересчур мрачная, — пробормотал Эдмунд. — В любом случае, — Корнелиус скрестил руки на груди, — я посчитал нужным высказать вам своё мнение. Так или иначе, я отправлюсь следом за вами и его величеством, куда прикажете, но главного это не изменит. Вы ещё поймёте, что я прав. — Время покажет, — неоднозначно произнёс Эдмунд; ему следовало обдумать услышанное, так что к обсуждению он пока совершенно не был готов. — Так и есть, — согласился Корнелиус. — С вашего позволения, лорд Эдмунд. — Эдмунд кивнул, и Корнелиус отправился к невидимым воротам, оставляя его одного. Сам Эдмунд возвращаться в замок не спешил: присев на большой камень, он подпёр голову руками и задумался. Он знал, что Корнелиус не стал бы говорить всего этого, не будь он в этом уверен, и хотя обычно Эдмунд ему доверял, сейчас у него это получалось плохо. Любовь, спасающая от всех бед и недугов, и правда звучала слишком сказочно даже для Нарнии, и оттого принять услышанное Эдмунд не мог. Да, Корнелиус был прав в том, что Каспиан действительно начал доверять ему, хотя почти не знал, но Эдмунд не был уверен в том, было ли причиной этому какое-то притяжение, или Каспиан просто не мог не открыться тому, кем, видимо, восхищался. Более того, любовь не являлась заклинанием или пилюлей, и как излечить Каспиана с её помощью, Эдмунд не знал. Он сомневался, что, расскажи он всё как есть, воспоминания вернутся по щелчку пальцев; скорее вопросов станет ещё больше, и отвечать на них он не вынесет. Так стоило ли вообще что-то менять?.. Неожиданно невидимые ворота распахнулись, и из них показались Каспиан и Кориакин; о чём они беседовали, Эдмунд не слышал, да его это сейчас и не волновало. Глядя на Каспиана, он приходил к одному и тому же твёрдому выводу: прав Корнелиус или нет, покажет время, а пока всё, что он может, — это быть рядом вне зависимости от того, вернёт ли это воспоминания и смогут ли они так или иначе найти друг друга. И если его любовь и правда сможет помочь… Что же, тогда у нарнийцев появится ещё одна возможность считать его святым, а сам он станет самым счастливым человеком во всех мирах. Усмехнувшись собственным мыслям, Эдмунд направился к замку: чувства чувствами, а завтрак не ждал.